стороны,  в  состоянии царской семьи, а  с другой --  в
особенностях той среды, которая управляла делами. Чтобы ознакомиться с этими
причинами,  обратимся  прежде  всего к рассмотрению обстоятельств  дворцовой
жизни и престолонаследия от Петра до Елизаветы.

     Дворцовые события с 1725 по 1741 год
     Законом   1722  г.,   как   мы   видели,  отменялся   обычный   порядок
престолонаследия, действовавший в Московской Руси, и монарху предоставлялось
право назначения  наследников. При  таком порядке  важное  значение получало
завещание  монарха.  Но  Петр  умер  от  случайной  простуды,  сломившей его
расшатанное  трудами  здоровье, умер всего 52-х  лет  и не  оставил никакого
завещания.  Вельможи и  "господа Сенат",  собравшиеся во дворце в ночь на 28
января 1725 г. ввиду неминуемой кончины Петра, от кабинет-секретаря Макарова
узнали, что Петр не выразил своей  воли о наследнике. Приходилось  подумать,
кем заменить умиравшего императора.
     Петр оставлял после себя жену, внука Петра  Алексеевича, двух дочерей и
двух  племянниц.  Естественно,  что жена Екатерина  Алексеевна  и  внук Петр
Алексеевич сочтены бы ли за  ближайших кандидатов; но голоса присутствовавши
во  дворце   вельмож  разделились:  одни   желали   Екатерину  провозгласить
императрицей, другие  в  Петре видели  законного  наследника.  За Екатерину,
иностранку и неродовитую по происхождению женщину, высказывались сотрудники
     Петра,  стоявшие  за  новый  порядок,  потому  что  благодаря  ему  они
поднялись  на такую общественную высоту. В  воцарении  Екатерины они  видели
залог того, что уцелеют установленный Петром порядок и их личное  положение.
В  царевиче  же Петре они видели сына  того  царевича Алексея,  который  был
приговорен  к смерти;  некоторые  из  них с воцарением Петра могли бояться и
мести от него за отца и  возвращения к старым общественным порядкам, для них
неприятным.  Во  главе  этих  новых людей,  приверженцев  Екатерины,  стояли
Меншиков, Ягужинский и Толстой.
     За  Петра   Алексеевича  были,  напротив,  люди  из  старого  боярства,
удержавшиеся  на верху общества и при Петре. Реакционные стремления к старым
московским порядкам, жившие в них, заставляли  их  чуждаться Екатерины, а  в
Петре -- еще мальчике  -- видеть такого же представителя старых начал, каким
был  его  отец.  За  внука  Петра  была и народная масса, лишенная,  однако,
возможности  подать свой  голос.  Зато на стороне Екатерины были гвардейские
полки, любившие Екатерину и Меншикова.
     Всю  ночь  шли  рассуждения   о  наследнике  престола,  предлагались  и
отвергались различные комбинации. Толстой произнес речь о заслугах Екатерины
перед   государством  и   указывал  на  ее  торжественную   коронацию,   как
свидетельство ее прав на престол со стороны самого императора. Эта речь была
поддержана незаметно явившимися  в залу заседания гвардейскими офицерами,  а
мнение офицеров (вероятно, введенных по желанию Екатерины) нашло поддержку в
неожиданном   появлении    перед   дворцом   обоих    гвардейских    полков,
Преображенского и Семеновского,  пришедших  "по воле  императрицы", как было
объявлено  знати.  Вмешательство  гвардии,  преданной  и уже  повиновавшейся
"императрице", весьма повлияло на собрание. К  утру все высказались в пользу
Екатерины, и она была объявлена императрицей и самодержицей со всеми правами
ее мужа императора.
     Избранная  правящими  лицами  и  гвардией,  которая,  следует заметить,
состояла  из  шляхетства,  Екатерина  неспокойно  принимала   власть,  боясь
движения  народных масс  против воцарения иноземки. Однако волнений не было:
были отдельные случаи неудовольствия на господство женщины (были такие люди,
которые не хотели присягать Екатерине, говоря: "Если женщина царем, то пусть
и   крест  бабы  целуют").   Все  войска  присягнули  спокойно.  Гвардия  же
восторженно относилась  к  императрице,  и  императрица  платила  ей  полным
вниманием и заботами, весьма заметными для  современников. Гвардейские полки
были внешней опорой нового правительства.
     Так  совершился небывалый факт воцарения женщины в России, так в первый
раз  новые русские  войска  выступили  в качестве не  только  боевой,  но  и
политической силы.  Екатерина правила  с  помощью  тех  же  людей  и  тех же
учреждений, какие действовали при Петре. Энергичная и умная жена Петра  была
в высшей степени замечательной  женщиной в  узкой  среде семейных и  частных
отношений, но  не  стала заметным  деятелем в широкой сфере  государственной
жизни.  Ей не  хватало ни  образования,  ни привычки к  делам, и потому  она
скрывалась  за  личностью   талантливого   Меншикова,   который,   пользуясь
расположением  и  доверием  императрицы,  стал  полным  распорядителем  дел,
временщиком. Но столкновения  Меншикова с  Сенатом  (причем Меншиков однажды
позволил себе  оскорбить сенаторов) уже к  началу 1726 г. привели к  раздору
среди  правящих лиц и  тревожным  слухам  о том,  что  обиженные лица желают
возвести на  престол Петра Алексеевича. Слухи добавляли, что воцарение Петра
проектируется  с ограничением его власти. Благодаря рассказам современников,
мы с вероятностью можем полагать, что в данном случае против Меншикова стали
те родовитые люди, которые и  раньше отдавали предпочтение кандидатуре Петра
перед кандидатурой  императрицы  Екатерины. Предвидя  смуту,  Толстой явился
посредником между враждующими сторонами и успел потушить  ссору.  Однако она
не прошла  бесследно, а привела  к учреждению Верховного тайного совета. Так
назывался новый  орган государственного управления, поставленный выше Сената
и лишивший его прежнего значения. У Сената был отнят генерал-прокурор;
     вместо  титула "правительствующий",  Сенат  стал  пользоваться  титулом
"высокий";  между верховной властью  и  Сенатом  не стало прямого общения, и
Сенат должен был повиноваться указам Верховного тайного совета;  Сенат сошел
на  степень  коллегии  и  считался  равным  Военной, Иностранной  и  Морской
коллегиям.
     Верховный тайный совет,  учрежденный  в  феврале  1726 г., состоял из 6
членов:  Меншикова,  Апраксина,  Головкина,  Толстого,  Дмитрия  Михайловича
Голицына и Остермана.  Характер этого Совета не был  точно определен указом,
его учреждавшим; было только сказано, что Совет устроен "для государственных
важных дел". Но, по собственному  мнению  Совета, круг его деятельности  был
широкий,  и   Совету  присваивалось  значение  законодательного  учреждения;
предполагалось даже,  что ни  один указ не мог  быть  издан  государыней без
обсуждения  Совета.  При  такой постановке  дела  немудрено,  что  некоторым
показалось,  будто Верховный совет  есть  шаг к ограничению монаршей власти,
хотя этого и не было на деле.
     Учреждение  Верховного совета было, с одной стороны, направлено к тому,
чтобы избавить Меншикова,  как главу военного управления (он был президентом
Военной  коллегии),  от контроля Сената, а  с другой  стороны, к тому, чтобы
удовлетворить  оскорбленное  чувство  знати,  дав  ей возможность достигнуть
высокого  государственного  положения  путем  участия  в  Верховном  совете.
Виднейший  представитель  этой  знати  Д. М. Голицын и был призван  в  Совет
наряду  с   самыми   влиятельными   административными  лицами:   Меншиковым,
Апраксиным, Толстым (см.  Градовского:  "Высшая  администрация  России", гл.
4-я). Таким  образом,  из столкновения  временщика  с  другими  влиятельными
людьми  родилось новое учреждение, помирившее  обе  враждебные стороны, т.е.
родословных людей с неродословными.
     В   основании   В.  Т.  Совета,  однако,  лежала   не   одна  случайная
"конъюнктура". В последние годы царствования  Петра  В. в высшей  бюрократии
созрело  сознание,  что  в административной  системе  Петра допущен  пробел:
именно,   на  место  старой  думы   не  было   поставлено   соответствующего
законодательного  учреждения,  ибо   Сенату  не  было  дано  полностью  всех
полномочий думы. Князь Д. М. Голицын с голштинцем Фиком (вызванным  в Россию
для организации коллегий)  много беседовал  о необходимости устроить "высшее
правительство"  в виде  "Тайного совета" --  такого, который  бы дал твердую
организацию самой верховной власти. В  момент смерти Петра В. Голицын гласно
желал воцарить внука его Петра, а опеку над ним вручить Сенату с  повышением
его  полномочий. Проиграв на этом, Голицын  выдвинул  идею  законодательного
"Тайного совета" против произвола временщика Меншикова  и  сумел, как видим,
настоять на  своем:  законодательное  учреждение  было создано  и скоро даже
покусилось на формальное ограничение верховной власти (1730).
     Однако между Меншиковым и  его противниками  и с учреждением Верховного
тайного совета все  же не было прочного мира. Люди, недовольные временщиком,
как  допущенные  в  Верховный  тайный  совет,  так  и  не  попавшие  в  него
(Ягужинский   и   многие  другие),  по-прежнему   не   могли  помириться   с
исключительным значением Меншикова. Дальновидный Меншиков сам понимал, что у
него  много врагов и что все они возлагают  свои надежды на  царевича Петра.
Чем  старее становилась  Екатерина,  чем  более  вырастал  Петр,  тем  более
становилось вероятным, что власть перейдет к  Петру, Меншиков  потеряет свое
значение и влияние приобретут родовитые люди, всегдашние приверженцы  Петра.
Такая  перспектива страшила  временщика,  заставляя его  заранее  обдумывать
меры, чтобы упрочить свое положение и на будущее время.
     Вначале 1727 г. Меншиков уже знал, что ему нужно было делать. По совету
датского и австрийского  послов он решил  сблизиться  с  царевичем Петром  и
добиться того, чтобы Екатерина позволила  женить Петра на дочери Меншикова и
признала  его   наследником  престола.  Делаясь  тестем  будущего  государя,
Меншиков  обеспечивал себе высокое  положение надолго. Екатерина согласилась
на просьбу Меншикова о женитьбе Петра, несмотря на  то что  обе дочери ее со
слезами  молили   отказать.  Придворные  люди  в  большинстве   были  против
Меншикова, но вопрос о престолонаследии разделил  их. Сближение  всемогущего
временщика с Петром  для приверженцев Петра было как бы ручательством в том,
что Петр  наследует престол. Поэтому многие из них  примирились  с женитьбой
царевича на Меншиковой (Голицыны).  Но  те,  кто был  и против Меншикова,  и
против  Петра, забили  тревогу.  Толстой рискнул представить Екатерине  свои
доводы  против предполагаемой женитьбы. Однако Екатерина осталась при своем,
хотя и  заявила, что никто  не знает ее  воли  о  преемнике  престола  и что
Меншиков не может изменить этой воли.
     В  таком положении  были дела, когда императрица  неожиданно  захворала
горячкой. Во время ее болезни Меншиков успел сослать главного  своего  врага
Толстого  в  Соловки  и остался  распорядителем  дел, довольный  сочувствием
Голицыных и молчанием прочих. 6 мая 1727 г.  Екатерина скончалась. На другой
день  царская  фамилия,  Сенат, Синод,  Верховный  совет и все  высшие  чины
слушали завещание Екатерины, про которое в то же время пошли слухи, что  оно
подложное.  Этим  завещанием  наследником  назначался  Петр;  в  случае  его
бездетной смерти престол переходил к цесаревне Анне Петровне с наследниками,
затем к цесаревне Елизавете Петровне  с наследниками (этим пунктом завещания
нарушался  закон  Петра  Великого  о  престолонаследии).  До совершеннолетия
нового  императора  утверждалось регентство  из  Верховного тайного совета с
включением в него царевен Анны и Елизаветы.
     Петру  тогда было 11  лет. Меншиков перевез государя из  дворца  в свой
дом, через  две недели обручил его  со  своей  дочерью  Марией и  вверил его
воспитание вице-канцлеру и  обер-гофмейстеру Остерману. Неприятные Меншикову
лица были понемногу удалены  от двора: с влиятельной же знатью, Голицыными и
Долгорукими, Меншиков дружил  с тех пор, как стал  на стороне  Петра. Однако
эта дружба не была прочна. Самовластие и  заносчивость временщика раздражали
придворную среду; много лиц стремилось  разделить с Меншиковым его влияние и
власть.
     Петр II не любил  ни  Меншикова, ни его  дочери, своей  невесты. Раньше
других придворных этой антипатией Петра воспользовались  князья  Долгорукие.
Действуя через  любимца Петра, молодого князя Ивана Алексеевича Долгорукого,
они  внушили  государю мысль избавиться  от  опеки  временщика  и  надоевшей
невесты.   Так   как   исключительное   положение   Меншикова   при    дворе
обусловливалось только благоволением к нему монарха,  то свергнуть Меншикова
было очень легко.  По приказу императора он был подвергнут аресту и удален в
свое рязанское  имение, а  затем в Сибирь, в Березов, после того, как четыре
месяца самовластно распоряжался государством.
     Ссылка Меншикова  вызвала общую радость в  верхних слоях петербургского
общества. Однако при  малолетнем монархе должны  были явиться  новые  лица с
сильным  влиянием: сам Петр управлять еще не мог, но его благоволение  могло
создать фаворитов и влиятельных лиц. Любовью Петра завладели Долгорукие, его
уважением завладел Остерман. На  первые же  вакантные места были назначены в
Верховный тайный совет двое Долгоруких: Василий Лукич и Алексей Григорьевич.
Несмотря  на  это,  Остерман  сохранял   приобретенное  им  после  Меншикова
первенствующее  влияние на дела,  не  уступая его  и родовитейшему  русскому
человеку, Д. М. Голицыну.
     В  1727  г.  Петр переехал для коронации в Москву, где остался  и после
коронации. Пребывание двора в Москве, однако, не  означало той общей реакции
против преобразования,  на  которую надеялись многие  приверженцы  Петра.  В
управлении  государством  не было  никакой  определенной тенденции --  ни  к
возврату в  допетровские формы жизни, ни  к продолжению преобразований Петра
Великого. Государь не занимался ни наукой, ни правлением: придворное влияние
Долгоруких  очень дурно действовало на малолетнего Петра, направляя все  его
интересы   в  сторону  забав  и  удовольствий.  При  таких  условиях  все  в
государстве жило день за день. Иностранные послы находили, что "все в России
в страшном  беспорядке";  один Остерман  работает  усердно,  но  сил  его не
хватает на все дела; Верховный тайный совет  собирается редко; администрация
неудовлетворительна, финансы в расстройстве.
     Но  такое  положение  дела тянулось годы и не возбуждало неудовольствия
вне дворца. Народ, довольный облегчением  от  податей  после Петра Великого,
видел  в  Петре II законного  государя и не  усматривал в Долгоруких вредных
временщиков, не видел и особого расстройства правления. Во дворце же влияние
Долгоруких настолько  выросло,  что в  конце  1729  г. они  достигли высокой
чести: Петр обручился  с  княжной  Екатериной Алексеевной Долгорукой.  Но  и
вторая помолвка государя  не окончилась  свадьбой: Петр II захворал  и  умер
14-ти лет, в ночь с 18 на 19 января 1730 г., не оставив завещания.
     Зато  было  завещание  Екатерины I, передававшее  престол  в семью Анны
Петровны в случае бездетной смерти Петра. Сильные люди теперь не считали его
обязательным:
     они считали престол вакантным и не  знали, кому его предоставить. Ночью
18--19 января  Верховный тайный  совет, некоторые  сенаторы и высшие военные
чины,  всего человек  10--15, в Петровском дворце  (где  умер Петр II) стали
рассуждать  о судьбе  престола,  и  здесь  обнаружилось,  как мало они  были
приготовлены   к   предстоящему  делу.  Долгорукие   рискнули  предложить  в
императрицы  княжну Долгорукую,  невесту  Петра,  и,  конечно,  безо всякого
успеха. Среди тревожных и разноречивых толков раздался, наконец, голос князя
Д. М.  Голицына: не  без задней мысли он  назвал одинокую  бессемейную особу
царского дома Анну Иоанновну, бездетную и лишенную  политического веса вдову
герцога  Курляндского.  Предложение Голицына встретило общее  сочувствие, на
избрание  Анны согласился  сразу  главный делец  того  времени  -- Остерман.
Действительно,  и  личной  сдержанностью,  и своим  одиночеством Анна  могла
показаться прекрасным кандидатом на корону:
     она была законной дочерью старшего из братьев-царей -- Иоанна и потому,
конечно, имела более прав на избрание, чем дочери Петра.
     Когда  вопрос   о   престолонаследии  был  решен  и  предмет   суждения
сановников, казалось,  был исчерпан,  -- князь  Дмитрий  Голицын  неожиданно
высказал в  собрании свою  затаенную мысль. "Надо бы нам  себе полегчить, --
сказал  он  собранию,  --  так полегчить, чтоб  воли  прибавить...  Надобно,
написав, послать к ее величеству  пункты". В таких выражениях была высказана
Голицыным мысль об ограничении власти новой  императрицы в пользу Верховного
тайного совета. Еще  в  1725  г.,  в  минуту смерти  Петра Великого, Голицын
предлагал  до  совершеннолетия Петра  II передать  верховную  власть в  руки
Сената  и Екатерины.  Теперь же он  желал и при совершеннолетней  государыне
дать  формальное участие во власти  первому учреждению  в Империи. Пять лет,
прошедших со  смерти  Петра,  показали  Голицыну,  что  при  дворе  возможны
временщики и  фавориты, что  при таком условии влияние принадлежит случайным
людям, а  не  достойнейшим  представителям  высшей администрации  и  высшего
дворянства.  Действительнейшим  средством  против фаворитизма  Голицын  счел
ограничение  личной власти монарха Верх. тайн. советом, который  в ту минуту
имел характер аристократического  по составу учреждения. Во время  воцарения
Анны  в  Совете были четверо Долгоруких, двое Голицыных,  канцлер Головкин и
Остерман; стало быть,  из  восьми лиц -- шесть принадлежало к старой русской
знати.  Крупнейшим  из  них  был  сам  Д.  М.  Голицын, он и  взял  на  себя
инициативу: назвал  как кандидата на престол Анну  Иоанновну, от  которой не
ждал  противодействия  своим планам, а когда  ее избрали, то прямо  поставил
вопрос об ограничениях, или "пунктах".
     Предложение Голицына удивило собрание: оно не вызвало протеста, но и не
подверглось  всестороннему  обсуждению,  а  было  принято сгоряча.  "Пункты"
ограничений были редактированы тут же и сообщены по секрету бывшим в ту ночь
во  дворце  некоторым  сановникам.  Те  отнеслись  к  "затейке"  пассивно  и
разъехались.   Наутро  19  января   в  Кремль,  во   дворец,   были  собраны
"генералитет" и  духовенство. На предложение об избрании  Анны это  собрание
ответило  сочувственно и на этом было распущено.  А "верховники",  уединясь,
пересмотрели  "пункты",   дополнили  их  и   составили  письмо  к  герцогине
Курляндской с извещением об избрании в императрицы и особый лист с условиями
избрания. Письмо и условия  повез  в  Митаву  к  Анне Вас.  Лук. Долгорукий.
Условия сводились  к  следующему: 1) императрица  должна обещать не выходить
замуж и не назначать себе наследника; 2) Верх.  тайн. совет содержать всегда
в восьми персонах и без его согласия не объявлять войны и не заключать мира;
не налагать  податей и не расходовать государственных доходов;  не  жаловать
вотчин  и  не отнимать имения  и чести у шляхетства;  не жаловать  никого  в
придворные  и  генеральные чины;  3)  гвардии и  всем прочим войскам  быть в
ведении  Верх. тайн.  совета, а не императрицы.  Условия были  редактированы
так, как будто Анна давала их по своему почину.
     "Все  гарантии  для  восьми, а  против  восьми  для  остальных  --  где
гарантии?"  --  замечает  по  поводу  этих  ограничительных  пунктов  С.  М.
Соловьев.  "Боже  сохрани, чтобы не  сделалось вместо  одного самодержавного
государя  десяти   самовластных  и  сильных   фамилий,--   боязливо  замечал
современник Артемий Волынский,-- так мы, шляхетство, совсем пропадем". То же
думало  прочее  шляхетство,  собранное  во  множестве  в  Москве  по  случаю
пребывания там двора.
     Когда  по Москве  распространился слух о  тайных ограничениях в  пользу
Верх. тайн. совета,  не  только видное  духовенство  (Феофан Прокопович), не
только государственные люди, не участвовавшие в "затейке"  верховников, но и
все среднее и низ