лишь кратко  упомянуть  о главнейших из них,  именно: о
церковном суде и землевладении, о духовенстве черном и белом, об отношении к
иноверцам и расколу.
     Церковная  юрисдикция была  при  Петре  очень ограничена: масса дел  от
церковных судов отошла в суды светские (даже суд о преступлениях против веры
и церкви  не  мог  совершаться без участия светской власти).  Для  суда  над
церковными  людьми,  по  искам  светских  лиц, был  в 1701  г.  восстановлен
(закрытый  в 1677 г.)  Монастырский  приказ  со  светскими  судами. В  таком
ограничении  судебной  функции  духовенства  можно  видеть  тесную  связь  с
мероприятиями Уложения 1649 г., в которых сказалась та же тенденция.
     Такую же  тесную связь с древней Русью можно  видеть  и  в мерах  Петра
относительно недвижимых  церковных имуществ.  Земельные  вотчины духовенства
при Петре  сперва подверглись  строгому контролю  государственной власти,  а
впоследствии  были изъяты из хозяйственного  ведения духовенства. Управление
ими  было  передано   Монастырскому  приказу;  они   обратились   как  бы  в
государственное  имущество,  часть  доходов  с  которого  шла на  содержание
монастырей и владык. Так пробовал  Петр разрешить вековой вопрос о земельных
владениях  духовенства  на  Руси.  На рубеже  XV и  XVI вв. право монастырей
владеть вотчинами отрицалось частью самого монашества (Нил Сорский); к концу
XVI  в. правительство обратило внимание  на быстрое отчуждение земель из рук
служилых людей в руки духовенства и  стремилось если не вовсе прекратить, то
ограничить это отчуждение. В XVII в. земские челобитья  настойчиво указывали
на вред  такого отчуждения для государства и дворянского класса; государство
теряло земли и повинности  с них; дворяне  становились безземельными. В 1649
г.  в Уложении  явился, наконец, закон,  запрещавший духовенству  дальнейшее
приобретение земель. Но  Уложение  еще не решилось возвратить государству те
земли, которыми владело духовенство.
     Заботясь   о  поднятии   нравственности   и   благосостояния  в   среде
духовенства,  Петр с особым  вниманием относился  к быту белого духовенства,
бедного и малообразованного,  "ничем от  пахотных  мужиков неотменного",  по
выражению  современника.   Рядом   указов  Петр   старался   очистить  среду
духовенства тем, что насильно отвлекал лишних его членов  к другим сословиям
и занятиям  и преследовал дурные его элементы (бродячее духовенство). Вместе
с  тем Петр старался лучше обеспечить приходское духовенство уменьшением его
числа  и увеличением  района  приходов. Нравственность духовенства он  думал
поднять образованием  и  строгим  контролем.  Однако  все  эти меры не  дали
больших результатов.
     К монашеству  Петр относился не  только  с  меньшей заботой, но  даже с
некоторой  враждой. Она исходила из того  убеждения  Петра, что монахи  были
одной  из  причин  народного  недовольства реформой  и  стояли в  оппозиции.
Человек с  практическим направлением,  Петр плохо понимал смысл современного
ему монашества  и  думал, что  в монахи  большинство идет  "от податей  и от
лености,  чтобы  даром  хлеб  есть". Не  работая,  монахи,  по мнению Петра,
"поедают чужие труды" и в  бездействии плодят ереси  и суеверия и занимаются
не  своим  делом: возбуждают  народ против новшеств. При таком взгляде Петра
понятно стремление его к сокращению  числа монастырей и монахов, к  строгому
надзору за ними и  ограничению их прав и льгот. У монастырей были отняты  их
земли,  их  доходы,  и  число  монахов было ограничено  штатами;  не  только
бродяжничество, но  и  переход из  одного  монастыря  в  другой  запрещался,
личность каждого  монаха была  поставлена под  строгий контроль настоятелей:
занятия в кельях письмом запрещены, общение монахов с мирянами затруднено. В
конце  царствования  Петр  высказал  свой  взгляд на  общественное  значение
монастырей в  "Объявлении о монашестве" (1724). По этому взгляду,  монастыри
должны  иметь  назначение   благотворительное  (в  монастыри  помещались  на
призрение нищие,  больные, инвалиды  и  раненые), а  кроме  того,  монастыри
должны были служить к приготовлению людей к высшим духовным должностям и для
приюта людям,  которые склонны  к благочестивой  созерцательной жизни.  Всей
своей деятельностью относительно монастырей  Петр и стремился поставить их в
соответствие с указанными целями.
     В эпоху Петра отношение правительства и церкви к иноверцам стало мягче,
чем было в XVII в. К западноевропейцам  относились с  терпимостью,  но и при
Петре  к протестантам благоволили больше, чем к католикам. Отношение Петра к
последним  обусловливалось   не   одними   религиозными   мотивами,   но   и
политическими: на  притеснения православных в  Польше  Петр отвечал угрозами
воздвигнуть  гонение  на  католиков.  Но  в  1721  г.   Синод  издал  важное
постановление о допущении  браков  православных  с  неправославными --  и  с
протестантами и католиками одинаково.
     Политическими  мотивами  руководился  отчасти  Петр  и  по  отношению к
русскому расколу. Пока он  видел в  расколе исключительно религиозную секту,
он относился к нему довольно мягко, не трогая верований раскольников (хотя с
1714г. и велел с них брать двойной податной  оклад). Но когда он увидел, что
религиозный  консерватизм раскольников  ведет к консерватизму гражданскому и
что раскольники являются резкими противниками его  гражданской деятельности,
тогда Петр изменил свое отношение к расколу. Во вторую половину царствования
Петра репрессии шли рядом  с веротерпимостью: раскольников  преследовали как
гражданских  противников  господствующей  церкви; в  конце же царствования и
религиозная  терпимость как будто  бы уменьшилась  и последовало ограничение
гражданских   прав  всех  без  исключения  раскольников,  замешанных   и  не
замешанных  в  политические  дела.  В  1722 г.  раскольникам  дан  был  даже
определенный наряд, в особенностях  которого видна  была как бы насмешка над
расколом.

     Отношение современников к деятельности Петра
     Мы  окончили  наш  обзор  преобразовательной  деятельности  Петра.  Она
касалась всех сторон общественной жизни и всех классов московского общества.
Поэтому люди  всех направлений  и положений  почувствовали реформу Петра  и,
задетые ею, так или иначе высказывали свое отношение и к преобразованию, и к
преобразователю.  Отношение  это было  разнообразно. Не все понимали, к чему
стремился  Петр, не все могли сознательно отнестись к преобразованиям. Массе
реформы казались странным, ненужным и непонятным делом. Народ не мог уловить
в деятельности Петра исторической традиции, какую видим теперь мы, и поэтому
считал реформу  не национальной и приписывал ее личному капризу своего царя.
Однако  много отдельных лиц,  не только  из высших слоев  общества, но и  из
народной  массы, умели сочувствовать  Петру вполне  или  отчасти.  Эти  люди
являлись деятельными сотрудниками государя и апологетами его преобразований.
Так, в эпоху Петра образовалось в его государстве две стороны людей:
     противников и сторонников реформы.
     Противников  реформы  мы уже отметили, когда  говорили  о  первых шагах
преобразований. В 1698 г.  стрелецкий розыск и резкие нововведения Петра  по
возвращении  из-за  границы  сразу  возбудили внимание  народа, который  был
удивлен и жестокостью государя,  и его немецкими  еретическими замашками.  В
обществе пошли оживленные толки, о которых мы знаем довольно из  дел Тайного
приказа    (Преображенского),   занимавшегося   следствиями    политического
характера. В Москве и в областях роптали на Петра за то, что "бороды бреет и
с  немцами   водится  и  вера  стала  немецкая".  По  мнению  многих,   Петр
обасурманился, "ожидовился"; за близость  к немцам  и  расположение Петра  к
девице Монс, знакомой ему  через  Лефорта,  в народе звали Петра "Лефортовым
зятем".  Соображая,  "чего  ждать  от басурмана", не  удивлялись,  что  Петр
оказался жестоким  в стрелецком  розыске. Однако проявление этой  жестокости
поражало народное воображение; даже бабы говорили между собой, что "котораго
дня  государь и князь  Ромодановский крови  изопьют, того дня и те часы  они
веселы,  а котораго дня не изопьют, и того  дня  им  хлеб не естся".  Позже,
когда  с  началом  шведской  войны  очень  усилились  подати  и  повинности,
происходили  частые  рекрутские наборы и  служба  дворян  стала тяжелей, это
напряжение  государственных  сил объяснили не политическими потребностями, а
личным капризом  и жестокостью Петра. Ему желали смерти, потому  что думали:
"Как бы Петра убили, так бы  и служба минула и черни бы легче было". Но Петр
жил  и требовал от  народа усиленного  труда.  Не привыкшие к такому труду с
отчаянием восклицали: "Мироед, весь мир  переел. На  него, кутилку, переводу
нет, только переводит добрыя головы". Петр казался  врагом,  "он дворян всех
выволок на службу, крестьян разорил с домами", побрал их в солдаты, а жен их
"осиротил и заставил плакать век". "Если он станет долго жить, он и всех нас
переведет", -- говорили в народе.
     Таким образом, личность  Петра и  его культурные вкусы  и  политическая
деятельность были не  поняты массой и возбуждали  неудовольствие. Не понимая
происходящего, все недовольные с  недоумением ставили себе  вопрос  о Петре:
"Какой он царь?"  -- и  не находили сразу ответа. Поведение Петра, для массы
загадочное,  ничем не  похожее на старый  традиционный чин жизни  московских
государей,  приводило  к другому вопросу:  "Никак  в нашем  царстве государя
нет?" И  многие решались утверждать о Петре,  что "это не государь, что ныне
владеет".  Дойдя  до  этой  страшной  догадки,  народная фантазия  принялась
усиленно работать, чтобы ответить себе, кто же такой Петр или тот, "кто ныне
владеет?"
     Уже  в первые годы  XVIII  в. появилось несколько  ответов. Заграничная
поездка  Петра  дала предлог  к  одному  ответу;  "немецкие"  привычки Петра
создали другой.  На почве  религиозного  консерватизма  вырос  третий ответ,
столь  же легендарный, как  и первые два. Во-первых, стали рассказывать, что
Петр  во  время поездки  за границу  был пленен  в Швеции и там  "закладен в
столб", а на Русь выпущен вместо него царствовать немчин, который  и владеет
царством,  Вариантами  к  этой легенде  служили рассказы о  том,  что Петр в
Швеции не закладен  в столб,  а  посажен в бочку и пушен в море. Существовал
рассказ  и  такой, что в бочке погиб за Петра верный  стрелец,  а  Петр жив,
скоро вернется  на Русь и прогонит самозванца-немчина. Во-вторых,  ходила  в
народе  легенда  о  том,  будто  Петр родился  от  "немки  беззаконной",  он
"замененный". И  как царица Наталья Кирилловна стала отходить с сего света и
в то число говорила: "Ты, де,  не  сын мой, замененный". На чем основывалось
такое объяснение  происхождения  Петра, высказывали  наивно сами рассказчики
легенды:  "Велит носить  немецкое платье  -- знатно, что родился  от немки".
В-третьих, наконец, в среде, кажется,  раскольничьей, выросло убеждение, что
Петр антихрист, потому что гонит православие, "разрушает веру христианскую".
Получив широкое  распространение  в  темной массе народа,  все  эти  легенды
спутывались, варьировались без конца и соединялись в одно определение Петра:
"Он  не  государь -- латыш; поста никакого не имеет;  он  льстец, антихрист,
рожден от нечистой девицы".
     Но недовольство народа  не переходило  в  общее открытое  сопротивление
Петру. Народ, правда, уходил от тяжести государственной жизни целыми массами
-- в казаки, в Сибирь, даже в Польшу. Однако обаяние грозной личности Петра,
отсутствие   самостоятельных   общественных   союзов,   наконец,  отсутствие
единодушного отношения к Петру и  реформе привели к тому, что против  реформ
Петра были  лишь  отдельные  местные  вспышки.  В 1705  г. произошел  бунт в
Астрахани,  не имевший  ни  твердой  организации,  ни ясно  сознанной  цели.
Бунтовщики объявили,  что встали за веру, но не против Петра, а против бояр,
воевод и  немцев,  утеснителей  и веры, и народа.  Перед бунтом  в Астрахани
ходили самые  нелепые слухи о положении дел в государстве:  так,  астраханцы
спешили  выдать  замуж   дочерей,  боясь,   что  будут   присланы   казенные
женихи-немцы из Казани. Бунт был подавлен в 1706  г. В 1707 г. вспыхнул один
бунт  среди  инородцев  (башкир),  в  другой  --  на  Дону  у  казаков   под
предводительством  атамана Булавина. Казачье движение было очень серьезно  и
охватило обширный район:  казаки штурмовали неудачно  Азов  и приближались к
Тамбову.  Направлялось  неудовольствие  казаков  против той  государственной
опеки, которой с течением времени все более и более подпадали прежде вольные
казачьи общины. При Петре правительственный контроль над казаками был  сразу
усилен:  Петр потребовал  от  них  всех  бежавших  на Дон  в  недавние  годы
возвратить обратно в  государство,  кроме  того,  запретил  казакам заводить
новые поселения (городки) без его указа. Когда же  казаки  не исполнили этих
требований,  Петр для  их исполнения отправил  на Дон вооруженную  силу.  Не
знавшие прежде такого  крутого отношения со стороны Москвы,  казаки восстали
против  государства за  свою отжившую  вольность, но  были усмирены. Булавин
кончил самоубийством, бунтовщики сильно поплатились, и весь Дон был разорен.
Петр, очень серьезно посмотревший на казачий бунт, не отступил перед строгой
репрессией и не ослабил правительственного контроля над казачеством.
     Этими  явлениями  и  ограничивался  протест  населения против  новшеств
Петра. Нам этот протест, и активный и пассивный, может показаться ничтожным,
но Петр  всю свою жизнь прожил  под  давлением несочувствия  к нему и к  его
заветным стремлениям со стороны малоразвитого общества.
     Сторонники и  сотрудники Петра являлись, без  сомнения,  меньшинством в
русском обществе; но воспитанные в школе  Петра и поставленные им  у власти,
они прониклись  взглядами  своего воспитателя и  после  его смерти  не  дали
государству уклониться на путь реакции.  Стремление к реакции  было сильно в
обществе  и при  Петре.  После него оно  могло  высказаться свободнее, могло
надеяться  на успех. Победа над ним принадлежит "птенцам" Петра, и в этом их
главное  историческое значение. Но птенцы  Петра  отличаются таким различием
происхождения, характеров,  способностей и деятельности, что дать  их  общую
характеристику  нет возможности.  У них  есть,  пожалуй, единственная  общая
черта  -- практический характер воспитания и  деятельности. Поэтому их можно
назвать  школой  практических дельцов, но характеризовать эту  школу  по  ее
деятельности  и направлению трудно. В  нашем  обзоре мы  можем лишь  назвать
виднейших помощников преобразователя.
     С некоторыми мы уже встречались в предшествующем  изложении, например с
Александром Даниловичем Меншиковым. Он был весьма низкого происхождения и за
свои способности  из потешных  солдат  стал правой рукой Петра. Чрезвычайная
восприимчивость,  ясность  мысли,  разносторонние  способности   давали  ему
возможность понимать  и  исполнять лучше  других то,  что  хотел Петр.  Петр
наделил его большими полномочиями, и  Меншиков стал вторым после Петра лицом
в государстве. Он  работал во  всех сферах  государственной деятельности,  и
многим  казались настолько большими  значение Меншикова  и  его способности,
что, по их мнению, дела стали бы, если бы не было Меншикова. Армия  видела в
Меншикове  талантливого  полководца.  Но любовью  он не пользовался за  свою
гордость, заносчивость и лихоимство.  Последний порок привлекал  внимание  и
самого   Петра:  Меншикову   не   раз   грозила  ссылка,  не   раз  государь
собственноручно  бивал его;  в конце  царствования  Меншиков  находился  под
формальным  следствием. Но любовь  к  нему Петра и нужда, которую чувствовал
Петр  в  его  способностях,  заставляли  держать  Меншикова на  высоте  того
положения,  какого  он  достиг в  государстве. Спасало его  и заступничество
супруги Петра - Екатерины, жившей до брака с Петром в доме Меншикова.
     Были  и другие заметные сотрудники Петра,  взятые им  из  низших  слоев
общества. Таковы, например, оставивший по себе яркую память генерал-прокурор
Сената  Ягужинский  и дипломат  барон  Шафиров. Оба они были не  русские,  а
только  обруселые  люди  с  довольно  темным  происхождением.  Выдвинули  их
недюжинные личные способности, разбирать  которые Петр был  большой  мастер.
Большинство  сотрудников  Петра достигло высокого государственного положения
именно личными заслугами и талантами, а не аристократичностью происхождения.
Великий канцлер граф Гаврила Иванович  Головкин, генерал-адмирал граф  Федор
Матвеевич  Апраксин,  дипломаты Петр  Андреевич Толстой,  Матвеев,  Неплюев,
Артемий  Волынский  -- далеко  не  отличались  родовитостью и вышли из рядов
неродословного  дворянства XVII в.; их  предки или  вовсе не  играли роли до
Петра,  или  стали заметны  (вследствие личной выслуги)  очень  незадолго до
него.  Из людей "родословных"  на высоких административных постах при  Петре
удерживались представители  трех фамилий: Борис  Петрович Шереметев, ставший
графом и фельдмаршалом;
     князья Голицыны  --  Дмитрий Михайлович, сенатор, и  Михаил Михайлович,
фельдмаршал; и князья Долгорукие,  из  которых сенатор  Яков  Федорович стал
героем исторических преданий, как образец высокой честности и бесстрашия. Он
резко  противоречил  иногда распоряжениям Петра и в  глаза Петру высказывал,
например,  что   царь  Алексей   стоял  выше   царя  Петра   по   внутренней
государственной деятельности. Из родовитых  лиц необходимо еще упомянуть кн.
Никиту Ивановича Репнина, фельдмаршала.
     Так разнообразен был  по своему  социальному составу  ближайший к Петру
круг  его  помощников. И  знатный,  и  незнатный,  и  русский,  и  обруселый
иноплеменник  одинаково  могли  подняться  до  непосредственной  близости  к
царю-реформатору.  Поднимались  до такой  близости  и  иностранцы,  случайно
появившиеся в России и ей чуждые; но Петр, лаская их и доверяя им, не ставил
их на первые  места:  везде над ними  возвышался русский человек, хотя бы  и
меньше иностранца  знавший  дело.  (На  назначение Брюса  президентом, а  не
только вице-президентом  Берг-коллегии указывают как на редкое исключение из
этого правила). Из  иностранцев, занявших видное положение в России, следует
назвать упомянутого графа Брюса, отчасти ученого, отчасти  военного деятеля,
отчасти и дипломата;
     далее  -- барона  Остермана,  дипломата  и администратора,  способности
которого  Петр  по справедливости ставил  высоко;  наконец,  Миниха, который
явился  в  Россию только  в  1721  г.  и  заведовал,  в  качестве  инженера,
постройкой Ладожского канала.
     Вся среда, окружавшая Петра, при разнообразии деятельности  отличалась,
как мы уже заметили,  разнообразием характеров и  взглядов.  В то время  как
одни  руководились  личными  стремлениями и заботами исключительно  о  своей
карьере   (иностранцы),  другие  жили   более  широкими  интересами,   имели
определенные  взгляды  на служебную  деятельность  (Меншиков  и  кн.  Я  ков
Долгорукий  в  этом отношении  резко  противоположны во  взглядах  на  самую
реформу, деятелями которой они были). Далеко не все они относились одинаково
к тому, что совершалось на  их глазах и их же трудами:  в то время как Борис
Шереметев  душою предан был культурной реформе и помимо настояний Петра  сам
стремился  к  западноевропейскому  образованию,  Голицыны  были поклонниками
староотеческих  преданий  и  не  одобряли ни слепого  поклонения Западу,  ни
близкого общения с иностранцами.
     Однако авторитет  могучего  государя,  привычка  к  долгому совместному
служебному и  житейскому  общению, привычка к  новым формам  государственной
жизни и  деятельности соединили  всю  эту разноплеменную  и разнохарактерную
дружину  Петра  в  плотный,  однородный  круг  практических  государственных
дельцов.  Не во  всем  понимая  и разделяя пл