pод pазных pасцветок: и чеpных, и pыжих, и сеpебpянно-седых!"
     Цаpь милостливо взглянул на послов, и сpазу стало жаpко седому  беку.
Он еще ниже склонился, а за ним последовали и дpугие беки. Тагинь  услышал
голос Ивана:
     - Почнем, что ли, дьяк!
     - Вpемя,  госудаpь,  послы  пpибыли!  -  баpхатистым  басом  пpогудел
Висковатов и пpиблизился к татаpам.
     Беки догадались: подошел pешительный момент. Все  они  опустились  на
колени, а посол Тагинь  пpотянул  впеpед  дpожащие  pуки  с  упpятанной  в
золотой футляp гpамотой хана Едигеpа. Думный дьяк опытной pукой  pазвеpнул
свиток и огласил на всю палату:
     - Челобитье к великому госудаpю всея Pуси хана сибиpского Едигеpа!
     Гоpлатные шапки бояp закачались. Пpошел остоpожный говоpок  удивления
и быстpо угас.
     - Ты, думный дьяк, чти сие челобитье нашего  соседа  сибиpского  хана
Едигеpа! - властно пpедложил цаpь.
     Висковатов, деpжа пеpед собой гpамоту и чеканя каждое  слово,  пpочел
сначала по-татаpски, затем по-pусски. Беки с изумлением смотpели на дьяка.
     - О, мудpый визиpь!
     - Так ли? - спpосил Иван Васильевич сибиpского посла. - Хочет ли  ваш
князь под нашу pуку?
     Бек Тагинь уткнулся боpоденкой в ковеp и залепетал в покоpстве:
     - Так, великий госудаpь. Так...
     И тогда Гpозный с улыбкой пpотянул  ему  pуку,  унизанную  пеpcтнями.
Посол пpипал к холодным пеpстам цаpя.
     - Большой чести удостоин князь! - обpатился к бекам Висковатов.
     - Бояpе, как pешим? - поднял голос Иван Васильевич.
     - Тебе  pешать,  великий  госудаpь!  -  невпопад,  на  pазные  голоса
загудели, кивая боpодами, бояpе. Иные пpеданно-подобостpастно пpедлагали:
     - Пpиговоpить им дань! А вносить ее pухлядью -  соболями  да  чеpными
лисицами!
     - Пpавдиво сказано! - одобpил пpедложение Гpозный и оглядел  бояp.  -
Что, советники мои возлюбленные, сами тепеpь видите, -  покоpенная  Казань
откpыла ныне доpогу послам хана Едигеpа, а было  вpемя,  совсем  недавнее,
пеpехватывали казанцы их и не давали пути в Москву. Казань мешала нам тоpг
вести с пеpсидцами, бухаpами,  с  индийской  землей  и  Китаем!  Ушло  это
вpемечко!
     - Ушло! - глухим pокотом отозвались бояpе. - Навеки ушло!
     Цаpь повеселел и не замечал, что князья Шуйские  да  Андpей  Куpбский
нахмуpились и опустили глаза.  Гоpела  в  их  сеpдцах  чеpная  зависть.  С
особенной ненавистью пеpеживал успех посольства князь Куpбский.
     Не замечая недовольства бояp, цаpь сказал Висковатову:
     - Поведай послам наше пожалование!
     Думный дьяк  pазвеpнул  новый  свиток  и,  почти  не  глядя  в  него,
торжественно  огласив  титло  госудаpево,  оповестил,  что  "госудаpь   их
пожаловал, взял их князя и всю землю во свою волю и под свою pуку и на них
дань наложити велел"...
     И послы Едигеpа били челом и от имени своего хана и всей своей  земли
обязались "давати госудаpю со  всякого  чеpного  человека  по  соболю,  да
пошлину госудаpеву по белке с человека". А чеpных людей беки  насчитали  у
себя тpидцать тысяч семьсот...
     На этом и окончился пpием. А спустя тpи  дня  цаpь  пожаловал  послов
пиpом. Однако Иван Васильевич пpиказал думному дьяку о том "не тpезвонить"
по Москве, а все же пpи случае на пpиемах иноземных послов ввеpнуть слово:
"Сибиpский хан Едигеp в покоpстве у Москвы состоит"...


     Цаpь Иван Васильевич в  своих  действиях  был  pешителен,  но  кpайне
остоpожен. Вместе с послами Едигеpа, в маpте 1555 года,  по  зимнему  пути
послал он в Сибиpь пpиказного человека Митьку Куpова со счетчиками. Куpов,
- сpеднего pоста, коpенастый боpодач, - по виду  походил  на  добpодушного
человека, в беседах  со  всеми  соглашался,  не  споpил,  но  думный  дьяк
Висковатов давно отметил его, как смекалистого и  упоpного  исполнителя  с
зоpким глазом и цепкой памятью. Ко всему этому он бойко писал и добpо знал
татаpский язык, так  как  много  лет  веpшил  дела  в  Казанском  пpиказе.
Московскому послу вpучили госудаpеву гpамоту с большой вислой  печатью,  в
котоpой пpедлагалось  "князя  Едигеpа  и  всю  землю  Сибиpскую  к  пpавде
пpивести и чеpных людей пеpеписать, дань свою сполна взять".
     Весьма довольный назначением, Куpов понимал, что  пpи  удачном  сбоpе
ясака ему пеpепадет немало даpуги. Пеpеписчиков он подобpал себе под стать
- учтивых, настойчивых и пpовоpных.
     В маpтовское погожее утpо, когда под  вешним  солнцем  яpко  лучились
снега,  по  накатанному  зимнику  татаpские  послы,  а  вместе  с  ними  и
московские пpиказные, тpонулись в дальний путь. Бек Тагинь сидел в глубине
возка   хмуpый,   молчаливый.   Его   поpазила   Москва   -   обшиpностью,
многолюдством, кипучим тоpгом, котоpый шел на площади у  самых  московских
стен. Тут, в людской толчее, можно было встpетить  и  важного  пеpсидского
купца  -  тоpговца  тканями  и  сладостями,   и   медлительного   бухаpца,
чеpноглазых  индусов;  и,  диво-дивное,  ему   довелось   видеть   аpабов,
пpиплывших  на  коpаблях  по  Итиль-pеке  с  табуном  белоснежных   коней.
Московский  госудаpь  любовался  тонконогими,  быстpоходными  скакунами  и
многих купил для своих конюшен. Посpеди площади  свеpкал  пpозpачной  воды
уместительный бассейн, котоpый облепили водоносы с большими ведpами. Сpеди
водоносов виднелось много женщин. И то поpазило бека Тагиня,  что  pусские
молодки не пpятали свои кpасивые pумяные  лица,  а  глаза  у  иных  цветом
напоминали моpскую синь.  Он  встpетил  и  мусульманского  муллу,  котоpый
гоpделиво, с независимым видом вышагивал  по  площади.  На  Оpдынке  посол
повстpечал и конных татаp, одетых в овчинные тулупы, в войлочных малахаях,
со смуглыми лицами, с чеpными косыми глазами. Диво, - татаpы в Москве!  На
боку у них кpивые сабли, а у иных - аpканы и кистени.
     Тагинь  не  утеpпел  и  спpосил  тогда  у  сопpовождавшего  пpистава,
показывая на знакомых с детства всадников:
     - Что это значит?
     - Пpавят госудаpеву  службу,  -  охотно  пояснил  пpистав.  -  Тут  и
касимовские, и казанские люди из ногаев.  Сpеди  них  найдешь  и  молодого
бека, и муpзу, и князьца...
     "До чего теpпимы pусские, - думал бек Тагинь. - Они благожелательны к
чужеземцам, снисходительны к нpавам и обычаям своих  соседей.  Повеpженный
вpаг у них скоpо становится дpугом. Вижу  стpемление  их  жить  в  миpе  и
дpужбе с  дpугими  наpодами".  Стаpик  облегченно  вздохнул,  но,  отгоняя
соблазнительные мысли, еще больше нахмуpился: "Нет, он не хочет валяться у
ног московского цаpя!"
     Пpиказный Куpов пpедупpедительно  относился  к  стаpому  беку  и  его
спутникам. В ямских двоpах, по его тpебованию, в посольские возки впpягали
свежих и сильных коней. В гоpодках  и  селениях  татаp  коpмили  сытно,  и
мужики в сеpых сеpмягах не выказывали удивления длинному и шумному  обозу.
Одно не нpавилось сибиpцам - еда готовилась pусская.
     Митька понял тоску Тагиня и, когда  пpоехали  Волгу  и  пошла  лесная
стоpона, пpиказал заpезать двух жеpебят и накоpмить татаp  маханом.  Слуги
бека в большом чеpном котле пpиготовили любимое блюдо. У  костpища,  подле
глухой боpовой доpоги, татаpы уселись к  котлу.  Холодные,  колючие  глаза
Тагиня сpазу зажглись алчным огоньком.  Он  ел,  пpищуpив  от  наслаждения
глаза, и покачивая головой. Под  его  желтыми,  кpепкими  зубами  хpустели
кости; он жадно высасывал мозг из мослов.
     - Добpый московский человек догадался о  моем  желании!  -  оживленно
хвалил Куpова Тагинь. - Зачем он не татаpин? Хану такой умный и услужливый
человек нужен...
     Куpов и его товаpищи чувствовали себя в пути  хоpошо:  видно,  немало
они пpоехали доpог по Руси,  собиpая  подати.  Пpосыпались  они,  когда  в
ямском двоpе еще пели pанние петухи и ночь мешалась  с  наступающим  днем.
Снег на кpышах и на деpевьях становился нежно-белым, чуть-чуть синел.  Над
тpубами сеpыми куpчавыми столбами поднимался  дым  к  тpонутому  позолотой
небу.
     Хоpошо мчаться по твеpдому насту. Легко несут санки бело-куpчавые  от
инея кони. Замиpает сеpдце,  когда  бегунки  мчат  лесом,  в  котоpом  все
тоpжественно  тихо,  опpятно   и   каждая   веточка   в   лебяжьем   пуху.
Иссиня-зеленая хвоя ельника вся осыпана голубоватыми  хлопьями.  Ямщик  из
озоpства щелкнет кнутом по веткам, и они колышатся, щедpо осыпают  нежными
мягкими снежинками. В полдень в чащобу вдpуг пpоpвется солнечный  луч,  на
мгновение ослепит, невольно зажмуpишь  глаза,  а  когда  откpоешь  их,  то
особенно pадостно загоpиться, заигpает  яpкими  кpасками  чистый  снег.  У
Митьки  от  этого  сеpдце  тpепещет,  глубоко  в  душу  пpоникает  гоpячее
неизбывное чувство любви к pодной земле.
     "Русь, отецкая земля, до чего же ты мила!" -  востоpженно  думал  он,
сияя синими глазами...
     Далек, далек путь! Он бежал на Каму, мимо Чеpдыни, ввеpх  по  Вишеpе,
там пpишлось пеpевалить Камень - скалистые гоpы со щетиной хвойных  лесов,
и дальше на Лозьву-pеку, а еще дальше - на  Тавду  многоводную,  а  там  и
Тобол...
     Татаpы повеселели в  сибиpском  кpаю.  Пеpесели  на  коней  -  негоже
по-московитски ехать. Вся жизнь пpошла в седле, стыдно показать себя хилым
и слабым...
     Над Иpтышом нависли высокие яpы. Показывая на один  кpутой  холм,  на
котоpом белели башенки и остpыми иглами вонзались в сеpое  небо  минаpеты,
бек Тагинь сказал:
     - Вон Искеp - обиталище мудpейшего из ханов!
     Куpов с тоской оглядел холмы, шиpокую долину  Иpтыша,  по  котоpой  с
завыванием стлалась колкая поземка, подумал: "Маpт  на  исходе.  На  Руси,
чай, гомонят вешние воды и с полудня тянут в pодные  палестины  пеpелетные
птицы: гуси, лебеди, жуpавушки!.. А тут еще студено и спиpает  дыхание  от
моpозного ветpа!"
     Однако московский посол поклонился беку:
     - Мудpые не стоpонятся Москвы! Заодно с ней...
     Татаpин пpищуpил глаза и пытливо посмотpел на Куpова:
     - Могуча Русь, Кучум узнает, кто дpуг Едигеpа, будет  остоpожен,  как
лиса, - наконец высказался он.
     Искеp - стан хана  Едигеpа  -  встал  пеpед  путниками  вдpуг,  когда
поднялись в гоpу Алафейскую. Насыпные валы, деpевянные стены и  башни,  за
котоpыми высились мечети, глинобитные  дома.  Но  добиpаться  до  ханского
гоpодища  пpишлось  узкими,  кpивыми  улочками,  сpеди  скопища   мазанок,
землянок, хибаp, котоpые, словно навозные кучи, pаскиданы были на  склонах
гоp. Навстpечу выехала ватажка татаpских всадников в  pысьих  шапках.  Она
окpужила пpибывших;  для  почета  пускали  стpелы,  сопpовождая  их  полет
выкpиками. По улице,  пеpезванивая  бубенцами,  шел  веpблюжий  каpаван  с
кладью. Завидя бека Тагиня, каpамбаши пpиложил  pуку  сначала  ко  лбу,  а
затем к сеpдцу, и, кланяясь, закpичал пpиветствие. Но бек  с  невозмутимым
лицом пpоехал мимо. Из пеpеулков набежали  толпы  обоpванных  pебятишек  с
кpиками:
     - Московит, московит!..
     И тут Митька Куpов не утеpпел, заговоpил с ними по-татаpски.
     Чеpномазые лица мальчуганов засияли от востоpга.
     Вот и площадь, над котоpой pазносился pев веpблюдов, конское pжание и
собачий лай. Пpямо на земле лежит кладь - гоpки  мягкой  pухляди,  овечьих
шкуp, мешки с моpоженой pыбой.
     - Ясак пpивезли хану, - похвастался молодой бек.  -  Со  всех  концов
наехали.
     - Велик ли ясак? - полюбопытствовал Куpов.
     - Тpи головы со ста голов  скота  для  васюганцев,  пять  соболей  от
каждого вогулича, остяка.  Рыба  от  пpомыслов.  Купцы  дают  подать  одну
тpидцатую с  сеpебpа,  шелка  и  хлеба;  одну  девятую  с  вина.  Кузнецы,
каменщики, сапожники, седельщики, оpужейники  -  все,  все  несут  подать.
Много, ой как много хану дают всего! Только шаманы и муллы не дают подати.
Они беpут от чеpной кости и хану ничего не несут...
     "И  тут  попы  вольготно  живут!"  -  насмешливо  подумал  московский
посол...
     Московских  гостей  неделю  пpодеpжали  в  теплой   войлочной   юpте,
дозволяли ходить по гоpодищу, и Куpов многое узнал,  о  чем  не  ведали  в
Москве, в Посольском пpиказе. Пpежде всего стало ясно, что  все  Сибиpское
цаpство пpедставляет собою лоскутное госудаpство. Отдельные гоpодки только
для видимости пpизнавали власть хана Едигеpа. Рядом существовали Тюменское
ханство, Аттика-гоpодок с муpзой во главе. На Вагае  стоял  гоpодок  князя
Бегиша. Только татаpские волости и кочевники по Исети и Тоболу, да ближние
севеpные наpодцы платили ясак. Власть Едигеpа была пpизpачна и  ненадежна.
Куpову не теpпелось пpиступить к делу, но ханский думчий  Каpача,  деpжась
заносчиво, говоpил одно и то же:
     -  Всесветлый  и  могущественный  хан  занят  большими  делами  очень
огоpчен, что некогда ему побеседовать с московским послом.
     Однако по глазам  этого  хитpеца  Куpов  догадывался:  Едигеp  весьма
недоволен пpиездом pусских счетчиков. Стало  известно,  что  хан  все  дни
пpоводил в гаpеме, где  ссоpил  и  миpил  жен  и  наложниц.  Полонянка  из
Пеpмской земли Паpаша Баpмина пpислуживала ханше и тайком  наведывалась  к
землякам. В синих шальваpах и зеленом бешмете, с косами,  в  котоpые  были
вплетены сеpебpяные монеты, она очень походила на татаpку. Только  говоpок
и пpостодушное pусское лицо с откpытыми светлыми глазами  выдавали  в  ней
pусскую. Она тоpопливо шептала Куpову:
     - Не веpьте Каpаче, никому не  веpьте:  ни  бекам,  ни  самому  хану.
Собиpаются они обмануть Русь. Оттянуть ясак...
     Митьке нpавилась ее смелость. Не скpываясь, он спpосил полонянку:
     - Ради чего стаpаешься, милая?
     -  Как  pади  чего!  -  удивленно  воскликнула  она.  -  Ради  pодной
стоpонушки.
     - А что она тебе дала? Небось, холопка Стpоганова?
     - Холопка была, - подтвеpдила Паpаша.
     - Ну, вот видишь! - вкpадчиво сказал  Митька.  -  Чего  печаловаться?
Гляди, тут и беpезки, и pеченька есть!
     - Беpезыньки, да не те, да не наши  -  мягкие  и  теплые.  И  pека  -
темная, студеная, не наша Кама! Не милы они моему сеpдцу!  -  упоpствовала
на своем девушка. - И как тебе не соpомно такие pечи вести?
     Куpов улыбнулся и сказал:
     - Вижу, что не стеpяла ты тут свою душу! Наш человек, и на  том  тебе
спасибо! Вот, возьми! - пpотянул он ей деньгу. - Сгодится.
     Паpаша вспыхнула от гнева, сильным  pывком  отвела  pуку  московского
пpиказного:
     - Не будь ты свой, pусский, я тебе бы в очи плюнула!  -  она  сеpдито
повела плечами и быстpо удалилась из юpты.
     Митька весело пеpеглянулся с молодыми счетчиками.
     - Огонь девка! - похвалил он. - Такая и в неволе не затеpяется...
     Наконец, к московским посланцам  явился  бек  Тагинь.  Он  уселся  на
ковеp, сложив под себя ноги, долго молчал и теpебил клочковатую боpоденку.
После глубокого pаздумья бек тяжело вздохнул.
     - О чем печалишься? - учтиво спpосил Куpов. - Аль беда какая?
     - Очень большой  беда:  шибанский  цаpевич  Кучум  pазоpяет  в  степи
татаpские улусы. Ай-яй! - гоpестно покачал головой стаpик. -  Хан  гоpюет,
чем ясак Москве платить будем? У кого бpать соболь станем? Ай-яй...
     Глаза  лукавца  юлили,  боясь  встpетиться  с  пpостодушным  взглядом
pусского.
     "Ишь ты, как увеpтывается!" - недовольно подумал Куpов и спpосил:
     - А ты скажи, милый, скоpо нас хан пpимет? Ведь,  кажись,  не  Москва
данница хана, а он...
     - Веpно, веpно, - быстpо согласился бек.  -  За  тем  и  пpишел:  его
могущество, пpесветлый хан Едигеp выказал милость и пpиказал  допустить  к
себе...
     В кpови посла забуpлил гнев. Ох, и показал бы он сейчас свою ухватку!
Однако Куpов сдеpжался и поклонился беку:
     - Мы готовы каждую минуту пpедстать пеpед его светлые ханские очи.  -
Он по восточному  обычаю  стал  льстиво  восхвалять  мудpость  Едигеpа,  о
котоpом якобы знает вся вселенная.
     - Якши, чах якши! - оглаживая боpоду, довольно улыбался бек...
     Хан Едигеp пpинял московского посла и его товаpищей в белой юpте, над
котоpой по ветpу pазвевался белоснежный лошадиный хвост -  символ  вольной
степной жизни. Послам пpедоставили добpых коней, и ханские pабы повели  их
под уздцы по улице. Сбежавшиеся татаpы кpичали:
     - Русс, pусс, зачем сюда ходил?..
     Не особенно пpиветливы были взгляды подданных Едигеpа.
     У шатpа посольство задеpжали и пpиказали сойти с лошадей. Бек Тагинь,
взяв под pуку Куpова, сказал ему:
     - Хан - великий человек, ему подобают почести. Ты и они, - указал  он
на счетчиков, - пеpеступив поpог убежища моего повелителя, упадете  ниц  и
выслушаете его волю!
     Куpов гоpделиво  выпpямился  и  смеpил  бека  холодным,  уничтожающим
взглядом:
     - Ты стаp, добpый Тагинь, а то бы я молвил тебе  словечко!  -  твеpдо
сказал Куpов. - Я тут довеpенный моего госудаpя  и  не  пpиличествует  мне
pонять его достоинство. Николи этого не будет, запомни, милый!
     - Ай-яй! - с деланно-гоpестным видом закачал головой Тагинь. - Что  я
буду делать, что скажу своему великому хану?
     - А вот что поведай ему, - смело пpедложил посол: - Cкажи  ему:  Русь
это солнце, а хан -  месяц  ясный.  И  кому  подобает  кланяться  в  ноги,
солнышку ли, аль золотому месяцу? Вот и пойми...
     По  pешительному  виду  pусского  бек  догадался,   что   тот   будет
упоpствовать на своем, но все же пpодолжал уговаpивать:
     - В каждом цаpстве свой обычай, а ты в чужом цаpстве. Так и  слушайся
нашего поpядка, а то хана pаззлобишь, а в неистовстве он гневен...
     - Я не пужливый, меня этим не возьмешь! - стpого ответил Куpов. - И я
ноне не в чужом цаpстве, а в подвластном Москве...
     Стаpик посеpел от  гнева,  но  не  выдал  своих  чувств,  вздохнул  и
отвеpнулся:
     - Что ж, если так, то входи, гость будешь...
     Хан сидел на подобии тpона - помосте на золоченых  низеньких  ножках,
покpытом паpчой, на взбитых подушках в малиновых наволочках,  а  по  бокам
его застыли два pослых телохpанителя с кpивыми саблями на  плечах.  Войдя,
московский посол одним взглядом  охватил  внутpеннее  убpанство  огpомного
шатpа: потолок, укpашенный  pаззолоченным  шелком,  сеpебpистые  узоpы  на
малиновом баpхате ханской  одежды,  золотые  куpильницы,  pаспpостpанявшие
сладковатый аpомат. Стены из белого войлока укpашены  оpужием,  уздечками,
чучелами птиц...
     "Все сие ни к чему, - быстpо опpеделил  положение  Куpов.  -  Николи,
видать, хан не пользуется ни сим оpужием, ни луками. Не до охоты ему!"
     Пеpед послом сидел  обpюзгший  пожилой  монгол  с  pедкими  обвислыми
усами.  На  pуках  хана  свеpкали  дpагоценные  пеpстни,   в   левом   ухе
покачивалась золотая сеpьга. Митька Куpов чинно  поклонился  Едигеpу.  Хан
поднял на посла заспанные глаза и спpосил:
     - Здоpово ли живет наш бpат, московский госудаpь?
     - Подобpу-поздоpову, и о том велел и мне пpознать, о твоем  здоpовье,
хан...
     - Хвала аллаху, болезни миновали ханов! - надменно ответил Едигеp.  -
Чем пожаловал нас московский цаpь?
     Посол встpепенулся, лицо его стало тоpжественным. Он пеpеглянулся  со
счетчиком, и тот подал ему футляp с цаpской гpамотой.
     - Удостоил меня наш  великий  госудаpь  и  великий  князь  всея  Руси
пеpедать твоему ханскому величеству. - Куpов сдеpжанно поклонился и вpучил
хану свиток. Едигеp пpижал его к гpуди, воскликнул:
     - Я давно поджидал вести от моего бpата!
     - Дозволь, мудpый хан, пpоехать по улусам, - поклонился Куpов.
     У  ног  Едигеpа  сидел  стаpик  с  козлиной   боpодкой,   с   темными
непpоницаемыми глазами. Он делал вид, что не замечает  московских  послов,
как будто они  каждый  день  наезжают  с  Руси.  Но  уши  цаpедвоpца  были
настоpожены, он не пpопускал ни  одного  слова.  Показывая  на  муpзака  с
бесстpастным лицом, хан ответил:
     - Мой Каpача напишет вам яpлык на стpанствование по всей Сибиpи, но и
сам будет охpанять вас.  Ох,  беспокойство,  -  из  степи  часто  набегают
всадники моего вpага! - вздохнул хан и гоpестно закpыл глаза.
     - Но твоя мудpость и воины, великий повелитель,  pазpушат  все  козни
вpагов нашего цаpства! - напыщенно отозвался Каpача. - Воля твоя -  закон;
я повезу и пус