й. Правый фланг, продвинувшийся
к  сараям,  попал  под  жестокий обстрел.  Несли  раненых.  Когда Осипов с
комиссаром подошли к боевым порядкам,  казаки уже залегли.  Осипов понял -
мешкать нельзя.
     Разослав  связных  с  приказанием:   "Атаковать!"  -  майор  выхватил
пистолет и, подбадривая казаков, пошел вместе с комиссаром вперед.


                                 ГЛАВА 5

     Самые грандиозные планы рушатся порой с чрезвычайной быстротой.
     Часть конницы Доватора,  пробившаяся на  правом фланге в  направлении
Болхино,  встретив упорное сопротивление противника,  замешкалась.  Другая
часть,  в передовом отряде которой двигался полк Антона Петровича Осипова,
присылала тревожные сведения.
     Получив через офицера связи от Осипова записку о предполагаемой атаке
танков, Доватор понял, что положение может стать серьезным. Лев Михайлович
хлестнул стеком по  голенищу,  круто повернулся на  каблуках.  Под сапогом
резко хрустнула сухая ветка,  как  бы  напоминая ему,  как  трещит стройно
выработанный план.
     "Недоставало еще  того,  чтобы  немцы  разгадали замысел  да  бросили
авиацию..."  Этого  он  опасался больше  всего.  Сильно  рванув  ремешок с
металлическим кончиком,  застрявший в скобке полевой сумки,  Доватор вынул
блокнот. Адъютанту коротко приказал:
     - Фонарь!
     Пока Наумов светил, Лев Михайлович торопливо писал в блокноте. Вырвав
листок, передал Наумову, на словах добавил:
     - Свезешь лично в  передовой отряд и  передашь в руки майору Осипову.
Скажи ему,  что я  требую немедленного продвижения вперед.  Пришли ко  мне
Карпенкова и командира артдивизиона.
     Начинало светать.  Над  головой Доватора,  прыгая с  ветки на  ветку,
точно потешаясь над неудачей командира кавгруппы, стрекотала сорока - враг
наблюдателей и разведчиков.
     Доватор поднял сучок и  кинул его  в  сторону.  Та,  хлопая крыльями,
исчезла за  густыми верхушками деревьев.  Подошли командир артиллерийского
дивизиона и Карпенков.  Лев Михайлович обернулся,  встал, широко расставив
ноги.  Лицо его выражало досаду,  точно он был недоволен, что его оторвали
от важного и неотложного дела.
     Сурово  всматриваясь  в  черные  усики  артиллерийского капитана,  он
коротко,  с  исчерпывающей ясностью  обрисовал  всю  обстановку,  поставил
задачу и объяснил последствия, если эту задачу не выполнить.
     - Из района Устье немецкие танки нацелились в висок передовому отряду
- затевают   контратаку.   Необходимо   предотвратить...   Иначе   налетит
авиация...
     Капитан ответил одним словом - "Понятно" и побежал к своим телефонным
аппаратам.
     "Выполнит,  честное слово,  выполнит!"  -  глядя ему  вслед,  подумал
Доватор. От этой уверенности по всему телу разлилась теплота.
     - Андрей,  знаешь  что?  -  проговорил  он  вполголоса,  обращаясь  к
Карпенкову.
     - Что, Лев Михайлович?
     - Я  думаю,  что мы  с  тобой не  командиры,  а  тряпки...  Не  могли
раздавить  каких-то   три   немецких  батальона!   Срам,   черт  возьми!..
Разрабатывали планы,  пыхтели над картами.  Эх!  -  Доватор приподнял полы
бурки и хлопнул ими,  как крыльями.  - Вот прилетят бомбардировщики - штук
сто,  мы и  драпанем!..  А  потом кончится война,  сядут историки,  начнут
раскапывать   архивы.   "Ага...   Доватор!   Социальное   происхождение  -
крестьянин,  белорус,  член Коммунистической партии,  звание -  полковник,
командовал казачьим соединением...  Так, так. Начальником штаба у него был
подполковник Андрей Карпенков -  потомок вольного запорожского казачества.
Ну-ка,  посмотрим, что сделали эти кавалерийские щеголи для своей Родины?"
Жизнь короткая, а слава долгая.
     - Лев Михайлович!  -  взмолился Карпенков.  -  Что мы, если нужно, не
сумеем как следует умереть?!
     - Ты слушай и не перебивай!  Я не боюсь смерти.  Все,  что хочешь, но
только не позор...
     В кустах,  совсем близко,  часовой кого-то резко окликнул, остановил.
Послышался  торопливый  и  раздраженный  голос  прибывшего  и  медлительно
спокойный Павлюка.
     - Мне к полковнику!
     - Сейчас позову дежурного.
     - Да мне срочно!
     - Не шумите на капе...
     - Мне лично нужно полковника Доватора!
     - Часовой!   А  ну,   пропусти!  -  крикнул  Доватор,  в  душе  ругая
непреклонного часового.
     Офицер  связи  лейтенант Поворотиев привез  из  дивизии донесение,  в
котором начальник штаба сообщил,  что  западнее Устья северную опушку леса
занял противник. Связь с полком Осипова прервалась.
     - Я  приказал усилить передовой отряд еще  одним полком.  Вы  вовремя
передали приказ? - спрашивает Доватор у Поворотиева.
     - Так  точно!  Но  этот  полк  не  может пробиться к  майору Осипову.
Передовой отряд окружен в районе Подвязье.
     - С  кем  вы  сочиняли эту  легенду?  -  в  голосе  Доватора слышится
холодное спокойствие.
     Ему  и  в  голову не  могло прийти,  что передовой отряд под командой
испытанного командира мог попасть в  такое положение.  "А впрочем,  ничего
удивительного -  пропустили,  а  потом  замкнули брешь,  отсекли танками с
левого фланга...  Накуролесил,  накуролесил,  кривоногий!.."  Он  даже  не
слушает, что говорит офицер связи.
     - Там идет страшный бой, товарищ полковник, - говорит Поворотиев.
     Доватор,  сердито нахмурив брови,  смотрит ему на  ноги,  на  смятые,
выпачканные в грязи полы шинели.
     - "Страшный бой",  -  в  раздумье повторяет Доватор.  -  Пушки лупят,
пулеметы строчат, да? Ясно - вы очень устали, товарищ лейтенант. Передайте
комдиву, что я приказал дать вам отдых... Начальник штаба! - крикнул сухо,
по-командирски резко.
     - Слушаю,  товарищ полковник!  -  Карпенков вытянулся и  с неизменной
привычкой кадровика щегольски звякнул шпорами.
     - По  коням!  -  коротко приказал Доватор,  обеими  руками  взялся за
кубанку и надвинул ее до самых ушей. - Командный пункт передвинуть ближе к
переднему  краю.  Выяснить  обстановку  комдива  и  доложить.  На  выручку
передового отряда послать еще  один  полк.  Мало  будет -  еще  одни.  Все
пойдем, до последнего человека. Понял?.. Шагом - марш!
     Поворотиев смотрел на  этого человека как  зачарованный,  не  отрывая
широко открытых глаз.  И  усталость сняло как рукой -  он  готов был снова
скакать по  полкам,  десять раз  ползти на  передний край,  в  штаб полка,
падать на  живот  от  пронзительного воя  мин,  прятать голову от  пуль  в
воронке,  вскакивать,  снова идти вперед по непролазным болотам, по пояс в
вонючей воде...
     - Командир группы  меняет  командный пункт!  По  коням!  -  раздается
протяжный голос Андрея Карпенкова.


                                 ГЛАВА 6

     Вздремнувшего Чалдонова разбудил прибывший связной  с  приказанием от
Осипова: по сигналу двух красных ракет начать беспокоить немцев пулеметным
огнем и демонстрировать атаку.
     Время близилось к  рассвету.  Буслов и Криворотько должны были бы уже
вернуться.  То,  что их не было до сих пор,  начинало тревожить Чалдонова.
Разведчики -  хлопцы дисциплинированные.  Если  не  выполнили приказания в
положенный срок - значит, определенно что-нибудь случилось.
     Чалдонов набил трубку и,  укрывшись палаткой,  прилег в окоп. Шагах в
двух похрапывали связные. Машина войны утихомирилась: ни шороха, ни звука.
     Чалдонов курил  и  перебирал в  памяти  все  известные ему  случаи  с
разведчиками. Чего не передумаешь в часы ожидания!..
     "Наступили  на  мину  и  взлетели  на  воздух...  Или  поползли  -  и
напоролись на секрет..." Разведчики опытные -  пограничники.  Не верилось,
что  могут  погибнуть такие  замечательные ребята.  Перед  глазами  стояло
улыбающееся застенчивой улыбкой  лицо  Буслова,  озорные,  смышленые глаза
Криворотько...
     Мысли Чалдонова прервал резкий,  похожий на тяжкий металлический стон
выстрел.  Зажигательный  артснаряд,  осветив  огневым  хвостом  склоненные
колосья на  ржаном поле,  с  воем пролетел над  головой.  Следом за  ним -
второй и третий...
     Чалдонов понял,  что  немцы,  заметив  отдельный сарай,  находившийся
позади боевых порядков эскадрона,  хотят  зажечь его,  чтобы осветить цели
для  атаки.  Значит,  получили сведения о  слабости заслона  и  хотят  его
раздавить... "Неужели разведчики погибли?.."
     В  сером  тумане  наступающего утра  сквозь  трескотню  выстрелов все
явственней доносились гул  танковых моторов и  скрипящее лязганье гусениц.
Связные,  приподняв  головы,  тревожно  озираясь  по  сторонам,  торопливо
затягивали на подбородках ремешки касок.
     Прибежавший с  наблюдательного пункта сержант доложил,  что на опушке
леса,  северо-западнее деревни Устье,  появились три средних танка и  один
тяжелый. С тревогой в голосе сержант спросил Чалдонова:
     - Может, перенести наблюдательный пункт?
     - Куда перенести? Впереди есть заслон! - резко ответил Чалдонов, хотя
сам отлично понимал,  что едва ли заслон удержится.  Атаку отбивать нечем.
Пушки остались позади. Одни гранаты да бутылки с горючей смесью.
     - Продолжать  наблюдение,   -  приказал  Чалдонов  сержанту.  Связных
разослал  к  командирам  взводов  с  приказанием:  приготовить  гранаты  и
бутылки.  В  штаб  отправил делегата связи,  нарочито громко  приказав:  -
Доложи командиру полка обстановку. Скажи, чтобы скорей прислал пушки!..
     Сказал он  это  лишь потому,  что знал:  связные передадут командирам
взводов: "Комэска послал за пушками". А это всегда поднимает настроение.
     Когда  рассвело,  туман  окутал  поля  и  опушку леса  сплошной серой
пеленой.
     Немцы  избрали центром своей  атаки  левый фланг эскадрона.  Медленно
продвигаясь,  скрежеща  гусеницами,  танки,  нащупывая цель,  обстреливали
поле.  Сквозь грохот выстрелов и моторов доносились чужие, гортанные крики
- за  танками  двигалась пехота.  Автоматчики простреливали поле  длинными
очередями, им вторили пулеметы танков.
     Чалдонов  приказал отвести  левофланговый взвод  на  правый  фланг  и
перестроил боевые порядки фронтом на  восток.  Таким  образом,  рота  9-го
немецкого батальона,  сопровождавшая танки, попала под огонь трех взводов,
располагавших тремя  станковыми  пулеметами и  семью  ручными,  не  считая
автоматов и винтовок.
     Когда гитлеровцы подошли примерно на  сто  метров,  Чалдонов приказал
открыть огонь.  Рота  немцев,  отсеченная от  танков,  была  почти целиком
истреблена.
     Крики немцев и  стрельба быстро утихли.  Потеряв в тумане видимость и
оторвавшись от  пехоты,  танки беспомощно заметались по  полю и  повернули
назад. Вражеская атака была отбита.
     Туман окончательно рассеялся. С наблюдательного пункта Чалдонову были
ясно видны очертания деревенских построек с серыми крышами.
     Танки  подошли  к  окраине  деревни  и  остановились,   потом  начали
разворачиваться для второй атаки.  Но в это самое время слева от эскадрона
дружно  ударили пушки.  Голоса их  были  звонкие,  родные.  Чалдонов сразу
понял, что заговорили наши сорокапятимиллиметровые. Стреляли беглым огнем,
сразу из четырех орудий.  Один танк дрогнул и остановился, выпустив черную
полосу дыма.
     Видя  замешательство немецких  танков,  начавших отходить к  деревне,
Чалдонов мгновенно оценил  обстановку и  принял  смелое  до  дерзости,  но
тактически правильное решение...


     Опушка леса,  где укрылся Алексей Гордиенков,  находилась примерно на
расстоянии двухсот метров от сараев.
     Более двух часов Алексей следил за  поведением гитлеровцев.  Вели они
себя  на  редкость беспокойно.  Почти каждые пять минут сигналили зелеными
ракетами, палили напропалую из пулеметов.
     Гордиенков приказал  Шаповаленко,  Салазкину  и  Воробьеву  подползти
поближе и посмотреть, нет ли где свободного прохода.
     Вскоре вернулся Торба с  запиской от командира полка и привел с собой
Биктяшева.
     - Как  тут  дела,   Алеша?   -  Хафиз  опустился  на  землю  рядом  с
Гордиенковым.
     - Тише...  У  тебя какая задача?  -  не  отвечая на  вопрос,  спросил
Алексей.
     - Атаковать! - коротко ответил Хафиз.
     Гордиенкову хотелось прочитать записку Осипова,  но фонаря ни у  кого
не оказалось. Торба передал содержание записки на словах, но частью забыл,
частью перепутал.
     - Майор  казав,  шоб  связаться  вот  с  ними.  -  Торба  показал  на
Биктяшева.
     - Зачем же мне с ним связываться, когда он здесь? - спросил Алексей.
     Захар помолчал. Подумав, продолжал:
     - А нам не шуметь, пока не будут кинуты две ракеты...
     - Кто должен сигналить?
     - Зараз я не могу сказать, - смущенно ответил Торба. Он не понял, кто
должен бросить ракеты, а переспросить не догадался.
     - Ты  что  же,   друг  милый,   приказание  не  повторил?  -  спросил
Гордиенков. Торба молчал. Не видя выражения лица Алексея, Торба думал, что
тот смотрит на него в темноте злыми глазами.
     Выручил Биктяшев.
     - Я должен бросать ракеты. В чем дело, Алеша?
     - Ты? - недоверчиво переспросил Алексей.
     - Конечно, я... два штук! - невозмутимо отвечал Хафиз.
     Алексей сердито сплюнул и шепотом проговорил:
     - Все равно надо записку прочитать! Ты тоже путаник хороший...
     Алексей встал,  зашел в  густые кусты и,  истратив полкоробки спичек,
записку все-таки прочитал.
     Позвал Биктяшева.
     - Тебе приказано совершать обходное движение и атаковать противника с
запада.
     - А я тебе что сказал?
     - Да ты, Хафиз, и задачу-то хорошенько не уяснил. Тебе для этого надо
пробраться в тыл противника.
     - В тыл? - удивленно спросил Хафиз.
     - Обязательно.  Иначе  нельзя понимать задачу.  Если  пойдешь в  лоб,
налетишь на  станковые пулеметы,  и  от  твоих  двух  взводов одни  копыта
останутся...  -  Подумав,  Алексей добавил:  -  Я с разведчиками проберусь
первым, а ты за мной.
     - Почему, Алеша, ты первый? Я имею свою задачу, а ты свою. Понятно?
     Еще в детстве,  когда затевалась какая-либо игра, Хафиз никогда сразу
не соглашался с планами Алешки, обязательно вносил какое-нибудь изменение.
Так и  теперь он  начал настойчиво возражать.  На  доводы Алексея,  что он
лучше знает обстановку, Биктяшев отвечал:
     - У  меня тоже все  записано на  карте.  Я  имею приказание командира
полка самостоятельно... Понятно?
     Подавляя раздражение, Алексей спросил:
     - Как же все-таки ты решил действовать?
     - Иду тихо,  как волк,  без всякой стрельбы...  Неожиданно пускаю две
ракеты,  сразу прыгаю в  траншей,  беру  за  горло,  всех рубить,  душить,
колоть! Понятно?
     - Ладно! Придут разведчики, выясним положение - и делай как знаешь.
     - Это правильно, - согласился Хафиз.
     Разведчики вернулись под  утро.  Сидя  под  елкой и  склонив голову к
коленям, Шаповаленко жадно глотал из пригоршни табачный дым и докладывал:
     - На  такие  позиции,  товарищ  лейтенант,  можно  начихать и  шагать
дальше,  а "языка" добыть -  самый пустяк.  -  Филипп Афанасьевич еще ниже
опустил голову и чихнул.  -  Щоб ты сказилась, окаянная, прилипнет такая к
носу оказия, як будто кто там соломинкой ковыряет...
     - С  ним  ходить  в  разведку  невозможно!   -  возмущенно  прошептал
Салазкии.
     - Чихает, товарищ лейтенант, ну прямо как будто пуд табаку вынюхал! -
перебил Воробьев. - Хоть бы нос пилоткой зажимал. Как чихнет - так ложись.
Замучил!..  А немец стоит около сарая и в нашу сторону глядит.  Ну, думаю,
сейчас будет нам "апчхи". А другой у пулемета - ракеты прямо нам на голову
кидает...
     В темноте Алексей беззвучно смеется.  Ему весело. Забыл и про больную
ногу,  ноющую под  промокшей повязкой.  Не  терпелось пойти  туда,  откуда
только что вернулись разведчики,  эти бесстрашные,  умные хлопцы. Молодцы!
Облазили немецкую оборону,  проверили все, как рачительные хозяева, лежали
под носом у часового и вернулись целы и невредимы.  Вывод был ясен:  немцы
успокоились  и   спят  крепким,   предутренним  сном;   бодрствуют  только
пулеметные посты и часовые. Надо действовать!..
     - Пошли,  хлопцы!  Воробьев и Салазкин - вперед. Филипп Афанасьевич и
Торба -  сзади,  в группе прикрытия.  Только не чихать!.. - Повернувшись к
Биктяшеву,  Алексей тихо спросил:  -  Ты,  Хафиз, ракетницу мне дашь? - Не
дожидаясь ответа,  решительно сказал:  - Сигналить буду я! С южной стороны
открою по сараю огонь. Они начнут выбегать, ну а ты уж тут не зевай...
     - Нет, не согласен!..
     Алексей не дал ему договорить.
     В темноте нащупал рукой пряжку командирского ремня Биктяшева. Под ней
оказалась ракетница. Держась за ее рукоятку, Алексей тихо сказал:
     - Не  дури,  Хафиз!  Драться будем вместе.  -  Выдернул из-за пояса у
Биктяшева ракетницу.  Круто повернувшись,  пошел к  разведчикам.  -  Нужно
будет, умрем вместе!
     Ошеломленный Хафиз с минуту стоял не двигаясь.  Потом догнал Алексея,
с усмешкой прошептал:
     - Нервный ты человек, Алеша! Возьми-ка еще два ракетных патрона... Да
пулеметик прихватил бы ручной... Я даю, Алеша!..
     Шли  тихо.  Впереди  бесшумно двигался Яша  Воробьев.  Встанет  он  -
замирает вся группа, присядет - то же делают и остальные.
     Спят в сарае фашистские солдаты...
     Алексей Гордиенков поднимает руку с ракетницей.
     Не успели еще погаснуть свечки кумачовых ракет, как пулемет Дегтярева
в крепких руках Яши Воробьева ударил по сараю.
     Следом  за  ним  заговорили трескучие  автоматы,  загремели  выстрелы
короткоствольных карабинов.  Над  сараем взвился столб  кровавого пламени.
Крышу сорвали гранатные взрывы. Послышались крики.


                                 ГЛАВА 7

     Полковой  трубач  Трегубов,  пробираясь на  командный  пункт  первого
эскадрона,  угодил на  краю  соснового бора под  жестокий огонь и  потерял
коня.  Чувствуя,  что  конь  валится на  правый бок,  Трегубов с  казачьей
ловкостью вырвал ногу из стремени и соскочил на землю.  Упав на живот,  он
слышал, как над его головой со свистом пролетал огненный веер трассирующих
пуль. Трегубов все плотнее прижимался к земле, хвоя царапала ему щеки.
     Когда огонь стих,  Трегубов,  приподняв голову, увидел конские ноги с
блестящими потертыми подковами,  дергавшиеся в  предсмертной судороге.  Он
подполз  к  седлу,  расстегнул  переметные сумы,  трясущимися руками  стал
перекладывать патроны в вещевой мешок.
     - Ах,  Мишка!  Мишка!  -  шепнул он,  не  утирая катившихся по  щекам
горячих,  попадавших ему в  рот слез.  На  шелковистой,  кудрявой от  пота
конской шерсти выше передней ноги вздрагивала и билась холодеющая мышца...
     Трегубов,   вскинув  вещевой  мешок   на   плечи,   пошел   навстречу
грохотавшему бою.  На фоне ржаного поля далеко была видна его фигура, а за
его  спиной,  как  цветущий мак  среди колосьев перезревшей ржи,  горел на
трубе малиновый вымпел.
     Чалдонов стоял  на  сером  огромном валуне  и  смотрел  в  бинокль на
горевший танк.
     Он торопливо прочитал донесение, отрывисто сказал:
     - Опоздали!..   -   Скосив  черные  глаза,   посмотрел  на   широкое,
исцарапанное лицо Трегубова с грязными потеками на щеках.
     - Коня...  -  заговорил было трубач.  У  него вздрагивала и  тряслась
нижняя челюсть.
     Но  Чалдонов не  видел и  не  слышал его.  Он  снова поднес бинокль к
глазам. Посапывая, тяжело дышал.
     - Трегубов,  - не поворачивая  головы,  крикнул  Чалдонов,  -  быстро
играй: "Коноводам первого эскадрона на галопе подать лошадей!.."
     - Да  что  вы,  товарищ старший лейтенант!  -  Трегубов от  удивления
раскрыл рот.
     - Играй,  говорю! - властно крикнул Чалдонов. - Кони чтобы были здесь
через пять минут!..  Ну? - Рванул от глаз бинокль и зажал его в кулаке. Он
был страшен в эту минуту и красив.
     Трегубов  рукавом  гимнастерки вытер  дрожащие губы,  приложил к  ним
трубу,  надул щеки.  "Трата-а-а-а!  -  резко взвизгнула труба и запела:  -
Коноводам подать  лошадей!.."  Звонко  и  далеко полились звуки,  убегая в
густую зелень леса, проникая в самые тайные его уголки.
     Неизвестно,  что могли подумать немцы,  но казаки,  забыв