спать хочется. Верно?
     Доватор, улыбаясь, смотрел на Торбу.
     - Точно так,  товарищ полковник!  Жирный кот на мышей не охотится,  -
весело сказал Захар.


                                 ГЛАВА 4

     С приездом Доватора в кавгруппу началась горячая подготовка конницы к
рейду по глубоким тылам противника.
     Это было сложным делом.  В боях дивизии понесли потери. Их необходимо
было восполнить.
     На подготовку к рейду был дан жесткий срок. За этот срок прежде всего
надо  было  научить людей особой тактике действия в  тылу  врага,  повадки
которого были еще мало изучены.
     В  первые дни  войны бывали кое-где  случаи,  когда слово "окружение"
становилось источником путаницы,  неразберихи,  а порой и паники,  которую
поднимали трусы и разгильдяи.
     На  долю  Льва Михайловича Доватора выпала почетная задача:  развеять
боязнь окружения и доказать на практике,  что бить врага можно всюду, были
бы на то воля и умение.
     Но на первых порах Доватору пришлось столкнуться и  с  такими людьми,
которые,  еще  не  успев как  следует повоевать,  возомнили себя  опытными
стратегами. Они готовы были спешить конницу и превратить ее в пехоту.
     Прочитав боевой приказ о подготовке к рейду,  подполковник Холостяков
сказал Доватору:
     - Я  не обсуждаю приказ,  а высказываю свое мнение...  Несколько дней
назад мы едва вырвались из окружения, а сейчас сами полезем в пекло!.. Обо
мне можно подумать,  что я трус.  Постарайтесь понять,  товарищ полковник,
что для военного человека умереть вовсе не трудно...  -  Голос Холостякова
звучал надорванно,  с  волнующей хрипотцой.  -  Сейчас как раз нужно жить,
чтобы разбить фашистскую армию.  Значит,  нужно беречь человеческие жизни.
Скажу вам откровенно,  при такой обстановке я  бы  не пошел с  конницей по
тылам противника, а щадил бы людей...
     Доватор  слушает  его  молча.   Медленно  подняв  от   стола  голову,
внимательно своими ясными, острыми глазами оглядывает этого человека с ног
до головы. Поощрительно и сдержанно говорит:
     - Продолжайте, пожалуйста...
     - Сейчас на всех фронтах сложное положение.  Вы это, надеюсь, отлично
знаете.  Нам  потребуется много живой силы,  много резервов и  технических
средств. Стратегическая обстановка пока складывается не в нашу пользу.
     - Это слишком туманно выражено, товарищ подполковник. Говорите ясней.
     Еще  в  штабе  фронта  Доватор  слышал  много  разговоров о  немецкой
стратегии и тактике,  о быстроте маневренных передвижений. Сам выспрашивал
подробности у  знакомых командиров,  побывавших в бою.  Это были полезные,
деловые  суждения,  без  уныния  и  подавленности.  Но  тут  Холостяков  с
назойливой бесцеремонностью внушал другое.
     - Слишком туманно, - повторил Доватор.
     - Постараюсь говорить ясней, - продолжал Холостяков. - Будем смотреть
правде  в  глаза:   Ельня  окружена  противником,   Смоленск  пал,   фронт
приближается к  Москве,  самые  важные магистрали в  руках  немцев,  а  мы
намерены распылять силы.  Надо их концентрировать и  готовиться к обороне.
Командиры штаба армии не  протерли еще  глаза.  Не  видят и  не  чувствуют
обстановки!
     - Понимаю!  - соглашается Доватор. - Однако мне кажется, штаб армии и
вы  желаете как раз противоположного.  Не  писали вы  об  этой вашей точке
зрения наштарму?
     - Не писал,  а говорил,  -  ответил Холостяков.  -  Этим партизанским
рейдом сейчас болеют все командиры и  политработники.  Ну  и  кавалеристы,
конечно.   Совершить  марш  по   тылам  врага  с   клинками  наголо  очень
соблазнительно, но...
     Холостяков поймал холодный взгляд и  скрытую усмешку Доватора,  и ему
стало как-то не по себе.  Странную скованность он испытывал в  присутствии
этого молодого полковника. Вопросы его были деловые, обдуманные, а реплики
меткие,  хлесткие,  как удар хлыста, которым заставляют коня идти в галоп.
Стараясь подавить неприятное чувство,  Холостяков стал говорить громче, не
подозревая,  какую злую шутку задумал сыграть с  ним стройный,  с веселыми
глазами полковник.
     - Но я скажу, что идти самим в окружение при современной войне - это,
знаете...
     - Да,  пойдем в тыл, в окружение, - отвечал Доватор, присматриваясь к
Холостякову.
     - Мы с вами встретились двадцать минут назад,  -  продолжал тот, - не
знаем друг друга, но я беру на-себя смелость заявить вам, что операция эта
гибельная: напрасно погубим конницу.
     - Да я, пожалуй, согласен с вами! - неожиданно заявил Доватор.
     - Что?..  Вы  согласны?  А  мне,  признаться,  показалось,  что мы не
понимаем друг друга...  Я привык говорить,  что думаю, и очень рад, что мы
пришли к единому убеждению.
     - Надо  сформулировать выводы  и  послать штабу  армии,  -  задумчиво
проговорил Доватор.  -  Я,  пожалуй,  продиктую вам...  запишите.  Напишем
коротко   и   пошлем   по   радио   шифровкой:   "Предполагаемая  операция
кавалерийских дивизий по тылам противника не может быть осуществлена ввиду
совершенности  стратегии   и   тактики   немецкого   командования.   Такое
мероприятие повлечет за собой окружение и уничтожение конницы. Подробности
особым   рапортом.   Подпись:   "За   полковника   Доватора   подполковник
Холостяков".
     - Но, понимаете ли, это... - начал в замешательстве Холостяков.
     - Позвольте! Вы только сейчас говорили. Я ничего не прибавил!
     - Да, но писать так нельзя... - смущенно ответил Холостяков.
     - Если  можно  говорить,  почему нельзя написать?  -  Доватор уже  не
скрывал иронии. - Нет уж, извольте подписать!
     - Этого я не могу...
     - Не можете? - насмешливо спросил Доватор. - Трудно?..
     Порыв ветра надул оконные занавески,  как  паруса;  жалобно скрипнули
распахнутые оконные створки.
     В  штаб  вошли  Осипов,  Наумов  и  лейтенант Гордиенков.  Увидев их,
Доватор оживился, повеселел.
     - Мы ждали вас через несколько дней, - проговорил Осипов.
     - Надо  уметь появляться тогда,  когда тебя  не  ждут,  -  улыбаясь и
пожимая Осипову руку,  отвечал Доватор.  -  Я уж и в дивизии побывал,  и к
тебе в  полк наведался,  обедал там,  коня перековал,  а хозяин и ночевать
домой не приехал!.. Ах ты, старый косолапый дружище!..
     - Обидно,  Лев Михайлович,  ей-богу,  обидно.  Значит,  пропала целая
ночь, а поговорить есть о чем! - с искренним сожалением сказал Осипов.
     Алексей Гордиенков крепко обнял Доватора.
     Капитан  Наумов,  внимательно наблюдавший шумную  встречу,  улыбался,
точно  радуясь свиданию старых друзей и  непринужденному тону  полковника.
Доватор вопросительно посмотрел на него.  Наумов шагнул вперед и отчетливо
проговорил:
     - Оперативный дежурный капитан Наумов!
     - А как вы сюда попали? - пожимая ему руку, спросил Доватор.
     Наумов смутился.
     - Вы были адъютантом у генерала в штабе фронта?
     - Так точно, - ответил Наумов. - С генералом характером не сошлись...
     - Люблю откровенность...  Да, разные бывают характеры, разные люди...
Я три дня назад в резерве спрашиваю одного капитана: "За что получил орден
Красного Знамени?" - "За усы!" - "Как за усы? У тебя и усов нет!" - "Зато,
говорит,  у  адъютанта атамана Шкуро  такие были  -  насилу шашкой сбрил".
Пришлось  этого  капитана  назначить  начальником штаба  дивизии.  Ответил
хорошо...  Товарищ подполковник,  вы немного подождите,  - сказал Доватор,
заметив,  что Холостяков хочет уйти. - Мне необходимо посмотреть материалы
разведки.
     Холостяков выдвинул ящик,  положил на  стол  папку  и  молча отошел в
сторону.
     Доватор открыл папку. Долго просматривал лежавшие в ней бумаги. Здесь
было  несколько  разведсводок  штаба  дивизии  и   целая  пачка  донесений
отдельных  разведгрупп.  Большинство из  них  было  составлено  неряшливо.
Попадались противоречивые сведения. Лев Михайлович достал из полевой сумки
карту, сверил с ней какую-то бумажку.
     - Тут,  я  вижу,  сам  аллах  не  разберется.  -  Постучал  по  папке
карандашом, спросил: - Кто командир разведэскадрона?
     - Я, товарищ полковник! - выступая вперед, ответил Гордиенков.
     - В  этом  районе  есть  немцы?  -  задал  вопрос Доватор,  показывая
координаты.
     - Точно  неизвестно,  -  ответил Гордиенков.  -  Туда  направлены две
группы.
     - Когда они должны вернуться?
     - Группа номер один  должна была  вернуться вчера,  но  почему-то  не
вернулась...
     - А разыскивать послали?
     - Сегодня пошла вторая группа, - сказал Холостяков.
     - Почему вчера не послали разыскивать? - упрямо допытывался Доватор.
     Неловкое молчание.
     Лев Михайлович обвел присутствующих взглядом.  В его глазах пламенели
искорки гнева.
     - Вас  интересуют живые люди или  нет?  А  может,  они  уже  мертвые?
Интересуйтесь судьбой и мертвых людей!  Вас спросят. Может быть, некоторые
из них ранены,  ждут вашей помощи!  А  мы в  это время спорим об "искусной
стратегии германского командования"! Извините!..
     Он   порывисто  скинул  бурку  и   бросил  ее  на  диван.   Стройный,
широкоплечий,  с  сердито сдвинутыми бровями,  он резким движением одернул
полы коверкотовой гимнастерки.
     - Извините! - повторил он сурово. - Так воевать нельзя!
     Все молчали, испытывая неловкость. Каждый чувствовал долю своей вины,
а Холостяков в особенности, и каждый думал: "Как же это могло получиться?"
     - Гордиенков!  Немедленно серию разъездов на розыски.  А  сам -  бери
людей  и  привези мне...  -  Доватор взглянул на  карту,  быстро  прикинул
расстояние, - привези через двенадцать часов точные данные, что делается в
поселке Ордынка и  в  хуторе Коленидово.  Если  что  будет  особо  важное,
немедленно присылай донесение. Понял?
     - Так точно!  -  Алексей,  повторив приказание,  спросил: - Разрешите
выполнять?
     Доватор кивнул головой. Вслед за Гордиенковым вышел и капитан Наумов.
     В  комнате было  тихо.  Издалека доносился глухой гул  артиллерийской
стрельбы,  слышались  дрожащие  звуки  сигнальной  кавалерийской  трубы  и
тревожное конское ржанье.
     - Отчего кони ржут? - неожиданно спросил Доватор.
     - Овса просят,  -  проговорил Осипов. - Пятые сутки овса не получаем.
Норму перебрали...
     Доватор, сдвинув брови, посмотрел на подполковника Холостякова.
     В эту самую минуту в штаб вошел коновод Доватора -  Сергей. Выражение
лица у  него было такое,  точно он пять минут назад убил человека и теперь
пришел к прокурору каяться.
     - Товарищ полковник, с Соколом неладно!
     - Что такое? - встревоженно спросил Доватор.
     - Захромал... не ступает. Кузнец, наверно, заковал. Вот в ихнем полку
вчера перетягивали. - Сергей кивнул на Осипова.
     - Не может быть! - возразил Осипов. - У меня отличные кузнецы.
     - Чего там не может быть!  - Доватор гневно глянул на Осипова, словно
не кузнец заковал коня,  а сам майор.  - Это не кузнец,  а палач!  Где  ты
только отыскал его! - Круто повернувшись к коноводу, резко спросил: - А ты
где был,  когда ковали?  Чего смотрел?  Ты должен  следить,  как  забивают
каждый  гвоздь!  Чему  я тебя учил?  - И Лев Михайлович вместе с коноводом
пошел осмаривать захромавшего коня.
     Следом за  ним  вышел и  Осипов,  огорченный тем,  что  коня заковали
именно в его полку.
     Во  дворе,  около деревянного сарая,  стоял коновод,  держа под уздцы
накрытого белой  попоной рослого,  темно-гнедой масти коня.  Конь  гордо и
свободно вскинул  небольшую сухую  голову.  Огромные,  глубоко  посаженные
глаза  его  смотрели весело и  испытующе;  казалось,  он  был  менее всего
озабочен беспокойством хозяина.  По нежной шелковистой коже Сокола, по его
мускулистой груди,  выпуклым связкам, резко очерченным ноздрям, удлиненным
бабкам Осипов опытным взглядом завзятого лошадника оценил породу и  должен
был признать, что его красавица Легенда при всех ее качествах не имела тех
статей,  которые имел Сокол.  Он был крупней,  мускулистей и  поразительно
длинен в корпусе, что таило в себе огромную силу, выносливость и резвость.
Конь стоял на трех ногах, поднимая левую переднюю, чуть-чуть касаясь земли
краешком копыта.  Он  поматывал головой,  будто  извинялся за  неприличную
позу, но глаза у него были задорные, ноздри заметно трепетали.
     - Гробанули коня!  - увидев Осипова, заговорил Доватор, гневно сжимая
кулак.  - На ногу не наступает,  полюбуйся!  Ну и ковали,  нечего сказать.
Ведь  это варварство - в живое мясо гвоздь забить!  А мой щелкопер коня не
мог уберечь.  Видишь,  Сокол смотрит на меня  умнейшими  глазами  и  вроде
спрашивает: "Как ты, хозяин, мог меня доверить этакому форсуну?"
     - Недоглядел, товарищ полковник, разве я... - оправдывался Сергей.
     - Пешком заставлю ходить!  Пешком!..  Веди в ветчасть -  и немедленно
расковать! Компресс надо...
     Сергей повел хромающего Сокола со двора.
     Доватор  присел  на  крыльцо,  закурил  и,  протягивая Осипову  пачку
папирос, сказал:
     - Не поправится Сокол -  у тебя коня отниму. Мне уж говорили про твою
кобылицу!
     Осипов молча взял папиросу,  закурил.  Своих кузнецов он хорошо знал:
это были лихие,  бывалые,  кадровые ковали,  дружные и веселые хлопцы.  Он
видел,  как  они  "обрабатывали" прибывших  на  пополнение коней.  Степные
дончаки, извиваясь, бились в стойлах, как пойманные звери, бешено фырчали,
мотая  головами,  пытаясь освободить верхнюю губу  от  закрученного палкой
ремня.
     "А ведь и правда,  может взять Легенду,  - с тревогой думал Осипов. -
Напишет приказ  -  и  ничего не  поделаешь..."  Осипов сейчас же  придумал
хитрый план и не замедлил провести его в жизнь.
     - Кузнецов я накажу...  Ты думаешь,  я для тебя коня пожалею?  Бери в
любое время!  -  покосившись на Доватора,  обиженно проговорил Осипов.  Он
понимал,   что  сейчас  не  следует  ломиться  в   амбицию.   Майор  начал
расхваливать Легенду. Конь Доватора просто тускнел перед ней.
     - Слов нет,  твой Сокол - конь породистый, а ноги все-таки подлыжные,
зад  отвисает,   подпруга  посажена  низко,  плечи  очень  длинные,  да  и
перекошены...
     - Не  меняться ли  хочешь?  -  не дослушав,  перебил Доватор.  Он уже
разгадал Осипова. - Эх, Антон, барышник из тебя хороший! Ты мне не финти -
со своей кобылой ты не расстанешься! Я тебя знаю!..
     Они посмотрели друг на друга и громко расхохотались.


                                 ГЛАВА 5

     Августовский день клонился к вечеру. Солнце, окутанное дымом пожарищ,
уходило на запад.
     Доватор прочитал газету и, задумавшись, держал ее перед собой. Сводка
опять сообщала об оставленных городах,  о жестоких сражениях. Немцы заняли
Витебск. Немецкий сапог топтал родной край Доватора - Белоруссию...
     Вошел капитан Наумов и попросил газету. Лев Михайлович молча протянул
ему "Правду".  Капитан ушел.  Доватор долго сидел не  двигаясь.  Перед его
глазами все  еще  стояла виденная утром картина.  Он  ехал в  штаб группы.
Навстречу  по   дороге   на   предельной  скорости   мчались   автомашины,
переполненные ранеными.  А  по  обочинам дороги  бесконечной вереницей шел
народ -  старики, женщины с котомками за плечами, детишки. Коровы подымали
запыленные головы, тоскливо ревели.
     - Из каких мест, товарищи? - придерживая коня, спросил Доватор.
     - Смоленские... Калининские... Белорусские...
     - Из Бешенковического района Витебской области никого нет?
     - А ты что, земляков ищешь? - спросила старуха, опираясь на суковатую
палку, и подняла на Доватора слезящиеся, воспаленные от пыли глаза.
     - Ищу, мамаша... Вы не оттуда?
     - Ты,  сынок,  тут не ищи.  Туда ступай,  там ищи!  -  Старуха гневно
потрясла палкой, указывая на запад.
     Слова старухи, как горький упрек, больно ранили сердце...
     Доватор встал со скамьи,  позванивая шпорами,  прошелся по комнате. С
печки спрыгнула на пол желтая кошка. Доватор нагнулся и взял ее на руки.
     - Ишь, востроглазая... Мышей ловишь? А еще что умеешь?
     Лев  Михайлович,  поглаживая мягкую шерсть кошки,  медленно ходил  из
угла в угол.
     В  комнату заглянула с узлом в руках хозяйка дома,  пожилая женщина с
добрым, усталым лицом.
     - А я слышу - с кем-то вы разговариваете...
     - С кошкой разговариваю, - ответил Доватор.
     Хозяйка  улыбнулась.  Подошла  к  кровати,  быстро  постелила  чистую
простыню, сменила наволочки. Нерешительно спросила:
     - Товарищ начальник, неужто и сюда басурман придет?
     Не раз приходилось Доватору отвечать на такие вопросы,  но всегда они
волновали его.
     - Пожалуй,  придет, - сказал он и, подумав, уверенно добавил: - А вот
живым-то едва ли уйдет отсюда...
     Громко стуча сапогами,  вошел коновод Сергей и молча поставил на стол
еду.
     Хозяйка вздохнула, поправила подушки и бесшумно вышла.
     - Как Сокол? - спросил Доватор, продолжая гладить кошку.
     - Расковали...
     - Ладно, иди. Я с тобой еще поговорю...
     Сергей ушел.  Лев  Михайлович взял  с  тарелки кусок  колбасы и  стал
кормить кошку.
     Офицер связи,  явившийся по вызову Доватора,  очень удивился,  застав
нового командира кавгруппы сидящим на корточках и кормящим кошку.
     - Лейтенант  Поворотиев  по  вашему  приказанию  прибыл!  -  смущенно
отрапортовал он.
     Доватор  встал,  осмотрел  офицера  с  ног  до  головы,  нахмурился и
промолчал.
     Поворотиев,  нерешительно переступая с ноги на ногу,  поправил кобуру
от нагана, в которой с трудом помещался пистолет Токарева.
     - Вы лейтенант? - после длительной паузы спросил Доватор.
     - Так точно! - ответил Поворотиев.
     - Аттестованный, значит? - пряча усмешку, продолжал Доватор.
     - Так точно. Аттестован.
     - Не  понимаю,  -  Доватор развел руками,  -  не то лейтенант,  не то
ефрейтор. Знаков различия нет.
     Поворотиев виновато посмотрел на петлицы и покраснел.
     - Поломались, а купить...
     Доватор достал из полевой сумки блокнот,  вырвал лист, присел к столу
и стал что-то писать. Сложил лист, протянул лейтенанту:
     - Передайте комдиву. А ко мне без знаков различия прошу не являться.
     - Есть! Разрешите идти?
     - Нет,  подождите.  Разыщите моего  коновода и  скажите  ему,  что  я
приказал дать вам пистолетную кобуру.  А то получается:  офицер связи,  да
еще  кавалерийской дивизии,  и  без знаков различия,  новенький пистолет в
старой, негодной кобуре... Какой вы даете пример бойцам и командирам? Вы -
представитель командования дивизии!.. Вы женаты?
     - Нет, товарищ полковник, - смущаясь все больше, ответил Поворотиев.
     - И  не женаты...  А  вдруг встретится по дороге девушка и  подумает:
"Где служит этот офицер? У него, наверное, и командиры такие же неряхи..."
     Дальше выдержать было  невозможно.  Лейтенант вздрогнул,  повернулся,
больно  лягнув правой ногой  по  щиколотке левой,  и  выбежал из  комнаты,
красный от стыда.
     Минуту спустя,  садясь верхом на  коня,  он  от волнения никак не мог
поймать ногой стремя. Потом надвинул кубанку до самых ушей и шажком поехал
по улице, стараясь разгадать, что кроется за строгостью полковника. Бросив
повод  на  луку,  Поворотиев вынул  из  кармана синих  брюк  полученную от
Доватора бумажку и прочитал ее.
     Новый  командир кавгруппы предупреждал комдива,  что  приедет  сам  -
лично будет проверять конский состав,  вооружение,  вьюки,  снаряжение. "А
ведь посмотришь -  кошку колбасой кормит!" Поворотиев усмехнулся,  покачал
головой и сунул записку в полевую сумку.
     Вечернее небо было чистым, безоблачным.
     Где-то  одиноко  и  методически  била  пушка:   немецкая  привычка  -
тревожить русских,  не давать покоя во время ужина. Однако жизнь шла своим
чередом.   Из  леса  вкусно  попахивало  лавровым  листом.  Дымили  кухни,
перекликались связные,  дневальные,  посыльные.  Гремели  котелки,  ведра.
Весело выговаривали трубачи:  "Бери ложку,  бери бак,  кто не  хочет,  иди
так!"
     За деревней Поворотиеву повстречалась женщина с мешком за плечами.
     - Скажите,   товарищ  военный,   где  тут  штаб?   -  поравнявшись  с
лейте