ргей полез в
карман за санитарным пакетом, но Яша остановил его.
     — Чепуха, это царапины. След твоих гильз из автомата...
     Яша тыльной стороной ладони смахнул со щеки кровь.  Там действительно
были царапины, но основательные. Однако перевязать щеку Яша не успел.
     Ветер быстро разогнал дым. На почерневшем от взрыва снегу лежали семь
изуродованных  гитлеровцев.   Оставшиеся  невредимыми,   истошно  крича  и
бранясь, тащили раненых. С вездехода вдоль просеки яростно бил пулемет.
     Бодров короткой очередью убил еще  одного немца,  Яша свалил второго.
Пулемет замолк.
     Понаблюдав несколько минут,  Бодров  решил,  что  гитлеровцы ушли,  и
высунул из  укрытия голову.  Тотчас он  был обстрелян шквальным пулеметным
огнем.   Пули,   шлепаясь  о  мерзлую  землю,  о  корневище,  пронзительно
взвизгивали.
     — Заметил,  гад!  Теперь голову не  даст поднять.  —  Яша  потихоньку
ругнулся.
     Пулемет, не переставая, вел огонь.
     — Разреши мне подползти с другой стороны. Я его нащупаю.
     Но  Яша не успел договорить.  За просекой неожиданно защелкали частые
выстрелы. Несколько, раз прострочил пулемет, и сразу все стихло.
     Над  лесом  дымчатой каемкой проплыли низкие облака.  Где-то  в  небе
прогудел самолет.
     Яша  настороженно поднял  голову.  Неподалеку от  вездехода с  кустов
посыпался снег, затем во весь рост появилась с карабином в руках неуклюжая
фигура Саввы.
     — Саввушка...  — прошептал Яша с нежностью. С его щеки падали на снег
капельки крови.
     — Он, он, миляга! Ну и дылда...
     На обветренном скуластом лице Сергея разлилась улыбка.
     Выскочив из укрытия и  отряхиваясь на ходу,  Сергей с Яшей побежали к
нему навстречу.
     — Кар-тина!  —  завидев товарищей,  крикнул Савва,  широко  распахнув
длинные,  могучие  руки.  Короткий  кавалерийский карабин  казался  в  них
детской игрушкой.  Сзади него шли  Нина и  Вася.  Последний тащил немецкий
пулемет.
     Подбежав к Савве, Бодров обнял его и расцеловал.
     — Спасибо, друг! Сказать тебе, что ты молодец, мало. Ты просто герой,
Савва!
     — А сами-то что натворили,  — смущенно говорил Савелий. — Да ты брось
меня тискать,  я  там этот автоматический трайтайтам завел.  На  нем ехать
можно.
     Все поспешили к бронетранспортеру.
     Голенищев сел  за  руль  и  дал  газ.  Вездеход дрогнул,  заскрежетал
гусеницами и  тронулся.  Однако  отъехать  пришлось недалеко.  Гитлеровцы,
опомнившись, выскочили на просеку и отрезали дорогу. Сидя в кабине, Бодров
увидел,  как серые фигурки вражеских солдат,  согнувшись, перебегали через
просеку и  тащили на руках минометы;  сбоку и сзади загрохотали пулеметные
очереди.
     — Голенищев, тормози! — крикнул Сергей.
     Но  Савва и  сам  понял,  что ехать было некуда.  Убрав газ,  он  уже
отстегивал от пояса ручные гранаты.  Выскочивших впереди бронетранспортера
немцев Громов срезал пулеметной очередью.  Яша  короткими очередями бил из
автомата.
     — Вылезайте быстро!  — Бодров выскочил из машины, бросил две гранаты.
Немцы немного отхлынули.
     — Занимаем круговую оборону!  — крикнул Бодров, прихрамывая, бросился
в кусты и лег под дерево.  Он был ранен в ногу. К нему с пулеметом в руках
подполз Громов.  Нина  с  Яшей  изготовились в  неглубокой канавке.  Саввы
Голенищева около них не оказалось.
     Гитлеровцы, громко крича, пошли в атаку.


                                 ГЛАВА 13

     На   рассвете  в   блиндаж  подполковника  Осипова  пришел   командир
разведэскадрона старший лейтенант Кушнарев. Ночью он с группой разведчиков
пытался прорваться на Сычи,  но безуспешно.  Немцы сжали эскадроны Осипова
плотным кольцом и  усиливали напор со всех сторон.  Артиллерийский обстрел
шел о  утра до  вечера.  Несмотря на плохую видимость,  лес систематически
подвергался бомбардировке с воздуха.
     Днем  атаки  пехоты  повторялись через  каждый час.  Но  кавалеристы,
зарывшись в  снег,  встречали фашистов шквальным огнем.  Только ночью утих
бой и наступила передышка.
     — Где ты хотел пройти? — склонившись над картой, спрашивал Осипов.
     — В нескольких местах пытался,  —  Кушнарев показал маршруты и устало
присел на чурбак. От неудачи он был зол и до боли жмурил глаза.
     — Н-да...  — постукивая по карте карандашом, протянул Антон Петрович.
— Патронов маловато.  Я бы им устроил кордебалет...  Все равно пробиваться
надо любым путем. Хоть координаты дать, чтобы самолет боеприпасов сбросил.
Без патронов пропадем.
     Наступила небольшая пауза.
     — Ну  что ж...  —  задумчиво продолжал Осипов.  —  Если такой опытный
разведчик,  как ты, не мог проскочить, значит, плохи наши дела... или твои
разведчики никуда не годятся. Кликну добровольцев. У меня найдутся хлопцы.
Подвел ты меня, старшин лейтенант. Надеялся я на тебя крепко...
     — У  меня разведчики замечательные,  товарищ подполковник.  Подходили
вплотную.  Но что делать:  куда ни сунемся,  не спят.  В одном месте можно
было бы, да...
     — Ну и что же? — раздраженно перебил Осипов.
     — "Языка" решили прихватить.  Ну, взяли, а он заорал как резаный. Шум
такой поднялся, пришлось вернуться.
     — Где же пленный?
     — Лейтенант  Головятенко  допрашивает.   Только  ничего  от  него  не
добьешься. По-русски ни одного слова.
     — Почему сюда не привел? И молчал, голова садовая!
     Осипов, поднявшись  из-за  стола,  подошел к завешенной плащ-палаткой
двери  и  приказал  ординарцу  позвать   Головятенко.   Лейтенант   сейчас
возглавлял его штаб.
     — Да пусть немца сюда приведет, — добавил Антон Петрович.
     Минуты   две   спустя   Осипов   оглядывал  высокую   плотную  фигуру
гитлеровского солдата.  Взял со стола фонарь и  поднес к  его лицу.  Немец
отшатнулся.
     — Ну,  что он?  —  спросил Осипов у Головятенко, подавляя нарастающее
волнение.
     — Не знает по-русски.  Бормочет черт знает что... Подтверждает всякую
чепуху.  —  Головятенко безнадежно махнул рукой,  кляня себя в душе за то,
что отлынивал в школе от уроков немецкого языка. — Плохо без переводчика!
     Осипов  начал  допрос  с   немногих  известных  ему  слов,   но  дело
подвигалось туго. Это сразу понял пришедший комиссар батареи Ковалев.
     — Товарищ  подполковник!  —  обратился  он.  —  Разрешите  пригласить
переводчика?
     — Какого переводчика? — нахмурившись, спросил Осипов.
     — У меня есть! — Ковалев, нахлобучив на лоб кубанку, быстро ушел.
     — Откуда у  Ковалева переводчик?  —  Антон Петрович знал не  только в
лицо всех батарейцев, но и помнил их биографии. Это были его самые любимые
солдаты и собеседники. В часы отдыха он приходил на батарею и разговаривал
с каждым.
     Когда Зина  вошла в  блиндаж,  Осипов,  твердо сжав  губы,  удивленно
кашлянул.
     — Так  вот  какой у  тебя переводчик...  —  проговорил он  смягченным
голосом.  —  Прошу, прошу. Поговорите с этим разбойником! Смотрите, увидел
хорошенькую девушку и глаза косит,  улыбается,  а дай ему автомат,  он так
улыбнется...
     Зина пристально смотрела на  немца.  Это был первый настоящий фашист,
которого ей пришлось видеть.  Немца усадили против Зины. Слащаво улыбаясь,
он подобострастно глядел ей в лицо и отвечал на все вопросы.
     — Он говорит,  что полк,  в котором он служит, — волнуясь, переводила
Зина,  — входит в состав армейского корпуса генерала Гютнера. Им приказано
быть в Москве первыми. Но он опасается, что их опередят танкисты...
     — Скажите ему,  чтоб он о Москве забыл и не упоминал это слово, иначе
будет  сегодня  же  расстрелян.  Пусть  точно  называет  номера  частей  и
количество танков, — проговорил Осипов.
     Услышав переведенные Зиной слова,  фашист недоумевающе раскрыл рот  и
испуганно заморгал глазами.  Далее пленный сообщил,  что в районе Морозово
сосредоточено около восьмидесяти танков и  два полка пехоты.  Им приказано
уничтожить кавалерийские части Доватора.
     Уточнив схему  расположения частей  противника,  Осипов выяснил,  что
гитлеровцы в  первую очередь будут стремиться покончить с  его  окруженной
группой,  а  затем всей массой навалятся на Медникова и могут прорваться к
Волоколамскому шоссе.  Сейчас,  как никогда, надо было связаться со штабом
дивизии,  сообщить эти  ценнейшие данные  и  разгромить скопление немецкой
пехоты  сильным  артиллерийским обстрелом  или  же  массированным  налетом
авиации.  Располагая пушками и  минометами,  Осипов почти  совсем не  имел
снарядов. В лесу нашлось большое количество мин, но не было дополнительных
зарядов к ним.
     Переписав начисто оперативную сводку для штаба дивизии, Головятенко с
унылой улыбкой сказал:
     — Все готово, только отправлять придется голубиной почтой.
     — Ну что ж,  поймай в лесу дикого голубя и пошли...  — мрачно ответил
Осипов.
     — Разрешите мне,  товарищ подполковник,  доставить это  донесение,  —
неожиданно сказала Зина.  Разговаривая с немцем, она поняла, что сведения,
которые  он  дал,   очень  важные  и  сообщить  о  них  командованию  надо
немедленно.
     — Как вы это сделаете? — круто повернувшись к ней, спросил удивленный
Осипов.
     — Я знаю этот лес вдоль и поперек.  Под деревней Шишково есть болото,
там нет немцев. Через него хоть и трудно, но пройти можно.
     Антон  Петрович,  развернув карту,  отыскал  синие  штрихи  болота  и
задумался. Непроходимая низина узким дефиле уходила от Шишкова на север, а
потом острым клином поворачивала на  юго-восток и  тянулась почти до самых
Сычей.
     — Так,  так...  —  проговорил  он  медленно.  —  Хорошо,  я  дам  вам
провожатых. Доставьте в штаб дивизии донесение и пленного немца.
     Землянку неожиданно тряхнул недалекий сильный взрыв,  затем  началась
яростная пулеметная стрельба. Все настороженно притихли.
     — Начальник штаба,  быстро узнать,  в  чем  дело!  —  крикнул Осипов,
свертывая карту.
     Кушнарев,  схватив автомат, выбежал вслед за Головятенко. Стрельба то
утихала,  то  вновь гулко усиливалась.  Прислушиваясь к  шуму  боя,  Антон
Петрович взглянул на  Зину.  Лицо ее было спокойно,  только черные ресницы
слегка вздрагивали.
     — Если вы  мне доставите это донесение...  —  сказал Антон Петрович и
секунду помолчал, не отводя упорного взгляда от Зины, — я представлю вас к
ордену Красного Знамени,  даже свой сниму и привинчу вам.  Это мое честное
партийное  слово.   Наденьте  маскировочный  халат.  Возьмите  оружие.  Вы
понимаете, как это важно и как опасен ваш маршрут?..
     Зина молча кивнула головой.  Кушнарев вместе со своими разведчиками и
группой бойцов во главе с  лейтенантом Головятенко двинулись в направлении
выстрелов.  Впереди  шли  Торба,  Буслов  и  Борщев.  Приближался морозный
ноябрьский  рассвет.  Между  деревьями,  отсвечивая  потухающими  искрами,
догорали замаскированные ветками ночные костры.  Два казака несли на палке
закопченный, наполненный дымящимся варевом молочный бидон.
     Стрельба стихала.  На  переднем крае,  где  эскадрон Рогозина занимал
круговую оборону,  пока все было спокойно.  Командир эскадрона и  политрук
стояли около блиндажа,  кого-то поджидая и  тревожно посматривая в сторону
немцев.
     — Что, опять лезли? — спросил Головятенко у Рогозина.
     — Вчера, после нашей встречи, больше не лезли, — ответил Рогозин.
     — А что это за стрельба была и взрыв?
     — Видно,  кто-то потревожил немцев с той стороны,  —  сказал политрук
Молостов.  —  Мы с  Рогозиным послали разведку,  ждем.  Слышна была работа
мотора, а теперь все затихло.
     Однако разведчиков они так и не дождались. За передним краем в районе
расположения немцев с прежней силой возобновилась стрельба.
     — Ну,  конечно,  наши  пробиваются,  —  поправляя  на  голове  каску,
возбужденно проговорил Кушнарев.  —  Я пошел.  Вперед, ребята! — Кушнарев,
пригибаясь, направился навстречу гремевшим выстрелам.
     Головятенко приказал Рогозину выбросить прикрытие и  пошел со  своими
людьми вслед за разведчиками.


     ...Бой шел на самом краю  просеки.  Окружив  группу  Сергея  Бодрова,
гитлеровцы  решили  взять  советских бойцов живыми.  Лежа за кустами,  они
кричали,  что сохранят им жизнь,  и предлагали сдаваться.  В ответ на  это
Сергей  давал  из  трофейного  пулемета  очередь,  а  Вася  с Яшей били из
автоматов.  Нина с пистолетом в руках бдительно  смотрела  по  сторонам  и
одиночными выстрелами давала знать о приближении немцев.  Савва Голенищев,
позже всех выскочивший из вездехода,  захватил  с  собой  крупнокалиберный
пулемет, но не знал, как с ним обращаться.
     Пулемет  молчал,  словно  заколдованный.  Положение  оборонявшихся  с
каждой  минутой становилось безнадежней.  Патроны кончались.  Оставались в
резерве только три гранаты,  но  Сергей придерживал их  на крайний случай.
Немцы  наступали с  трех  сторон.  Тылом для  горсточки храбрецов была  та
просека,  где  саперы  противника только  что  обезвреживали мины  и  были
атакованы Бодровым.
     Пока имелись патроны, Сергей, несмотря на ранение, переползал с места
на  место и  отбивал атаки короткими очередями.  Сейчас немцы приблизились
метров на сто пятьдесят и,  беспрерывно ведя обстрел лежа на снегу, криком
и гамом демонстрировали атаку.
     Подозвав к себе Голенищева, Сергей сказал:
     — Патроны кончаются. Что будем делать, Савва?
     Голенищев подвигал заострившимися скулами и ответил не сразу.
     — Подпустим на самое близкое расстояние —  и  в атаку.  Была не была!
Только  одному...  Одному  придется  остаться у  пулемета.  Прикрыть,  так
сказать...
     Глухо кашлянув, он добавил:
     — Я остаюсь. Может, пулемет налажу.
     — Нельзя  тебе.   С  тобой  рация,  —  твердо  проговорил  Сергей  и,
превозмогая острую  боль  в  ноге,  продолжал:  —  Мне  все  равно  быстро
двигаться нельзя. Я и прикрою.
     — Выходит,  мы тебя раненого оставим?  Ну,  это ты брось! Тогда будем
все вместе...
     Помолчали. Голенищев, облизывая обветренные, почерневшие губы, сурово
нахмурился.
     — Я старший, — сказал Бодров, — и даю такой приказ, понял?
     Бодров,  повернувшись к  Савве,  увидел,  как  тот,  будто  не  слыша
последних слов товарища, напряженно вглядывался вперед.
     За  кустами,  метрах  в  пятидесяти,  в  желтом  маскировочном халате
мелькнула  фигура  немецкого солдата.  Голенищев,  тщательно прицелившись,
выстрелил. Солдат, ткнувшись в снег лицом, замер на месте.
     Немцы,  галдя  и  выкрикивая ругательства,  открыли минометный огонь.
Ломая запорошенный снегом молодой ельник, кругом рвались мины.


     Немецкие минометы стояли на небольшой открытой поляне. Высокий офицер
с  черным,  болтавшимся  на  груди  биноклем  взмахом  руки  отдал  приказ
прекратить огонь.  Потом  из  землянки вышел другой офицер.  Сложив ладони
трубкой, он крикнул:
     — Рус, слушай!
     На  минуту  все  смолкло.  Вдруг  раннее  сумрачное  утро  огласилось
мелодией кафешантанного танго. Затем голос на ломаном русском языке вместе
с  хриплым  шипением  патефонной пластинки известил "о  доблестных победах
германской армии",  далее  следовало  сообщение  об  окружении  Москвы,  о
падении Ленинграда и "прелестях" немецкого плена.
     Лежавший в  кустах рядом с  Павлюком Торба,  ткнув его локтем в  бок,
тихо сказал:
     — Веселятся...  Погодите,  гадюки, зараз мы вам покажем Москву. Ползи
быстро до  командира.  Пулемет сюда.  Я  буду  наблюдать.  Скажи  ему,  що
атаковать самый раз.
     Павлюк, разгребая руками снег,  торопливо пополз назад. Торба остался
на месте.  Фашисты снова завели пластинку.  Захар, сжимая в руках автомат,
следил за противником,  как  охотник,  выслеживающий  зверя.  Над  головой
Торбы,  шелестя  желтыми  от  мороза листьями,  высился коренастый молодой
дубок.  Из-под  серой,  висевшей  лоскутами,  пощербленной   пулями   коры
выглядывало его бурое крепкое тело.
     Прислонившись к твердому шершавому стволу плечом, Торба ощутил в себе
волнующий азарт предстоящего боя и зрелую непреоборимую силу. Подползший к
нему  старший лейтенант Кушнарев,  тяжело дыша,  лег  рядом.  Сзади лежали
остальные  разведчики.  Кушнарев,  откинув  со  лба  чуб  и  вглядываясь в
галдевших немцев, коротко произнес:
     — Начнем!  —  И,  оттянув затвор автомата,  отрывисто добавил: — Бить
прицельно, короткими очередями, а потом по моему сигналу — в атаку.
     Укрепив  локти,  Кушнарев поднял  ствол  автомата.  Буслов  подмигнул
Захару и вцепился в приклад ручного пулемета.
     — За мной!  —  Кушнарев, выскочив из-под дубка и разбрасывая сапогами
снег,  побежал вперед. Вслед за ним бросились остальные разведчики. Справа
по лесу прокатилось несколько артиллерийских выстрелов. За ними прогремело
"ура"...
     ...Через полчаса группа Бодрова уже находилась в штабе полка Осипова.


                          Ч А С Т Ь  Т Р Е Т Ь Я


                                 ГЛАВА 1

     На  командном пункте  эскадрона Шевчука  комиссар Абашкин  и  капитан
Мхеидзе, склонившись над картой, уточняли данные о противнике. Прибывшие в
распоряжение эскадрона первые  по  тому  времени  "катюши"  Абашкин  решил
использовать с наибольшим эффектом.
     — Вы  мне  точно  покажите площадь  самого  большого скопления пехоты
противника, а остальное — мое дело, — говорил Мхеидзе.
     — Значит, вы можете бить только по площади? — спросил Абашкин.
     — Повторяю, товарищ батальонный комиссар. Где больше фашистов, туда и
ударю!
     — Но  ведь вы  мне говорите,  что ваши пушки способны накрыть большую
площадь.  Значит,  вы  можете угодить по  боевым порядкам наших окруженных
эскадронов? — возразил Абашкин.
     — Надо  исключить такую  возможность,  а  для  этого  укажите границы
переднего края, — невозмутимо отвечал капитан.
     Он  требовал как  раз  того,  чего Абашкин не  мог  сделать.  Связи с
Осиповым не было.  В каких границах оборонялись его эскадроны, он не знал,
а ему в первую очередь и надо было помочь Осипову. Абашкин не видел выхода
из затруднительного положения.
     — Я  могу указать вам только границы своего переднего края,  —  после
минутного размышления ответил он.
     — Можно  ударить  по   Данилкову.   Туда  вошли  немецкие  танки,   —
посоветовал молчавший до сих пор Шевчук.
     — По Данилкову нельзя бить, — категорически возразил Абашкин. — Из-за
четырех танков поднимать на воздух целую деревню не резон,  к  тому же там
не успело эвакуироваться наше население.
     — Это ужасно! — тихо промолвила незаметно сидевшая в углу девушка.
     Командиры оглянулись. Закинув за плечи длинные пушистые уши сибирской
кухлянки, она смотрела на Абашкина настороженными глазами.
     — Извините, товарищ батальонный комиссар. Я не успел вас познакомить,
— поднимаясь,   сказал   Мхеидзе.   —   Это   представитель  завода.   Она
прикомандирована к нашей батарее для контроля за приборами в применении их
на практике. Привезла это оружие в подарок фронту от комсомольской бригады
уральских рабочих.
     — Спасибо за такой подарок!
     Абашкин, подойдя к девушке, крепко пожал ей руку.
     — Старались,  товарищ  батальонный комиссар,  всем  коллективом.  Как
будут работать, увидите сами... — смущенно ответила девушка.
     Только вчера она выгрузилась со своими пушками под Москвой, а сегодня
уже очутилась на переднем крае. Все было как во сне. Она сидела в землянке
и  с  замирающим сердцем слушала,  как  гудит от  артиллерийских выстрелов
земля, словно на их заводском полигоне, но ощущение здесь, на фронте, было
совсем иное.
     — Пушки-то хорошие привезли,  а мы, видно, плохие начальники, если не
знаем,  куда стрельнуть...  — невесело пошутил комиссар. — Ничего! Найдем,
куда послать ваши подарки.
     В землянку вошел майор Почибут и,  показывая Абашкину вдвое свернутый
лист бумаги, с радостным возбуждением сказал:
     — Радиограмма. От Антона Петровича.
     — Есть связь? — рванувшись к Почибуту, спросил Абашкин.
     — Получена радиограмма. Группа Бодрова пробилась, но сам он ранен.
     — Тяжело?
     Начальник штаба пожал плечами.
     — Не