осторонних не пускать, - ответил Торба.
     Командир насмешливо взглянул на Захара и подошел к дивану, у которого
стоял с карабином в руках Павлюк.
     - Товарищ командир, зараз я на посту и шутковаты не люблю...
     Не обращая внимания на слова Торбы,  командир взял лежавшую на  столе
бумажку,  прочитал ее,  покачал головой,  усмехнулся,  спрятал бумажку под
бурку,  - должно быть,  положил в карман.  Это вывело Торбу из себя,  и он
решил  поступить по всем уставным правилам.  Но тут произошло нечто такое,
что заставило Захара понять свою непоправимую  ошибку:  командир  в  бурке
взял лежавший на диване автомат.
     - Павлюк! - хрипло прошептал Торба.
     Но  тот  нерешительно переложил карабин из  одной  руки  в  другую и,
моргая, растерянно посматривал то на командира, то на Торбу.
     - Положите автомат, товарищ командир, - проговорил Захар и решительно
шагнул вперед. Казалось, еще секунда - и он бросится на командира.
     Командир вызывающе прищурил глаза и властно крикнул:
     - Но-но! - и отвел затвор автомата.
     Торба побледнел и замер на месте.
     - Ну и казаки!  Эх!.. А ты что ж стоишь? Помогай товарищу! - спокойно
проговорил командир,  повернувшись к Павлюку. - И это называется на посту,
да еще в штабе!
     Взглянув на Торбу колючими глазами, иронически добавил:
     - Шутковаты не люблю... Э-эх!
     Торба молчал.
     - Вот что, товарищ, извини, фамилии не знаю... - обращаясь к Павлюку,
сказал командир.
     Тот, не отвечая, глуповато моргал.
     - Павлюк! - хриплым голосом ответил за него Торба.
     - Павлюк?  Добре!  - И, снова взглянув на Торбу, со скрытой насмешкой
сказал: - А я, станичник, не тебя спрашиваю. Вам, товарищ Павлюк, придется
разыскать командира группы  и  позвать сюда  -  только быстро,  аллюр  два
креста!
     Захар понял, что этот человек привык распоряжаться.
     Сдвинув на глаза пилотку, Павлюк поспешно вышел.
     Торба  стоял  по  команде "Смирно",  с  видом непреклонного протеста,
искоса посматривая на  автомат.  Вдруг его  осенила догадка.  С  отчаянием
взмахнув кулаком, он выпалил:
     - Вы - новый командир! Зараз догадался, товарищ полковник!
     - Ну что ж, лучше поздно, чем никогда! Я смотрю: сидит за столом, как
казачий атаман,  и грамоту сочиняет. Автомат бросил... Ну что ж, на первый
раз,  ради  нашего знакомства,  подарить пару внеочередных нарядов?  Коней
любишь?
     - Какой же кавалерист, ежели он коня не любит! - хмуро ответил Захар.
     - Вот и  отлично!  Придется на конюшне подневалить.  Кто коней любит,
это  одно  удовольствие!  Доложишь своему  командиру.  Смотри,  казак,  не
обижайся, что мало дал. Обидишься - влеплю на всю катушку. Возьми автомат,
да помни, что из моих рук получил. - Доватор передал Торбе автомат.
     Принимая оружие,  Торба не заметил, как смахнул рукавом со стола свое
недописанное письмо.
     - Какого  подразделения?  -  спросил  Доватор и,  нагнувшись,  поднял
письмо.
     - Разведэскадрон, - ответил Захар.
     - Так! - Доватор бегло взглянул на письмо и протянул Захару. - Письмо
послать надо. Зачем бросаешь?
     В  голосе его уже не было прежней властности.  Захар уловил в  словах
командира нотку сочувствия.
     - Жене, что ли, писал?
     Глаза Доватора зорко следили за выражением лица Торбы.
     - Нет у меня жены!
     - Сколько же тебе лет?
     - Девятьсот одиннадцатого,  -  ответил Захар, стараясь не смотреть на
полковника.
     - Солидно. И все холостяк?
     - Нет,  один  раз  женился...  -  Захару неприятны были  эти  вопросы
командира кавгруппы,  но  в  то же время он невольно начинал проникаться к
нему уважением.  Полковник не  кричал,  не читал длинных уставных нотаций,
сразу  вошел,   как  настоящий  хозяин.   Заметив  непорядок,   откровенно
рассердился и  показал,  что  так  нести  караульную  службу  нельзя...  И
наказал...
     - Умерла,  что ли?  Или развелся?  -  И, не дожидаясь ответа, Доватор
продолжал:  -  Бывает!..  Анна Митриевна не  жена?  Ну,  конечно,  кто  же
Митриевной будет величать жену,  верно?  - Доватор весело рассмеялся. - Ты
меня прости, я только две верхние строчки прочитал.
     - Там, товарищ полковник, секретов нема! - Захар сунул руку в карман,
вынул письмо и доверчиво развернул лист. - Можно прочитать...
     - Незачем!
     - А затем, что это письмо виновато... Автомат из рук выпустил. В душе
зашкрябало, вот и письмо почав писать... Ежели бы не оно, вы б сюда так не
зайшлы. Зараз дочитайте до конца. Я вас очень прошу, товарищ полковник!..
     Доватор пристально посмотрел на  Торбу  и  понял,  что  казака  томит
душевная тревога. Взял недописанное письмо, прочитал, спросил:
     - Какое же ты учинил лиходейство? Расскажи, а то непонятно...
     Доватор сел на диван, снял фуражку и приготовился слушать.


                                 ГЛАВА 3

     История Захара Торбы была такова.
     Женили его двадцати лет, перед самым уходом в Красную Армию. Настояла
на  этом  мать.  По  ее  старозаветному расчету следовало после ухода сына
иметь в хозяйстве лишние рабочие руки.
     После  двух  лет  службы потянуло Захара домой,  да  так,  как  может
потянуть только молодая жена.  Ехал  служивый домой,  обновленный в  армии
духовно  и  физически.  Ждал  встречи  с  женой,  родными и  друзьями.  Не
терпелось рассказать,  как ловили диверсантов,  контрабандистов, показать,
как он  может делать "солнце" на турнике,  рубить лозу руками,  поднять на
загорбке коня...
     Стосковался Захар по голубоглазой хохотушке Фросе.  Сколько передумал
он  о  ней,  стоя в  секрете на  берегу Амура,  сколько за  два года писем
послал,  и  в  каждом  из  них  было  новое  нежнейшее прозвище:  "Диана",
"Волшебница", "Ласточка".
     Теперь ему стыдно вспомнить об этих письмах. А писал он так:
     "Ласточка моя!  Думка  все  о  тебе,  и  режет она  мне  сердце,  как
кавалерийская сабля.  И колет,  как острая пика, но я вкладываю себе в рот
трензеля и  крепче натягиваю повод.  Зараз учусь бить  всех  международных
врагов,  на случай, ежели сунутся. Закончу службу, отпущу повода и во весь
намет полечу до тебя, мое коханье, до тебя..."
     Но  Фросю  не  очаровывали  эти  кавалерийские  сравнения.  Приказчик
потребительского кооператива оказался более  практичным парнем.  Фрося  не
дождалась казака...
     Услужливая людская молва донесла до ушей Захара нехорошие слухи.
     По  старому  казацкому закону  следовало отрубить Фроське голову.  Но
жизнь  выжгла их,  эти  законы,  как  выжигают в  поле  дикий прошлогодний
чертополох.
     - Знаешь,  жинка дорогая, зараз надо тебе к приказчику переехать... И
будет краще!  -  сказал Захар Фросе.  -  А то во мне хоть глубоко, но черт
сидит,  мабудь и  не  великий,  самый малый,  но в  недобрый час выскочить
может...
     Фрося переехала к приказчику. Захару казалось - захватила она с собой
что-то  самое  ценное,  что  он  бережно хранил  в  глубине своего сердца.
Остался казак один,  с поцарапанным нутром,  и никак не мог понять: чем он
хуже долговязого приказчика, которого можно вожжой пополам перешибить?
     Весной, с началом полевых работ, Захар был назначен бригадиром, рьяно
взялся за колхозные дела и  уже меньше ощущал в  себе томительную пустоту.
Однако при всяком намеке на  женитьбу он  протестующе настораживался,  как
конь,  которому хотят всунуть в рот железные трензеля. Так продолжалось не
один год...
     Однажды на  сенокосе,  во  время  шабаша,  Захар отдыхал под  копной.
Неожиданно подошла и села рядом с ним Анютка Борщева.
     - С бригадиром хоть маленько рядышком посидеть!  Все, глядишь, лишний
трудденек запишет. Правда, Захарушка? - Она плутовски посмотрела на него и
громко рассмеялась.
     Торба давно приметил, что Анютка часто косит на него глаза, улыбается
ему. Он знал, что эта кубанская красавица отказала десятку лучших женихов,
выбирая  какого-то  "особенного".  Любила  она  по-вольному  балагурить  с
мужчинами,   раззадоривала  их  смелой  шуткой,   но  вела  себя  гордо  и
недоступно, а на молодых парней не обращала внимания.
     - Блажишь ты, Анютка, замуж тебе пора.
     - А  отчего,  Захар Тимофеевич,  тебе  жена изменила?  -  не  скрывая
насмешки, спросила Анютка.
     Захар побагровел. Наклонившись, он дыхнул в ухо девушки такое словцо,
от которого Анютка зарделась,  словно она не под копной сидела,  а у печки
блины пекла. Не желая считать себя побежденной, она полезла напролом.
     - Говорят,  будто  Фроська с  приказчиком Яшкой  твои  письма  вместе
читали, а потом Яшка ей диктовал, а она тебе ответ писала. Верно или нет?
     Скошенный луг огласился взрывом хохота.
     - А ты поди и спроси у них! - ответил посрамленный бригадир.
     С  этого дня Захар перестал замечать Анютку,  словно ее  и  не было в
бригаде. На работу он назначал ее через других.
     Анютка,  чувствуя свою вину,  пробовала заговорить с  ним  снова,  но
Захар глянул ей в  глаза смело,  гневно и с таким презрением,  точно перед
ним  была  не  красавица  Анютка,   на  которую  он,   бывало,  пристально
поглядывал,  а самый что ни на есть его смертельный враг.  Ненавидел он ее
теперь искренне и люто.
     Что  недоступно,  то  всего милей.  Вот  и  чувство девушки к  Захару
разрослось до таких размеров,  что она по своему страстному и решительному
характеру готова была пойти на любой, даже безрассудный шаг...
     После окончания летних работ,  на  торжественном колхозном празднике,
чествовали бригаду Захара Торбы.  Бригаде было вручено переходящее Красное
знамя, а бригадира премировали буркой чудесной работы.
     Опьяненный радостным чувством победы и душистым вином, Захар вместе с
другими казаками пел песни.  Потом выскочил из-за стола и  с  удивительной
легкостью пошел отделывать такую "наурскую", что даже старички и старушки,
блаженно улыбаясь, начали пришлепывать ладонями.
     После  пляски Захар  накинул на  плечи  новую  бурку и  незаметно для
других ускользнул с праздника. Ему хотелось побыть одному.
     Торба  направился  к   реке,   но  не  успел  миновать  длинный  омет
заскирдованного сена,  как услышал за  собой шаги.  Повернувшись,  лицом к
лицу столкнулся с Анюткой.
     В сумраке ранней осени темная река плескала тихими холодными волнами.
На небе мерцали тусклые звезды.
     - Ты  что,  бригадир,  ведьму  шукать пошел?  -  негромко проговорила
Анютка.
     Смущенный неожиданным появлением девушки, Захар молчал.
     - Скажи что-нибудь!
     - Вот найду ведьму, тогда скажу, - пробормотал Захар.
     - Я ведьма...  Холодно же мне -  вот ведь какой невнимательный! - И с
этими словами Анютка, распахнув широкие полы, юркнула под бурку Захара.
     Захар  коснулся  дрожащей  рукой  упругой,  затянутой  в  шелк  талии
девушки. На ней было зеленое с белыми разводами платье, очень нарядное...
     Под утро,  когда пропели вторые петухи,  по узкому переулку, в густой
темноте,  шли Захар с  Анюткой.  Где-то  на улице послышался девичий визг,
прозвенел веселый смех и замер в приглушенном, воркующем шепоте.
     - Ты  меня любишь или  нет?  -  прижимаясь к  Захару,  горячо шептала
Анютка.
     - Не знаю,  -  помолчав,  отвечал Захар. В сердце его не было прежней
ненависти к Анютке, но и любви не было тоже.
     - А может, ты на мне женишься?
     Захар ждал от  Анютки слез,  раскаяния,  но их не было.  Ему начинало
казаться,  что во всем,  что случилось,  скрывается преднамеренный расчет,
заранее подготовленный,  обдуманный,  и  в  душе Захара рождалось чувство,
похожее на  возмущение.  "Все женихов выбирала,  а  тут сама повисла,  как
петля на шее..."
     - Ты,  Захарушка,  приходи завтра.  У  нас все уехали на свадьбу.  Мы
пойдем распишемся и никому-никому не будем пока говорить...
     - А зачем это? - хмуро спросил Захар.
     - Да ну, какой ты... Свадьба, гулянка, "горько" орут, и все пьяные, -
противно до тошноты! А у нас своя будет свадьба - тайная... - Анютка нежно
гладила его сильную, твердую шею, жесткие, колючие волосы. Все ее существо
было наполнено сейчас величайшим счастьем любви.
     А Захар, у которого прошел первый порыв дурманящего хмеля, не понимал
ее переживаний, а если и понимал, так по-своему, грубо и эгоистично.
     На  другой день Анютка прождала Захара до  самого вечера,  но  он  не
шел...
     Вечер был дождливый,  сумрачный, самый тоскливый осенний вечер, когда
в  поле по черным пашням и опустевшим дорогам гуляет влажный пронзительный
ветер.
     Анютка  ждала,   как  только  может  ждать  впервые  и  по-настоящему
влюбленная девушка.  Мысли  ее  были  затуманены,  с  болезненным стоном в
сердце звала она счастливую, еще не отравленную горестями любовь...
     Колхозный  сторож   пробил  на   рельсе  одиннадцать  часов.   Анютка
вздрогнула.  Ей  стало  жутко.  Она  содрогнулась  от  мысли,  что  должна
погибнуть.  "Да  ты  уже  погибла",  -  шептала  она  пересохшими  губами.
Трясущимися руками,  обрывая пуговицы,  стала она стаскивать с  себя новое
платье, которое было еще наряднее вчерашнего, швырнула платье на постель и
села, облокотившись о стол, подперев ладонями мокрые от слез щеки.
     Так она долго сидела,  полураздетая,  истомленная ожиданием.  Сидела,
вспоминая светлые, как летнее облачко, девичьи мечты...
     В сенцах загремела щеколда,  открылась дверь,  в комнату вошел Торба,
бессмысленно улыбаясь.  Он  был пьян.  Анютка вскочила,  сдернула со стола
скатерть и накрылась ею.
     - Отвернись... я раздетая...
     - Ничего, ничего, - говорил Захар. Его потянуло подойти к ней, обнять
ее.
     - Ты почему днем не был? - не спуская с него глаз, спросила Анютка.
     - Днем?  Зараз краще... В загс, расписаться... тайно... от же глупая!
- Захар, покачиваясь, хохотал пьяным, дурашливым смехом.
     Анютка окаменела.  Когда Захар шагнул к ней,  она скомкала скатерть и
концом ее хлестнула Захара по лицу.
     - Уйди!
     Ошеломленный Захар, закрывая лицо руками, пятился к двери.
     В каком-то диком исступлении Анютка хлестала его по рукам, по голове.
Опомнившись,  Захар вырвал скатерть из рук Анютки и швырнул в угол. Анютка
схватила лежавший около самовара топор. Задыхающимся голосом проговорила:
     - Уйди, говорю!
     Всю  постыдность своих  поступков Захар понял только на  другой день.
После долгих и  мучительных размышлений он  пошел к  Борщевым.  Надо  было
объясниться  с  Анюткой,  немедленно  зарегистрировать брак  -  тайно  или
гласно, все равно! - лишь бы избавиться от стыда.
     - Нету.  Заболела,  - ответила Захару тетка Фекла, мать Анютки, и тут
же сердито спросила: - А зачем понадобилась?
     Захар смутился:
     - Да вот больную проведать. Мимо шел...
     - А  ты  або  лекарь,  або  акушер  який,  што  хворыми  дивками дуже
зацикавився? - перебила его тетка Фекла. Глянула в окно, потом на Захара и
крикнула:  -  От же скаженный! А вы ж побачьте, люди добрые, що вин робить
починае! Я тоби зараз устрою, чертяка!..
     Фекла кинулась к печке и схватила огромное суковатое полено.  Секунду
Торба стоял неподвижно,  а потом ударил сапогом в дверь и пулей вылетел на
улицу. Следом за ним выбежала Фекла.
     Только у  ворот  Захар понял,  к  кому  относились ругань Феклы и  ее
угрозы: громадный, пестрой масти племенной бык поднимал на рога новенький,
с завившимися листьями плетень...
     - А ты,  казак,  если в другой раз так ударишь дверь чоботом - самого
починять заставлю!  -  проговорила Фекла,  когда отогнала быка.  - Нюрка в
Краснодар до лекаря поихала.
     Возвращаясь от Борщевых,  Захар шел,  стараясь не попадаться людям на
глаза. Он понимал, что случилось что-то непоправимое, ему хотелось увидеть
Анютку,  сказать ей...  И  если  она  не  улыбнется прежней своей  озорной
улыбкой, пусть ударит обухом по голове. Все равно!..
     Вскоре  правление колхоза  откомандировало Захара  на  агрономические
курсы.
     Среди  курсантов он  был  самым мрачным и  рассеянным слушателем.  Он
часто  писал  Анюте.   Та,  получив  его  письмо,  прочитывала,  аккуратно
вкладывала в  новый  конверт,  наклеивала марку  и  отсылала  обратно,  не
приписав ни единой строчки.
     Так продолжалось почти год.  Анютка появлялась в станице не чаще раза
в месяц, на один-два дня. Она жила и работала в Краснодаре.
     Однажды в  город вместе с  Анюткой поехала Фекла и  пробыла там целую
неделю.
     - Ну как, видела? - спросил Феклу муж.
     - Побачила, - поджав губы, отвечала Фекла.
     - Комплекция-то у него чья?  -  Дмитрий Николаевич Борщев, работавший
счетоводом в колхозе, любил мудреные словечки.
     - Третий месяц  пошел,  не  поймешь,  в  кого  уродился.  Чернявый да
большеглазый. Справный хлопец...
     - Значит,  внук.  Хм,  да,  поихать надо!  Як зовут-то? - покрякивая,
выспрашивал Дмитрий Николаевич.
     - Ванькой.
     - Ванька? Хай будет Ванькой. Но як же по батькови?..
     - Це я не можу знать, поидишь - попытай, может, скажет...
     А Захар и не подозревал даже, что у него в Краснодаре растет Ванька.
     Захар  приехал домой  незадолго до  начала войны.  В  первый же  день
встретился с  Анюткой.  Она шла со  станции.  Узнав его,  опустила голову,
стараясь скрыть волнение.  Захар пошел ей  навстречу,  но  она  свернула в
чужой двор.
     - Нюра! - окликнул Захар.
     Но Анюта не оглянулась даже.
     Накануне отъезда Захара на  фронт она  написала коротенькую записку и
послала ему.  Но  Захара не  оказалось дома:  он  уже находился в  полку и
только утром заехал проститься с родными.
     Анюта прождала его весь вечер и утро,  измученная тревожным раздумьем
и  безотчетной тоской.  Не  вытерпев,  вышла  на  окраину  станицы.  Здесь
состоялась их последняя встреча...
     Так вот и выложил Захар перед полковником всю свою историю,  -  может
быть, и не так, как она описана здесь, однако рассказал все подробно, даже
не забыл про топор и  про быка,  только умолчал о скатерти.  Неудобно было
признаваться казачине,  что дивчина отхлестала его тряпкой.  Не сказал и о
сыне, о существовании которого Захару не было известно.
     Лев  Михайлович слушал  внимательно,  иногда задавал вопросы,  иногда
молча  хмурился.  Когда  Торба кончил свою  исповедь,  полковник закурил и
спросил:
     - А сам ты чувствуешь, что виноват во всем?
     - Сначала одна была думка,  потом другая, а зараз третья. Як побыл на
войне, самый малый пустяк кажется наикращим!
     - Анюта не пустяк,  а человек!..  А письмо такое ты зря написал, надо
как-то по-другому...  - Подумал, потом решительно добавил: - Нет, пожалуй,
пошли так, как есть! Сучкастое твое письмо, но зато откровенное. Так лучше
будет.  Только  вот  "Анна  Митриевна" -  это  нехорошо...  Напиши просто:
"Здравствуй,  Анюта!"  Колхозникам напиши  -  им  дорога каждая весточка с
фронта.  Народ нас воевать послал, законно интересуется. Ну, добре, мы еще
потолкуем...
     Во дворе кто-то громко крикнул на коня:  "Стоять,  ишь ты!"  В сенцах
послышались шаги,  открылась дверь. Вошел чернобровый казачок в щегольской
кавалерийской венгерке, со свертками под мышкой.
     - Покушать, товарищ полковник, - проговорил он, шурша газетой.
     Доватор  скользнул взглядом  по  сверткам  и,  посмотрев на  часы,  с
досадой поморщился.
     - Вы,  товарищ полковник,  со  вчерашнего дня  ничего  не  кушали,  -
обиженно проговорил коновод.  Он  хотел еще  что-то  сказать,  до  Доватор
нетерпеливо остановил его:
     - Ничего!  Надо тренировать вот  эту кухню,  понял?  Война-то  только
начинается!  -  Он  шутливо похлопал коновода по  животу.  -  А  ты  коней
накормил?  Нет? Значит, и самим есть пока не положено. Да, кстати, кажется
мне, что Сокол жалуется на левую переднюю ногу, надо посмотреть.
     - Кони получат в  свое время.  А вам надо сейчас покушать,  -  упрямо
настаивал коновод.
     - Я смотрю, Сергей, ты во сто раз хуже моей жены! Ей всегда казалось,
что я мало ем.  Начнет уговаривать:  "Вот этого поешь да то попробуй". Так
напробуешься, что лень одолевает, по