лся о моем состоянии.
     - Хочешь выпить? - Том прекрасно знал мою историю.
     Джон Рэнсом задумчиво посмотрел в мою сторону.
     - Что-нибудь легкое, - сказал я.
     - О, - сказал Том. - За этим придется сходить в кухню. Почему бы тебе не отправиться со мной и не посмотреть самому, что есть у меня в холодильнике?
     Я прошел вслед за ним в кухню.
     Здесь тоже все было оставлено так, как во времена фон Хайлица - высокие деревянные буфеты, двойные медные раковины, тусклое освещение. Единственным, что здесь было нового, оказался огромный холодильник размером примерно с рояль. Длинный стеллаж из открытых полок пришлось подпилить, чтобы холодильник вообще поместился в кухне. Том открыл дверцу этого белого монстра - это было все равно что открыть дверцу экипажа или фургона.
     На нижней полке холодильника - в то время как все остальные полки были пусты - стояло не меньше дюжины банок пепси и кока-колы и упаковка из шести бутылок содовой. Я выбрал содовую. Том бросил льда в высокий бокал и налил сверху лимонад.
     - Ты спрашивал, куда делась машина его жены? - поинтересовался Том.
     - Он думает, что рано или поздно она найдется.
     - А что, по его мнению, с ней произошло?
     - Ее вполне могли украсть от отеля "Сент Элвин".
     - Звучит подобно взрыву, - Том поджал губы.
     - Ты знал, что его отец владел отелем "Сент Элвин"? - спросил я.
     Том посмотрел на меня в упор, и во взгляде его мелькнуло что-то вроде искорки.
     - Да... - задумчиво сказал он, так что я не понял, знал он все-таки об этом раньше или нет. Прежде чем я успел его об этом спросить, из комнаты раздался стон то ли боли, то ли изумления, сопровождавшийся каким-то непонятным грохотом, а затем второй, в котором уже явственно слышалась боль.
     Я рассмеялся, потому что вдруг понял, что там произошло.
     - Джон разглядел наконец твои картины, - сказал я.
     Том поднял брови и с иронией посмотрел на дверь.
     Когда мы вошли в комнату, Джон стоял перед картинами, потирая ушибленное колено. Рот его был немного приоткрыт.
     - Ты ушибся? - спросил Том.
     - У тебя есть Морис Дени, - сказал Джон, выпрямляясь. - И Поль Рэнсон, клянусь Богом!
     - Тебя интересует их творчество?
     - А этот потрясающий Боннар. - Джон покачал головой. - Я просто поражен. Да, у нас с женой есть множество работ группы "Нейбис", но у нас нет...
     "Но у нас нет ничего подобного этому", - собирался сказать Джон, но почему-то передумал.
     - Мне особенно нравится вот это полотно, - сказал Том. - Так вы собираете работы "Нейбис"?
     - Их так редко можно увидеть в домах других людей. - Джон не сводил глаз с небольшого полотна Боннара, на котором была изображена нагая женщина, сушившая под солнцем свои волосы.
     - Я нечасто бываю в домах других людей, - сказал Том. Он снова сел к столу, несколько секунд внимательно изучал стоящие перед ним бутылки, затем налил себе водки, но другой, намного дешевле той, которую предложил Рэнсому. Рука его не дрожала. Том быстро глотнул из бокала и улыбнулся мне. Я снова сидел напротив. На щеках Тома заиграл легкий румянец.
     - Ты никогда не думал о том, чтобы продать что-нибудь? - спросил его Рэнсом.
     - Нет, никогда, - ответил Том.
     - С моей стороны не будет нескромно, если я спрошу тебя, где ты нашел эти полотна?
     - Я нашел их там же, где сегодня нашел их ты - на этой самой стене.
     - Но как ты мог...
     - Я унаследовал их по завещанию Леймона фон Хайлица вместе с этим домом. Думаю, что он купил их в двадцатые годы в Париже. - Несколько секунд он внимательно смотрел на Рэнсома, который выглядел так, словно ему хочется достать увеличительное стекло и изучить каждый мазок на картине Мориса Дени, затем сказал:
     - Насколько я понял, ты хотел бы поговорить со мной об убийствах "Голубой розы".
     Рэнсом резко обернулся.
     - Я читал в "Леджере" статьи о нападении на твою жену. Ты наверняка хочешь узнать как можно больше обо всем, что случилось сорок лет назад.
     - Да, ты абсолютно прав, - Джон Рэнсом оторвался наконец от картин и с неохотой вернулся на свое место.
     - Теперь, - продолжал Том, - после того как мы уже упомянули имя Леймона фон Хайлица, пора, пожалуй, перейти к делу.
     Рэнсом сел на диван, прочистил горло. Том молчал, тогда Джон глотнул немого водки, прежде чем начать разговор.
     - Мистер фон Хайлиц занимался тогда расследованием этого дела? - спросил он.
     - Ему не хватило на это времени, - ответил Том и посмотрел на стоявший на столе стакан, однако удержался и не стал протягивать к нему руку. - Он был занят другими делами по всей стране. И потом, тогда казалось, что дело закончилось с самоубийством Дэмрока. Но, думаю, это дело все еще беспокоило его. Кое-какие факты не укладывались в общую схему, и к тому моменту, когда я познакомился с ним поближе, он снова начал думать об этих убийствах. А потом я встретил на Игл-лейк человека, тесно связанного с этим делом.
     Он наклонился вперед, взял стакан и сделал еще один небольшой, словно тщательно отмеренный глоток. Мне не посчастливилось лично знать Леймона фон Хайлица, но сейчас, когда я смотрел на сидящего передо мной Тома, мне казалось, что я вижу старого детектива. Судя по тому, как напрягся вдруг Джон Рэнсом, ему, возможно, почудилось то же самое.
     - И кого же ты встретил на Игл-лейк? - спросил Джон.
     Игл-лейк был частным курортом в северной части Висконсина, куда отправлялось каждое лето высшее общество Миллхейвена.
     - Чтобы рассказать тебе об этом, - сказал Том. - Я должен объяснить кое-какие очень личные вещи, касающиеся только моей семьи. Я хочу попросить тебя никогда и никому не пересказывать то, что ты услышишь.
     Джон пообещал хранить молчание.
     - Тогда я готов рассказать тебе эту историю, - сказал Том.

12

     - Когда мы учились в школе, ты наверняка видел там время от времени мою мать.
     - Я хорошо помню ее, - кивнул Рэнсом. - Она была красивой женщиной.
     - И очень ранимой, хрупкой. Думаю, это ты тоже помнишь. Мать проводила почти целые дни в своей комнате. Иногда она рыдала часами, сама не зная почему. Просто сидела наверху и плакала. Я злился на нее иногда за то, что она не была такой, как другие матери. Хотя, вместо того чтобы злиться, мне следовало задуматься над тем, что сделало ее такой несчастной и беспомощной. - Том замолчал и снова потянулся за стаканом. На этот раз глоток был гораздо больше. Я понял, что Тому очень неприятно рассказывать нам эту историю. Он делал это лишь потому, что еще больше ему не хотелось, чтобы все это рассказал Рэнсому я. И потому что считал, что Рэнсому необходимо все это знать. Поставив стакан, Том продолжал:
     - Думаю, ты также знал кое-что о моем дедушке.
     - Джон удивленно заморгал.
     - О Гленденнинге Апшоу? Ну конечно. Он был очень влиятельной личностью. - Джон замялся. - Умер, когда ты перешел в последний класс. Самоубийство. Я помню.
     Том посмотрел на меня, так как мы оба знали подлинные обстоятельства смерти Гленденнинга Апшоу. Потом снова перевел взгляд на Джона.
     - Да, он был очень влиятельной личностью, - продолжал Том. - Он сколотил себе в Миллхейвене целое состояние и имел кое-какое политическое влияние. Глен Апшоу был ужасным человеком во всех отношениях, и у него было множество секретов. Но была одна тайна, которую он особенно оберегал от всех, потому что она могла разрушить всю его жизнь. Чтобы сохранить свой секрет, он убил троих человек и ему чуть было не удалось убить четвертого. В двадцать третьем году об этой тайне узнала его жена, и, не выдержав, утопилась в Игл-лейк. - Том посмотрел на свои руки, сложенные на коленях. Затем быстро встретился со мной взглядом и снова повернулся к Джону Рэнсому. - Когда моей матери было два года, Глен Апшоу уволил всех слуг в доме. Он никогда не нанимал новой прислуги, даже после того как умерла его жена. Глен не мог позволить, чтобы кто-нибудь догадался, что он насилует свою дочь.
     - Насилует? - ошеломленно произнес Рэнсом.
     - Возможно, ему не приходилось применять силу, но он склонял мою мать к половым отношениям с тех пор, как ей было два года и примерно лет до четырнадцати.
     - И за все это время никто ни о чем не догадался?
     Том сделал еще глоток. Мне показалось, что он испытал некоторое облегчение, рассказав наконец о самом страшном.
     - Он позаботился о том, чтобы ничего не выплыло наружу. По вполне понятным причинам мою мать лечил всегда один и тот же врач - тот же, который всю жизнь лечил Глена. В начале пятидесятых годов у этого доктора появился молодой партнер. Думаю, понятно, что этот молодой врач, Баз Лейнг, никогда не лечил мою мать.
     - Ага, Баз Лейнг, - сказал Джон Рэнсом. - Всегда считалось, что он был четвертой жертвой убийцы "Голубой розы", но Тим сказал мне, что на него напал кто-то другой. И что же он сделал - раскрыл тайну болезни твоей матери?
     - Баз брал домой истории болезни, чтобы составить представление о своих пациентах. Однажды он случайно унес из больницы не ту папку. То, что он увидел там, очень его обеспокоило, и он отправился к своему партнеру, чтобы обсудить это. Несколько лет назад старый доктор записал в истории болезни типичные признаки изнасилования - вагинальное кровотечение, разрывы, подмена типа личности, ночные кошмары. И так далее, и так далее. И все это Баз прочел в истории болезни моей матери.
     Когда Том поставил стакан на стол, он был уже пуст. Рэнсом подвинул ему свой стакан, и Том бросил туда льда и налил водки.
     - Итак, старый доктор наверняка позвонил твоему дедушке, - сказал Джон Рэнсом.
     - Однажды вечером, вернувшись домой, Баз поднимался по лестнице на второй этаж, когда сзади на него напал крупный мужчина, который чуть не отрезал ему голову. Убийца оставил База истекать кровью, но, придя в себя, тот сумел остановить кровотечение и позвать на помощь. Человек, покушавшийся на доктора, написал кровью на стене спальни слова "Голубая роза", и все решили, что Баз Лейнг стал четвертой жертвой маньяка.
     - Но как насчет Уильяма Дэмрока? Он ведь был когда-то любовником База. И тот мясник, Штенмиц, насиловал именно его. А после его смерти убийства прекратились.
     - Если они прекратились, почему же ты сидишь сейчас передо мной и слушаешь эту старую забытую историю?
     - Но откуда мог твой дед знать о личной жизни этого полицейского?
     - В полиции служил его близкий друг. Что-то вроде протеже - много лет они оказывали друг другу весьма важные услуги. Этот человек заботился о том, чтобы Глен получал всю информацию, которая может ему зачем-нибудь понадобиться. Он делился всем, что знал сам. Это была одна из его функций.
     - Так значит, этот коп...
     - Рассказал моему деду историю Уильяма Дэмрока. И мой дед, старый добрый Гленденнинг Апшоу, быстро смекнул, как можно связать все в один тугой узел.
     - Так Дэмрока тоже убил он?
     - Думаю, однажды ночью он проследил за ним до его дома, подождал три-четыре часа, пока Дэмрок наберется как следует, чтобы тот не мог оказать достойного сопротивления, а затем постучал в дверь. Дэмрок впустил его в дом, мой дед отнял у него пистолет и выстрелил ему в голову. А потом он написал на листочке печатными буквами слова "Голубая роза" и незаметно вышел из дома. И дело закрыли.
     Том откинулся на спинку стула.
     - И после этого убийства прекратились.
     - Они прекратились после убийства Хайнца Штенмица.
     Рэнсом задумался над этим последним выводом.
     - Как ты думаешь, почему маньяк не убивал людей целых сорок лет, - спросил он Тома. - Ты ведь тоже считаешь, что это тот же человек, который напал на мою жену?
     - Это лишь одна из версий.
     - Ты обратил внимание, что оба нападения произошли в тех же местах, что и в прошлый раз?
     Том кивнул.
     - Значит, он повторяет все, как сорок лет назад, не так ли?
     - Если это действительно тот же самый человек, - уточнил Том.
     - Почему ты так говоришь? О чем ты думаешь?
     Том Пасмор посмотрел на него так, словно не думал сейчас ни о чем, кроме того, как бы поскорее выпроводить нас из своего дома. Он откинул голову на спинку кресла. Я подумал, что он хочет, чтобы мы ушли, и он мог наконец приступить к работе. Его день только начинался. Но Том удивил меня, ответив все-таки на вопрос Рэнсома.
     - Я всегда думал, что все это может иметь какое-то отношение к месту происшествия.
     - Это, конечно же, имеет отношение к месту происшествия, - Рэнсом поставил на стол пустой стакан. Щеки его горели лихорадочным румянцем. - Это его район. Он наверняка совершает убийства там, где живет.
     - Но ведь никто еще не установил личность убитого с Ливермор-авеню, не так ли?
     - Какой-то бездомный бродяга, который рассчитывал, что ему дадут немного денег.
     Том кивнул, скорее признавая возможность такой точки зрения, чем соглашаясь с ней.
     - Что ж, такое тоже возможно.
     - Да, конечно, - сказал Рэнсом.
     Том снова рассеянно кивнул.
     - Ведь в наши дни опознать человека не так уж сложно, - продолжал Джон. - У всех рассованы по карманам кредитные карточки, водительские права и так далее.
     - Да, это не лишено смысла, не лишено смысла, - повторил Том, по-прежнему глядя в одну точку.
     Рэнсом нагнулся к столу и немного поводил по нему пустым стаканом. Затем поднял глаза к картинам, которые шестьдесят лет назад купил в Париже Леймон фон Хайлиц.
     - Ты ведь не ушел на покой окончательно, а, Том? - спросил он. - Наверняка время от времени ты работаешь над какими-нибудь делами так, чтобы никто об этом не знал.
     Лицо Тома медленно расплылось в улыбке.
     - Я так и знал, - сказал Джон, хотя на мой взгляд улыбка означала вовсе не положительный ответ на его вопрос.
     - Не знаю, можно ли назвать это работой, - сказал Том. - Но иногда кое-что привлекает мое внимание. И я слышу внутри тихую музыку.
     - А сейчас ты ее не слышишь?
     Том внимательно посмотрел на Джона.
     - О чем ты хочешь меня спросить?
     - Мы знаем друг друга много лет. И когда на мою жену нападает и избивает ее до смерти человек, который предположительно совершил самые таинственные, до сих пор не раскрытые убийства в этом городе, я думаю, это вряд ли может оставить тебя равнодушным.
     - Я заинтересовался этим достаточно, чтобы пригласить тебя сюда.
     - Я прошу тебя согласиться работать вместе со мной.
     - Я не работаю на клиентов, - сказал Том. - Извини.
     - Но мне необходима твоя помощь, - Джон наклонился к Тому, протянув к нему руки. - У тебя есть чудесный дар, и я хочу, чтобы этот дар работал на меня. - Том, казалось, не слышал его. - К тому же, я даю тебе прекрасную возможность узнать наконец имя убийцы "Голубой розы".
     Том чуть спустился на стуле, так что подбородок его уперся в грудь. Подперев его сцепленными в замок руками, он внимательно наблюдал за Рэнсомом. Казалось, сейчас он впервые за весь вечер заинтересовался разговором по-настоящему.
     - Ты собирался предложить мне деньги за мою помощь? - спросил Том.
     - Разумеется, - сказал Джон Рэнсом. - Если это то, что тебе нужно.
     - И что же это за деньги?
     Джон растерянно посмотрел в мою сторону, словно ожидая, что я приду на помощь.
     - Ну, мне трудно сразу ответить на этот вопрос. Скажем, десять тысяч долларов?
     - Десять тысяч. За то, чтобы найти человека, напавшего на твою жену. За то, чтобы засадить за решетку убийцу "Голубой розы".
     - Я могу добавить до двадцати тысяч, - сказал Рэнсом. - И даже до тридцати.
     - Понимаю, - Том выпрямился в кресле, оперся руками о подлокотники и встал. - Надеюсь, то, что я рассказал тебе, может быть чем-то полезно в твоем деле. Было очень приятно снова увидеть тебя, Джон.
     Я тоже встал. Рэнсом сидел на диване, переводя растерянный взгляд с меня на Тома и обратно.
     - И это все? Том, я сделал тебе предложение. Пожалуйста, скажи мне, что ты обдумаешь его.
     - Боюсь, что меня невозможно нанять, - сказал Тим. - Даже за такую сногсшибательную сумму, как тридцать тысяч долларов.
     Рэнсом выглядел совершенно растерянным. Он неохотно поднялся с дивана.
     - Если тридцати тысяч недостаточно, скажи, сколько ты хочешь? Мне необходимо, чтобы ты играл в моей команде.
     - Я сделаю все, что смогу, - сказал Том, направляясь к входной двери.
     - Что это означает?
     - Я буду связываться с вами время от времени.
     Пожав плечами, Рэнсом засунул руки в карманы. Мы с ним обошли с разных сторон журнальный столик и последовали за Томом. Только сейчас я впервые взглянул на книги, валявшиеся рядом с бутылками и ведерком для льда, и с удивлением обнаружил, что, как и в доме Джона Рэнсома, все они были так или иначе связаны с Вьетнамом. Но на сей раз это были не романы - большинство лежавших на столе книг были военными отчетами, составленными ушедшими в отставку офицерами: "Пехота Соединенных Штатов во Вьетнаме", "Действия алых групп во Вьетнаме 1965-66", "История "зеленых беретов".
     - Я хотел, чтобы ты знал, что я испытываю. Я обязан был попытаться, - донесся до меня голос Рэнсома.
     - Я безусловно польщен, - ответил Том.
     Я догнал их в тот момент, когда Рэнсом посмотрел через плечо на висевшие на стене картины.
     - И если ты когда-нибудь захочешь продать какое-нибудь из этих полотен, - сказал он. - Надеюсь быть первым, кому ты дашь об этом знать.
     - Хорошо, - сказал Том, открывая дверь, за которой стоял душный летний вечер, освещенный последними лучами садящегося солнца. Из-за крыш домов уже вставала луна, ветер гнал по небу несколько облаков.
     - Спасибо за помощь, - сказал Джон Рэнсом, пожимая руку Тома и изображая на лице подобие благодарной улыбки.
     - Кстати, - сказал Том, и Рэнсом перестал трясти его руку. - Тебе не приходило в голову, что нападение на твою жену могло быть так или иначе направлено против тебя?
     - Не понимаю, что ты имеешь в виду, - Джон посмотрел на меня, словно пытаясь понять, уловил ли я суть вопроса. - Ты думаешь, что убийца мог принять Эйприл за меня?
     - Нет, - Том, улыбнувшись, привалился к дверному косяку. - Конечно, нет. - Он посмотрел на противоположную сторону улицы, затем вправо, влево и наконец на небо. Снаружи, при естественном освещении кожа его выглядела как бумага, которую сначала смяли, а потом снова расправили. - Подумай, не знаешь ли ты кого-нибудь, кто мог бы попытаться навредить тебе через твою жену. Кому очень хочется ударить тебя побольнее.
     - Такого человека нет, - сказал Рэнсом.
     Из-за угла в конце квартала вывернул на Истерн Шор-роуд небольшой автомобиль. Он проехал несколько футов в нашем направлении и остановился. Но водитель не спешил покидать автомобиль.
     - Не думаю, что убийца "Голубой розы" знает что-нибудь обо мне или об Эйприл, - сказал Рэнсом. - Этот парень работает по-другому.
     - Уверен, что ты прав. Надеюсь, все обернется для тебя к лучшему, Джон. До свидания, Тим, - он помахал мне рукой и подождал, пока мы спустимся на тропинку. Потом, улыбнувшись, снова помахал и закрыл дверь. Все равно что скрылся за воротами крепости.
     - О чем это он? - спросил Джон.
     - Давай пообедаем где-нибудь, - предложил я.

13

     Почти все время обеда Джон Рэнсом жаловался мне на Тома Пасмора. Том - один из тех гениев, которые безразличны к человеческим судьбам. Том - пьяница, который держится как святой. Сидит весь день взаперти в своем доме и хлещет водку. Даже в школе Пасмор вел себя как человек-невидимка - не играл в футбол, ни с кем не дружил. Хотя одна красивая девушка, Сара Спенс - длинные ноги, роскошное тело - так вот, выяснилось, что она была влюблена в Тома Пасмора. Всегда удивлялся, как это старине Тому удалось...
     Я не поделился с Джоном своими соображениями о том, что за рулем свернувшего на Истерн Шор-роуд автомобиля сидела именно она, Сара Спенс, которую давно уже звали Сара Янгблад. Я знал, что она приезжает к Тому Пасмору и что он держит эти визиты в секрете, но этим исчерпывалась моя информация об их отношениях. Мне почему-то казалось, что они проводят большую часть времени,