ора классической музыки на магнитофоне. Джон выписал чеков в общей сумме на десять тысяч долларов.
     - Что ж, я люблю мужчин, которые знают, чего им хочется, - сказала миссис "Зовите меня просто Джойс". - Некоторые парни приходят сюда и так копаются во всем, словно собираются забрать с собой после похорон. Можете мне поверить, я была там - им это не удастся.
     - Вы были там? - удивленно переспросил я.
     - Я знаю все, что с вами случается, когда вы умираете. Я специально была там для этого. Если хотите что-то узнать об этом, могу вам рассказать.
     - Думаю, нам пора ехать домой, - сказал Рэнсом.
     Вечером Джон снова сидел в полутемной гостиной, уставясь в единственное светлое пятно, которым был, как всегда, экран телевизора. Снова показывали толпу на Армори-плейс. Я думал о миссис "Зовите меня просто Джойс" и ее ребенке. Когда-нибудь он унаследует похоронное бюро. Я представлял этого ребенка мужчиной за сорок, широко улыбающимся, накачивающим мускулы, закрывающим окна, веселящим компанию байкой о ловле форели. Господи, это была самая огромная рыба на свете. О, ребята, опять прихватил радикулит, подождите минуточку.
     В мозгу моем вдруг открылась дверь, через которую хлынул яркий свет. Ни слова не говоря Рэнсому, я поднялся наверх и исписал около пятнадцати страниц блокнота, который засунул в последнюю минуту себе в сумку. Книга словно сама собой сделала новый шаг вперед.

3

     Дверь в воображаемый мир отворилась благодаря Уолтеру Драгонетту и уверенности в том, что ребенок миссис "Зовите меня просто Джойс" непременно вырастет таким же, как его мать. Приехав утром в Шейди-Маунт, я обдумывал идею, которая впервые пришла мне в голову после смерти Эйприл Рэнсом, но с тех пор произошло много разных событий, так или иначе развивших эту самую идею. Так что, к тому моменту, когда я вернулся из воображаемого мира, идея уже напоминала целое крыло дома со своими коридорами, окнами и лестницами.
     Я понял, что могу использовать кое-какую информацию об Уолтере Драгонетте для описания детства Чарли Карпентера. До встречи с Лили Шихан Чарли убил людей - маленького мальчика, молодую мать и еще двух-трех человек в городах, где он жил, прежде чем вернулся домой. Миллхейвен будет родным городом Чарли, но в книге у города будет другое название. Чарли делал то же, что Уолтер Драгонетт, но детство его было больше похоже на мое, надо только довести все обстоятельства до полного развития. В книге обязательно будет фигура вроде мистера Лансера. Я до сих пор содрогался, вспоминая, как склоняется ко мне огромная голова Хайнца Штенмица - бледно-голубые глаза и запах кровавого мяса.
     В раннем детстве Чарли его отец убил нескольких человек по такой банальной причине, как ревность, и пятилетний Чарли всю жизнь хранил страшный секрет отца. Если начать описывать все как бы увиденное глазами Чарли, я начну как бы выворачивать наизнанку Уолтера Драгонетта. "Леджер" попыталась сделать это довольно-таки неуклюже, спрашивая мнения священников, социологов и полицейских. Примерно то же самое начал делать я в тот самый момент, когда прилепил на дверцу холодильника фотографию Теда Банди.
     Второй раз за этот день книга вернулась к жизни внутри меня.
     Я увидел пятилетнего Чарли Карпентера в моей комнате на Шестой южной улице, глядящего на узор из темно-синих роз, сплетенных в гирлянду на светло-голубом фоне, в отчаянии по поводу того, что отец снова избил мать. Чарли всегда хотелось войти внутрь обоев, оказаться в безопасности среди совершенства пестиков и лепестков.
     Я видел ребенка, идущего в "Белдейм ориентал" по Ливермор-авеню. А там, в "Белдейм", притаился Минотавр, который пытается втянуть его к себе, сделать живым участником фильма о людском вероломстве и силе возбуждения. Реальность меркнет перед тем, что советует ему Минотавр. Настоящие чувства, вызванные реальными событиями, способны разорвать тебя на части, поэтому лучше о ни" забыть. Ты режешь свою память и засовываешь ее в сотни разных дыр. И довольный тобой, он обвивает тебя своими лапами и так крепко прижимает к груди, что весь мир вокруг меркнет.
     Колонки цифр были полностью лишены каких-либо эмоции, и поэтому Чарли стал бухгалтером. Он жил в гостиничных номерах потому что они были абсолютно безликими. У него были постоянные привычки, и его посещали повторяющиеся сны. Он никогда не мог переспать с женщиной раньше, чем убьет ее хотя бы в воображении - убьет продуманно и методично. Раз в два месяца у него был быстрый и не запоминающийся секс с мужчинами, и не чаще раза в год, когда напивался особенно сильно, он снимал в баре для голубых какого-нибудь парня только для того, чтобы, бормоча что-то почти по-детски тереться лицом о его пенис.
     Чарли служил во Вьетнаме.
     Он собирался убить Лили Шихан, как только окажется в ее доме. Для этого он украл лодку и позволил ей уткнуться носом в заросли тростника и вообще приехал к Лили так рано утром.
     Придется пробежаться по написанной уже трети книги и внести туда изменения, продиктованные новым прошлым Чарли Карпентера, которое я только что для него выдумал. То, что узнает о нем читатель - пристрастие к скучной работе, нежелание вступать в близкие отношения, - будет иметь зловещий оттенок. Читатель должен почувствовать, что Лили Шихан играет с огнем, пытаясь навязать Чарли сюжет в манере Кента Смита и Глории Грэм. О ты, мой дорогой читатель, ты, без которого не существовала бы ни одна книга на свете, читатель, открывший книгу, которая должна была быть романом о том, как невинный человек, попавший в ловушку, постепенно понимает, что женщина, пытающаяся им манипулировать, заслуживает весьма оригинального сюрприза.
     Первая треть книги закончится убийством Лили Шихан. Вторую часть я посвящу описанию детства Чарли. Причем мне только что пришло в голову, что у Чарли-ребенка должно быть другое имя, так что сначала ты, дорогой читатель, удивишься, почему это я заставил тебя читать о детстве какого-то несчастного ребенка, не имеющего никакого отношения к событиям, описанным на первых двухстах страницах романа. Эта путаница ликвидируется, когда в конце второй части несчастный ребенок, дожив до восемнадцати лет, идет в армию под именем Чарли Карпентера. А третья часть посвящена поимке Чарли.
     Я назову этот роман "Царствие небесное", и эпиграфом к нему будут слова из Евангелия от Фомы, которые я прочел в Центральном парке.
     Связующей нитью всех частей романа будут поиски Минотавра Чарли вернется в Миллхейвен (или как он там будет называться) потому, что, хотя он сам себе в этом не признается, хочет найти человека, изнасиловавшего его когда-то в "Белдейм ориентал". Все поминания о Минотавре будут отравлять ему жизнь в последней части книги. И однажды - сам не понимая, что привело его сюда, он придет к полуразвалившемуся остову кинотеатра и переживет примерно то же, что пережил я вчера утром.
     Минотавр будет похож на страшного бога, спрятавшегося на дне высокой пещеры, но следы его раскиданы по всему видимому миру.
     Прежде чем я встал, чтобы спуститься вниз, меня посетила еще одна важная догадка. Фильмом, который смотрел Чарли Карпентер в кинотеатре, когда рядом с ним опустился улыбающийся монстр, будет картина "Из опасных глубин". Неважно, что я никогда не видел этого фильма, тем более что я могу посмотреть его, если надолго задержусь в Миллхейвене. Так или иначе для книги мне требовалось только название картины.
     Теперь надо было изобрести причину, по которой такого маленького ребенка несколько дней подряд посылали одного в кино. И эта причина привяла мне в голову, как только в этом возникла необходимость. Мать маленького Чарли умирала. И тут же из недавнего прошлого всплыл подходящий образ - Эйприл Рэнсом. Я увидел ее бледное лицо, тело в синяках, распростертое на белых простынях. И вместе с этим образом пришло новое понимание вещей - я вдруг понял, что это отец Чарли избил жену до полусмерти и теперь позволял ей умирать. Неделю или больше мальчик, который станет потом Чарли Карпентером, жил в доме с умирающей матерью и убившим ее отцом. И в эти ужасные дни он встретился с Минотавром, который его поглотил.
     Я отложил ручку. Теперь у меня была книга - "Царствие небесное". Мне хотелось завернуться в нее, как в одеяло. Хотелось убежать в эту историю, как маленькому Чарли, который, не став еще Чарли, мечтал слиться с синими розами на голубом фоне в моей спальне; стать листочком вяза на Ливермор-авеню, шипением сигареты, добрым голосом в темноте, серебряным светом, который привиделся ему на секунду на голове мужчины, пылью, пляшущей в луче света, проецирующего изображение на экран полупустого кинотеатра.

4

     Уик-энд прошел так же, как все предыдущие дни, если не считать двух исключений. Рэнсом предложил мне спуститься с рукописью вниз и там, на столе в столовой, я радостно вычеркивал из того, что было написано еще в Нью-Йорке, абзацы и целые страницы, и с помощью мягких черных карандашей, очиненных до безукоризненной остроты в какой-то хитрой машинке, писал на желтых страницах блокнота новые подробности о детстве Чарли Карпентера.
     Рэнсому не жаль было поделиться со мной дорогими фирменными карандашами, электроточилкой и блокнотами, но его угнетала и раздражала идея, что мне требуется непрерывно работать в течение двух-трех часов в день. Мне пришлось столкнуться с этой проблемой сразу же, как только Джон помог мне устроиться поудобнее за обеденным столом.
     Он подозрительно посмотрел на блокнот, на электроточилку, на стопку листков с записями.
     - Кажется, у тебя еще один мозговой штурм?
     - Что-то вроде этого.
     - Наверное, для тебя это хорошие новости.
     Он так резко повернулся и ушел в гостиную, что я последовал за ним. Упав на диван, Джон тупо уставился в телевизор.
     - Что случилось? - удивленно спросил я.
     Но он даже не посмотрел в мою сторону. Мне вдруг пришло в голову, что с Эйприл он, возможно, вел себя так же. Выдержав эффектную паузу, Джон заявил:
     - Если ты собираешься все время работать, то мог бы с таким же успехом вернуться в Нью-Йорк.
     Очень многие думают, что книги пишутся между делом, в перерывах между рюмками или одним махом после прогулки по равнинам Йоркшира. Очевидно, Джон Рэнсом был одним из этих людей.
     - Джон, - сказал я. - Я знаю, что ты переживаешь сейчас ужасное время, но я не понимаю, почему ты ведешь себя так.
     - Как?
     - Забудем об этом, - предложил я. - Просто постарайся понять, что я вовсе не пренебрегаю тобой лично.
     - Поверь мне, - сказал Джон. - Я привык жить среди эгоистичных людей.
     Весь остаток дня Джон не разговаривал со мной. Он приготовил себе обед, открыл бутылку вина, съел и выпил все это перед телевизором. Когда "шоу Уолтера Драгонетта" прервали на один день, Джон стал смотреть подряд все программы новостей, когда закончились и они, он переключился на канал Си-эн-эн, а потом - на "Ночную линию". Он прервал просмотр всего на несколько минут, когда закончил есть. Взяв стакан, Джон прошел к телефону, позвонил в Аризону своим родителям и сообщил им об убийстве Эйприл. К этому времени я успел вернуться в столовую, приготовив себе сэндвич, и слышал, как Джон сообщает родителям, что его старый армейский друг, писатель Тим Андерхилл специально "приехал из Нью-Йорка, чтобы помочь мне справиться со всеми делами. Ну, понимаете - отвечать на телефонные звонки, разбираться с прессой, организовывать похороны". Он закончил разговор, пообещав встретить их в аэропорту. После "Ночной линии" Джон выключил телевизор и поднялся наверх.
     На следующее утро я вышел из дому, чтобы немного прогуляться до прибытия первых репортеров. Когда я вернулся, Рэнсом выскочил мне навстречу из кухни и спросил, не хочу ли я выпить кофе. Или, может быть, сварить мне яйца? Мы должны позавтракать, прежде чем отправимся к его тестю и сообщим о смерти дочери.
     Хочет ли он, чтобы я был рядом, когда он обрушит эту новость на Алана? Конечно, хочет - если только я не предпочту остаться дома и работать. На это он тоже не обидится.
     Либо я перестал быть в его глазах таким законченным эгоистом, как вчера, либо Джон решил меня простить.
     - Мы можем выйти через заднюю дверь и пролезть через дыру в заборе. Репортеры даже не поймут, что нас нет в доме.
     - Есть какие-нибудь новости, которых я не знаю? - поинтересовался я.
     - Вчера вечером я звонил домой декану. Он наконец-то понял, что я никак не могу дать гарантии, что все неприятности закончатся к сентябрю. Сказал, что попытается успокоить попечителей и бывших выпускников. Он думает, что надо устроить что-то вроде вотума доверия в мою пользу.
     - Значит, о работе ты можешь не волноваться?
     - Кажется, да.

***

     Другое необычное событие этого уик-энда произошло непосредственно перед нашим визитом к Алану Брукнеру. Джон вернулся в кухню, чтобы сообщить мне, что у Алана, похоже, снова один из его "удачных" дней.
     - Он делает "кровавую Мэри", значит, он, по крайней мере, в хорошем настроении.
     - "Кровавую Мэри"?
     - Он делал этот коктейль для нас с Эйприл, когда мы приходили навещать его по воскресеньям.
     - Ты сказал ему, зачем тебе надо с ним увидеться?
     - Я хочу, чтобы он успел сначала расслабиться.
     В этот момент зазвонил звонок, и в дверь забарабанили кулаками.
     Едва слышный голос попросил Джона открыть дверь. Журналисты обычно делали это далеко не так вежливо.
     - Давай сматываться отсюда, - сказал Джон. - Выгляни в окно, проверь - не обходит ли кто-нибудь вокруг дома.
     Едва я прошел под аркой, как зазвонил телефон. Затем в дверь снова дважды ударили кулаком, и тот же голос уже прокричал:
     - Полиция, мистер Рэнсом, откройте, пожалуйста, нам необходимо с вами поговорить.
     Полицейские заглянули в окна, за одним из которых я увидел лицо детектива Уилера, а за другим - пышные усы детектива Монро.
     - Откройте, Андерхилл, - сказал он.
     А в это время из автоответчика послышался голос Пола Фонтейна.
     - Мистер Рэнсом, мне сообщили, что вы игнорируете просьбы стучащих к вам в дверь полицейских. Не будьте с мистером Андерхиллом плохими мальчиками, впустите в дом добреньких полицейских. В конце концов, каждый полицейский...
     Открыв дверь, я быстро кивнул Монро и Уилеру и кинулся к телефону.
     - Это Тим Андерхилл, - сказал я в трубку. - Мы подумали, что к нам стучат репортеры. Я только что впустил ваших людей.
     - ...Полицейский - ваш друг. Будьте хорошими мальчиками и поговорите с ними, хорошо? - Он повесил трубку, прежде чем я успел что-то ответить.
     Кипя от негодования, Джон кинулся из коридора в гостиную. Тыча пальцем в сторону трех темных фигур, он истошно завопил:
     - Я хочу, чтобы эти люди убрались отсюда прямо сейчас, слышишь меня? - Он бросился вперед, но неожиданно остановился. - О, простите.
     - Ничего, мистер Рэнсом, - сказал Уилер.
     Оба детектива прошли в гостиную, но увидев, что Джон не идет к ним навстречу, остановились на полпути. Засунув руки в карманы, Монро окинул долгим изучающим взглядом висящие на стене картины.
     - Вы сидели с нами во время допроса, - сказал Джон.
     - Я - детектив Уилер, а это - детектив Монро. Монро холодно улыбнулся.
     - Кажется, я знаю, что привело вас сюда, - продолжил Джон.
     - Лейтенант был несколько удивлен вашими вчерашними замечаниями, - сказал Уилер.
     - Я ничего не говорил, - сказал Джон. - Это все он. Если уж быть точным, - он сложил руки на груди поверх живота.
     - Может, мы можем присесть? - произнес Уилер.
     - Да, конечно, - сказал Джон, направляясь к ближайшему креслу.
     Я тоже сел в кресло, а Монро и Уилер - на диван.
     - Я должен повидаться с отцом Эйприл, - сказал Джон. - Он до сих пор не знает, что произошло.
     - Может, хотите позвонить ему и сказать, что задержитесь? - спросил Уилер.
     - Это не имеет значения.
     Детектив понимающе кивнул.
     - Что ж, как хотите, мистер Рэнсом. - Он открыл блокнот.
     Джон ерзал на кресле, как школьник, которому надо выйти во время урока. Уилер и Монро внимательно посмотрели на меня, и Монро снова улыбнулся своей ледяной улыбкой.
     - А я думал, что вы остались довольны признаниями Драгонетта.
     Рэнсом громко вздохнул и откинулся на спинку дивана.
     - В общем, я действительно остался доволен, по крайней мере, тогда, - сказал я.
     - И я тоже, - вставил Джон.
     - Во время допроса у вас ведь не возникли сомнения в искренности Драгонетта?
     - Честно говоря, возникли, - сказал я. - Они были у меня еще до допроса.
     Монро посмотрел на меня в упор, а Уилер сказал:
     - Может, вы поделитесь с нами этими сомнениями.
     - Всеми моими сомнениями?
     Он кивнул. Монро посмотрел на меня взглядом, подобным удару.
     Я пересказал им все то, что говорил Джону двумя днями раньше. О том, что рассказ Драгонетта о нападении на неизвестного мужчину и на Мангелотти показался мне плохой импровизацией.
     - Больше того, думаю, все его признание было смесью правды и вымысла. Он ведь начал говорить об убийстве жены Джона только после того, как услышал по рации о ее смерти.
     - Может, вы скажете нам, - сказал Монро, - где слышали эту сказку о Драгонетте и рации.
     - Так вот в чем состоит цель вашего визита!
     Несколько секунд оба детектива молчали, затем Монро улыбнулся и произнес:
     - Мистер Андерхилл, откуда у вас основания для подобных заявлений? Ведь вас не было в машине с Уолтером Драгонеттом.
     Джон вопросительно посмотрел на меня. Он все помнил.
     - Один из офицеров, ехавших в машине с Драгонеттом рассказал мне, что случилось.
     - Это невозможно, - твердо заявил Монро.
     - Не могли бы вы сказать мне, кто именно был в машине с Уолтером Драгонеттом, когда по рации пришло сообщение, - попросил Уилер.
     - На переднем сиденье находились Пол Фонтейн и полицейский в форме по имени Сонни. Драгонетт в наручниках сидел сзади.
     Сонни слышал, как диспетчер передает, что миссис Рэнсом была убита в больнице. Драгонетт тоже это слышал. И сказал, что, если бы полицейские работали быстрее, они могли бы спасти миссис Рэнсом. Потом детектив Фонтейн спросил, признается ли он в убийстве Эйприл Рэнсом, и Уолтер сказал, что признается. В тот момент он готов был признаваться во всем подряд.
     Монро наклонился вперед.
     - Что вы пытаетесь доказать?
     - Я хочу видеть, как арестуют настоящего преступника.
     Он вздохнул.
     - Откуда вы вообще знаете Сонни Беренджера?
     - Мы встречались с ним в больнице и потом, после допроса.
     - Кажется, кроме него и вас, никто не слышал этих заявлений.
     - Их слышал еще один человек, - я посмотрел на Джона. А детективы - на меня. Я ждал. Так все мы просидели довольно долго.
     - Я тоже слышал это, - произнес наконец Джон.
     - Так вот как, - сказали почти одновременно Уилер и Монро.
     Затем Монро встал.
     - Мистер Рэнсом, мы хотели бы, чтобы вы проехали с нами в здание на Армори-плейс, чтобы восстановить события того утра, когда умерла ваша жена.
     - Все знают, где я был в четверг утром, - Джон выглядел смущенным и встревоженным.
     - Теперь мы хотим выяснить это в деталях, - сказал Монро. - Это нормальная практика ведения дела, мистер Рэнсом. Вы вернетесь домой через час-два.
     - Мне потребуется адвокат.
     - Можете пригласить, если вы настаиваете на его присутствии.
     - Фонтейн изменил свое мнение, - предположил я. - Он прослушал пленку, и признание перестало казаться ему таким уж убедительным.
     Детективы не посчитали нужным как-то отреагировать на мои слова.
     - Мы будем очень благодарны вам за содействие, мистер Рэнсом, - сказал Монро.
     Рэнсом повернулся ко мне.
     - Как ты думаешь, я должен позвонить адвокату?
     - Я бы позвонил.
     - Но ведь мне не о чем беспокоиться. - Он повернулся к Уилеру и Монро. - Тогда поехали.
     Все трое встали, я последовал их примеру.
     - О, Господи, - воскликнул Джон. - Мы ведь должны были повидаться с Аланом.
     Детективы переглянулись.
     - Может быть, ты сходишь туд