ошо. Я - художник, и миссис Рэнсом приходила ко мне в студию, коша узнала, чем я занимаюсь, ей очень понравились мои работы, и она заказала мне два полотна для их спальни.
     - С изображением обнаженной натуры, - сказал я.
     - Вы их видели? Миссис Рэнсом они очень нравились. И мне очень льстил этот факт, вы ведь видели остальные произведения их коллекции - все это работы великих художников. Работать с ней было все равно что... все равно что иметь начальника, который является одновременно твоим другом.
     Голос его предательски дрогнул. Сквозь окна возле двери я наблюдал за тем, как репортеры сгребают к изгороди мятые обертки от шоколадных батончиков. Пять-шесть пожилых парочек заняли свои места на другой стороне улицы и наблюдали за происходящим.
     - Что ж, - сказал я. - Боюсь, у меня для вас печальные новости.
     - О, нет, - воскликнул Дориан.
     - Сегодня утром миссис Рэнсом умерла.
     - О, нет! Она так и не пришла в сознание?
     - Нет, так и не пришла. Но, Байрон, дело в том, что миссис Рэнсом умерла вовсе не от ран. Уолтер Драгонетт сумел узнать, что она находится в Шейди-Маунт и что ее состояние улучшается. Сегодня утром он пробрался мимо охраны и убил ее.
     - В день своего ареста?
     Я вынужден был согласиться, что это звучит почти нереально.
     - Боже мой, - воскликнул Дориан. - Что это за мир? Что здесь происходит? Он знал что-нибудь об этой женщине?
     - Совсем немного, - сказал я.
     - Ведь это была... это была самая потрясающая женщина на свете, у нее было столько достоинств, она была удивительно доброй, щедрой, с сочувствием относилась к людям... - Несколько секунд я прислушивался к его хриплому дыханию. - Сейчас я предоставлю вам возможность заниматься тем, чем вы занимались. Я просто не думал, что...
     - Нет, конечно нет, - сказал я.
     - Все это слишком.
     Репортеры собирали силы для очередного штурма двери, но я не мог повесить трубку, пока Байрон Дориан пытался свыкнуться с нахлынувшим на него горем. Поэтому, глядя в окно на репортеров, я продолжал прислушиваться к его стонам и вздохам.
     Наконец, сумев овладеть собой, он сказал:
     - Вы, должно быть, думаете, что я веду себя очень странно, но это потому, что вы никогда не знали лично Эйприл Рэнсом.
     - Почему бы вам не рассказать мне как-нибудь об этой женщине, - предложил я. - Я с удовольствием пришел бы к вам в студию.
     - Наверное, это немного помогло бы мне, - сказал. Байрон, а затем дал мне свой адрес и номер телефона. Мастерская его находилась на Варни-стрит, в довольно неприятном районе вокруг стадиона где жили когда-то украинские эмигранты.
     Я посмотрел на репортеров, которые как раз усаживались за свою третью или четвертую за этот день трапезу на глазах у недовольных соседей, которых собиралось вокруг все больше и больше. Время от времени кто-нибудь из обитателей Эли-плейс подходил к группке журналистов, чтобы поговорить с Джеффри Боу или кем-нибудь из его коллег. Сейчас я видел, как к ним направляется сгорбленная старуха с серебряным подносом, на котором стоят чашки кофе.
     Со своего поста у двери я видел краем глаза, как Джимбо напоминает зрителям о сути преступлений Уолтера Драгонетта и передает им обещания мэра Уотерфорда сделать все возможное, чтобы граждане Миллхейвена могли чувствовать себя в безопасности. В какой-то момент я упустил тот факт, что убийство Эйприл Рэнсом тоже стало достоянием общественности. Сейчас на экране появилась увеличенная фотография Эйприл, державшей в руках свой огромный трофей. Джона решили почему-то отрезать. Я знал примерно, когда по телевизору впервые показали эту фотографию - около четырех часов, - потому что именно в это время толпа, собравшаяся напротив дома, увеличилась примерно вдвое.
     Весь день я то смотрел телевизор, то пытался разобраться в гностических постулатах, то подходил к окну, чтобы посмотреть на журналистов. На экране показывали одно за другим лица жертв Уолтера Драгонетта. От маленького Уэсли Драма в ковбойском костюмчике, сидящего на деревянной лошадке, до огромного Альфонсо Дейкинза, улыбающегося во весь рот и сжимающего в руке стакан пива. Установлены личности двадцати двух жертв, из них шестнадцать - негры. На фотографиях все они выглядели какими-то обреченными. Неизвестный человек, убитый в Тоннеле мертвеца, был помечен вопросительным знаком. Затем на экране показалась небольшая фотография Эйприл Рэнсом - на этот раз от нее оставили одно лицо, и за те несколько секунд, что она смотрела на меня с экрана, мое мнение о ней начало меняться. Жена Джона была живой и непосредственной, а вовсе не суровой и требовательной, как казалось мне раньше. И еще она была такой красивой, что для ее убийства наверняка требовалось чуть больше жестокости, чем для убийства всех остальных. Что-то случилось с тех пор, как я впервые увидел эту фотографию, - я стал, как и Дик Мюллер, и Байрон Дориан, одним из тех, кому довелось пережить Эйприл Рэнсом.
     Чуть позже Джон, пошатываясь, спустился по лестнице в мятых брюках и рубашке. На левой щеке его краснел, подобно шраму, рубец от подушки. Джон спустился босиком, волосы его были всклокочены.
     - Что случилось? - спросил я.
     - Какая-то свинья бросает камни мне в окно, - сказал он, направляясь к двери.
     - Подожди, - сказал я. - Ты выглядывал в окно, прежде чем спуститься? Ты знаешь, что там происходит?
     - Мне наплевать, что там происходит, - сказал Джон.
     - Посмотри, - я ткнул пальцем в телевизор. Если бы Джон взглянул на экран, он увидел бы фасад своего дома, снятый с его собственной лужайки, на которой симпатичная женщина-репортер с приятным именем Изабель Арчер делала краткий обзор карьеры самой знаменитой жертвы Уолтера Драгонетта.
     Джон Рэнсом распахнул дверь.
     И застыл на несколько секунд, пораженный видом нацеленных на него камер, репортеров и собравшейся у дома толпы. Это было все равно что открыть глаза после нескольких часов сна навстречу слепящему солнечному свету. Люди, собравшиеся через улицу, стали толкать друг друга в бок, увидев появившегося на пороге Джона.
     Мисс Арчер, улыбнувшись, сунула ему в лицо микрофон.
     - Мистер Рэнсом, какова была ваша первая реакция на сообщение о том, что Уолтер Драгонетт совершил второе, на этот раз успешное, нападение на вашу жену?
     - Что? - недоуменно пробормотал Джон.
     Джеффри Боу и остальные собрались вокруг него, держа наперевес свои фотоаппараты и диктофоны.
     - Как, по-вашему, полицейское управление Миллхейвена обеспечило вашей жене надежную защиту?
     Обернувшись, Джон испуганно посмотрел на меня.
     - Что вы думаете об Уолтере Драгонетте? - кричал громче всех Джеффри Боу. - Что можете сказать нам об этом человеке?
     - Я хотел бы, чтобы вы собрали все это...
     - Вы считаете его вменяемым?
     Остальные репортеры, включая мисс Арчер, продолжали выкрикивать вопросы.
     - Кто этот человек у вас за спиной? - орал Джеффри Боу.
     - Какое тебе дело? - заорал в ответ Джон, которого довели наконец до ручки. - Вы бросаете камни мне в окна, задаете свои дурацкие вопросы...
     Я встал рядом с ним, и камеры застрекотали с новым энтузиазмом.
     - Я - друг семьи Рэнсомов, - сообщил я. - Мистеру Рэнсому очень многое пришлось сегодня пережить. - Я смутно слышал у себя за спиной собственный голос, звучащий с экрана телевизора. - Все, что мы можем сейчас сказать, это что обвинения против Уолтера Драгонетта, по крайней мере по делу миссис Рэнсом, кажутся не такими уж очевидными.
     Снова посыпался град вопросов, а Изабель Арчер ткнула микрофон мне под нос и склонилась почти мне на грудь, явно рассчитывая на то что ее холодные голубые глаза и рыжие волосы заставят меня разговориться больше. Она словно наклонялась ко мне для поцелуя, но если я и мог что-нибудь поцеловать, это была, пожалуй, головка микрофона. Вопросы ее были прямыми и резкими.
     - Так значит, вы считаете, что Уолтер Драгонетт не убивал миссис Рэнсом?
     - Думаю, что скорее всего нет, - сказал я. - И почти уверен, что со временем полиция забракует существенную часть его признаний.
     - Вы разделяете его мнение, мистер Рэнсом?
     Микрофон тут же оказался у губ Джона. Миссис Арчер наклонилась к нему, явно намереваясь вытащить у него хоть слово, пусть даже клещами.
     - Немедленно убирайтесь отсюда к чертовой матери, - потребовал Джон. - Забирайте свои камеры, магнитофоны и прочее оборудование и проваливайте с моей лужайки. Мне нечего больше сказать.
     - Спасибо, - сказала как ни в чем не бывало Изабель Арчер и, повернувшись в мою сторону, одарила меня лучезарной улыбкой. На этом бы все и закончилось, если бы в тот самый момент Джон не взбесился окончательно. Красный рубец на его щеке сделался багровым, он спустился по лестнице и подошел к ближайшим журналистам мужского пола, которыми оказались, на свое несчастье, Джеффри Боу и его фотограф. Изабель сделала знак оператору, который тут же навел на Джона камеру. Как раз в этот момент Джон сбил Боу с ног тем же ударом, которым сокрушил когда-то меня на бейсбольной площадке.
     Затем он стал надвигаться на фотографа Боу, который, отступая от него, сумел сделать несколько фотографий, появившихся на следующий день на первых страницах газет. Затем Джон набросился на оказавшегося рядом фотографа из Чикаго. Схватив одной рукой его фотоаппарат, а другой - горло, он чуть не задушил его - слава богу, что порвался ремень фотоаппарата, который Джон тут же кинул на мостовую. Ударившись о чью-то машину, он разбился о бетон. Затем он двинулся на мужчину, снимавшего его портативной камерой.
     Джеффри Боу, тоже успевший пострадать от Джона, поднялся на ноги, но в этот момент Рэнсом отвернулся от оператора с миникамерой, который явно собирался дать ему сдачи, и снова швырнул о землю несчастного Боу.
     Снова встав посреди лужайки, Изабель Арчер поднесла микрофон к своему приятному типично американскому личику и сказала что-то такое, что вызвало взрыв хохота у собравшихся на другой стороне улицы жителей Эли-плейс. Наконец Джон опустил руки и отошел от распростертого на земле репортера. Боу вскочил на ноги и поспешил вслед за остальными репортерами на улицу. Отряхнув джинсы, он внимательно изучил травяное пятно на правом колене и пообещал вернуться завтра.
     Джон снова сжал кулаки и чуть не бросился вслед за ним, но я сумел поймать его за руку и вернуть обратно на ступеньки. Впрочем, если бы он не пожелал меня послушаться, я бы ни за что не справился с ним. За те несколько секунд, что он пытался сопротивляться, я успел сделать вывод, что даже сейчас, несмотря на свою обманчивую рыхлость, Джон Рэнсом намного сильнее меня. Мы поднялись по лестнице, и я открыл дверь. Буквально ворвавшись внутрь, Джон резко обернулся ко мне.
     - Что за дерьмо ты там нес? - заорал он.
     - Я действительно считаю, что твою жену убил не Драгонетт. И думаю, что человека возле отеля "Сент Элвин" тоже убил не он.
     - Ты что, сумасшедший? - Джон смотрел на меня так, словно я только что его предал. - Как ты можешь говорить такое? Все знают, что это он убил Эйприл. Мы ведь слышали, как он сам сказал, что убил Эйприл.
     - Я думал обо всем этом, пока ты спал наверху. И понял, что для человека, который совершил эти убийства, Драгонетт знает о них недостаточно. Он даже не знает толком, что именно случилось.
     Посмотрев на меня в упор несколько секунд, Джон без сил опустился на диван и стал смотреть, что творят по телевизору местные станции. Изабель Арчер, мило улыбнувшись в камеру, произнесла с экрана:
     - Итак, история Уолтера Драгонетта получает весьма неожиданное продолжение. Друг семьи Рэнсомов высказал сомнения по поводу его виновности в убийстве Эйприл Рэнсом. - Она подняла блокнот, чтобы свериться со своими записями. - Очень скоро вы сможете увидеть запись этой беседы, а сейчас я процитирую слова неизвестного джентльмена: "Думаю, что Уолтер Драгонетт не убивал миссис Рэнсом. И почти уверен, что со временем полиция забракует существенную часть его признаний". - Изабель опустила блокнот, и щелчок камеры лишил зрителей удовольствия видеть ее лицо.
     Рэнсом бросил на стол пульт дистанционного управления.
     - Ты что, не понимаешь, что теперь они начнут подозревать меня?
     - Джон, - сказал я. - Как, по-твоему, зачем Драгонетту понадобилось прерывать серию убийств и расчленения трупов, которым он спокойно занимался в собственном доме, чтобы повторить убийства "Голубой розы"? Разве не видно, что эти преступления принадлежат к двум совершенно разным типам? И совершили их люди с разным типом мышления.
     Джон печально поднял на меня глаза.
     - И поэтому ты вышел туда, чтобы бросить этим собакам сырого мяса?
     - Не совсем, - сказал я, подходя к дивану и усаживаясь рядом с ним. Рэнсом бросил на меня подозрительный взгляд и, отодвинувшись, стал раскладывать аккуратными стопками книги о Вьетнаме. - Я хочу знать правду.
     Джон неопределенно хмыкнул.
     - Но какие у тебя причины сомневаться в виновности Драгонетта? Мне его признание кажется вполне убедительным.
     - Объясни почему.
     - Хорошо. - Рэнсом, успевший откинуться на спинку дивана, снова сел прямо. - Первое - он признался. Второе - он достаточно сумасшедший, чтобы это сделать. Третье - он знал Эйприл по своим визитам в офис компании. Четвертое - ему всегда нравились убийства "Голубой розы", также как и тебе. Пятое - неужели в Миллхейвене могут найтись два человека, достаточно сумасшедших, чтобы это сделать? Шестое - Пол Фонтейн и Майкл Хоган, а они ведь очень опытные полицейские, поймавшие десятки убийц, считают, что Драгонетт виновен. Конечно, Фонтейн немного странный человек, но ведь Хоган абсолютно нормальный - это умный и сильный человек. Он напоминает мне лучших солдат в армии. В нем нет дерьма, как во многих других полицейских.
     Я кивнул, ничуть не удивляясь тому, что Джон, как и я, попал под обаяние Майкла Хогана.
     - И наконец, какой там у нас номер - семь? Так вот, семь - он действительно имел возможность узнать все о состоянии Эйприл через старую подругу своей матери - Бетти Грейбл, которая работает в больнице.
     - Кажется, ее звали Мэри Грэбел.
     - Она знала, что помогает убить Эйприл, - продолжал Джон. - Что стоило этой старой корове держать рот на замке!
     - Она знала, что помогает убить Эйприл сыну своей старой подруги. Это совсем другое.
     - А что заставляет тебя считать, что Драгонетт не убивал Эйприл?
     - Драгонетт утверждал, что не помнит, что именно сделал с полицейским, дежурившим в ее палате, - Мангелотти. Он услышал, как Фонтейн в шутку сказал другому полицейскому, что Мангелотти уже нет в живых, и стал утверждать, что это он убил его. А потом Фонтейн сказал, что он несколько преувеличил, и Драгонетт стал утверждать, что он преувеличил тоже.
     - Он просто играл в какие-то свои сумасшедшие игры, - сказал Джон.
     - Но все же он не знал, что случилось с Мангелотти. И еще - Драгонетт понятия не имел о том, что Эйприл убита, пока не услышал это по радио в полицейской машине. И этот пункт беспокоит меня больше всего.
     - Но зачем ему понадобилось признаваться, если он этого не делал? В этом нет никакого смысла.
     - Может быть, ты этого не заметил, но Уолтер Драгонетт не из тех, кто всегда совершает исключительно осмысленные поступки.
     Наклонившись вперед, Рэнсом несколько минут тупо смотрел в пол, обдумывая мои слова.
     - Значит, есть еще один маньяк, - сказал он наконец.
     Я вдруг вспомнил почему-то рисунки, на которых надо разглядывать дубовые листья или что-то в этом роде до тех пор, пока перед глазами не появится бегущий человек, труба или открытая дверь.
     - Черт бы тебя побрал с твоим мозговым штурмом, - сказал Рэнсом и, покачав головой, вдруг улыбнулся. - А мне еще предстоит расхлебывать последствия драки с этим чертовым журналистом.
     - Как ты думаешь, что тебя ожидает в связи с этим?
     Джон подвинул одну из стопок книг.
     - Думаю, теперь мои соседи как никогда уверены в том, что это я убил свою жену.
     - А ты не делал этого, Джон? - спросил я. - Все останется строго между нами.
     - Ты спрашиваешь, не убивал ли я Эйприл? - лицо его снова покраснело, но на этот раз в нем не было агрессии, как тогда, перед тем как он ударил Джеффри Боу. Он смотрел на меня, стараясь изо всех сил выглядеть угрожающе. - Это Том Пасмор велел тебе спросить меня об этом?
     Я покачал головой.
     - Ответ - "нет". А если ты посмеешь спросить еще раз, я вышвырну тебя из этого дома. Ты удовлетворен?
     - Мне необходимо было спросить, - сказал я.

2

     Следующие два дня мы наблюдали за жизнью города по телевизору. Находясь в доме, мы игнорировали присутствие за дверью журналистов, число которых колебалось от трех самых стойких до пятнадцати. Мы также не поддавались на их попытки вытащить нас наружу. Через равные промежутки времени они звонили нам в дверь, заглядывали в окна, выкрикивали мое или его имя... Раз в час я или Джон, устав от бесконечного показа по телевизору жертв Уолтера Драгонетта, вставали с дивана и направлялись к окнам, чтобы проверить, что творится в стане врага. Все это напоминало средневековую осаду, плюс непрерывно звонящий телефон.
     Мы ели ленч перед телевизором, обедали тоже перед телевизором.
     Кто-то нервно колотил в дверь, другой остроумец кричал в щель почтового ящика:
     - Тимоти Андерхилл! Кто убил Эйприл Рэнсом?
     - Кто убил Лору Палмер? - пробормотал себе под нос Рэнсом.
     В субботу декан гуманитарного факультета Аркхэма оставил на автоответчике сообщение, что от совета попечителей и общества выпускников стали поступать жалобы на показанное по телевидению поведение профессора кафедры религии Рэнсома. Не мог бы профессор Рэнсом представить убедительные доказательства того, что со всеми юридическими последствиями его драки с журналистами будет покончено до наступления осеннего семестра? Еще нам пришлось в тот день, продравшись сквозь толпу журналистов, съездить в бюро похоронных услуг братьев Тротт. Так что мы неплохо поработали. Самым ужасным, с чем нам пришлось столкнуться в похоронном бюро, была манера его хозяйки держаться в стиле Джойса - "зовите меня просто Джойс". Тротт Брофи, единственное чадо единственною оставшегося в живых мистера Тротта, оказалась женщиной необъятных размеров на последнем месяце беременности. Репортеры казались по сравнению с ней невинными младенцами. Давно расставшись со способностью сочувствовать чужому горю, она, видимо, решила для себя, что лучший способ общения с пришедшими в бюро со своею бедою людьми состоял в том, чтобы беспардонно вмешиваться в их дела. Тротт называла это здравым смыслом.
     - Мы делаем для вашей маленькой леди потрясающую работу мистер Рэнсом. Когда увидите, наверняка скажете, что она такая же хорошенькая, как в день свадьбы. Для того, чтобы выставить ее в день похорон, я рекомендую вам вот этот гробик, а об урне договоримся потом. У нас есть очень красивые. Посмотрите только на этот атлас - какой мягкий и блестящий. Будет словно прекрасная рамка вокруг красивой картины, если вы не возражаете против такой формулировки. Вы даже не представляете, как я намучилась с этим ребенком, которого приходится носить туда-сюда по залу. Господи, если бы Уолтеру Драгонетту понадобилось кого-нибудь похоронить, мы бы сбавили для него цену - он дал моему папочке столько работы! О, господи, опять газы. Вас мучили когда-нибудь газы? Мне лучше присесть и посидеть тут, пока вы с мужем все обсудите, не обращайте на меня внимания. Хотя я все равно все слышу. Люди обычно сами не понимают, что говорят, когда приходят сюда.
     Мы провели в бюро часа два и на собственном опыте убедились в том, что даже самые ужасные вещи, если терпеть их достаточно долго, становятся просто скучными. За это время Джон взял в аренду "гробик", заказал приглашения и некролог, зарезервировал время в крематории, купил урну и место в колумбарии, оплатил услуги специального администратора, который должен был руководить ходом похорон, нанял машину для процессии к колумбарию, заказал органную мессу и часа полт