вторую ногу на первую ступеньку и чуть было не полетел вниз. Положив револьвер на пол, он стал держаться обеими руками, спускаясь ступенька за ступенькой вниз. Когда плечи его были уже на уровне пола, он снова взял револьвер и стал спускаться дальше. Я услышал, как он выругался, ударившись обо что-то внизу.
     В ноздри мне снова ударил запах крови. Я спросил Джона, видит ли он что-нибудь.
     - Черт бы тебя побрал! - послышалось в ответ.
     Я посмотрел на его редеющие волосы, покрывавшие розовую кожу головы. Джон держал пистолет на уровне живота. Возле одной из его ног стоял стул с зеленым пластиковым сиденьем. Об него он и ударился, сходя с лестницы.
     - В противоположной стене два окна. Здесь внизу старый угольный желоб и куча разного другого дерьма. Подожди-ка, - Джон стал двигаться вглубь от лестницы.
     Я наклонился над люком, потом оперся рукой о пол и сел, свесив ноги в пустоту.
     Голос Джона доносился, словно он был за тысячу миль.
     - Здесь они тоже держали какое-то время коробки. Я вижу... - Джон задел за что-то, что издало какой-то глухой и гулкий звук, словно пустая бочка. - Тим!
     Мне очень не хотелось ставить ноги на ступеньки лестницы, но ноги двигались словно сами собой. Я перенес на них тяжесть своего тела и позволил им снести меня вниз.
     - Спускайся же, черт побери!
     Как только голова моя достигла уровня пола, я снова услышал запах крови.
     Нога моя нащупала тот же стул, с которого чуть было не свалился Джон Рэнсом, я отшвырнул его в сторону и ступил на утрамбованную землю. Джон стоял примерно в тридцати футах спиной ко мне. Пыльное окно пропускало тонкий луч неяркого света, который падал на старый угольный желоб. Рядом действительно валялась пустая бочка. В нескольких футах виднелась груда мятого картона и бумажного мусора. Между мной и Джоном виднелся круг из кирпичей, отмечавший то место, где находился, вероятно, отопительный прибор, снабжавший здание теплом. Запах крови стал сильнее.
     Джон взглянул через плечо, чтобы убедиться, что я спустился с лестницы.
     Я подошел к нему, и он отступил в сторону.
     В углу стояло, словно трон, старое кресло, испачканное черной краской. Краска была также на земле вокруг кресла. Я затаил дыхание. Краска блестела в лучах тусклого света. Я подошел к Джону и увидел, что он показывает стволом "кольта" на три куска толстой окровавленной веревки. Каждый из них был перерезан пополам.
     - Здесь кого-то застрелили, - сказал Рэнсом, сверкнув в мою сторону белками глаз.
     - Ни в кого тут не стреляли, - сказал я, удивляясь собственной рассудительности в такой момент. - Кто бы это ни был, его наверняка убили тем же ножом, которым перерезали веревки.
     Джон нервно сглотнул слюну.
     - Эйприл была зарезана, и Грант Хоффман тоже.
     А также Арлетт Монаган, Джеймс Тредвелл, Монти Лиланд и Хайнц Штенмиц.
     - Мне кажется, нам не надо рассказывать об этом полиции. А то придется объяснять, как мы здесь оказались.
     - Надо подождать, пока найдется тело, - сказал я.
     - Его уже нашли - того парня в машине у аэропорта.
     - Охранник обнаружил его, потому что из багажника сочилась кровь, - напомнил я. - Убийца засунул его в багажник еще живым.
     - Значит, здесь был убит кто-то другой?
     Я кивнул.
     - Что здесь, черт возьми, происходит?
     - Не уверен, что по-прежнему хочу это знать, - сказал я, поворачиваясь спиной к кровавому трону.
     - Господи, они ведь могут вернуться! - воскликнул Джон. - Почему мы стоим тут как истуканы? - Он двинулся к лестнице, бросая на меня через плечо косые взгляды. - Что ты делаешь?
     Я направился к куче бумаги и картона в углу подвала.
     - Ты сумасшедший? Они же могут вернуться!
     - У тебя ведь есть пистолет, не так ли? - казалось, что слова, вылетающие у меня изо рта, не имеют никакого отношения к тому, что я чувствую.
     Рэнсом ошеломленно посмотрел на меня, дошел до лестницы и начал подниматься. Он долез до верха как раз в тот момент, когда я дошел до кучи бумажного мусора. Джон сел на край люка и поднял ноги. Я слышал, как шаги его удаляются в сторону кухни.
     На полу под грудой картона и рваной бумаги виднелись отпечатки двух коробок. Крысы оставили почти нетронутым их содержимое.
     Я стал пристально вглядываться в лежащую передо мной массу. То здесь, то там на бумаге виднелись обрывки какого-то текста. Из задней части дома слышались нервные шаги Джона.
     Я расправил один из бумажных листов, который был по сравнению с остальными более или менее целым. Подойдя к лестнице, я попытался разобрать почерк. У меня было почему-то такое чувство, что все это очень важно для меня. Сначала я увидел цифры - 5,77, затем еще несколько - 5-10, 120, 26. Джейн Райт. Со слезами на глазах, храброй улыбкой... обтягивающие джинсы, ковбойские сапоги, черная безрукавка. Белый мусор... Нет ни детей, ни мужа - на этом страница кончалась.
     Я сложил листок пополам и засунул его в карман рубашки. Испугавшись, что Джон действительно может уехать без меня, я быстро взобрался по лестнице.
     Джон нервно ходил снаружи, позвякивая ключами от машины и сжимая правой рукой "кольт". Он бросил - почти швырнул - мне ключи.
     - Ты хоть знаешь, как близок был... - сказал он за дверью, подбирая сломанный замок и ручку от домкрата. Джон хотел сказать, что я был близок к тому, чтобы остаться в одиночестве внутри пустого здания. В нескольких кварталах к востоку от нас бесновалась толпа. Джон продел дужку замка в металлические петли. Он был в панике, я же чувствовал себя до странности спокойно. Все, что должно случиться, все равно случится. Уже случилось. Конечно, все придет к своему логическому концу - плохому или хорошему, но это уже ни в малейшей степени не зависело ни от меня, ни от Джона Рэнсома.
     Когда я забрался в машину, Джон рассеянно барабанил пальцами по приборной панели. Я вывел машину из-за угла бара. Джон пытался смотреть одновременно в нескольких направлениях, словно за нами крались не меньше дюжины убийц с оружием наперевес.
     - Ты сможешь выехать отсюда? - спросил Джон.
     - Ты хочешь, чтобы я завез тебя домой? - спросил я.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я собираюсь в Элм-хилл, чтобы разыскать все-таки семейство Санчана.
     Джон застонал с трагическим выражением лица.
     - Но зачем тебе это?
     Я сказал, что он прекрасно знает зачем.
     - Нет, не знаю, - возразил Джон. - И считаю это пустой тратой времени.
     - Я заброшу тебя на Эли-плейс.
     Джон без сил откинулся на спинку сиденья. Я повернул у светофора на Горацио-стрит и поехал по мосту.
     - Ну что ж, давай, прожигай мой бензин, - сказал Джон, покачав головой.
     Прежде чем свернуть на шоссе восток-запад, я действительно остановился у бензозаправки и залил полный бак горючего.

5

     Плам-Бэрроу-лейн пересекала Бейбери в том месте, где возвышалось над низенькими домишками большое серое здание в колониальном стиле, похожее скорее на адвокатскую контору, чем на жилой дом. После того, что мы увидели внутри бара, Элм-хилл казался уродливым и зловещим.
     Дома с их именными табличками и огромными почтовыми ящиками смотрели на мир так же слепо, как заброшенные строения на Горацио-стрит. Вполне возможно, они были такими же пустыми. Двери гаражей с дистанционным управлением плотно впечатывались в асфальт подъездных дорожек. Наша машина была единственной на всей улице. А мы с Рэнсомом, возможно, единственными людьми на Элм-хилл.
     - Ты хоть понимаешь, куда едешь? - спросил меня Джон.
     Это было первое предложение, которое он произнес с тех пор, как милостиво разрешил мне тратить его бензин. Всю дорогу Джон молча смотрел в окно.
     - Это их улица, - сказал я.
     - Какое все одинаковое, - Джон решил перенести свой гнев на то, что нас окружало. Хотя, конечно, он был прав: все улицы на Элм-хилл действительно выглядели одинаково.
     - Ненавижу эти тупые игрушечные городки! - продолжал Джон. - Они пишут на табличках собственные имена, чтобы не ошибиться домом, когда возвращаются поздно ночью. Знаешь, что мне не нравится во всем этом больше всего? Все такое грязное, как будто липкое.
     - Я отвезу тебя домой и вернусь сюда один, - сказал я, и Джон тут же замолчал.
     Из дальнего конца квартала дом Санчана выглядел почти неповрежденным. Женщина в джинсах и сером свитере засовывала картонную коробку в старый синий фургон "вольво", стоящий в гараже. На траве рядом с ней стоял высокий торшер с белым круглым абажуром. Короткие белые волосы женщины блестели на солнце.
     Я остановил наш "понтиак" позади "вольво". Джон засунул пистолет под сиденье. Женщина отошла от фургона, взглянула на дом и направилась к нам. Когда я вышел из машины, она улыбнулась мне невеселой, слегка кривоватой улыбкой. Наверняка решив, что мы из страховой компании, она махнула рукой в сторону дома.
     - Вот, сами видите, - женщина говорила с едва различимым европейским акцентом. - Все было бы не так плохо, но взрывом разрушило пол на всем пути в спальню.
     Красота, о которой говорили ее бывшие соседи, еще угадывалась на лице этой женщины под копной белых волос. Она не пользовалась косметикой, а на подбородке виднелось пятнышко сажи. Вытерев руки о джинсы, она протянула правую мне.
     - Было очень страшно, но сейчас уже все в порядке.
     На пороге появился седой мужчина с копной густых волос и изможденным, худым лицом. Он нес в руках стопку сложенной одежды. Пообещав вернуться, чтобы переговорить с нами, он обошел вокруг фургона и положил свою стопку рядом с коробкой.
     Джон подошел ко мне, и миссис Санчана стала показывать, что осталось от ее дома. Взрыв произошел со стороны кухни, и крыша обрушилась в результате пожара. У задней стены почерневшей гостиной стояла закопченная мебель. Кафельный пол был усыпан осколками стекла и фарфора. От руин исходил тяжелый запах горелой ткани и мокрой золы.
     - Надеюсь, нам удастся спасти устоявшую часть дома, - сказал мистер Санчана. Он говорил с тем же акцентом, что и его жена. - А как вам кажется?
     - Мне лучше объяснить все сразу, - сказал я, назвав свое имя. - Я оставил здесь вчера записку, в которой написал, что приезжал поговорить сюда о вашем бывшем соседе, Бобе Бандольере. Я понимаю, какое ужасное время вы сейчас переживаете, но буду очень благодарен, если вы все же найдете для меня время.
     Мистер Санчана покачал головой и ушел примерно в середине моей речи, но его жена дослушала меня до конца.
     - А как вы узнали, что мы жили с Бандольером в одном доме? - спросила она.
     - Поговорил с Франком и Ханной Белнап.
     - Тереза, - позвал ее с порога муж.
     - Я нашла вашу записку, когда мы вернулись домой в десять часов, но решила, что звонить уже слишком поздно.
     - Я буду благодарен за любую помощь, - сказал я. - Я понимаю, что навязываюсь, но...
     Джон внимательно смотрел на пострадавший от пожара дом.
     - У нас столько дел, - сказал муж Терезы. - Сейчас просто нет времени говорить об этом человеке.
     - Вчера кто-то следовал за мной сюда из Миллхейвена, - сказал я Терезе. - Я едва успел разглядеть его. И когда прочитал сегодня утром о вашей трагедии, сразу же усомнился, был ли взрыв случайным.
     - Что вы имеете в виду? - Мистер Санчана быстро подошел к жене. Волосы его напоминали металлическую щетку, а белки глаз были испещрены красными лопнувшими сосудами. - Только потому, что здесь побывали вы, кто-то проделал с нами эту чудовищную вещь? Это смешно! Кому это могло понадобиться?
     Тереза несколько секунд стояла молча, потом повернулась к мужу.
     - Ты говорил, что хочешь сделать перерыв.
     - Сэр, - сказал Дэвид Санчана. - Мы не видели мистера Бандольера и не разговаривали с ним уже несколько десятилетий. - Он погрузил пальцы в свои жесткие волосы.
     Тереза снова внимательно посмотрела на меня.
     - Почему этот человек так интересует вас?
     - Вы помните убийства "Голубой розы"? - ответил я вопросом на вопрос. И тут же заметил, как сузились ее зрачки. - Я ищу информацию, имеющую отношение к тем событиям, и в связи с отелем "Сент Элвин" всплыло имя Боба Бандольера.
     - А кто вы такой - полицейский? Частный детектив?
     - Я писатель, - сказал я. - Но это дело интересует меня по личным причинам. И моего друга тоже. - Я представил Джона, но Санчана едва взглянули на него.
     - А по каким именно причинам это вас интересует?
     Я никак не мог понять, что происходит. Дэвид и Тереза Санчана стояли напротив меня, причем у Дэвида было расстроенно-усталое выражение лица, словно он знал заранее все, что я могу ему сказать. Жена же его напоминала охотничью собаку, готовящуюся взять след.
     Может быть, Дэвид Санчана знал, что я собираюсь сказать, но мне самому это было пока неизвестно.
     - Когда-то давно я написал книгу об убийствах "Голубой розы", - сказал я. При этом Дэвид отвернулся, а Тереза нахмурилась. - Я следовал тому, что считал достоверными фактами, поэтому написал, что убийцей был тот самый детектив. Хотя и не знаю, верил ли в это когда-нибудь до конца. А примерно неделю назад мне позвонил мистер Рэнсом и сказал, что его жену чуть не убил человек, написавший над ее телом все те же слова - "Голубая роза".
     - О, - сказала Тереза. - Примите мои соболезнования, мистер Рэнсом. Я читала об этом в газетах. Но разве ее убил не этот парнишка Драгонетт? - Она взглянула на мужа, лицо которого стало вдруг точно каменным.
     Я объяснил ей все по поводу Уолтера Драгонетта.
     - Мы ничем не можем вам помочь, - сказал Дэвид. Нахмурившись, Тереза повернулась к нему, а затем снова ко мне. Я по-прежнему не знал, что происходит, но понимал, что должен сказать что-то еще.
     - У меня тоже есть личная причина интересоваться убийствами "Голубой розы". Этот же человек убил много лет назад мою сестру. Это произошло за пять дней до того, как нашли первую официально зарегистрированную жертву. И на том же самом месте.
     Джон открыл было рот, но тут же закрыл его.
     - Была маленькая девочка, - сказала Тереза. - Помнишь, Дэвид?
     Он кивнул.
     - Эйприл Андерхилл, - сказал я. - Ей было девять лет. И я хочу узнать, кто ее убил.
     - Дэвид, эта девочка была его сестрой.
     Дэвид пробормотал что-то по-немецки.
     - В Элм-хилл есть место, куда я мог бы отвезти вас на чашечку кофе? - спросил я.
     - В городском центре есть кофейня, - сказала Тереза. - Дэвид?
     Он посмотрел на часы, потом опустил руку и стал внимательно, почти со страхом разглядывать мое лицо.
     - Мы должны вернуться через час, чтобы встретиться с представителями страховой компании, - сказал он.
     Жена коснулась его руки, и Дэвид едва заметно кивнул ей.
     - Я только поставлю машину в гараж, - сказал он. - Тереза, загрузи в нее, пожалуйста, торшер.
     Я двинулся было к лампе, но Дэвид остановил меня.
     - Это сделает Тереза.
     Он сел в машину, а Тереза улыбнулась мне и пошла загружать лампу. Дэвид медленно повел машину в гараж. Тереза засунула в кузов лампу и пошла за машиной. Они о чем-то пошептались, после того как Дэвид вылез из машины, затем направились ко мне. При этом Тереза не сводила глаз с моего лица.
     Джон открыл перед ними заднюю дверцу "понтиака". Прежде чем забраться внутрь, Дэвид достал белый носовой платок и стер копоть с подбородка жены.

6

     Словно сговорившись, Санчана ни разу ни упомянули ни убийств "Голубой розы", ни Боба Бандольера, пока мы ехали в машине. Тереза рассказывала, как полицейский явился, подобно сказочному герою, и спас их из огня и дыма.
     - Мы обязаны этому человеку жизнью, и поэтому не делаем трагедию из того, что остались без дома. Правда, Дэвид?
     Тереза явно задавала тон в этой семье.
     - Конечно, - согласился с ней муж.
     - Мы поживем в трейлере, пока не построим новый дом. Поставим его на лужайке и будем жить как цыгане.
     - Обитателям Элм-хилл это очень понравится, - сказал Джон.
     - А сейчас вы живете в гостинице? - поинтересовался я.
     - Нет. У моей сестры. Она с мужем перебралась в Элм-хилл еще задолго до нас - поэтому и мы переехали сюда когда-то. Когда мы купили этот дом, он был единственным на всей улице. А кругом - поля.
     Постепенно мы с Джоном узнали, что они приехали в Миллхейвен из Югославии, где сразу после женитьбы сдавали туристам комнаты, пока Дэвид учился в университете. Санчана перебрались в Америку перед самой войной. Дэвид выучился на бухгалтера и получил в конце концов работу в "Глакс корпорейшн".
     - "Глакс корпорейшн"? - я вспомнил, как Тереза назвала Драгонетта парнишкой. - Тогда вы должны были знать Уолтера Драгонетта.
     - Он пришел ко мне в отдел за год до того, как я ушел на пенсию, - сказал Дэвид. Мне не хотелось задавать ему вопросы, которые обычно задают в таких случаях человеку, лично знавшего ставшую известной личность. Джон, видимо, был того же мнения, потому что на несколько секунд в машине воцарилась тишина.
     - Дэвид был потрясен, когда узнал обо всем, - нарушила молчание Тереза.
     - Он нравился вам? - спросил я.
     - Когда-то мне казалось, что Уолтер мне нравится, - он откашлялся. - У него были манеры воспитанного молодого человека. Но через три-четыре месяца у меня возникло такое ощущение, что Уолтер словно не существует. Тело его было здесь, он был безукоризненно вежлив, хорошо работал, хотя иногда задерживался, но в то же время словно отсутствовал.
     Мы проехали мимо низенькой ратуши из красного кирпича. Вдали виднелся холм, давший название городку.
     - Вам никогда не приходило в голову, что такие люди очень страдают? - спросила Тереза.
     Вопрос ее показался эхом одной из моих собственных мыслей. Едва она заговорила, я знал, что согласен с ней.
     - Нет, - сказал ее муж. - Он был неживой. А неживой человек не способен ничего чувствовать.
     Я посмотрел на отражение Терезы в зеркале заднего вида. Она как раз повернулась к мужу, и ее изящный профиль был словно изображение на монете. Она нашла глазами в зеркале мои глаза. Я вдруг ощутил, что мы чувствуем одно и то же.
     - О чем вы думаете, мистер Андерхилл?
     Я отвел глаза, чтобы посмотреть на соседние машины, прежде чем свернуть на стоянку у маленького торгового центра.
     - Мы видели часть допроса Драгонетта, - сказал я. - Он говорил, что его изнасиловал в детстве сосед. Так что он действительно много страдал в детстве.
     - Это не оправдывает его, - сказал Дэвид.
     - Конечно, нет, - вздохнула Тереза. - Не оправдывает.
     Я поставил машину на стоянке, и Дэвид с Терезой обменялись несколькими репликами на том же самом языке, что и в гараже. Тогда мне казалось, что это немецкий, теперь же я знал, что они разговаривают по-югославски.
     Мы вылезли из машины.
     - Если содержание этого разговора носит интимный или секретный характер, - сказал Джон, - пожалуйста, сохраните его в тайне, но все же мне очень интересно, о чем это вы сейчас разговаривали.
     - Мы... - Дэвид осекся и беспомощно поднял руки.
     - Мой муж сказал, что, как ни ужасно, мы знали на своем веку двух убийц. Дело в том, что, когда мы жили над мистером Бандольером, он убил свою жену.

7

     - Мы не знали, что делать, - продолжала Тереза. На столике перед нами дымились чашечки кофе. Мы с Терезой сидели у окна, выходящего на стоянку, а Джон и Дэвид - напротив друг друга. - Мы так боялись этого человека. Дэвид прав - он был как нацист, только подвизался не в политике, а в личной жизни. А мы так недавно жили в Америке, что думали, будто он может засадить нас в тюрьму, если мы обратимся в полицию. Мы жили в его доме, и мы не знали, какие права он имеет по отношению к нам.
     - Он был таким злым, - вставил Дэвид. - Всегда кричал, орал.
     - Уж теперь-то мы знали бы, что делать, - сказала Тереза. - Но теперь нам уже никто не поверит.
     - У вас нет никаких сомнений в том, что Бандольер убил свою жену?
     Дэвид энергично покачал головой, а Тереза сказала:
     - Хотелось бы мне, чтобы мы могли в этом сомневаться. - Она сделала глоток кофе. - Его жену звали Анна. Она была красивой женщиной. Пышные бело