. Он вернулся к машине и сел на свое место. Руки его дрожали, лицо выглядело так, будто Джон судорожно пытался проглотить ком, застрявший в горле. Он искоса посмотрел на меня, словно желая убедиться, что я действительно все это сказал.
     - Мы не могли бы вернуться домой?
     Больше он ничего не сказал всю дорогу до Эли-плейс.

13

     Оказавшись дома, Джон нажал кнопку на автоответчике. Здесь, вне досягаемости резкого белого света, он выглядел более материальным, и уже не казалось, что Джон может исчезнуть.
     Закончив отматывать пленку, он выпрямился, и наши глаза встретились. Из-под наросшей плоти проступали контуры его настоящего лица - худощавого, более мужского, которое я видел последний раз много лет назад.
     - Одно из сообщений от меня, - сказал я. - Я звонил сюда, прежде чем поехать в больницу.
     Он кивнул.
     Я прошел в гостиную и сел на диван перед полотном Вюллара. Я помнил, что первое сообщение было оставлено еще вчера - просто вернувшись вечером из больницы, Джон не в состоянии был его прослушать. Тонкий, но хорошо различимый голос, произнес:
     - Джон? Мистер Рэнсом? Ты дома? - Склонившись над столом, я открыл наугад одну из книг о Вьетнаме. - Похоже, нет, - продолжал голос. - Это Байрон Дорван. Извини за беспокойство, но мне очень хотелось узнать, как там Эйприл... как там миссис Рэнсом. В Шейди-Маунт не подтверждают даже, что она действительно лежит у них. Я знаю, как это все тяжело для тебя, но позвони мне, пожалуйста, когда вернешься. Для меня это очень важно. Или я сам тебе позвоню. Я просто хочу знать - так тяжело пребывать в неведении.
     Следующее сообщение:
     - Алло, Джон, это Дик Мюллер. В "Барнетт" все очень волнуются о здоровье Эйприл и надеются, что скоро наступит улучшение. Мы все очень сочувствуем тому, через что тебе пришлось пройти, Джон. - Рэнсом тяжело вздохнул. - Пожалуйста, позвони мне в контору или домой и расскажи, как идут дела. Мой домашний номер - 474-0653. Надеюсь вскоре услышать твой голос. Пока.
     Я готов был спорить, что брокер Мясника провел весьма неприятное утро после того, как прочитал свежий номер "Леджер".
     Потом шел мой звонок из "Сент Элвин", и я постарался отвлечься от звуков более низкого варианта собственного голоса, сосредоточившись на висящем передо мной полотне.
     А потом гораздо более низкий голос произнес из маленьких динамиков:
     - Джон? Джон? Что происходит? Я собираюсь в путешествие, я не понимаю - я не понимаю, где моя дочь. Ты ничего не можешь мне сказать. Позвони или приезжай сюда как можно скорее. Где же, черт побери, Эйприл??? - Дальше на пленку записалось хриплое дыхание старика, словно он ждал, что ему все-таки ответят. - Черт бы вас всех побрал! - сказал он. Еще секунд десять в трубке слышалось дыхание, затем, судя по звукам, звонившему в течение пяти минут не удавалось положить ее на рычаг.
     - О, Боже! - воскликнул Рэнсом. - Этого только не хватало. Отец Эйприл. Я говорил тебе о нем - Алан Брукнер. Можешь ты в это поверить - на следующий год он по-прежнему будет читать свой курс истории восточных религий, еще курс концепции святости, который мы ведем с ним вместе. - Он обхватил голову руками, словно надеясь помешать ей взорваться, и снова прошел под арку.
     Я положил книгу обратно на журнальный столик. Все еще держась за голову, Рэнсом снова тяжело вздохнул.
     - Думаю, мне лучше позвонить ему. Нам, наверное, придется поехать туда вместе.
     Я сказал, что обо мне он может не беспокоиться.
     Джон набрал номер и стал нервно ходить у телефона, в котором раздавались один за другим гудки.
     - О'кей, - сказал он наконец, обращаясь ко мне и тут же повернулся к стене, откинув голову назад. - Алан, это Джон. Я только что прослушал твое сообщение. Да, я слышу. Эйприл здесь нет, Алан, ей пришлось уехать. Хочешь, я приеду к тебе? Конечно, нет проблем. Скоро буду. Успокойся, Алан, я выхожу через несколько минут. Пройдусь пешком.
     Рэнсом повесил трубку и вернулся в гостиную с таким убитым видом, что мне захотелось дать ему что-нибудь выпить и отправить в постель. Он даже не позавтракал, а ведь было уже почти два часа.
     - Мне очень жаль, но придется ехать, - сказал он.
     - Ты не хочешь поехать на машине? - спросил я Джона, видя, как, миновав "понтиак", он направился к северу от Эли-плейс.
     - Алан живет всего в двух кварталах отсюда, и нам ни за что не найти рядом с его домом место для стоянки. Здесь люди готовы убить друг друга за место для стоянки. - Джон оглянулся, и я прибавил шагу, чтобы идти с ним вровень.
     - Парень, который живет напротив больницы, сегодня чуть не убил меня за то, что я поставил машину возле его дома, - сказал я. - Думаю, мне повезло, что он не стал стрелять.
     Рэнсом хмыкнул что-то неразборчивое и, когда мы дошли до следующего угла, ткнул пальцем вправо. Воротник его белой рубашки был темным от влаги, на груди расплывались амебовидные пятна пота.
     - Он был особенно зол, - продолжал я, - потому что до этого какой-то парень посидел немного на его лужайке, прежде чем отправиться в больницу.
     Рэнсом посмотрел на меня испуганным взглядом оленя, заметившего в лесной чаще охотника.
     - Мне очень жаль, что я втянул тебя в этот кошмар, - сказал он.
     - Я думал, Алан Брукнер был твоим героем.
     - В последнее время у него серьезные проблемы.
     - Он не знает даже, что на Эйприл напали?
     Кивнув, Джон засунул руки в карманы.
     - Буду очень рад, если ты мне подыграешь. Я просто не могу сказать Алану, что Эйприл нет в живых.
     - А он не прочитает об этом в газетах?
     - Маловероятно, - твердо произнес Рэнсом.
     На углу следующего квартала стоял большой трехэтажный дом из красного кирпича с окном-фонарем над дверью и рядом симметричных окон с декоративными углублениями по обе стороны от нее. На лужайке росли огромные дубы, траву между ними заглушили доходившие до колен сорняки.
     - Никак не соберусь сделать что-нибудь с газоном, - пожаловался Рэнсом.
     Из травы торчали то здесь, то там свернутые в трубочки пожелтевшие старые газеты, некоторые лежали здесь так долго, что напоминали декоративные бревна из папье-маше, которые лежат иногда в электрокаминах.
     - Здесь не слишком чисто, - продолжал оправдываться Джон. - В прошлом году мы наняли Алану экономку, но она уволилась незадолго до того, как Эйприл попала в больницу. А я не мог... - Он пожал плечами.
     - Он никогда не выходит на улицу? - спросил я.
     Рэнсом покачал головой, затем, взглянув на дверь, закрыл лицо руками. После этого он достал большую связку ключей и долго гремел ими, прежде чем нашел тот, который был ему нужен. Повернув его в замочной скважине, Рэнсом открыл дверь и громко сказал.
     - Алан? Алан, я здесь, и я привел с собой друга.
     Войдя внутрь, он сделал мне знак следовать за ним.
     Я прошел по толстому серому персидскому ковру, забросанному нераспечатанными письмами. Неаккуратные стопки книг и журналов лежали в прихожей повсюду, между ними была расчищена узкая тропинка, ведущая к подножию лестницы. Нагнувшись, Джон подобрал с ковра несколько писем и пошел дальше.
     - Алан? - покачав головой, Джон бросил письма на кожаный диванчик в гостиной.
     На длинной стене напротив меня висели картины маслом с изображением английских семейств перед уютными сельскими домиками. Остальные три стены занимали стеллажи с книгами, книги лежали также на большом розовом индийском ковре, занимавшем центр комнаты. На камине и на столике с кожаной крышкой, стоявшем возле дивана, валялись разорванные пополам книги, страницы машинописных работ, а также стояло множество тарелок с засохшей яичницей, зачерствевшим хлебом и заветрившимися сосисками. Везде горел свет. В этой комнате было что-то такое, от чего у меня защипало глаза, словно я плыл в хлорированной воде.
     - Ну и бардак, - сокрушался Джон. - Все было бы нормально, если бы не уволилась экономка. Посмотри-ка, он опять рвет рукописи.
     На ботинках Рэнсома клочьями висела серая пыль.
     Я уловил слабый, но отчетливый запах экскрементов.
     И тут откуда-то сверху раздался хрипловатый мужской голос.
     - Джон? Это ты, Джон?
     Рэнсом устало посмотрел на меня и крикнул в ответ:
     - Я здесь, внизу.
     - Внизу? - Голос Алана Брукнера звучал так, словно внутри у него был встроенный мегафон. - А я что - звонил тебе?
     - Да, звонил, - лицо Рэнсома вдруг как-то словно обвисло.
     - Ты привез с собой Эйприл? Мы должны отправляться в путешествие.
     На лестнице послышались шаги.
     - Не знаю, готов ли я к этому, - в отчаянии прошептал Рэнсом.
     - С кем ты там разговариваешь? - спросил Алан. - С Грантом? Грант Хоффман здесь, с тобой?
     В комнату вошел высокий старик с, длинными седыми волосами, одетый в одни лишь трусы с подозрительными желтыми пятнами на них. Его локти и колени выглядели почему-то слишком большими для этого тощего тела, словно узлы на сучьях огромных деревьев. Грудь его также покрывали курчавые седые волосы, а на щеках виднелась щетина. Если бы он не был сгорблен, то был бы примерно моего роста. От старика исходил неприятный кисловатый запах. У него были ясные глаза, немного напоминавшие обезьяньи.
     - А где Грант? - прогромыхал старик. - Я слышал, как ты говоришь с ним. - Глаза Алана остановились на мне, и лицо его вдруг закрылось, словно раковина моллюска. - Кто это? Он пришел от Эйприл?
     - Нет, Алан. Это мой друг, Тим Андерхилл. А Эйприл нет в городе.
     - Но это же просто смешно! - теперь на Рэнсома скалилась злобная физиономия разъяренного шимпанзе. - Эйприл сказала бы мне, если бы собралась уезжать из города. А ты разве говорил мне раньше, что она уехала?
     - Несколько раз.
     Старик подошел к нам на своих узловатых птичьих ножках. Волосы словно плыли за его головой.
     - Что ж, значит, я ничего не помню, - признал он. - Вы - друг Джона, да? Вы знаете мою дочь?
     Когда он подошел поближе, неприятный запах усилился.
     - Нет, не знаю, - сказал я.
     - Очень плохо. Она сбила бы с вас спесь. Хотите выпить? Вам необходимо выпить, если вы собираетесь бороться с Эйприл.
     - Он не пьет, - перебил профессора Джон. - И тебе тоже уже хватит.
     - Пойдемте со мной в кухню, там есть все, что вам нужно.
     - Алан, я должен подняться с тобой наверх, - сказал Джон. - Тебе необходимо помыться и переодеться.
     - Я принимал душ сегодня утром, - старик махнул головой на дверь в правой части комнаты, заговорщически улыбнувшись мне, словно давая понять, что мы сможем наконец попасть на кухню, как только избавимся от этого долдона. Затем лицо его снова закрылось, и он недружелюбно посмотрел на Джона. - Ты тоже можешь пойти с нами в кухню, если расскажешь мне, где Эйприл. Если, конечно, знаешь, в чем я лично сомневаюсь.
     Сжав мой локоть своей костлявой птичьей лапой, старик потянул меня за руку.
     - Что ж, пойдем - посмотришь, что представляет из себя кухня, - вздохнул Джон.
     - Я не пью по нарастающей, - заявил Алан Брукнер. - Я пью ровно столько, сколько хочу выпить. Это большая разница. Алкоголики всегда пьют по нарастающей.
     Алан потащил меня через комнату. На ногах его виднелись коричнево-желтые подтеки.
     - Знаком с моей дочерью? - снова спросил он.
     - Нет.
     - Она - настоящее чудо. Мужчина вроде тебя способен это оценить. - Старик ударил ладонью по двери, и она открылась, словно с другой стороны дернули за веревочку.
     Мы прошли по коридору, стены которого были завешаны взятыми в рамочки дипломами, аттестатами и свидетельствами. Между дипломами висели несколько семейных фотографий, на одной из которых молодой и жизнерадостный Алан Брукнер обнимал за плечи смеющуюся белокурую девушку всего на несколько дюймов ниже его самого. Оба выглядели так, словно им принадлежит весь мир - уверенность в себе защищала их, словно щит.
     Брукнер прошел мимо фотографии, даже не взглянув на нее, как делал, должно быть, десятки раз в день. Здесь, в коридоре, еще сильнее ощущался исходивший от старика запах. Плечи старика покрывали седые курчавые волосы, напоминавшие свалявшуюся паутину.
     - Найди себе хорошую женщину и молись, чтобы она пережила тебя, - вот секрет успеха.
     Он навалился еще на одну дверь и втащил меня в запущенную, вонючую кухню. Запах гниющей пищи заглушал запах старика. Дверь, захлопнувшись, ударила Джона, и тот громко выругался.
     - Черт побери!
     - Ты задумывался когда-нибудь над смыслом этого проклятия, Джон? Какая захватывающая концепция, полная разночтений. На небесах мы теряем свою индивидуальность, бесконечно прославляя бога, а в аду мы продолжаем оставаться самими собой. Более того, мы считаем, что заслужили проклятие, христианство учит, что наши первые предки наградили нас этим. Августин утверждал, что даже природа была проклята и... - Старик оставил мою руку и резко обернулся. - Но где же эта бутылка? Точнее, эти бутылки.
     На столике рядом с мойкой стояли только пустые бутылки, у задней двери также виднелся бумажный мешок с порожней посудой. Мешочки из-под доставленной на дом пиццы валялись повсюду, один был даже засунут в раковину. Вокруг них суетились хорошо знакомые мне коричневые насекомые.
     - Попроси и получишь, - объявил Алан, доставая из-под раковины непочатую бутылку виски. Алан поставил ее на стол с таким грохотом, что тараканы спешно попрятались в коробки из-под пиццы, быстро сломал печать, отвинтил пробку и сказал, указывая на шкафчик, висевший над моей головой:
     - Стаканы вон там.
     Я покорно открыл дверцу и увидел на полке, где поместилось бы стаканов тридцать, штук пять или шесть. Достав три, я поставил их перед Брукнером. Сейчас он немного напоминал запущенного индийского отшельника.
     - Что ж, сегодня я могу позволить себе выпить, - сказал Джон Рэнсом. - Давай по стаканчику, а потом я займусь тобой.
     - Скажи мне, где Эйприл, - потребовал Брукнер, держа в руках бутылку и внимательно глядя на зятя своими обезьяньими глазами.
     - Ее нет в городе, - сказал Джон.
     - Биржевые маклеры не отправляются в длительные поездки, когда они так необходимы своим клиентам. Она дома? Она нездорова?
     - Она в Сан-Франциско, - быстро сказал Джон. Протянув руку, он взял у тестя бутылку с таким видом, с каким полицейский отбирает пистолет у испуганного подростка.
     - И что же, во имя пророка, понадобилось моей дочери в Сан-Франциско?
     Рэнсом налил в стакан виски на два пальца и протянул его Алану.
     - "Барнетт" собираются объединить с другой инвестиционной компанией, и поговаривают о том, что Эйприл получит повышение и у нее будет свой офис в Сан-Франциско.
     - Что это еще за другая инвестиционная компания? - Брукнер одним глотком выпил виски и, даже не заглянув в стакан, снова протянул его Джону. На губах его блестели капельки влаги.
     - "Беар, Стернз", - сказал Джон первое, что пришло ему в голову. Он налил изрядную порцию виски себе и медленно отхлебнул.
     - Она не могла уехать. Моя дочь не могла оставить меня одного. - Он по-прежнему держал перед Джоном стакан, и тот налил туда еще виски. - Мы... мы собирались кое-куда вместе. - Он махнул головой в сторону бутылки и вопросительно посмотрел на меня.
     Я покачал головой.
     - Давай, Джон, налей ему, он тоже хочет, - настаивал старик.
     Рэнсом налил виски в третий стакан и передал его мне.
     - За тебя, парень, - сказал Брукнер, поднося стакан к губам.
     Выпив половину порции, он поднял на меня глаза, словно желая убедиться, что я по-прежнему готов неплохо провести время.
     Я поднес к губам стакан и глотнул виски. Он было теплым, почти горячим, словно что-то живое. Чуть отодвинувшись от старика, я поставил стакан на стол и только теперь заметил, что на нем лежит.
     - Та-ра-ра-бум-ди-эй, - пропел Брукнер своим обманчиво здоровым голосом. - Сегодня счастливый день для всех проституток. - Он снова отпил из стакана.
     Рядом с моим стаканом лежал на столе револьвер и стопка двадцатидолларовых банкнот общей суммой, наверное, долларов на четыреста-пятьсот. Возле нее - стопка десяток примерно такой же толщины. Потом стопка пятерок - еще выше, и в самом конце стола лежали в куче, как опавшие листья, бумажки по доллару. Я издал какой-то звук, и, обернувшись, старик заметил, куда я смотрю.
     - Мой банк, - гордо произнес он. - Все заработал сам. Чтобы было, чем платить посыльным. Так они не смогут меня обмануть, правда? Не надо требовать у них сдачу. А пистолет - моя система безопасности. Я беру его и наблюдаю, как они считают деньги.
     - Посыльные? - переспросил Джон.
     - Которые приносят пиццу - они ездят в фургонах с радиосвязью. И еще из винных магазинов. Обычно я спрашиваю, не хотят ли они пропустить стаканчик. Но эти парни почему-то сразу хватают деньги и убегают.
     - Неудивительно, - сказал Рэнсом.
     - О-хо-о, что-то у меня заболел живот, - простонал старик. - И так неожиданно, - он застонал, схватившись за живот рукой.
     - Иди наверх, - сказал Джон. - Ты ведь не хочешь, чтобы все случилось прямо здесь. Я поднимусь с тобой. Тебе надо принять душ.
     - Но я уже...
     - Значит, примешь еще раз. - Джон развернул Алана и подтолкнул его к двери.
     Пока они поднимались по второй лестнице, находившейся в глубине дома, Брукнер вопил, что у него ужасно болит живот. Его громкий голос раздавался то в одной, то в другой комнате. Я плеснул виски на тараканов, и они снова спрятались в коробку из-под пиццы. Когда мне надоело за ними наблюдать, я сел рядом со стопками денег и стал терпеливо ждать. Потом и это мне надоело, и я стал собирать коробки из-под пиццы и мять их, чтобы они влезли в мусорный бак. Затем я полил мылом стопку тарелок в раковине и включил горячую воду.

14

     Минут через сорок Рэнсом вернулся в кухню и застыл на месте увидев, что я делаю. На его широкое бледное лицо словно набежало облако, но потом он достал из буфета белое полотенце и стал вытирать посуду.
     - Спасибо, Тим, - сказал он. - Здесь было ужасно, не правда ли? А что ты сделал со всем этим... со всем, что тут валялось?
     - Я нашел несколько мешков для мусора. Посуды было не так много, вот я и решил разделаться с ней, пока ты помогаешь старику. Его стошнило?
     - Он просто любит жаловаться. Я впихнул его в душ и убедился, что он не забудет воспользоваться мылом. Иногда на него находит, и тогда он не помнит, как делаются самые простые веши. А бывает, как, например, здесь только что, что он вполне нормален - конечно, далеко не разумен, но способен контролировать свои действия.
     "Интересно, - подумал я про себя, - что же бывает в других случаях, если сегодня я видел Алана Брукнера в относительно хорошем состоянии".
     Мы домыли посуду.
     - Где он сейчас? - спросил я.
     - Вернулся в постель. Как только он вытерся, почти сразу заснул. Это соответствует моим планам. Не пора ли нам выбираться отсюда?
     Я заткнул дырку в раковине и вытер руки о полотенце.
     - Ты понимаешь, о каком путешествии с Эйприл он говорил?
     Джон открыл дверь заднего входа и стал налаживать замок так, чтобы он защелкнулся за нами, когда мы выйдем.
     - Путешествии? Эйприл водила его в зоопарк, в музеи и другие подобные места. Как ты, вероятно, заметил, Алан не совсем в порядке для более далеких экскурсий.
     - И это, по твоим словам, был один из его удачных дней.
     Мы вышли из задней двери и обошли вокруг дома. Переросшая трава жарилась на солнце. Один из огромных дубов был когда-то расколот молнией, одна его сторона была черной, и на ветках не росли листья. Все здесь нуждалось в заботе - дом, лужайка, деревья.
     - Ну, насколько я помню, он излагал свои мысли достаточно связно. Он делал бы это еще лучше, если бы не пил последние два дня не переставая.
     Мы вышли из высокой травы на дорогу и пошли обратно на Эли-плейс. К штанинам липли приставучие коричневые шарики. Я вдыхал в легкие свежий влажный воздух.
     - И он будет читать лекции на следующий год?
     - Он проработал весь прошлый год, и всего дважды у нас возни кали в связи с ним трудности, причем