благодарность? - спросил Фонтейн, допив вторую чашку кофе и выходя из буфета. - Единственное, что могу сообщить тебе приятного, это что за следующие несколько часов мы многое сможем обвести черными чернилами.
     Мы вышли в дверь с другой стороны буфета и оказались в незнакомой мне части здания. Пол покрывал серый линолеум, стены были покрашены голубой краской, а окна были чистыми и прозрачными. Здесь работали кондиционеры, и в коридоре было почти прохладно. Мы завернули за угол, и Джон Рэнсом поднял глаза, услышав наши шаги. Он выглядел не более отдохнувшим, чем Фонтейн. На Джоне были брюки цвета хаки и белая рубашка, он наверняка помылся и побрился перед или сразу после сообщения об убийстве жены. Джон напоминал полупустой мешок. Интересно, сколько он сидел тут один.
     - Господи, Тим, я так рад, что ты здесь, - он вскочил и буквально бросился ко мне. - Так ты все знаешь? Они сказали тебе?
     - Детектив Фонтейн рассказал мне, что случилось, - не хотелось говорить Джону, что я видел, как вывозят из палаты тело Эйприл. - Мне очень жаль, Джон.
     Рэнсом поднял руки, словно пытаясь поймать что-то в воздухе.
     - Это просто неправдоподобно. Он узнал, что Эйприл становится лучше, этот монстр, он узнал, что Эйприл может очнуться...
     Фонтейн сделал шаг в его сторону.
     - Мы разрешим вам и вашему другу наблюдать за касающейся вас частью допроса, - сказал он. - Вы по-прежнему этого хотите?
     Рэнсом кивнул.
     - Тогда позвольте показать вам, где вы будете сидеть. Хотите кофе?
     Рэнсом покачал головой, и Фонтейн провел нас мимо стеклянной стены большой затемненной комнаты, где несколько человек сидели и курили, ожидая, пока им начнут задавать вопросы.
     Фонтейн знаком велел Уилеру отпереть светлую деревянную дверь. В шести-семи футах вниз по коридору виднелась точно такая же дверь с синей табличкой, на которой красовалась единица. Фонтейн сделал мне знак войти, и я оказался в темном квадратном помещении, где стояли шесть стульев и деревянный стол. Перед столом было окно, выходившее в другую комнату, которая была ярко освещена, и за находившимся там металлическим столом сидел, чуть наклонившись, молодой человек в белой футболке. Он бесцельно водил по столу красную алюминиевую пепельницу. Лицо его было лишено какого-либо выражения.
     Я уселся на последний стул в ряду, рядом сел детектив Уилер, за ним Джон Рэнсом. Он невольно застонал при виде Уолтера Драгонетта, и лишь спустя несколько секунд опустился на стул рядом с чернокожим детективом. Монро сел по другую сторону от Джон? Все было устроено так, чтобы в случае необходимости детективы могли бы унять Рэнсома.
     Фонтейн тоже вошел внутрь.
     - Драгонетт не может ни видеть, ни слышать вас, - сказал он. - Но все же прошу вас не издавать громких звуков и не касаться стекла руками. Хорошо?
     - Конечно, - кивнул Рэнсом.
     - Я вернусь, когда первая часть допроса будет закончена.
     Он вышел, а Уилер встал и закрыл за ним дверь. Уолтер Драгонетт напоминал человека, скучающего в аэропорту в ожидании рейса.
     Время от времени он улыбался, слыша позвякивания пепельницы, которую гонял по столу. Услышав звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине, Уолтер оставил пепельницу и оглянулся.
     Офицер в форме пустил в комнату для допросов Пола Фонтейна. Под мышкой его была зажата папка, а в руках Пол нес два стаканчика кофе.
     - Привет, Уолтер, - сказал он.
     - Привет, - ответил Драгонетт. - Я вас помню - мы виделись утром. Он повернулся, следя за Фонтейном, движущимся к столу. - Теперь мы можем наконец поговорить?
     - Я купил тебе кофе, - сказал Фонтейн.
     - О, спасибо, но я не пью кофе, - Драгонетта как-то странно передернуло.
     - Как хочешь, - Фонтейн снял с одной из чашечек пластиковую крышечку и кинул ее в корзину для бумаг. - Может, передумаешь?
     - Кофеин вреден для здоровья.
     - Куришь? - Фонтейн положил на стол почти полную пачку "Мальборо"
     - Нет, но не возражаю, если будете курить вы.
     Фонтейн поднял брови и вынул из пачки сигарету.
     - Я хочу в самом начале сказать одну вещь, - заявил Драгонетт.
     Фонтейн прикурил от спички, выпустил облако дыма и знаком успокоил Уолтера.
     - Ты сможешь сказать все, что захочешь, Уолтер, но сначала нам надо выполнить кое-какие формальности.
     - Извините.
     - Ничего, Уолтер. Пожалуйста, сообщи мне свое имя, адрес и дату рождения.
     - Мое имя - Уолтер Дональд Драгонетт, мой адрес дом номер тридцать четыре двадцать один по Двадцатой северной улице, я живу там всю жизнь с тех пор, как родился двадцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.
     - И вы отказались от присутствия защитника.
     - Я найму адвоката позже. Сначала мне хотелось поговорить с вами.
     - Единственное, что мне осталось тебе сообщить, это что наш разговор записывается на видеопленку, чтобы впоследствии на нее можно было сослаться.
     - О, это хорошая идея, - Драгонетт посмотрел сначала в потолок, потом через плечо, затем с улыбкой показал пальцем в нашу сторону. - Я понял. Камера за этой зеркальной стеной, да?
     - Нет, - ответил Фонтейн.
     - А она уже включена? Вы уверены, что она работает?
     - Да, она включена.
     - Так значит, мы можем начинать?
     - Мы уже начинаем, - заверил его Фонтейн.

11

     Я привожу здесь запись разговора, который мы видели:
     Уолтер Драгонетт. - О'кей. Я хочу сказать вам одну вещь прямо сейчас, потому что вам важно это знать. Меня изнасиловали, когда я был маленьким мальчиком, семи лет от роду. Человек, сделавший это, был нашим соседом по фамилии Лансер. Имени его я не знаю. Через год после этого он уехал. Он приглашал меня в свой дом, а потом - ну, вы понимаете, - делал со мной все эти гнусные штуки. Я ненавидел все это. И сейчас, когда я думаю, как здесь оказался и все такое, мне кажется, что причиной всему мистер Лансер.
     Пол Фонтейн. - Вы когда-нибудь кому-нибудь рассказывали об этом мистере Лансере? Вы рассказали матери?
     У.Д. - Как я мог? Я не знал даже, как рассказать об этом самому себе. Кроме того, не думаю, чтобы мама мне поверила. Потому что она симпатизировала мистеру Лансеру. Он помогал поддерживать престиж нашего района. Знаете, кем он был? Он был фотографом - фотографировал детей и младенцев. Ну да, фотографировал. Он и меня фотографировал без одежды.
     П.Ф. - Это все, что он делал?
     У.Д. - О, нет! Разве я не сказал, что этот человек насиловал меня. Вот что он делал. Принуждал заниматься с ним сексом. Это очень важная часть. Заставлял меня играть с его... ну с этой штукой. Я должен был брать его в рот и все такое, а он фотографировал меня. Интересно, попали ли эти снимки в порножурналы. У него было много журналов с фотографиями маленьких мальчиков.
     П.Ф. - Ты тоже делал фотографии, да, Уолтер?
     У.Д. - Вы их видели? Те, что в конверте?
     П.Ф. - Да.
     У.Д. - Теперь вы знаете, почему я их делал.
     П.Ф. - Ты фотографировал только по этой причине?
     У.Д. - Не знаю. Мне было необходимо это делать. Очень важно все помнить, очень важно. И была еще одна причина.
     П.Ф. - Что же это за причина.
     У.Д. - Я использовал их, чтобы решить, что хочу съесть. Когда приходил домой с работы. Поэтому я иногда называл пакетик с фотографиями своим меню. Это был реестр всего, что имелось в моем распоряжении. Я все собирался разложить эти фотографии в альбом, с именами и все такое. Но вы арестовали меня раньше, чем я успел это сделать. Только не думайте, я не сержусь. Я ведь не сумасшедший и понимаю: дело в том, чтобы снять эти карточки, а не в том, чтобы засунуть их в альбом.
     П.Ф. - И это помогало вам выбирать, что вы хотите съесть.
     У.Д. - Это было меню. Как в ресторанах, где в меню есть фотографии блюд. К тому же, можно пройти вдоль реки памяти и снова испытать уже пережитое. Ведь даже после того, как ты использовал то что было на фотографии, она становится своего рода трофеем - как голова убитого животного, которую вешают на стенку. Потому что я уже давно понял, кто я. Я - охотник. Хищник. Поверьте мне, я не выбрал бы все это сам. Ведь это такая тяжелая работа, и надо держать все в секрете. Но моя участь сама меня выбрала.
     П.Ф. - Расскажи мне, в какой момент ты понял, что ты хищник.
     У.Д. - О! Ну что ж, сначала я прочитал книгу "Расколотый надвое". Там говорилось о развратном копе, который обнаружил, что убил нескольких человек, и покончил жизнь самоубийством. Это была книга о Миллхейвене. Я знал все улицы, на которых происходило действие. И это было очень интересно, особенно после того, как мама сказала мне, что книга основана на реальных событиях. И так я узнал от нее, что действительно существовал человек, который убивал людей и писал над их телами слова "Голубая роза". Но только это был не полицейский.
     П.Ф. - Не полицейский?
     У.Д. - Это не мог быть полицейский, не мог. Никоим образом. Никоим. Образом. Этот детектив в книге - он вовсе не был хищником. Я знал это - не знал только, как вы называете таких людей. Но кто бы это ни был, он был словно моим родным отцом. Он был таким же как я, но превзошел меня. Ведь тогда я убивал лишь небольших зверьков, просто для практики, чтобы понять, как это. Кошек и собак. Много кошек и собак. Берешь нож - и все очень просто. Самое трудное - очистить потом скелетики. Никто даже не представляет, какая это тяжелая работа. Приходится скрести, а запах бывает иногда такой ужасный.
     П.Ф. - Ты решил, что убийца "Голубой розы" - твой отец?
     У.Д. - Нет. Но я думал, что он мой настоящий отец. Независимо от того, от него я родился или нет. Мама мало рассказывала мне об отце. Так что им мог оказаться кто угодно. Но прочитав эту книгу и поняв, как реально все, что в ней описано, я понял, что похож на настоящего сына этого человека, потому что готов пойти по его стопам.
     П.Ф. - И поэтому несколько недель назад вы решили повторить то, что сделал он?
     У.Д. - Вы заметили? Я не был уверен, что кто-нибудь заметит.
     П.Ф. - Заметит что?
     У.Д. - Вы знаете. Вы почти произнесли это.
     П.Ф. - Скажи это сам.
     У.Д. - Места. Все было в тех же местах. Ведь вы знали, правда?
     П.Ф. - Те первые убийства "Голубой розы" были слишком давно.
     У.Д. - Такое невежество просто непростительно. Вы ничего не заметили, потому что ничего не знали. По-моему, это очень непрофессионально.
     П.Ф. - Что ж, согласен с тобой.
     У.Д. - Еще бы. Все это такая дешевка!
     П.Ф. - Ты так старался воссоздать убийства "Голубой розы", а никто ничего не заметил. Я имею в виду детали.
     У.Д. - Люди никогда ничего не замечают. Это отвратительно. Они не заметили даже исчезновения всех этих людей. А теперь, наверное, никто не заметит, что меня арестовали, и не обратит внимания на то, что я сделал.
     П.Ф. - Можешь не беспокоиться на этот счет, Уолтер. Ты становишься очень знаменитым. Ты уже почти звезда.
     У.Д. - Но это тоже неправильно. Во мне ведь нет ничего особенного.
     П.Ф. - Расскажи мне об убийстве мужчины на Ливермор-стрит.
     У.Д. - Мужчины на Ливермор-стрит? Просто какой-то парень. Я ждал, притаившись в проходике под отелем. Вошел мужчина. Это было около полуночи. Я задал ему какой-то вопрос - не помню какой. Кажется, спросил, не поможет ли он мне внести кое-что в отель через задний вход. Он остановился. Потом я, кажется, сказал, что заплачу ему пять баксов. Мужчина сделал шаг в мою сторону, и я ударил его ножом в грудь. Я продолжал колоть его, пока он не упал. Потом я написал на кирпичной стене слова "Голубая роза". Специально принес с собой маркер, и он прекрасно сработал.
     П.Ф. - Ты можешь описать этого человека? Его возраст, внешность, одежду?
     У.Д. - Самый обычный, простой парень. Лет, наверное, около тридцати. Но я не уверен - там было темно.
     П.Ф. - А как все было с женщиной?
     У.Д. - О, с миссис Рэнсом. Ну, тут все совсем по-другому. С ней я был знаком.
     У.Д. - Откуда ты ее знал?
     У.Д. - Я не знал ее в полном смысле этого слова - так, чтобы разговаривать с ней и все такое. Но я знал, кто она. Мама оставила после смерти кое-какие деньги - около двадцати тысяч долларов, и я хотел удачно поместить их. Поэтому я ходил в фирму "Барнетт энд компани" к мистеру Ричарду Мюллеру, который занимался размещением моих денег. Я встречался с ним примерно раз в месяц - ходил туда, пока там не стало как-то неприятно. А миссис Рэнсом занимала кабинет рядом с кабинетом мистера Мюллера, и я видел ее почти каждый раз, когда заходил туда. Она была по-настоящему красивой женщиной. Мне она очень нравилась. А потом в газете напечатала ее фотографию - она получила большую премию. И я решил сделать ее второй жертвой "Голубой розы", в номере двести восемнадцать.
     П.Ф. - Как вам удалось заманить ее в отель?
     У.Д. - Я позвонил ей в офис и сказал, что хочу сообщить что то важное о мистере Мюллере. Дал понять, что это что-то по-настоящему плохое. Настаивал на том, чтобы мы встретились именно в отеле - сказал, что живу там. Мы встретились в баре, и я сказал, что должен показать ей важные документы у себя в номере, потому что боюсь выносить их оттуда. Я знал, что номер двести восемнадцать свободен, потому что осмотрел его перед обедом, прокравшись через задний вход. В "Сент Элвин" очень плохие замки, а в коридорах почтя никогда не бывает народу. Миссис Рэнсом сказала, что согласна пойти в номер посмотреть документы, и, как только мы оказались внутри, я вонзил в нее нож.
     П.Ф. - Это все, что ты сделал?
     У.Д. - Нет, еще я избил ее. Об этом было даже в газетах.
     П.Ф. - А сколько раз ты ударил миссис Рэнсом ножом?
     У.Д. - Семь, может, восемь. Что-то около этого.
     П.Ф. - А куда пришлись удары?
     У.Д. - В грудь и в живот. Точно не помню.
     П.Ф. - На этот раз ты не фотографировал?
     У.Д. - Я фотографирую только дома.
     П.Ф. - Прежде чем подняться в номер, вы прошли через вестибюль?
     У.Д. - Да, прошли через вестибюль и поднялись на лифте.
     П.Ф. - Но дежурный портье утверждает, что не видел в ту ночь миссис Рэнсом.
     У.Д. - Действительно не видел. И мы тоже его не видели. "Сент Элвин" - это вам не "Форшеймер". Эти ребята не очень любят сидеть на своем месте.
     П.Ф. - А как ты вышел из отеля?
     У.Д. - Спустился по лестнице и прошел через заднюю дверь. Не думаю, чтобы кто-нибудь меня видел.
     П.Ф. - Ты думал, что убил ее.
     У.Д. - В этом-то и заключалась моя идея.
     П.Ф. - Расскажи мне, что ты делал сегодня утром?
     У.Д. - Все утро?
     П.Ф. - Давай оставим пока что в покое Альфонсо Дейкинза и сосредоточимся на миссис Рэнсом.
     У.Д. - О'кей. Дайте мне секунду подумать. Ну хорошо. Сегодня утром я был очень встревожен. Я знал, что миссис Рэнсом становится лучше, и...
     П.Ф. - Откуда ты это знал?
     У.Д. - Сначала я обнаружил, в какую больницу ее поместили. Позвонил в Шейди-Маунт, представился ее мужем и спросил, не могут ли они соединить меня с палатой миссис Рэнсом. Я собирался обзвонить таким образом все больницы, пока не наткнусь на нужную мне. И начал с Шейди-Маунт только потому, что знаю ее лучше других. Из-за мамы. Она ведь там работала, вы знаете?
     П.Ф. - Да.
     У.Д. - Хорошо. Итак, я позвонил и спросил, не соединят ли меня с палатой, и дежурная ответила, что там нет отдельного телефона, и если я действительно ее муж, я должен это знать. Впрочем, я должен был и сам догадаться, где она. Всех женщин вроде миссис Рэнсом помещают в случае чего в Шейди-Маунт. Мама говорила мне это еще в детстве. Мне очень неприятно критиковать вас, но вы даже не попытались ее спрятать. Это очень непрофессионально, если вас интересует мое мнение.
     П.Ф. - Итак, вы узнали, что она находится в Шейди-Маунт. Но как вы добыли сведения о ее состоянии? И как узнали номер ее палаты?
     У.Д. - О, это было совсем уж просто. Как вы уже знаете, моя матушка работала когда-то в Шейди-Маунт. Иногда она, конечно же, брала меня с собой, и еще многих из тех, кто работает в больнице. Они были мамиными подругами - Клеота Уильямз, Марджи Май-стер, Бадж Дьюдроп. Мэри Грэбел. У них была целая компания - ходили вместе выпить кофе и все такое. Когда умерла моя мама, я подумывал, не убить ли мне Бадж или Мэри, чтобы ей не было одиноко на том свете. Потому что мертвые - такие же люди, как мы с вами. И им очень многое необходимо. Они все время на нас смотрят, и им тоскливо от того, что они уже не живые. У нас есть вкус, цвет, запахи, чувства, а у них ничего этого нет. Они смотрят на нас, ничего не упуская из виду. Они всегда видят со стороны, что с нами происходит, а мы не можем этого видеть. Мы слишком заняты своими мыслями обо всех этих вещах и понимаем все неправильно, а значит, пропускаем девяносто процентов того, что происходит.
     П.Ф. - Я по-прежнему не понимаю, как ты узнал...
     У.Д. - О, Господи, конечно же, не понимаете. Извините меня, пожалуйста. Мне действительно очень жаль. Так я рассказывал о подругах моей матери, не правда ли? Иногда мне кажется, было бы хорошо, если бы мой рот застегивался на молнию. Так вот, Клеота умерла, Марджи Майстер ушла на пенсию и переехала во Флориду, а вот Бадж Дьюдроп и Мэри Грэбел по-прежнему работают в Шейди-Маунт. Правда, Бадж почему-то решила, что я стал плохо себя вести после смерти матери, и перестала даже со мной разговаривать. Я пожалел, что не убил ее. Я спас ей жизнь, а она воротит от меня нос!
     П.Ф. - Но другая подруга вашей матери, Мэри Грэбел...
     У.Д. - Она по-прежнему помнит, как мама приводила меня туда маленьким мальчиком и все такое, и, конечно, я забегаю иногда в Шейди-Маунт, чтобы ублажить толстушку. Поэтому все оказалось проще простого. Я забежал в больницу во время ланча, и мы долго болтали с Мэри. Она, конечно же, рассказала мне об их знаменитой пациентке, о том, что у нее дежурит постоянно сиделка и полицейский. И сказала, что ей уже лучше и что лежит она на третьем этаже. А противная старая Бадж Дьюдроп все время делала вид, что копается в картотеке. Она слишком боится меня, чтобы высказать свою неприязнь открыто. Только корчит всякие гримасы. Я все узнал и понял, что делать дальше.
     П.Ф. - И эта самая Мэри Грэбел рассказала вам, что сиделка миссис Рэнсом каждый час выходит покурить?
     У.Д. - Нет, тут мне просто повезло. Она просто вышла из палаты в тот самый момент, когда я шел по коридору. Я быстро вошел туда, быстро все сделал и быстро вышел.
     П.Ф. - Расскажите об офицере, сидевшем в комнате.
     У.Д. - Что ж, его мне, конечно, тоже пришлось убить.
     П.Ф. - Ты в этом уверен?
     У.Д. - В чем именно - в том, что должен был его убить или том, что убил?
     П.Ф. - Не уверен, что понимаю разницу.
     У.Д. - Я просто... ну ладно, забудьте об этом. Я не очень хорошо помню сидевшего в палате офицера. Все надо было делать быстро, и я очень волновался. Но я знаю, я слышал, как вы сами сказали кому-то, что тот офицер из больницы умер. Вы проходили мимо камер, и я расслышал ваши слова. Вы сказали "умер".
     П.Ф. - Я преувеличивал.
     У.Д. - О'кей. Значит, я тоже преувеличивал. Когда сказал, что убил его.
     П.Ф. - Хорошо, и как же ты пытался убить полицейского.
     У.Д. - Я плохо помню, у меня мутится в голове. Я был так перевозбужден.
     П.Ф. - А что случилось с молотком? Когда ты вернулся домой, у тебя его не было.
     У.Д. - Я выкинул его. Бросил в реку по пути из больницы.
     П.Ф. - Ты бросил его в Миллхейвен-ривер?
     У.Д. - С моста, рядом с "Зеленой женщиной". Там нашли когда-то мертвую проститутку.
     П.Ф. - О какой мертвой женщине ты говоришь сейчас, Уолтер? Еще об одной из своих жертв?
     У.Д. - О, Господи, да вы совсем ничего не помните. Конечно же, это не я ее убил. Я говорю о том, что случилось очень давно. Эта женщина была матерью Уильяма Дэмрока, того самого полицейского. Он тоже был там - он был совсем маленьким, и его нашли полумертвого на берегу реки. Неужели вы не читали? Ведь обо всем этом написано в "Расколотом надвое".
     П.Ф. - Не уверен, что понимаю, зачем тебе потребовалось приплетать сюда эту историю?
     У.Д. - Про