ных доказательств. Джон закатил глаза. Мы вышли в коридор.
     - Что за черт! - выругался Джон.
     Я прислонился к стенке, в то время как он принялся нервно кружить по коридору.
     Из-за двери доносились приглушенные голоса, потом послышался звук шагов. Алан вышел из комнаты один.
     - Я скоро присоединюсь к вам, - раздался из-за двери голос Фонтейна.
     Алан пошел по коридору, не оглядываясь и не говоря ни слова.
     - Алан? - окликнул его Джон, но старик продолжал идти.
     - Это ведь был кто-то другой, да? - Алан прошел мимо Тедди и открыл дверь в вестибюль.
     - Тим, вы подбросите меня домой?
     - Конечно, - сказал я.
     Алан скрылся за дверью, которая тут же захлопнулась за его спиной.
     - Черт побери! - выругался Джон.
     К тому моменту, когда мы вышли в вестибюль, за Аланом уже захлопнулась входная дверь.
     Мы догнали старика почти у стоянки. Джон обнял его за плечи, но Алан стряхнул его руку.
     - Мне очень жаль, что тебе пришлось смотреть на все это, - сказал Джон.
     - Я хочу домой, - монотонно произнес старик.
     - Конечно, - Джон открыл перед тестем дверцу машины, подождал, пока тот усядется, а затем сам забрался на заднее сиденье. Я включил мотор.
     - Наконец-то все это закончилось, - сказал Джон.
     - Ты так думаешь?
     Я свернул на площадь Армори-плейс. Наклонившись вперед, Джон потрепал Алана по плечу.
     - Ты прекрасно держался весь день, - сказал он. - Я могу что-нибудь для тебя сделать?
     - Ты можешь перестать болтать, - отрезал Алан.
     - Это был Грант Хоффман? - спросил я.
     - О, Господи, - закатил глаза Джон.
     - Конечно, это он, - сказал Алан.

9

     Когда мы проезжали мимо "Зеленой женщины", я притормозил. Но синей машины у бара уже не было.
     - Но зачем и кому понадобилось убивать Гранта Хоффмана? - недоумевал Джон.
     Никто ничего не ответил. Мы доехали до дома Джона в полной тишине, если не считать звуков едущих рядом машин и ветерка, залетающего в окна. На Эли-плейс Джон попросил меня вернуться, как только смогу, и вылез из машины, затем на секунду остановился и поглядел в открытое окно на нас с Аланом. Глаза его были словно подернуты пленкой.
     - Как вы думаете, мне рассказать своим родителям о Гранте?
     Алан молчал.
     - Я подтвержу все, что ты сочтешь нужным сказать, - пообещал я.
     Джон пообещал, что оставит для меня дверь открытой, и пошел к дому.
     Войдя в свой дом, Алан Брукнер поднялся в спальню, сел на кровать и, как ребенок, протянул мне руки, чтобы я снял с него пиджак.
     - Ботинки, - сказал он, и я расшнуровал и снял с него ботинки, пока Алан возился с галстуком. Потом он попытался расстегнуть рубашку, но пальцы не слушались его, и это также пришлось сделать мне.
     Алан прочистил горло и спросил зычным командным голосом:
     - Эйприл была так же изуродована, как Грант? Я должен это знать.
     Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем он говорит.
     - Вовсе нет, - ответил я. - Вы ведь видели ее во время панихиды.
     - Ах, да, - вздохнул Алан.
     Я снял с него рубашку и положил рядом на постель.
     - Бедный Грант.
     Алан расстегнул ремень и встал, чтобы спустить брюки. Затем он снова сел, и я стащил штанины с его ног.
     Алан в полудреме смотрел, как я достаю из карманов и кладу на столик у кровати его носовой платок, связку ключей и деньги.
     - Алан, вы не знаете, почему Эйприл интересовалась мостом на Горацио-стрит? - спросил я.
     - Это имеет какое-то отношение к Вюлларду и их гостиной. Вы ведь видели ее?
     Я сказал, что да.
     - Она говорила, что мужчина на одной из картин напоминает ей некоего человека, о котором она слышала. Полицейского - одного полицейского, который покончил с собой в пятидесятые годы. Эйприл не могла смотреть на эту картину, не думая о нем. И она проводила кое-какие исследования по этому поводу. Эйприл была большой мастерицей проводить исследования, - Алан подложил под голову подушку. - Я должен немного поспать, Тим.
     Я направился к двери спальни, сказав, что если он хочет, могу позвонить ему попозже.
     - Приезжайте сюда завтра.
     Алан заснул еще до того, как я вышел из комнаты.

10

     Ральф и Марджори Рэнсом сидели рядышком на диване. Они успели снова переодеться в свои спортивные костюмы.
     - Я согласен с Джоном, - сказал Ральф. - Все пиджаки в полоску выглядят почти одинаково. А фирма "Хэтчет и Хэтч" выпускает их партиями по десять тысяч штук.
     Как раз в этот момент я зашел в комнату.
     - Вы ведь тоже видели этого несчастного, Тим? Он показался вам похожим на аспиранта Джона? - спросила Марджори, перегнувшись через мужа, чтобы лучше меня видеть.
     Но Ральф вмешался в разговор, прежде чем я успел что-либо ответить.
     - Алан сейчас в таком состоянии, что не смог бы отличить Фрэнка Синатру от Гэбби Хейз.
     - Не знаю, - сказал я.
     - Мама, - громко произнес Джон, входя в гостиную с кухни с бокалами на подносе. - Тим понятия не имеет, как выглядел Грант Хоффман.
     - Это так, - сказал я. - Я здесь совсем недавно.
     - Сделай себе выпить, сынок, - посоветовал Ральф. - Сейчас как раз час расслабления и смирения с действительностью.
     - Так они называют это время в нашем центре - час расслабления и смирения, - сказала Марджори. - Очень мудро, не правда ли?
     - Я сам приготовлю себе выпить в кухне, - сказал я и, проходя мимо, невольно кинул взгляд на полотно Вюлларда.
     Только одна фигура на холсте - маленький мальчик - смотрела словно бы на зрителей. Все остальные - женщины, служанки, другие дети - были поглощены происходящим на пикнике. Мальчик, который смотрел вперед, сидел один в густой траве в нескольких дюймах от столба яркого света. Он находился примерно в дюйме от центра картины и от женщины, которая, повернувшись к чайному сервизу, загораживала часть веток можжевельника. Но как только я увидел этого ребенка, он стал для меня центром картины - темноволосый мальчик лет семи-восьми, глядевший несчастными глазами прямо на меня. Он словно понимал, что сидит за рамкой картины, весь смысл которой был заключен внутри его.
     - Тим здесь только для того, чтобы восхищаться моей коллекцией, - сказал Джон.
     - О, эти картины так прекрасны! - воскликнула Марджори. - Особенно вон та - красная.
     Я прошел в кухню и налил себе стакан содовой. Когда я вернулся, Марджори и Ральф говорили о самом несчастливом периоде своей жизни. Видно, все, что произошло сегодня, вызвало у них эти воспоминания.
     - Я никогда этого не забуду, - сказала Марджори. - Я думала, что тут же умру на месте.
     - Этот человек на пороге, - подхватил Ральф. - Я знал, в чем дело, еще когда услышал, как к дому подъезжает машина. Он вышел и постоял перед домом, убеждаясь, что попал по нужному адресу. А потом из машины вылез второй - сержант - и передал ему флаг. Я не знал, что делать - заплакать или дать ему по физиономии.
     - А потом нам вручили телеграмму, в которой все было написано черным по белому. "Капитан специального подразделения Джон Рэнсом погиб смертью храбрых при Лэнг Вей".
     - Никто не знал, где я, - пояснил Джон. - И другого убитого парня приняли за меня.
     - Чудовищное разгильдяйство, - воскликнул Ральф. - Если бизнесмен совершает такую ошибку в делах, он сразу разоряется.
     - Удивительно, что подобных ошибок было не так уж много, - возразил я.
     - Если хотите знать мое мнение, Джона должны были наградить серебряной звездой, если не медалью за отвагу, - сказал Ральф. - Мой мальчик воевал как настоящий герой.
     - Но я ведь остался жив, - сказал Джон.
     - Ральф сорвался и рыдал, как ребенок, когда мы обо всем узнали, - вставила Марджори.
     Ральф не обратил внимания на слова жены.
     - Я действительно имею в виду то, что говорю, сынок, - продолжал он. - Для меня ты настоящий герой, и я очень горжусь тобой. - Поставив на столик пустой стакан, он поднялся и подошел к сыну. Джон покорно встал и позволил отцу обнять себя. Ни тот, ни другой не особенно привыкли к объятиям.
     Когда отец отпустил его, Джон сказал:
     - Почему бы нам всем не поехать куда-нибудь пообедать? Уже самое время.
     - Вот это по мне, - воскликнул Ральф, напомнив мне на секунду своего сына. - Общайся с отцом, пока он здесь - так будет не вечно.
     Когда несколько часов спустя мы вернулись из "Джимми", я сказал Джону, что хочу прогуляться. Ральф и Марджори решили немного выпить на сон грядущий, а я вышел из дому, взял из багажника дело Уильяма Дэмрока и пошел под усыпанным звездами небом к дому Тома Пасмора.

Часть седьмая

Том Пасмор

1

     Из колонок Тома доносилась знакомая музыка - хрипловатый тенор саксофона играл мелодию "Звездной пыли".
     - Ты поставил "Голубую розу", - констатировал я. - Гленроя Брейкстоуна. Никогда еще не слышал запись такого хорошего качества.
     - Несколько месяцев назад его выпустили на магнитном диске, - на Томе был серый клетчатый костюм и черный жилет, и я нисколько не сомневался, что, вернувшись с похорон, он успел выспаться. На журнальном столике рядом с обычным нагромождением стаканов, бутылок и ведерком со льдом лежала коробка от диска. Я взял ее и стал рассматривать фотографию, переснятую с конверта пластинки, - Гленрой Брейкстоун тянется губами к своему саксофону. Когда мне было шестнадцать, я считал Брейкстоуна стариком, но с фотографии на меня смотрел мужчина лет сорока. Конечно, запись сделали еще до того, как я вообще узнал о существовании Брейкстоуна, и если бы он дожил до наших дней, ему было бы сейчас лет семьдесят.
     - Делаю все, чтобы меня посетило вдохновение, - сказал Том, наклоняясь над столом и наливая в невысокий стакан немного виски. - Хочешь чего-нибудь? На кухне есть кофе.
     Я сказал, что с удовольствием выпью кофе, Том, кивнув, удалился на кухню и через несколько минут вернулся с дымящейся керамической кружкой.
     - Расскажи, как все было в морге, - Том уселся в свое кресло и знаком указал мне на диван по другую сторону столика.
     - Они показали нам одежду убитого, и Алан узнал свой пиджак, который подарил год назад аспиранту Гранту Хоффману.
     - И вы решили, что это он и есть?
     Я кивнул.
     - Думаю, это действительно Грант Хоффман.
     Том пригубил виски.
     - Итак, версия первая: убийца "Голубой розы" преследует Джона Рэнсома. Возможно, в конечном счете он собирается убить и его. Вторая: кто-то еще пытается работать под настоящего убийцу "Голубой розы", и он, возможно, тоже хочет покончить с Джоном Рэнсомом. И, наконец, третья: кто-то пытается использовать убийства "Голубой розы", чтобы скрыть свои истинные мотивы. - Еще глоток виски. - Конечно, существуют и другие возможности, но мне бы хотелось пока рассмотреть эти. Во всех трех случаях настоящий убийца уверен, что полиция по-прежнему приписывает его преступления Уолтеру Драгонетту.
     Томми Флэнаган приступил к своему неправдоподобному соло.
     Я рассказал Тому, что Эйприл Рэнсом интересовалась мостом на Горацио-стрит и Уильямом Дэмроком.
     - Она случайно не записывала результаты своих исследований?
     - Я не знаю. Может быть, мне удастся найти что-то у нее в кабинете. Я вовсе не уверен, что Джон вообще знает об этом.
     - Не надо давать ему понять, что ты интересуешься бумагами Эйприл, - посоветовал Том. - Просто незаметно обыщи кабинет.
     - Ты ведь думаешь об этом деле, да, Том? Уже есть какие-нибудь идеи?
     - Я хочу понять, кто убил Эйприл Рэнсом. И еще я хочу понять, кто убил Гранта Хоффмана. И мне нужна для этого твоя помощь.
     - Джону тоже нужна моя помощь.
     - Ты будешь помогать и ему тоже, просто я прошу не сообщать Джону о наших с тобой беседах, пока я не сочту нужным.
     Я согласился с этим.
     - Я сказал, что раскрою это дело, и я намерен сдержать свое слово. Я хочу знать, как убили Эйприл Рэнсом и этого самого аспиранта. Если мы сможем заодно помочь полиции - хорошо. Если нет - тоже хорошо. Я не работаю на полицейских.
     - И тебе все равно, арестуют ли убийцу?
     - Я не могу предсказать, что случится. Возможно, мы установим его личность, но не сможем добраться до него самого. Я вполне удовлетворюсь этим.
     - Но если мы узнаем, кто он, то сможем передать нашу информацию полиции.
     - Иногда не все получается так, как хотелось бы, - Том откинулся на спинку стула, внимательно наблюдая за моей реакцией на его слова.
     - А что, если я не могу на это согласиться? Если просто вернусь к Джону и забуду о нашем разговоре?
     - Значит, ты вернешься к Джону и поступишь так, как захочешь.
     - И я никогда не узнаю, что было дальше. Никогда не узнаю, что тебе удалось обнаружить.
     - Возможно, нет.
     Мысль о том, что придется уйти, так и не узнав, что намерен предпринять Том Пасмор, казалась совершенно невыносимой.
     - Если ты думаешь, что я сейчас встану и уйду, - сказал я, - то ты просто сумасшедший.
     - Что ж, хорошо, - сказал, улыбаясь, Том. Он ни секунды не сомневался, что я приму все его условия. - Тогда давай поднимемся наверх. Я покажу тебе свои игрушки.

2

     Лестница, ведущая на второй этаж, находилась в углу большой комнаты за стойкой для стереосистемы и полками, уставленными компакт-дисками. Том поднимался впереди меня, не умолкая ни на секунду.
     - Я хочу, чтобы мы начали с самого начала. Если даже из этого ничего и не выйдет, надо разобраться с теми, давними убийствами "Голубой розы". Леймон долгое время считал их раскрытыми, как и ты, Тим. Но мне кажется, это дело все время не давало ему покоя, - Наверху лестницы Том остановился и поглядел на меня. - За два дня до смерти Леймон рассказал мне всю историю этих убийств. Мы как раз летели на самолете с Игл-лейк и собирались остановиться в отеле "Сент Элвин". - Том рассмеялся. - Две монахини, сидевшие перед нами, чуть не сломали шеи, прислушиваясь к разговору. Леймон сказал, что самоубийство Дэмрока было чем-то вроде ложного ареста - к тому времени он уже знал, что Дэмрока убил мой дедушка. И Леймон делал сразу две вещи: готовил меня к тому, что мне придется узнать о дедушке всю правду. - Он сделал шаг назад, пропуская меня.
     - А второе, что делал Леймон?
     - Старался заинтересовать меня делом "Голубой розы". Наверное, хотел, чтобы мы вместе дорасследовали это дело. Знаешь, что это означает? Если бы его не убили, мы с Леймоном могли бы спасти жизнь Эйприл Рэнсом, - лицо его вдруг скривилось. - И мне хотелось бы разобраться с этим делом.
     - Мне тоже, - сказал я. У меня были свои собственные причины желать установления личности убийцы.
     - О'кей, - сказал Том.
     Сейчас он вовсе не выглядел, как обычно, скучающим, усталым, отстраненным от мирской суеты. Не выглядел также несчастным и потерянным. Я видел Тома в самых разных состояниях, но сейчас впервые читал на его лице выражение сосредоточенного возбуждения. Раньше Том никогда не поворачивался ко мне этой стороной своей личности, но сейчас мне казалось, что именно она была главной.
     - Что ж, давай приступим к работе, - Том свернул за угол и прошел по коридору к комнате, которая была когда-то спальней Леймона фон Хайлица.
     Я вошел вслед за ним. В комнате было темно. Сначала мне показалось, что здесь царит такой же хаос, как в нижней комнате. Я едва различал в темноте очертания письменных столов и шкафчиков для бумаг, а также каких-то стеклянных прямоугольников, напоминавших телеэкраны. Окно было занавешено толстой темной шторой. Почти все стены были покрыты заставленными книгами полками. Пройдя вглубь комнаты, Том зажег галогеновую лампу, и я понял, что экраны были на самом деле компьютерными мониторами.
     Том прошелся по комнате, включив еще несколько ламп. Я понял, что эту комнату использовали сразу в двух целях. Здесь была спальня хозяина дома, и здесь же он работал. При этом здесь было куда больше порядка, чем внизу. Вдоль одной стены, под полками с книгами, стояли на специальных стойках три компьютера, а четвертый, больше остальных, стоял на длинном столе возле занавешенного окна. Рядом с каждой стойкой и по бокам стола стояли в шкафчиках ряды дискет. На двух полках стоящего слева от меня шкафа располагалась аудиоаппаратура. А перед другим стеллажом с книгами стоял красный кожаный диван вроде того, что я видел у Алана Брукнера, на одном из подлокотников дивана лежал сложенный клетчатый плед. Под прямым углом к дивану стояло такое же красное кресло, а перед ними - столик со стеклянной крышкой, заваленный газетами и журналами, с бутылками и ведерком для льда, так же как на столике внизу. На блестящей мраморной крышке камина стояли в высоких вазах желтые орхидеи. Еще одна ваза с желтыми цветами - на этот раз фрезиями - стояла на усилителе.
     Лампы бросали неяркий свет на ковер и желтые лепестки орхидей, которые, казалось, разинули рты, жадно ловя воздух.
     Интересно, многих ли людей приводил Том в эту комнату. Я готов был спорить, что кроме меня здесь довелось побывать только Саре Спенс.
     - Когда мы летели с Игл-лейк, отец сказал мне одну вещь, которую я никогда не забуду. "Иногда приходится возвращаться к началу, чтобы увидеть все по-новому".
     Том поставил стакан на стол и взял книгу в сером полотняном переплете. Повертев ее в руках, Том перевернул книгу, словно чтобы посмотреть на заглавие.
     - А потом он добавил: "Но иногда существуют сильные и веские причины, почему человек не может или не хочет так поступать". - Том снова стал искать глазами невидимый заголовок. Даже на корешке книги не было никаких надписей. - Так мы и поступим с делом "Голубой розы". Вернемся к самому началу и попробуем взглянуть на все по-новому.
     Мне стало вдруг как-то не по себе.
     Положив книгу обратно на столик, Том подошел ко мне и протянул руку, и я протянул ему потрепанный чемоданчик.
     Я вдруг почувствовал себя немного виноватым из-за того, что мне стало не по себе.
     Том включил ксерокс, который грозно заурчал, а где-то внутри него стали вспыхивать яркие огоньки.
     Том вынул из чемоданчика пачку пожелтевших листов. Первая страница была порвана сверху и снизу, словно кто-то пытался заглянуть дальше, не снимая скреплявшей страницы резинки. Вот только никакой резинки не было. Но я тут же вспомнил, что на дне чемоданчика остались лежать два растрескавшихся от времени резиновых ремешка.
     Том положил документы на поднос ксерокса.
     - Я сделаю по копии для каждого из нас, - сказал он.

3

     На поднос с другой стороны падали вверх чистой стороной белые листы.
     - Ты знаешь Пола Фонтейна и Майкла Хогана? - спросил я.
     - Я знаю кое-что о них.
     - А что именно? Мне очень интересно. Следя одним глазом за ксероксом, Том сделал шаг назад, дотянулся до своего бокала и присел на краешек дивана.
     - Фонтейн - замечательный детектив, когда речь идет о работе на улицах города. На счету этого человека - потрясающее количество признаний. Фонтейна считают гением допросов. А Хоган - один из самых уважаемых детективов Миллхейвена. Он долго работал детективом по расследованию убийств, а два года назад его произвели в сержанты. Насколько я знаю, даже те, кто склонен завидовать окружающим, хорошо относятся к Хогану. Весьма впечатляющая личность. Они оба - весьма впечатляющие личности, но Фонтейн предпочитает кривляться, чтобы скрыть этот факт.
     - А в Миллхейвене часто случаются убийства?
     - Чаще, чем ты думаешь. В среднем примерно одно в день. А вот в начале пятидесятых этот показатель равнялся примерно двум в неделю, так что убийства "Голубой розы" наделали тогда много шуму. - Том встал, чтобы получше разглядеть, как движется бумага в ксероксе. - Ты ведь знаешь, какие убийства происходят чаще всего. Под действием наркотиков или на бытовой почве - парень приходит домой пьяный, ругается с женой, забивает ее до смерти и все такое. Или жена, устав от измен своего благоверного, стреляет в него из ружья. И все же время от времени случается нечто необычное, не похожее на другие убийства. Школьная учительница из Милуоки, приехавшая погостить к кузине, исчезла по дороге в магазин, а потом была найдена голо