обивке кресла и дивана.
     Джон открыл дверь в другом углу гостиной. Я встал и последовал за ним в комнату, где умерла от голода и побоев Анна Бандольер.
     Посреди огромной двуспальной кровати виднелось черное пятно. Джон полез под кровать, а я открыл ореховый шкаф, служивший Бобу Бандольеру гардеробом. Две вешалки висели на металлической трубе, еще одна лежала в сорокалетнем слое пыли на дне гардероба.
     - Ящики, - сказал Джон, и мы открыли почти одновременно два ящика по обе стороны от зеркала. Мой был пуст. Джон захлопнул свой ящик и посмотрел на меня с нетерпением и раздражением одновременно.
     - Ну, - сказал я. - И где же они? После того как Боб Бандольер избавился от Санчана, на втором этаже больше не было жильцов. Может, записи там? - Тут мне пришла в голову еще одна мысль. - Есть ведь еще подвал, где в те времена стирали.
     - Я посмотрю наверху, - Джон отряхнул колени от пыли. - Надо выбираться отсюда как можно скорее - не нравится мне этот туман.
     Я почти видел маленького Фи Бандольера, стоявшего холодной ноябрьской ночью пятидесятого года у кровати и державшего руку своей умирающей матери, в то время как отец его валялся на полу в окружении пустых бутылок.
     - Хорошо? - переспросил Джон.
     Я кивнул, и он вышел из комнаты. Я повернулся спиной к мальчику и пошел через дымку всего, что я придумал о нем, по направлению к кухне.
     Как и в моем старом доме, дверь в подвал находилась рядом с плитой. Я спустился по деревянным ступенькам в темноту и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Прямо у лестницы стоял длинный деревянный верстак, на стене над ним была прибита полка, на которой стояли кофейные банки с гвоздями и шурупами. Скоро я стал различать контуры стоявших под верстаком коробок. Я задержал дыхание, предвкушая триумф, подошел к верстаку и нагнулся над ближайшей ко мне коробкой. Она была величиной с ящик для виски, крышка ее была закрыта, но не запечатана. Под крышкой оказался слой темной материи. Фи обернул свои записи после того, как увидел, что сделали с ними крысы в подвале "Зеленой женщины". Я потянул за ткань, и она легко подалась. Это оказался пиджак от костюма. Я бросил его на пол и снова полез в коробку. На этот раз я вытянул брюки от костюма. Под небрежно сложенными брюками обнаружились еще два костюма - темно-синий и снова темно-серый. Я засунул первый костюм обратно в коробку, запихал ее обратно под верстак и придвинул другую. Раскрыв ее, я обнаружил стопку накрахмаленных рубашек с эмблемой в форме стрелы. Они были серыми от пыли.
     В следующей коробке были еще три костюма, лежавшие поверх трусов и скомканного нижнего белья, в четвертой - свалка черных ботинок, а в пятой - широкие галстуки моды сороковых годов, сплетенные между собой, подобно змеям. Я встал и размял затекшие ноги.
     Фи Бандольер изгнал отсюда Думки, очистил то, что казалось ему важным, и повесил на дверь замок, заперев прошлое, словно в банке.
     На корпусе старой стиральной машины и на узком подвальном окошке висела паутина. Я двинулся в глубь подвала. К одной из стен был прислонен черный велосипед. Я пошел к нагромождению коробок посреди подвала, но когда подошел поближе, коробки превратились в тележку. От досады я толкнул ее, и когда тележка отъехала, заметил под ней еще одну коробку.
     - Вот, - сказал я. На коробке тоже висели обрывки паутины - ее недавно двигали. Я напряг мускулы и оторвал коробку от земли. Она была почти невесомой. Что бы там ни лежало, это явно не стопка исписанной бумаги. Я отнес коробку к подножию лестницы и тут услышал, как в кухню входит Джон Рэнсом.
     Внутри коробки оказалась еще одна.
     - Черт! - пробормотал я и, вскочив, подошел к стоящей посреди подвала печке.
     - Что-нибудь нашел? - спросил сверху Джон.
     - Не знаю, - сказал я.
     - Наверху ничего нет, - ступеньки заскрипели под шагами Джона. - Просто пустые комнаты. А что ты делаешь?
     Печка была размером с детскую колыбельку. Внутри лежал белый пепел, решетка была закопчена. Джон подошел и встал у меня за спиной.
     - Думаю, мы потеряли эти записи, - сказал я.
     - Подожди, - сказал Джон. - Здесь он ничего не жег. Видишь это? - Он указал на почти невидимую часть печки, которая была чуть светлее остальных. Я принял ее сначала за пятно. Джон просунул руку и провел по стенке - на пальцах его осталась паутина.
     Коробки лежали там, где я их оставил. Когда я потряс их, внутри что-то звякнуло.
     - Давай вынем, - предложил я.
     Джон подошел и положил руки на коробку. Я засунул руки внутрь и потянул. Коробка легко подалась, но, когда я открыл ее, внутри опять оказалась другая коробка - поменьше. Я вынул и ее. И когда тряхнул, внутри что-то зашуршало.
     - Кажется, ты нашел пасхальное яйцо, - сказал Джон.
     Я поставил коробку на пол и открыл ее. На дне коробки лежал плоский белый конверт. Когда я взял его в руки, он оказался толще и тяжелее, чем я предполагал. Я поднес его к лестнице - там было светлее. Джон смотрел, как я распечатываю конверт.
     - Фотографии, - предположил он.
     Старые квадратики фотографий с белым ободком казались по современным стандартам очень маленькими. Я вынул их из конверта и стал рассматривать. На первой успел порисовать один из детей Думки, но под его каракулями можно было различить тоннель под аркой отеля "Сент Элвин". Следующая фотография была на первый взгляд точной копией первой, только казалась не такой разрисованной. Но потом я увидел, что во второй раз фотограф подошел поближе к входу в тоннель.
     На третьей фотографии была двуспальная кровать, над которой висела картина в рамке, изображение на которой невозможно было разобрать, так как в стекле отразилась вспышка. Рядом с кроватью виднелась дверь. Но маленький Думки нарисовал на двери и стене огромное количество крестиков. Однако, пока он добрался до кровати, трудолюбие его иссякло.
     - Что это? - спросил Джон.
     На следующей фотографии та же комната была снята под другим углом, и в кадр попадал угол туалетного столика. Но этот снимок тоже был разрисован, и его невозможно было изучить в деталях.
     - Номер двести восемнадцать отеля "Сент Элвин", - ответил я на вопрос Джона. Боб Бандольер снимал место преступления, прежде чем совершить его.
     Я перешел к следующей фотографии, к которой юный Думки отнесся более или менее гуманно. На ней была изображена Ливермор-авеню у входа в бар "Часы досуга", - где убили Монти Лиланда. На следующей фотографии было то же место снятой ближе к углу Шестой улицы.
     - Этот человек был одержим своей одержимостью. Все было спланировано как настоящая кампания.
     Я переложил фотографию в низ стопки и стал рассматривать следующую, зарисованную почти целиком. Я поднес ее ближе к глазам и сумел разобрать, что вижу изображение магазина Хайнца Штенмица, но что-то в размерах и очертаниях здания, скрытое под слоем чернил, смутно беспокоило меня.
     Следующая фотография была в таком же плачевном состоянии. На ней виднелся краешек здания, которое могло с равным успехом оказаться Тадж-Махалом, Белым домом или местом, где я жил в детстве.
     - Эта совсем безнадежна, - сказал Джон.
     Я продолжал смотреть на фотографию, пытаясь понять, что же так беспокоило меня в ней. Я лишь смутно помнил очертания магазина Штенмица. На одной половине вывески, висевшей над окном, было написано "Домашние сосиски", а на другой - "Свежее мясо". Что-то вроде этого, кажется, виднелось под каракулями, но пропорции здания казались мне неправильными.
     - Это скорее всего магазин мясника, да? - спросил Джон.
     - Думаю, так, - пробормотал я.
     - Как получилось, что фотографии оказались спрятанными в этой коробке?
     - Фи наверное нашел их в ящике, в котором держал их его отец. И положил сюда, так как думал, что здесь их никто уже не найдет.
     - И что мы будем с ними делать?
     У меня уже появились кое-какие мысли на этот счет.
     Я еще раз перебрал фотографии и отобрал из каждой пары менее разрисованную. Джон взял конверт, и я передал ему остальные. Он положил их в конверт, закрыл его, затем перевернул и поднес к глазам, как я делал это только что с последней фотографией.
     - Хорошо, хорошо.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Посмотри, - он указал на карандашные пометки в левом верхнем углу конверта.
     На желтой бумаге проступали написанные тонким, почти женским почерком слова "Голубая роза".
     - Давай оставим это здесь, - сказал я, укладывая конверт в коробку. Я сложил коробки одну в другую и поставил их на прежнее место.
     - Но почему? - спросил Джон.
     - Потому что мы знаем, что они здесь. - Он нахмурился и сдвинул брови, пытаясь понять, что я имею в виду. - В один прекрасный день нам может понадобиться доказать, что Боб Бандольер был первым убийцей "Голубой розы". Поэтому мы оставим конверт здесь, - объяснил я.
     - Хорошо, но где же записи?
     Я пожал плечами.
     - Они должны обязательно где-то быть.
     - Замечательно, - Джон стал расхаживать по подвалу, словно в надежде, что коробки с записями вдруг материализуются из бетона и паутины. - Может, он держал их за решеткой печки?
     Мы обошли вокруг печки и открыли дверцу. Джон засунул руку внутрь и попытался вынуть решетку.
     - Не вынимается, - он вынул черную от сажи руку. На рукаве синего пиджака тоже виднелась черная полоска. Джон поморщился. - Не думаю, чтобы они были там.
     - Нет, - кивнул я. - Скорее всего, они по-прежнему хранятся в коробках. - Он ведь не знает, что мы пронюхали об их существовании.
     Я снова окинул подвал бессмысленным взглядом.
     - Какого черта - поехали домой, - сказал Джон.
     Мы вышли в сплошную пелену тумана. Джон запер за нами дверь.
     Я двинулся вправо и чуть было не налетел на припаркованную у тротуара машину. Понадобилось почти два часа, чтобы добраться обратно на Эли-плейс, и когда мы становились у его дома, Джон спросил:
     - Посетили еще какие-нибудь гениальные идеи?
     Я не стал напоминать, что идея принадлежала ему.

8

     - Что будем делать теперь? - спросил Джон. Мы поедали в кухне салат, сделанный мною из завядшей головки салата, половины луковицы, засохшего сыра и обрезков мяса для завтрака.
     - Надо съездить по магазинам, - сказал я.
     - Ты ведь знаешь, что я не об этом.
     Я пожевал еще немного, задумавшись.
     - Мы должны изобрести способ заставить его вывести нас на эти записи. Я начал исследования в нескольких направлениях и намерен продолжить.
     - Что это за исследования?
     - Расскажу, когда появятся результаты, - мне не хотелось лишний раз говорить Джону о Томе Пасморе.
     - Это означает, что ты снова захочешь пользоваться машиной?
     - Чуть позже, если все будет в порядке, - сказал я.
     - Хорошо. А теперь мне действительно надо съездить в колледж разобраться со своим расписанием и другими вещами. Может быть, ты можешь завезти меня туда, а потом забрать?
     - Ты будешь говорить о лекциях Алана тоже?
     - У меня нет выбора. Счет Эйприл пока закрыт.
     Я не стал спрашивать его о размерах счета Эйприл.
     - Там около двух миллионов, - сказал Джон. - Два с чем-то, если верить адвокатам. И еще полмиллиона страховки за ее жизнь. Но половину съедят налоги.
     - Ничего, останется достаточно, - заметил я.
     - Недостаточно.
     - Недостаточно для чего?
     - Чтобы жить по-настоящему хорошо всю оставшуюся жизнь. Может быть, я захочу немного попутешествовать. Знаешь что? - Джон наклонился ко мне. - В моей жизни было столько дерьма, что я нахлебался его достаточно и больше не хочу. Я хочу иметь деньги.
     - И путешествовать.
     - Это так. Может, я даже напишу книгу. Ты ведь меня понимаешь, не так ли. Я так долго был прикован к Аркхэму и Миллхейвену, а теперь мне нужны новые горизонты.
     Джон посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я понимающе кивнул. Теперь он был куда больше похож на прежнего Джона Рэнсома, ради которого я и приехал в Миллхейвен.
     - В конце концов я много лет был ассистентом Алана Брукнера и способен донести его идеи до читателя в доступной форме. Люди всегда готовы воспринимать великие открытия, облеченные в доступную форму. Вспомни Джозефа Кэмпбелла. Вспомни Билла Моерса. Я готов перейти на следующий уровень.
     - Подожди, если я понял тебя правильно, сначала ты собираешься путешествовать, потом популяризировать идеи Алана, а потом, наверное, захочешь, чтобы тебя показали по телевизору.
     - Хватит смеяться, я говорю серьезно. - Мне нужно время, чтобы переосмыслить пережитое и понять, могу ли я написать книгу, которая будет кому-то интересна. А потом я могу приниматься за работу. - Люблю людей, окрыленных высокими мечтами.
     - Мне кажется, это действительно великая мечта, - Джон смотрел на меня несколько секунд, пытаясь понять, как я отношусь ко всему этому на самом деле и стоит ли на меня обижаться.
     - Когда напишешь книгу, я помогу тебе найти хорошее издательство.
     Он кивнул.
     - Большое спасибо, Тим. Кстати, - я посмотрел на него внимательно, гадая, что последует дальше. - Если завтра уляжется туман, хотел бы забрать машину из Пурдума и отогнать ее в Чикаго. Поедешь со мной?
     Он хотел, чтобы я отвез его в Пурдум и, возможно, отогнал в Чикаго "мерседес".
     - Завтра у меня очень много дел, - сказал я, сам не зная, насколько правдивым окажется это заявление. - Посмотрим, что еще произойдет.
     Джону хотелось остаться в гостиной у телевизора. Джимбо как раз рассказывал, что полиция сообщила о шести случаях вандализма и мародерства в магазинах на Мессмер-авеню, главной торговой улице черного гетто Миллхейвена. Мерлин Уотерфорд отказался признать существование Комитета за справедливость в Миллхейвене, сказав что "мания одного сумасшедшего еще не повод менять структуру городского правительства".
     Я взял книгу под названием "Триста шестьдесят пять дней", написанную доктором по имени Роланд Классер, который лечил солдат, раненных во Вьетнаме, и поднялся наверх.

9

     Разложив на кровати четыре фотографии, я вытянулся рядом. На меня смотрели отснятые в серо-коричневых тонах тоннель под отелем, номер двести восемнадцать, бар "Часы досуга" и здание, которое должно было быть магазином Хайнца Штенмица. От снимков исходило мощное ощущение разницы между прошлым и настоящим. Хотя тоннель под отелем абсолютно не изменился за прошедшие сорок лет, но все вокруг несло на себе следы пережитой войны, кризиса и разочарования, последовавшего вслед за вроде бы безоблачными гадами правления Рейгана.
     Я посмотрел на фотографию номера отеля, в котором умер Джеймс Тредвелл, отложил ее и поднес к лампе последнюю фотографию. Это непременно должен был быть магазин мясника, но что-то по-прежнему тревожило меня. Я вспомнил запах крови внутри магазина и мистера Штенмица с его огромной белокурой головой, наклоняющейся ко мне. Поспешно отложив фотографию, я открыл "Триста шестьдесят пять дней".
     Около половины четвертого Джон прокричал мне снизу, что, если мы хотим попасть в Аркхэм до четырех, нам пора выезжать. Я надел пиджак, положив в карман все четыре фотографии.
     Джон стоял у подножия лестницы, держа в одной руке черный портфель и засунув другую в карман пиджака.
     - А куда ты денешься, пока я буду в Аркхэме? - поинтересовался он.
     - Посижу за компьютером в библиотеке колледжа.
     - А, - сказал Джон с таким видом, словно теперь ему стало все понятно.
     - Может быть, сумею раздобыть еще какую-нибудь информацию об "Элви".
     Подавшись вперед, Джон посмотрел мне прямо в глаза.
     - С тобой все в порядке? Глаза какие-то красные.
     - У меня кончились капли от аллергии, - сказал я наугад. - Если вдруг задержусь в библиотеке, ты не мог бы взять на обратном пути такси?
     - Постарайся успеть до семи, - посоветовал Джон. - После этого все закрывается, как ловушка. Ограничения бюджета.
     Через двадцать минут я высадил Джона у входа в Аркхэм и посмотрел, как он исчезает в серой дымке тумана. В окнах здания колледжа горели редкие огоньки. Аркхэм напоминал приют/для умалишенных, стоящий на болоте. Я медленно поехал вдоль улицы и, когда впереди показался телефон-автомат, припарковал машину и набрал номер Тома.
     Когда автоответчик выдал мне свое сообщение, я сказал, что мне нужно увидеть Тома как можно скорее, пусть позвонит мне, как только проснется. Я буду у Джона.
     Тут в трубке щелкнуло, и голос Тома произнес:
     - Приезжай.
     - Ты уже встал? - удивился я.
     - Я еще не ложился, - ответил Том.

10

     - Знаешь, сколько в Америке Аллентаунов? - спросил меня Том Пасмор. - Двадцать один. И некоторых из них нет даже в стандартных атласах. Меня не беспокоили Аллентауны в штатах Джорджия, Флорида, Юта и Делавэр, потому что население их насчитывает менее тридцати тысяч. Даже Фи Бандольеру не сошло бы с рук убийство в городке такого размера.
     На экранах его компьютеров горели меню какой-то программы. Том выглядел немного бледным, волосы его были всклокочены, но кроме этого единственным указанием на то, что он не спал двадцать четыре часа, был сбившийся набок галстук и расстегнутая верхняя пуговица. На Томе был тот же длинный шелковый халат, в котором я видел его вчера.
     - Итак, я просмотрел шестнадцать оставшихся Аллентаунов, - продолжал Том. - В поисках Джейн Райт, убитой в мае семьдесят седьмого года. Ничего. Никакой Джейн Райт. Большинство городков такие маленькие, что там вообще не было за этот месяц ни одного убийства. Оставалось только вернуться к Аллентауну, Пенсильвания, и поискать повнимательнее.
     - И?
     - И я нашел кое-что интересное.
     - Ты расскажешь мне об этом?
     - В свое время, - улыбнулся Том. - По телефону твой голос звучал так, как будто у тебя тоже есть для меня кое-что.
     Бесполезно было выуживать у Тома информацию, пока он сам не созрел ею поделиться.
     - Машина Эйприл Рэнсом стоит в гараже в Пурдуме, - сказал я, сделав глоток кофе. - Джон запаниковал, когда увидел ее перед домом с окровавленными сиденьями, отвел в гараж Алана, там вымыл и отогнал из города.
     - Неужели? - Том откинул голову назад, глядя на меня сквозь полуприкрытые веки. - Я так и думал, что он знает, где машина. - Он снова улыбнулся той ленивой кошачьей улыбкой, которую я видел в тот день, когда приходил сюда с Джоном Рэнсомом. - Все же, я думаю, мы не будем считать его виновной стороной. Расскажи мне все остальное.
     - После того, как я ушел вчера от тебя, Пол Фонтейн запихал меня в машину и отвез на Пайн-Нолл...
     И я рассказал Тому обо всем, что случилось, - о втором имени Боба Бандольера и Энди Белине, Билли Рице, драке с Джоном и его рассказе о том, что случилось в ночь нападения на Эйприл. Затем описал наш визит в дом на Седьмой южной улице, достал из кармана пиджака фотографии и разложил их на столе. Том почти не шевелился во время моего долгого рассказа - глаза его лишь приоткрылись немного, когда я дошел до Энди Белина, он кивнул, когда я рассказал о звонке в автокомпанию, и улыбнулся, когда я рассказывал о драке.
     - А разве раньше тебе не приходило в голову, что Фи Бандольер служит полицейским в Миллхейвене? - спросил наконец Том.
     - Нет, - сказал я. - Конечно, не приходило.
     - Но ведь кто-то изъял показания Боба Бандольера из папки с делом "Голубой розы" - это мог сделать только полицейский и захотел бы сделать только его сын. - Том молча наблюдал за моей реакцией. - Постарайся на меня не сердиться. Я не упоминал об этом, потому что ты все равно бы мне не поверил. Или я не прав?
     - Скорее всего прав.
     - Тогда давай поразмыслим о том, что мы имеем. - Том закрыл глаза и несколько минут не произносил ни слова.
     - Консервация, - произнес он затем, разглаживая на коленях шелковый халат и кивая самому себе.
     - Может быть, ты пояснишь свою мысль, - попросил я.
     - Разве Джон не сказал, что дом Фи напоминает музей сорок пятого года?
     Я кивнул.
     - Это его источник питания - его аккумулятор. Он держит этот дом, чтобы иметь возможность шагнуть в детство, снова ощутить его на вкус. Это как храм. Как