Андерхиллом? - спросил он затем. - С писателем Тимоти Андерхиллом?
     Когда я подтвердил, что это именно я, человек на другом конце провода произнес:
     - Мы встречались последний раз очень давно, Тим. Это Джон Рэнсом.
     Мне почему-то захотелось вдруг сказать что-нибудь вроде "ну конечно", словно я знал, что он позвонит, словно у меня на глазах начинают сбываться события, которые я предчувствовал последние несколько дней.
     - Я как раз думал о тебе, - сказал я, и это было правдой, потому что только что в Центральном парке я вспоминал последний раз, когда виделся с Рэнсомом - тогда он уже вовсе не напоминал дружелюбного, уверенного в себе и в том, что он делает, капитана, выкрикивающего лозунги о том, что надо остановить распространение коммунизма, которого я видел в Кэмп Уайт Стар. Тогда он чем-то напомнил мне Бегуна. Вокруг его шеи висело ожерелье из каких-то высохших черных предметов, которые я принял поначалу за уши, пока не убедился, что это языки. С тех пор я больше не видел его, но на всю жизнь запомнил то, то он сказал мне в тот день.
     - Я тоже думал о тебе, - произнес голос Джона Рэнсома на другом конце провода. Сейчас голос его явно не походил на голос человека, носившего когда-то ожерелье из языков. - Я как раз читал "Расколотого надвое".
     - Спасибо, - сказал я, спрашивая себя: неужели он звонит только по этому поводу. Я подумал, что голос его звучит очень устало.
     - Но я звоню не по этому поводу, - разрешил мои сомнения Рэнсом. - Я просто подумал, что тебе любопытно будет узнать одну вещь. Может быть, ты даже захочешь приехать сюда.
     - Куда сюда?
     - В Миллхейвен, - сказал он. Затем он рассмеялся, и я подумал, что Джон, пожалуй, пьян. - Думаю, тебе не известно, что я вернулся в родной город. Я теперь профессор в колледже Аркхэм.
     Это действительно было для меня сюрпризом. Аркхэм представлял собой скопище угрюмых кирпичных зданий в западной части Миллхейвена. Кирпич давно потемнел от времени, а окна в зданиях всегда выглядели грязными. У Аркхэма всегда была неважная репутация, и я подумал, что с тех пор, как я был последний раз в Миллхейвене, наверняка мало что изменилось.
     - Я преподаю религию, - сказал Рэнсом. - У нас небольшая кафедра.
     - Приятно снова слышать твой голос, - сказал я, начиная постепенно отвлекаться от нашего разговора.
     - Нет же, ты послушай, - сказал Джон, словно уловив перемену в моем настроении. - Тебя наверняка заинтересует то, что здесь случилось. Я хочу поговорить с тобой об этом.
     - И что же случилось? - спросил я.
     - Кто-то напал на двух жителей Миллхейвена и оставил над их телами надпись "Голубая роза". Первая жертва умерла, вторая - в коме. Она может умереть в любую минуту.
     - О, - единственное, что смог я произнести. - Неужели?
     - Второй жертвой была Эйприл.
     Кровь застыла у меня в жилах.
     - Моя жена, - пояснил Рэнсом. - Она до сих пор в коме.
     - Господи! - воскликнул я. - Мне очень жаль, Джон. Так что же случилось?
     Джон кратко рассказал о нападении на его жену.
     - Я хотел задать тебе всего один вопрос, - сказал он под конец. - Если ты сможешь ответить на него - хорошо, если нет - тоже ничего страшного.
     Я спросил его, что же это за вопрос, хотя мне казалось, что я знаю, о чем он хочет спросить.
     - Ты по-прежнему думаешь, что тот детектив, Дэмрок, которого ты описал в своей книге под именем Эстергаз, действительно убил всех этих людей?
     - Нет, - не сказал, а скорее выдохнул я. - С тех пор, как я написал эту книгу, у меня появилась новая информация.
     - Об убийствах "Голубой розы"?
     - Но ты ведь не думаешь, что на Эйприл напал тот же человек? - спросил я.
     - Честно говоря, именно так я и думаю, - ответил Джон после паузы. - Ведь в конце концов, если убийцей был не Дэмрок, значит, тот парень все эти годы разгуливал на свободе.
     - Тебе, должно быть, очень тяжело сейчас.
     Джон замялся.
     - Я как раз хотел поговорить с тобой об этом. Я... я сейчас не в лучшем состоянии, но я вовсе не хочу тебе навязываться. Ты уже сообщил мне больше чем достаточно. Я даже не знаю, что сказать дальше.
     - Нет, ты прекрасно это знаешь, - возразил я.
     - Мне кажется, набрав твой номер, я надеялся, что ты захочешь приехать сюда. Приехать, чтобы помочь мне.
     "Ты так любишь секреты".
     "Давай начнем все сначала".

Часть вторая

Франклин Бачелор

1

     Моя вторая встреча с Джоном Рэнсомом во Вьетнаме произошла в тот самый момент, когда я пытался прийти в себя после весьма странной и неприятной четырехдневной миссии. Я не понимал, что произошло - я не понимал того, что мне довелось увидеть. Во время этой миссии случилось два необъяснимых события, и когда я встретил Джона Рэнсома, он объяснил мне их смысл.
     Мы стояли лагерем в небольшой рощице на краю рисового поля. В тот день мы потеряли убитыми двух новобранцев, которые прибыли к нам совсем недавно, я даже не помнил их имен. Стояли серые сырые сумерки. Нам не разрешалось курить и не рекомендовалось разговаривать. Черная свинья шесть на шесть футов весом двести пятьдесят фунтов по имени Леонард Хэмнет достал из кармана полученное несколько месяцев назад письмо и стал перечитывать его в сотый раз, пожирая из консервной банки персиковый компот. Драгоценное письмо давно превратилось в лохмотья, склеенные "скотчем".
     В этот момент кто-то начал нас обстреливать. Лейтенант выругался, мы побросали еду и открыли огонь по невидимым врагам, пытающимся нас уничтожить. Они продолжали стрельбу, и нам пришлось в конце концов переправиться на другую сторону затопленного рисового поля.
     Теплая вода была нам примерно по грудь. Перебравшись через несколько небольших плотин, мы ступили на обильно унавоженную почву. Парень из Санта Круза, Калифорния, по имени Томас Блевинс получил пулю в шею у затылка и свалился около первой дамбы, а другой парень, Тайрелл Бадд, закашлялся и свалился рядом с ним. Теперь в бой вступила артиллерия. Мы прятались за гребнями двух плотин, а рядом падали в воду ядра. Земля кругом сотрясалась, по воде шла рябь, а находившийся сзади лес вдруг загорелся. Послышались истошные вопли обезьян.
     Мы выползали друг за дружкой на твердую почву. Сквозь редкие деревья виднелись крытые соломой хижины. Вот тут и произошли одно за другим два события, которых я абсолютно не понял. Сначала кто-то спрятавшийся в лесу выстрелил в нас из пушки. Я упал, уткнувшись лицом в грязь, все вокруг сделали то же самое. Я решил, что это последние секунды, отпущенные мне на этом свете, и теперь жадно вбирал в себя последнее, что видел в этой жизни. Я испытал чувство полной беспомощности, когда душа одновременно цепляется за тело и готовится с ним расстаться. Снаряд попал в последнюю дамбу, разорвав ее на куски. На нас обрушились сверху грязь, тина и вода. Осколок снаряда просвистел у меня над головой и ударился о каску Спэнки Барриджа с таким звуком, словно кирпич упал в мусорный бак. Затем осколок упал на землю. От него поднимался серый дымок.
     Мы подняли головы. Спэнки выглядел мертвым, но грудь его, тем не менее, слабо вздымалась. Леонард Хэмнет взвалил его на плечо.
     Когда мы вошли в небольшую, затерянную в лесу деревушку на краю рисового поля, меня посетило вдруг смутное предчувствие трагедии, которая произошла со всеми нами много позже, в местечке под названием Я-Тук. Деревня, в которую мы входили сейчас, вдруг показалась мне какой-то неправильной - слишком тихой и спокойной. Кругом не слышно было ни звука, ни шороха. На улицах не было ни собак, ни свиней, ни кур, старухи не выходили на порог посмотреть на американских солдат, старики не смотрели на нас с подобострастными улыбками. Хижины были пусты - я никогда не видел такого во Вьетнаме ни до, ни после.
     Если верить карте Майкла Пула, мы находились в местечке под названием Бонг То.
     Как только мы дошли до середины пустой деревни, Хэмнет опустил Барриджа в высокую зеленую траву. Я крикнул что-то на своем ломаном вьетнамском.
     Спэнки застонал, обхватив руками свою каску.
     - Меня ранило в голову, - сказал он.
     - Если бы не подшлемник, у тебя вообще уже не было бы головы.
     Спэнки закусил губу и, постанывая, стащил с головы каску. От уха его стекала струйка крови. Из-под шлема показалась шишка размером с большое яблоко. Сморщившись от боли, Спэнки стал медленно ее ощупывать. - Она распухает, - сказал он. - Я никогда больше не смогу надеть обратно каску.
     - Не волнуйся, мы вытащим тебя отсюда, - сказал фельдшер.
     - Отсюда? - переспросил Спэнки.
     - И доставим обратно в Кэмп Крэнделл.
     К ним подобрался маленький подонок по имени Виктор Спитални. Увидев его, Спэнки нахмурился.
     - Тут никого нет, - сказал Спитални. - Что, черт побери, происходит?
     Пустая деревня казалась ему персональным оскорблением.
     Леонард Хэмнет повернулся к нему спиной и сплюнул.
     - Спитални, Тиано, - приказал лейтенант. - Отправляйтесь на поле, достаньте Тайрелла и Блевинса. Сейчас же.
     Тиано, которому предстояло погибнуть через шесть с половиной месяцев и который был единственным другом Спитални, сказал в ответ:
     - На этот раз сделайте это сами, лейтенант.
     Хэмнет повернулся на сто восемьдесят градусов и стал надвигаться на Тиано. Казалось, что он раздулся примерно вдвое, а кулаки его стали огромными, как булыжники. Я и забыл, каким большущим был наш лейтенант. Он опустил голову, глаза его налились кровью, и я бы, пожалуй, не удивился, если бы из ноздрей Хэмнета вдруг повалил пар.
     - Иду-иду, - пробормотал Тиано. - Считайте, что я уже там.
     Они со Спитални быстро пошли между деревьями обратно к полю. Тот, кто стрелял из пушки, судя по всему, успел собраться и пойти домой. Но было уже почти темно, и на нас набросились москиты.
     Хэмнет тяжело опустился на землю, так что я почувствовал, как задрожала почва у меня под ногами.
     Пул, Хэмнет и я внимательно оглядели деревню.
     - Наверное, мне лучше пойти посмотреть, - сказал наконец лейтенант.
     Сверкнув два раза зажигалкой, чтобы осветить дорожку, он направился к ближайшей хижине. Остальные стояли, как идиоты, прислушиваясь к жужжанию москитов и звукам, которые издавали Тиано и Спитални, перетаскивая через дамбы трупы погибших новобранцев. Время от времени Спэнки стонал, обхватив руками голову. Прошло слишком много времени.
     И тут все увидели, как лейтенант торопливо выходит из хижины.
     - Андерхилл, Пул, - сказал он. - Я хочу, чтобы вы взглянули на это. - Пул был на взводе. Казалось, что он вот-вот ткнет лейтенанта в бок или отмочит что-нибудь похуже. Глаза на его заляпанном грязью лице казались величиной с куриное яйцо. Его словно завели, как дешевые часы. Я подумал, что со стороны, наверное, выгляжу так же.
     - Что там такое, лейтенант? - спросил Пул.
     Лейтенант знаком велел нам следовать за ним и направился обратно в хижину. Пул выглядел так, словно ему хотелось выстрелить лейтенанту в спину. Секундой позже я понял, что на самом деле это я хочу выстрелить лейтенанту в спину. Я пробормотал что-то и двинулся к хижине. Пул неохотно поплелся за мной.
     Лейтенант показывал рукой на что-то, находившееся внутри хижины. Он нахмурился, показывая нам, что мы слишком медленно следуем его указаниям, и щелкнул зажигалкой.
     - Это вы скажете мне, Пул, что это такое, - сказал Хэмнет.
     Он вошел в хижину, держа перед собой, как факел, зажженную зажигалку.
     Войдя внутрь, он пригнулся и потянул за края одну из половиц. Я почувствовал запах крови. Зажигалка погасла, и все погрузилось во тьму. Лейтенант положил половицу на место. Запах крови исходил откуда-то из-под земли. Снова щелкнула зажигалка, и лицо лейтенанта словно выпрыгнуло из темноты.
     - Ну же, - потребовал он. - Скажите же мне, что это такое.
     - Они прячут туда детей, когда приходит кто-нибудь вроде нас, - сказал я. - Вы заглядывали внутрь?
     Я видел по лицу лейтенанта, что он не заглядывал туда. Он вовсе не собирался спускаться вниз, чтобы его убили там, пока его взвод стоял снаружи.
     - Смотреть - это твоя работа, Андерхилл, - сказал лейтенант.
     Несколько секунд мы оба смотрели на ведущую вниз приставную лестницу, сделанную из облупившихся фанерок, скрепленных друг с другом какими-то рваными тряпками.
     - Дайте мне зажигалку, - сказал Пул и, не дожидаясь ответа, взял ее из рук лейтенанта. Присев на краю ямы, он нагнулся и осветил ее. Разглядев что-то, Пул издал какой-то неопределенный звук и удивил нас с лейтенантом, вдруг спрыгнув с лестницы вниз. Зажигалка погасла. Мы с лейтенантом ошеломленно смотрели на темное прямоугольное отверстие в полу.
     Снова вспыхнула зажигалка. Я видел внизу протянутую руку Пула, мерцающий огонек зажигалки и земляной пол. Потолок потайной комнаты был всего на дюйм выше головы Пула. Он отошел от отверстия.
     - Что там? Там есть... - голос лейтенанта стал вдруг каким-то скрипучим. - Там есть трупы?
     - Спускайся сюда, Тим, - позвал Майкл Пул.
     Я сел на пол, свесил ноги в яму, затем спрыгнул вниз.
     Под землей запах крови казался тошнотворно сильным.
     - Что вы видите? - гаркнул лейтенант. Он отчаянно пытался все-таки выглядеть командиром.
     Я увидел большую комнату, напоминавшую по форме могилу великана. Стены были покрыты какой-то толстой, плотной бумагой, которая держалась за счет планок, вдавливающих ее в землю. На толстой коричневой бумаге и на планках виднелись застаревшие пятна крови.
     - Горячо, - сказал Пул и потушил зажигалку.
     - Давайте, черт побери, - донесся до нас голос лейтенанта. - Вылезайте оттуда.
     - Да, сэр, - сказал Пул. Он снова щелкнул зажигалкой. Слои коричневой бумаги напоминали губку, висевшую между землей и комнатой. На верхнем, самом тонком слое было что-то написано по-вьетнамски. Письмена эти напоминали написанные левой рукой переводы Кеннета Рехрота, переводившего Ту Фу и Ли По.
     - Что ж, - сказал Пул, и, повернувшись, я увидел, как он указывает на что-то сначала показавшееся мне кусками веревки, привязанной к заляпанным кровью деревянным опорам. Пул подошел поближе и увидел, что перед ним не веревки, а обрывки цепей, прикрепленных к столбам на высоте примерно четырех футов. Бумага на стене между двумя рядами цепей была пропитана кровью. Земля между столбами казалась покрытой ржавчиной. Пул поднес зажигалку поближе к цепям, и мы увидели на металле пятна крови.
     - Я хочу, чтобы вы вышли оттуда, парни, - вопил лейтенант. - Вы слышали, что я сказал?
     Пул захлопнул зажигалку, и мы двинулись обратно к отверстию, через которое спустились. Я чувствовал себя так, словно увидел, как приносят жертву какому-то злобному божеству. Лейтенант склонился над ямой и протянул нам руку, но склонился, конечно же, не настолько низко, чтобы мы могли за эту руку схватиться. Мы сами подтянулись на руках. Лейтенант сделал шаг назад. У него было вытянутое лицо и огромный мясистый нос. Адамово яблоко буквально плясало под натянувшейся кожей.
     - Ну, и сколько же их? - спросил он.
     - Сколько чего? - переспросил я.
     - Сколько их? - он хотел вернуться в Кэмп Крэнделл с докладом о солидных трофеях.
     - Там не было тел, лейтенант, - сказал Пул, опуская его с небес на землю. Он описал то, что мы увидели на самом деле.
     - И для чего же все это нужно?
     Он явно хотел сказать: "И чем же это может мне помочь?"
     - Наверное, для допросов, - предположил Пул. - Если допрашивать кого-нибудь там, внизу, снаружи, возле хижины, никто ничего не услышит. А ночью можно просто оттащить тело в лес.
     - Полевой пост для допросов, - сказал лейтенант, словно пробуя каждое слово на вкус. - Использование пыток, так?
     - Так, - кивнул Пул.
     - Это дает вам представление о том, с каким противником мы имеем дело.
     Я не мог больше находиться под одной крышей с лейтенантом, поэтому я медленно направился к выходу. Я не знал, что именно видели мы с Пулом, но был твердо уверен, что это не был полевой пост для допросов с использованием пыток. Разве что вьетнамцы начали допрашивать обезьян. До меня дошло вдруг, что надписи на стене были скорее не стихами, а списком имен, и я подумал, что мы столкнулись с тайной, не имеющей никакого отношения к этой войне, - с древней вьетнамской тайной.
     В голове моей вдруг заиграла музыка из прошлой жизни, невыносимо прекрасная и печальная. Я узнал мелодию "Прогулки по райским кущам" из "Деревни Ромео и Джульетты" Фредерика Делиуса, которую я сотни раз слушал в Беркли.
     Если больше ничего не случится, подумал я, я успею прослушать мелодию до конца. Глаза мои наполнились слезами, и я сделал еще шаг в сторону двери. А потом вдруг остановился. Из дальнего угла хижины меня внимательно разглядывал мальчик лет восьми. Я знал, что его там не было, что он был духом. Я не верил в духов, но все же он был им. Какая-то часть моего мозга отстранение, словно репортер уголовной хроники, напомнила мне, что в песне "Прогулка по райским кущам" поется о двух детях, которые должны скоро умереть, и песня является как бы предчувствием, если не описанием их смерти. Я протер ладонью глаза, но, когда опустил руку, мальчик был по-прежнему здесь. Я смотрел на его белокурые волосы и круглые темные глаза, клетчатую рубашку и брюки, благодаря которым он напоминал мне кого-то из тех, кого я знал в детстве, в Пигтауне. А потом он исчез, погас, как огонек зажигалки. Я чуть не застонал во весь голос.
     Я сказал что-то тем двоим, что оставались в хижине, и шагнул в темноту. Изнутри слышно было, как лейтенант требует, чтобы Пул повторил свой рассказ о столбах и окровавленных цепях. Хэмнет, Барридж и Келвин Хилл сидели, привалившись к стволу поваленного дерева. Виктор Спитални вытирал руки о свою и без того грязную рубашку. От сигареты Хилла поднимался белый дым. Тина Пумо выпустил целое облако дыма. Я вдруг подумал о том, что это и есть самые настоящие райские кущи - мужчины, получившие долгожданную передышку, клубящийся в воздухе сигаретный дым, очертания их тел в темноте, укрывшей землю словно одеялом, деревья на той стороне рисового поля.
     Душа моя возвращалась к жизни.
     Но тут я заметил вдруг, что с сидящими передо мной людьми что-то не так. Мне опять потребовалось несколько секунд, чтобы сознание успело угнаться за интуицией. Я заметил, что передо мной сидело на два человека больше, чем нужно, - нас было девять, а не семь, как должно было быть. Ведь двое остались в хижине за моей спиной. Замечательный солдат Мо Денглер смотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно понимая, о чем я сейчас задумался. Меня прошиб вдруг холодный пот. Я увидел, что справа от меня стоят рядышком Том Блевинс и Тайрелл Бадд. Они были чуть больше заляпаны грязью, чем остальные, но больше ничем не отличались от них, кроме разве что того, что, как и Денглер, смотрели прямо на меня.
     Хилл отшвырнул докуренную сигарету, Пул и лейтенант Джой вышли из хижины за моей спиной. Леонард Хэмнет похлопал себя по карману, чтобы убедиться, что драгоценное письмо по-прежнему на месте. Я снова посмотрел вправо - погибших новобранцев там больше не было.
     - Давайте собираться, - сказал лейтенант. - Нам нечего делать среди этого дерьма.
     - Тим? - Денглер не сводил с меня глаз с того момента, как я показался на пороге хижины. Я покачал головой.
     - Ну и что же это было? - поинтересовался Тина Пумо. - Чего там горяченького?
     Спэнки и Келвин Хилл рассмеялись и захлопали в ладоши.
     - А мы разве не будем поджигать деревню? - спросил Спитални.
     Лейтенант не обратил на него внимания.
     - Там действительно есть кое-что горяченькое, Пумо, - сказал он. - Полевой пост. Для допросов.
     - Что за дерьмо! - выругался Пумо.
     - Эти люди применяют пытки, Пумо, - сказал лейтенант. - И мы нашли лишнее тому доказательство.
     Пумо с любопытством посмотрел на меня. Денглер подошел поближе.
     - Я кое-что вспомнил, - сказал я. - Кое-что из жизни в Америке.
     - Тебе лучше забыть о жизни в Америке, пока ты здесь, Андерхилл, - сказал мне лейтенант. - Я стараюсь сохранить тебе