нщины". Преступника так и не нашли.
     Эйприл раскопала даже старую историю о человеке с изорванными белыми крыльями, найденном бандой местных подростков, которые забили его камнями, передразнивая стоны несчастного. Я тоже натыкался когда-то на эту историю, но Эйприл сумела разыскать пересказ этой легенды в газетах и отнесла ее ко времени эпидемии гриппа, уничтожившей около трети ирландского населения, жившего когда-то вдоль моста. Одновременно она сообщала, что упоминания о человеке по имени М. Ангел, встречаются в полицейских отчетах за девятьсот одиннадцатый год - он умер, после того как его избили камнями, и был похоронен на старом поле для гольфа (через которое проходила теперь одна из секций шоссе, ведущего с востока на запад города).
     Бар "Зеленая женщина", бывший раньше домиком паромщика также часто упоминался в отчетах полиции за конец девятнадцатого - начало двадцатого века, не считая пьяных драк, поножовщины и перестрелок, которые были в то время обычным явлением в заведениях подобного рода. "Зеленая женщина" считалась неформальным штабом "Фонарщиков" - одной из самых свирепых в городе банд. Говорили, что вожаками этой банды были люди, убившие в детстве М. Ангела. Они организовывали убийства и ограбления и, по слухам.
     контролировали даже криминальную жизнь Милуоки и Чикаго. В четырнадцатом году бар сгорел дотла во время весьма подозрительного пожара, в котором погибли человек пять лидеров "Фонарщиков". Оставшиеся двое перешли к более мирным занятиям - купили себе дома на Истерн Шор-драйв и стали видными политическими деятелями Миллхейвена.
     Именно со ступенек отстроенной заново "Зеленой женщины" уволенный с работы клерк стрелял и ранил Теодора Рузвельта, и психопат, стрелявший в Эйзенхауэра, но промахнувшийся, тоже выступил с пистолетом из глубины "Зеленой женщины".
     Бог, к которому вели, по мнению Эйприл, все нити, яснее всего проявил свою волю через жизнь Уильяма Дэмрока, названного при рождении Карлосом Розарио. Ребенком его принесла к мосту на Горацио-стрит мать, которую настиг здесь ее убийца.
     В течение нескольких недель после того, как обнаружили на берегу реки мертвую мать и живого ребенка, возродилась легенда о побитом камнями ангеле, видоизменившаяся, чтобы соответствовать обстоятельствам смерти Кармен Розарио. На этот раз ангел был не немощным стариком, а здоровым мужчиной с золотистыми волосами, развевавшимися на февральском ветру. И на этот раз убивали не его - убивал он.
     Откуда Эйприл могла узнать о возвращении старой легенды? На следующее утро после обнаружения полузамерзшего младенца две городские церкви - методистская на Матиас-авеню и пресвитерианская - объявили о проповедях, называвшихся соответственно "Ангел смерти, погонщик мертвых" и "Возвращение Ариеля". Редакторская статья в "Леджер" советовала читателям газеты помнить, что у всех преступлений есть человеческие, а вовсе не сверхъестественные виновники.
     Через три недели после смерти его матери, найденного ребенка передали в первый из серии сиротских домов и приютов, приведших его через пять лет к Хайнцу Штенмицу, недавно женившемуся молодому мяснику, открывшему магазин рядом со своим домом на Маффин-стрит в районе Миллхейвена, известном под названием Пигтаун.
     В тот период своей жизни, писала Эйприл, Штенмиц был потрясающей фигурой, мужчиной с длинными белокурыми волосами и светлой бородой, напоминавшим немного Иисуса Христа. Тем более что по воскресеньям он вел службы в неформальной церкви. Много лет спустя, когда мясника судили за изнасилование малолетних мальчиков, это ставили ему в заслугу. Он обычно искал своих последователей в поездах и на автобусных остановках, при этом уделял особое внимание испуганным и обиженным судьбой иммигрантам из Центральной и Южной Америки, мучимым бедностью и плохим знанием английского языка.

11

     Эйприл Рэнсом тонко подводила читателя к мысли, что это Хайнц Штенмиц убил мать Уильяма Дэмрока. Она верила, что это его развевающиеся по ветру волосы напомнили пьяным свидетелям происшествия легенду о побитом камнями ангеле.
     Подняв глаза от рукописи, я увидел, что задремавший было Алан проснулся. Сложив руки на животе, он поднял подбородок - глаза его были ясными, в них сквозило любопытство.
     - Тебе нравится? - спросил он.
     - Очень необычно, - сказал я. - Жаль, что ей так и не пришлось закончить работу. Я не понимаю, как Эйприл удалось добыть эту информацию.
     - Профессионализм. И, в конце концов, она ведь была моей дочерью.
     - Очень хотелось бы прочитать эту работу целиком, - сказал я.
     - Держи это у себя, сколько захочешь, - сказал Алан. - Я все равно не смогу это прочитать.
     Слова Алана привели меня в состояние легкого шока. Он не мог прочитать манускрипт, а это означало, что Алан вообще не может больше читать. Я повернулся к телевизору, чтобы скрыть охватившее меня вдруг отчаяние. По телевизору показывали вид на Иллинойс-авеню. Люди стояли вдоль тротуаров в колоннах по двое, по трое, выкрикивая что-то вслед за человеком, вопящим в мегафон.
     - О, Боже мой! - воскликнул я, поглядев на часы. - Мне надо повидаться с Джоном.
     Я встал и собрался уходить.
     - Я знал, что это будет здорово, - сказал мне вслед Алан.

Часть десятая

Уильям Фрицманн

1

     Рэнсом поприветствовал меня кивком головы и прошел в гостиную, чтобы выключить телевизор, который показывал все то же шествие по Иллинойс-авеню, которое я видел только что в доме Алана. Книги были сдвинуты к самому краю кофейного столика, на котором были разложены листы из дела Дэмрока. Зеленая куртка была небрежно брошена на спинку дивана. Как раз перед тем, как Джон выключил телевизор, на экране появилась Изабель Арчер и с придыханием произнесла, поднеся микрофон к губам:
     - Все готово для событий, подобных которым наш город не видел со времен борьбы за гражданские права и которые почти наверняка приведут к дальнейшей конфронтации. Напряженность в городе нарастает, гражданские и религиозные лидеры требуют...
     На этом месте экран погас.
     - Я думал, ты приедешь пораньше, - сказал Джон. И тут заметил папку у меня под мышкой. - Что это? Еще одна часть дела?
     Я положил папку рядом с телефоном.
     - Рукопись Эйприл была все это время в доме Алана.
     Джон взял с дивана и накинул на плечи зеленую куртку.
     - Ты наверняка уже просмотрел ее.
     - Конечно, - кивнул я, открывая конец рукописи. До сих пор я просмотрел только первую четверть "проекта моста", и мне стало вдруг интересно, какой была последняя фраза, написанная Эйприл. Наверху листа проглядывали какие-то буквы. Я поднял его, чтобы разглядеть повнимательнее. Это был личный бланк Эйприл с указанием имени и адреса. Письмо было написано три месяца назад на им? шефа полиции Ардена Васса.
     Джон вышел из гостиной, поправляя куртку.
     В письме объяснялось, что Эйприл Рэнсом пишет работу об убийствах "Голубой розы", имевших место сорок лет назад, и надеется, что Васс позволит ей изучить полицейские отчеты об этих делах. Я взял из стопки следующий листок. Опять письмо, написанное спустя две недели после первого, где выражались те же самые пожелания, но уже в куда более настойчивых выражениях.
     Затем шло письмо на имя сержанта Майкла Хогана, написанное через пять дней после последнего письма Вассу. Эйприл спрашивала, не поможет ли сержант в ее изысканиях. Арден Васс не ответил ни на одно из ее писем, и, если сержант заинтересуется этой волнующей страничкой истории Миллхейвена, она будет очень благодарна за помощь.
     Затем - еще одно письмо Майклу Хогану, где автор извиняется за свои дурные манеры, но надеется загладить вину, самостоятельно раскопав в хранилище папку со старым делом.
     - Хоган знал, что Эйприл интересовалась убийствами "Голубой розы", - сказал я Джону, читающему письма через мое плечо.
     Джон кивнул.
     - И он не собирается распространяться на эту тему, не так ли?
     Встав рядом, Джон перевернул следующий лист, который также оказался письмом. На этот раз Полу Фонтейну.

***

     Уважаемый детектив Фонтейн!
     Обращаюсь к вам, отчаявшись получить ответы от шефа полиции Васса и сержанта Майкла Хогана. Я - историк-любитель, чьи последние исследования касаются моста на Горацио-стрит и бара "Зеленая женщина". И среди других интересных тем, связанных с этими местами, произошедшие в пятидесятом году убийства "Голубой розы". Мне очень хотелось бы ознакомиться с этим делом, и я уже выражала готовность самостоятельно отыскать в хранилище папку.
     Детектив Фонтейн, я пишу именно вам благодаря вашей репутации отличного следователя. Надеюсь, что вы поймете: я тоже веду своего рода расследование, предметом которого является прошлое. Буду очень благодарна, если вы хотя бы ответите на это письмо.
     Ваша с надеждой
     Эйприл Рэнсом.
     - Она старалась заморочить ему голову, - сказал Джон. - "Ваша с надеждой" - да Эйприл никогда не произнесла бы такие слова.
     - Тебе не кажется, что она вполне могла осмотреть бар "Зеленая женщина"?
     Джон выпрямился и посмотрел мне в глаза.
     - Мне кажется, что я не знаю ответа ни на один из твоих вопросов. Я ведь не знал даже, над чем работала Эйприл.
     - Она тоже не совсем это знала, - сказал я. - Ведь это лишь отчасти историческое исследование.
     - Она никак не могла остановиться на достигнутом! - сказал Джон, делая шаг в мою сторону. - В этом-то все и дело. Ей мало было быть звездой у "Барнетта", мало было писать те же статьи, которые пишут все, ей мало было... - Он осекся и мрачно посмотрел на лежавшую перед нами рукопись. - Ну что ж, давай попробуем добраться в нижний город, пока не начался этот чертов марш.
     Едва оказавшись в машине, Джон нагнулся и полез под сиденье.
     - О, нет, - воскликнул я.
     - О, да, - сказал Джон, доставая револьвер. - Неприятно говорить об этом, но он может нам понадобиться.
     - Тогда можешь на меня не рассчитывать.
     - Хорошо, я пойду один. - Он откинулся на спинку, втянул живот и засунул револьвер за пояс брюк. Затем снова посмотрел на меня. - Я не думаю, что нам действительно понадобится револьвер, Тим. Но если мы встретим кого-то, не хочу чувствовать себя совсем беспомощным. Неужели тебе не интересно посмотреть на это место?
     - Я кивнул.
     - Но это ведь только для уверенности в себе.
     Я завел машину, не сводя глаз с Джона.
     - Как у Фрицманна?
     - Я сделал ошибку, - Джон улыбнулся, а я выключил мотор. Джон поднял руки. - Нет, нет, я действительно считаю, что не должен был этого делать. Мне очень жаль. Поехали, Тим.
     Я снова завел машину.
     - Не делай так больше. Никогда.
     Джон покачал головой, запахивая куртку поверх торчащей из-за пояса рукоятки.
     - Но представь себе, что кто-нибудь войдет, когда мы будем там. Разве не лучше мы будем себя чувствовать, зная, что у нас есть револьвер?
     - Если бы его держал в руках я - может быть.
     Джон молча распахнул куртку, вынул из-за пояса револьвер и протянул его мне. Я положил его рядом на сиденье, чувствуя под бедром его неприятную твердость. Когда зажегся красный сигнал светофора, я взял револьвер и засунул с левой стороны за пояс. Снова зажегся зеленый, и я дернул машину с места.
     - Зачем Алану понадобилось покупать пистолет?
     Джон улыбнулся.
     - Его купила отцу Эйприл. Она знала, что старик держит в доме кучу денег, несмотря на все ее усилия уговорить его положить их в банк. Думаю, она понимала, что, если кто-то проникнет в дом, Алану достаточно будет помахать пушкой, и грабитель убежит со всех ног.
     - Если пистолет предназначался лишь для того, чтобы помахать им, не надо было покупать патроны.
     - Она и не покупала. Просто велела отцу прицелиться в любого, кто проникнет в дом. Но в прошлом году, когда Эйприл не было в городе, Алан позвонил мне и устроил истерику по поводу того, что дочь не доверяет ему, а ведь он умеет обращаться с оружием лучше, чем я...
     - Это правда? - Алан Брукнер не походил на человека, которому приходилось часто стрелять.
     - Он достал меня - мучил до тех пор, пока я не отвез его в магазин, где он купил две коробки гильз. Не знаю, говорил ли он об этом Эйприл. Думаю, что нет.
     Когда я ехал по Горацио-стрит, до нас донесся с находящейся на другом берегу Иллинойс-авеню шум - рокот толпы, выкрикиваемые в мегафон лозунги.
     Я поглядел в ту сторону. Улица была забита людьми, некоторые несли плакаты и лозунги. Рядом ходил, таинственный, как рыцарь в доспехах, облаченный в шлем полицейский.
     Дома в этой части Горацио-стрит выглядели заброшенными. В припаркованных машинах какие-то мужчины пили пиво и играли в карты.
     - Ты просмотрел дело? - спросил я Джона.
     - Забавно, да?
     - Да, им даже не пришло в голову спросить, кого недавно уволили.
     - Ты не заметил? Ну же! - Джон удивленно посмотрел на меня. - Кто был тем единственным человеком, с которым им надо было поговорить? Кто знал об отеле "Сент Элвин" больше, чем все остальные?
     - Твой отец.
     - Они говорили с моим отцом.
     - Гленрой Брейкстоун? Но протокол его допроса тоже есть в деле.
     - Ты не хочешь думать.
     - Тогда скажи мне.
     Джон посмотрел на меня с отвратительной хитрющей улыбкой.
     - Там нет показаний знаменитого Боба Бандольера. Это не кажется тебе странным?

2

     - Ты, должно быть, ошибаешься, - сказал я.
     Джон скривился.
     - Я уверен, что читал в деле про Боба Бандольера.
     - Другие люди упоминали его время от времени в своих показаниях. Но он не работал в отеле в тот период, когда произошли убийства. Так что Дэмрок, вероятно, просто не вспомнил о нем.
     Перед мостом я свернул влево, на Уотер-стрит. В сорока футах сидел на своем бетонном фундаменте бар "Зеленая женщина". На вензеле над входом удобно устроились голуби. Я медленно поехал вдоль левой стороны бара, потом свернул еще раз, и мы оказались на задворках. Над задней дверью виднелись два слуховых окошка. Мы с Рэнсомом осторожно закрыли двери, стараясь не хлопнуть ими. Марш протеста придвинулся ближе. Было слышно, как толпа скандирует "Справедливость для всех!", "Справедливость для всех!"
     Я посмотрел поверх машины на бледное, безжизненное лицо Рэнсома.
     - Может быть, кто-то вынул из дела эти страницы?
     - Зачем?
     - Чтобы их не увидела Эйприл. Чтобы их не увидели мы. Чтобы их не увидел никто.
     - Давай попытаемся проникнуть внутрь, пока не кончился марш, - сказал Джон.

3

     Джон открыл первую дверь и начал колдовать над ручкой второй.
     Вытащив револьвер, я встал позади него. Рэнсом сражался с навесным железным замком. Я отстранил его и прижал к замку дуло револьвера.
     - Не стоит, - Джон опустил ствол указательным пальцем. Затем он пошел к машине, открыл багажник и вернулся, неся ручку от домкрата. Я отступил назад, и Джон вставил ручку в дужку замка, нашел положение, в котором замок блокировал ее, и резко потянул за ручку вниз. Лицо его напряглось, под курткой проступали мускулы плеч, лицо покраснело. Я стал помогать ему, схватившись за другой конец ручки. Что-то вдруг тихонько щелкнуло - и дужка развалилась на две части.
     Джона качнуло вперед, а я чуть было не упал на спину. Отшвырнув ручку, Джон вынул из петель сломанный замок и положил его рядом на бетонный пол.
     - Чего ты ждешь? - спросил Джон.
     Я толкнул дверь, и мы вошли в бар "Зеленая женщина".

4

     Мы стояли практически в пустой комнате площадью около десяти квадратных футов. В дальнем конце виднелась ведущая наверх лестница. У стены напротив нас стоял огромный коричневый диван, обитый дерматином, а слева от меня - письменный стол. На полу лежал потертый зеленый ковер. Еще в стене напротив виднелась какая-то дверь. Джон закрыл входную дверь, и в комнате стало почти совсем темно.
     - Это сюда Фрицманн вносил ящики из машины? - спросил Джон.
     - Его машина стояла со стороны улицы, и была открыта передняя дверь.
     Над головой у нас что-то хрустнуло, и мы как по команде подняли глаза к потолку.
     - Давай ты посмотришь в той части дома, а я поднимусь по лестнице, - предложил Джон.
     Я кивнул.
     Рэнсом двинулся к лестнице, но вдруг остановился и повернулся ко мне. Я сразу понял, что у него на уме, вынул из-за пояса "кольт" и протянул ему.
     Взяв пистолет, Джон снова двинулся к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, он знаком показал мне, что пора начать осмотр.
     Я прошел через пустой офис и открыл дверь в стене. Посреди следующей комнаты стоял длинный деревянный прилавок, а вдоль стен - деревянные столбики, на которых, очевидно, висели когда-то шкафы. Сломанные трубы, торчащие из стен, подводили когда-то газ к плитам. На дальнюю стену вдруг упал луч света - Джон Рэнсом открыл наверху скрипучую дверь.
     Дверь, напоминавшая люк, вела в помещение бара. При каждом шаге из-под ног моих поднималась пыль.
     Я стоял в дверях и разглядывал старый бар. Окно напротив было таким грязным, что казалось, будто за окном - мрачный, пасмурный ноябрь. Прямо передо мной виднелся конец старой стойки бара.
     Справа были пустые кабинки, напоминавшие исповедальни в церквах семнадцатого века. Пол был покрыт толстым слоем пыли. Хорошо видны были следы, ведущие к кабинкам и обратно: маленькие ступни, длинные пальцы.
     У меня возникло вдруг чувство, что я уже видел когда-то точно такую же пустоту. Я сделал еще шаг вперед, и это чувство усилилось. Вокруг меня точно раскололось время. Какая-то невнятная музыка, которую я слышал много раз, но никак не мог узнать, звучала у меня в голове. По телу вдруг пробежала дрожь.
     Потом я понял, что в комнате есть кто-то еще, и похолодел от ужаса. Передо мной стоял на пыльном полу ребенок, смотревший настойчивым взглядом прямо мне в глаза. Вода, текущая под вязами на Ливермор-авеню, умирающие люди, вопящие посреди уже умерших. Я уже видел его однажды, очень давно.
     А потом мне показалось, что другой мальчик, другой ребенок, стоит за первым, и что если этот ребенок дотронется до меня, я сам окажусь среди мертвых.
     Райский сад, Царствие небесное.
     Я сделал шаг вперед, и ребенок исчез.
     Я сделал еще шаг в сторону окна. На полу виднелись два больших квадратных отпечатка, а рядом были разбросаны какие-то шарики, напоминавшие по виду изюм.
     В кухне раздались тяжелые шаги.
     - Там в стене наверху - дыра величиной с Небраску, - сообщил мне Рэнсом. - Нашел коробки?
     - Их нету, - сказал я. У меня немного кружилась голова.
     - Черт, - он встал за моей спиной. - Они явно были здесь. - Джон вздохнул. - Над этими коробками стали работать крысы - вот Фрицманн и увез их.
     - Может быть... - я не продолжил фразу, и она прозвучала так, будто я был согласен с Рэнсомом. Не хотелось говорить ему, что коробки вполне могли унести отсюда из-за его жены.
     - А это что - Джон заметил следы, ведущие к кабинкам и обратно. Пистолет дрогнул в его руке.
     Я пошел по следам вслед за ним. Там, где кончалась очередная секция досок, мы обнаружили латунное кольцо, вмонтированное в круг.
     - Люк, - сказал Джон. - Вполне возможно, в подвале кто-то есть.
     Он потянул за кольцо, люк открылся, и под ним обнаружилась деревянная лестница, ведущая вниз, в темноту. Мне показалось, что я слышу запах крови. Я резко махнул головой - теперь пахло только землей и плесенью.
     И это со мной тоже уже когда-то было. Ничто на свете не заставит меня спуститься в этот подвал.
     - Ну что ж, не похоже, что там кто-то есть, но надо проверить.
     - Там нет ничего, кроме... - я никак не мог придумать, что же должно обязательно быть в этом подвале.
     Видимо, мой тон показался Джону немного странным, потому что он пристально посмотрел на меня и спросил:
     - С тобой все в порядке?
     Я сказал, что чувствую себя замечательно. Джон махнул револьвером вниз, в темноту.
     - У тебя есть зажигалка или спички?
     Я покачал головой.
     Поставив револьвер на предохранитель, Джон нагнулся над люком и поставил ногу на вторую ступеньку. Затем, опираясь рукой о пол, он поставил