ся и снова начинал дремать.
   Танкисты молчали. Янек держал между колен голову Шарика, смотрел ему  в
глаза, чесал за ушами и что-то тихо шептал.
   - Одному бодрствовать, остальным спать, - приказал Семенов. - Я  первым
заступаю на дежурство.
   Густлик и Григорий без разговоров сразу же улеглись. Кос остался.
   - Василий...
   - Что?
   - Напиши генералу донесение, что нам насос нужен.
   Поручник не  сразу  понял.  С  минуту  он  молчал,  наконец  решительно
отрезал:
   - Никуда ты не пойдешь.
   - Может, я, пан поручник?.. -  неожиданно  вмешался  Черешняк.  -  Хоть
спина болит, но я все равно пошел бы. Одному легче пробраться. Винтовка  у
меня есть, патроны тоже...
   - Пойдет другой, не я и не он, - перебил его Кос  и,  потрепав  Шарика,
упрямо повторил: - Напиши.
   Василий понял. Не верил,  что  это  удастся,  но  не  хотел  доставлять
огорчения Янеку и, главное, не имел права отказаться ни  от  одного,  даже
малейшего шанса спасти танк и экипаж. Шанса поддержать батальон при выходе
из окружения. Он  пошел  к  танку  и  при  свете  маленькой  электрической
лампочки, освещавшей прицельное приспособление, набросал несколько слов на
листке, вырванном из блокнота донесений.
   А Янек тем временем взял из  танка  свой  шарф  и  шлемофон.  Аккуратно
сложил  шарф,  потом  долго  в  темноте  вдевал  нитку  в  иголку.  Рядом,
забравшись под танк и прижавшись друг к другу, спали Елень и Саакашвили.
   Подошел Василий и протянул вчетверо  сложенный  листок.  Янек  завернул
донесение в шарф и, обмотав его в виде узкой полоски  вокруг  шеи  Шарика,
несколькими стежками крепко сшил, откусил нитку.
   - Шарик, слушай. Ты умный пес, понюхай, хорошо понюхай. - Янек подсунул
ему под нос шлемофон, который получил в подарок от генерала  перед  первым
боем. - Ты хороший пес. - Янек погладил Шарика по  лбу,  по  спине,  потом
легонько оттолкнул его от себя и приказал: - Принеси.
   Шарик, обрадовавшись забаве, быстро завертелся на месте и, поняв,  чего
от него требуют, побежал к танку, прыгнул в открытый люк. Вернулся,  держа
в зубах обмундирование своего хозяина. Он ждал похвалы и награды, радостно
виляя хвостом.
   Но хозяин не выразил удовлетворения. Он произнес несколько резких слов,
а потом снова заговорил тем мягким, спокойным голосом, который  так  любил
Шарик. Хозяин еще раз дал ему понюхать тот же самый предмет. Теперь  Шарик
не понимал, чего  от  него  хотят.  Запах  как  запах,  обыкновенный,  его
хозяина. Может, к нему и примешался немного еще другой, тот,  которым  пах
весь стальной дом, в котором они жили. Но ведь не может  быть  так,  чтобы
его хозяин, самый умный, самый добрый человек на свете, требовал от Шарика
принести весь этот их дом? В чем же дело?
   Шарик снова обнюхивал весь предмет,  старательно,  по  частям.  У  него
вздрагивали нос и губы, а хвост был неподвижен. Наконец где-то в  глубине,
на самом дне  шлемофона,  он  нашел  третий  запах,  слабый,  но  все-таки
достаточно стойкий и  отчетливый.  Было  в  нем  немного  табачного  дыма,
который выпускал из какого-то предмета один человек, добрый и симпатичный.
Тот самый, который несколько раз давал Шарику мясо. Шарик  осторожно  брал
его зубами, но, конечно, только с разрешения своего хозяина. Значит,  речь
идет об этом человеке, о том самом, который всегда  откладывал  в  сторону
неприятный дымящий предмет,  когда  гладил  Шарика.  Этот  человек  сейчас
где-то  далеко,  но,   если   нужно,   придется   бежать   по   следу   их
передвигающегося дома...
   Шарик вильнул хвостом раз и другой, потом лизнул своего хозяина в лицо.
На языке осталась горькая и соленая влага.  Хорошо,  хорошо...  Теперь  он
будет искать и найдет, зачем же эти слезы?  Он  хотел  бежать  тотчас,  но
хозяин крепко удерживал его руками.
   - Уже готов, - произнес Янек.
   Василий подошел к капитану Баранову, тронул его за плечо, разбудил.
   - Немцы? - спросонья спросил он.
   - Нет. Прикажите, чтобы ваши не стреляли в собаку.
   - А что такое?
   - Я говорю, чтобы в собаку не стреляли.
   - Ага, понятно, - окончательно  проснулся  капитан.  Он  увидел  Янека,
сидящего на земле и обнимающего овчарку.
   - Гвардейцы, по собаке не стрелять! - негромко крикнул капитан,  и  его
услышали все, кого  еще  не  сморил  сон:  такой  маленький  клочок  земли
защищали гвардейцы.
   Шарик, почувствовав, что хозяин его уже не держит, лизнул Янека в руку,
побежал по следу, оставленному гусеницами танка, и вскоре исчез в темноте.
   - Туч не будет? - спросил Янек.
   - Нет, - ответил Василий.
   - Плохо.
   - Пока месяц взойдет, еще много времени пройдет.
   Баранов, вытянувшись на спине, снова спал.
   - Возьми часы, - повернулся  Василий  к  Янеку.  -  Я  вздремну,  а  ты
подежурь. Знаю, все равно не заснешь теперь. Разбудишь меня в одиннадцать.
   Когда Семенов отошел, из темноты вынырнул  сибиряк,  подсел  к  Косу  и
молча подал ему кисет с табаком, сшитый из мягкой оленьей кожи.
   - Спасибо, не курю.
   Снайпер  отвел  руку  с  кисетом,  вздохнул.  Янеку  стало  жаль  этого
добродушного великана. Он взял у  него  винтовку  с  оптическим  прицелом,
взвесил ее в руке и с уважением произнес:
   - Хорошая штука. - Проведя пальцами по  прикладу,  он  нащупал  на  нем
небольшие зарубки с острыми, еще не стершимися краями и спросил: -  А  что
это за насечки?
   - А вон эти, - коротко пояснил снайпер, показав рукой в ту сторону, где
в окопах сидели немцы.



14. СОБАЧИЙ КОГОТЬ

   Гусеницы выдавили в песке глубокий след в  виде  двух  ровных  канавок,
вырезанных  прямоугольниками   звеньев;   этот   след   чем-то   напоминал
железнодорожный путь. И вот Шарик бежит по этому следу, наполовину скрытый
в выемке. Он бежит,  как  бегают  овчарки,  ровной  рысцой,  неутомимой  и
плавной, как скольжение ужа.
   Голова его поднята, взгляд устремлен далеко вперед.
   Идти все время по следу, как за зверем, не  нужно:  запах,  который  он
ищет, должен быть только там, где сильно разит бензином,  где  можно  было
весело бегать и кувыркаться на траве. Шарик помнит, что  обладатель  этого
запаха, когда гладил его, отдал кому-то другому тот  немилосердно  дымящий
предмет. Конечно, Шарик не знает названий, не знает,  что  означают  слова
"бензин" и "трубка". Его нюх делит  вещи  по  тому,  как  они  пахнут,  на
приятные и неприятные, на вкусные  и  невкусные.  Он  знает  также,  каким
предметам принадлежат какие  запахи.  Этот  мир  так  богат,  многоцветен,
разнообразен; в нем живут и дружба и вражда, любовь и ненависть; усталость
часто сменяется радостью оттого, что в мускулах играет сила.
   Сейчас Шарик измучен, раздражен и голоден. То, что приходилось  терпеть
в стальном коробе, встряхиваемом  взрывами,  наполненном  пылью,  дымом  и
смрадом, страшно не нравилось ему. Но раз Янек  был  там,  значит,  и  он,
Шарик, должен был находиться там.  Сейчас  он  голоден,  но  старается  не
думать об этом. У него одно, главное  стремление:  выполнить  приказ  или,
если угодно, просьбу своего хозяина.  Поэтому  он  бежит  по  выдавленному
гусеницами следу, неутомимо преодолевая нелегкий путь.
   Впереди что-то сверкает,  слышен  свист,  грохот  выстрелов.  Шарик  не
пугается. Он привык к звукам стрельбы,  еще  когда  был  совсем  маленьким
щенком. Винтовочный  выстрел  даже  более  спокойный,  менее  резкий,  чем
ружейный. К тому же Шарик чувствует, что  с  боков  его  надежно  защищают
песчаные стенки выемки. Но вот что плохо: спереди, с той стороны, куда  он
держит путь, приближается все  усиливающийся  запах  чужих  людей.  Совсем
чужих, не таких, как те, многих из которых  он  узнал  в  бригаде.  Пахнет
другое сукно, другая еда, другая кожа. Все чужое.
   Шарик замедляет бег, все размеренней переносит тело с ноги на ногу. Вот
он уже идет, а потом, все сильнее сгибая лапы, начинает ползти, прижимаясь
животом к песку. Запах идет откуда-то  снизу,  словно  из-под  земли.  Уже
видна насыпь,  над  которой  перемещаются  макушки  человеческих  голов  в
стальных касках.
   Шарик замер. Он терпеливо ждет, пока не исчезнут  головы,  не  удалятся
людские голоса. Затем бежит рысцой, удлиняет шаг и, сильно  бросив  вперед
свое тело, перепрыгивает через окоп.
   Спустя несколько секунд он слышит окрик, металлический лязг затвора. Но
вот уже совсем рядом первые островки можжевельника.  Шарик  достигает  их,
меняет  направление.  Грохот  выстрелов  подгоняет   его,   резкий   свист
проносится у  левого  уха,  почти  рядом.  Шарик  мчится  вперед  большими
прыжками, бросается  то  влево,  то  вправо,  чтобы  держаться  поближе  к
можжевеловым кустикам.
   Гремят  еще  два  выстрела  -  и  тишина.  Песок  шуршит  под   лапами,
разлетается в стороны, земля становится все тверже, все  гуще  трава.  Уже
недалеко до темной, шумящей на ветру стены леса. Шарик снова переходит  на
ровный бег, бросается в кустарник. Листья гладят ему бока, мелкие  веточки
цепляются за шею.
   След, оставленный гусеницами,  становится  совсем  мелким,  и  по  нему
трудно бежать, потому что вдавленные в  землю  кусты  орешника  и  молодые
березки немного приподнялись  и  торчат,  ощетинившись,  навстречу.  Шарик
сворачивает и бежит рядом со следом. Перепрыгивает через одну  воронку  от
снаряда, потом через другую, и вдруг прямо под морду ему  попадает  клубок
шерсти, остро пахнущий едой.
   Это уж слишком. Запах настолько сильный, что  Шарик  забывает  о  своем
хозяине и друге, о  его  просьбе.  Прыжок,  хватка  зубами  -  и  короткое
трепыхание ошалевшего от страха зайца. Из-под клыков течет на язык свежая,
теплая кровь. Шарик отодвигается под густой куст, садится на задние лапы и
ест жадно, разгрызая кости. Он утоляет голод. По  мышцам,  по  всему  телу
расплывается приятное  ощущение  сытости,  исчезает  раздражение,  которое
ерошило ему шерсть, но в то же время возникает беспокойство. На  некоторое
время  он  замирает,  потом  снова  принимается  есть,  добирая  последние
кусочки. Остатки заячьей шерсти прилипли  к  носу  и  щекочут  ноздри.  Он
вытирает  морду  о  траву,  помогая  себе  лапами.  В  этот  самый  момент
возвращается память. Ведь он же должен был бежать и искать. Ему стыдно.
   Шарик  прижимает   уши,   опускает   хвост,   чувствует   себя   совсем
отвратительно. Поспешно отправляется в путь, но  тут  же  резко  замедляет
бег.
   Снова его ноздри улавливают чужой запах человека, такой же,  как  и  во
время прыжка через  окоп,  из  которого  по  нему  стреляли.  Он  начинает
осторожно красться, перебираясь из тени в тень, высовывает морду из листвы
и смотрит. Рядом с исковерканной  грудой  металла,  вдавленного  в  землю,
рядом с торчащим наискось вверх стволом пушки неподвижно лежит лицом  вниз
человек и пахнет смертью. Визг рождается у Шарика где-то в  горле,  но  он
его тут же подавляет - никто из его сородичей, сибирских  волков,  никогда
не выдает себя, когда идет по следу.
   Словно диковинная ночная птица, свистит тяжело летящая по воздуху мина.
Шарику знаком этот звук, и он припадает к земле. Взрыв  разрывает  воздух,
испуганное эхо бросается от дерева к дереву.  Увесистый  осколок  с  шумом
срезает листья и шлепается на землю  рядом  с  лапой.  Шарик  ощущает  его
раскаленную и  неподвижную  ярость.  Он  отшвыривает  его  когтями,  потом
встает, пятясь, проделывает по зарослям довольно порядочный крюк.
   Он хочет вернуться  к  проложенному  гусеницами  следу,  но  его  манит
сырость, мокрая и скользкая трава. После сытной еды его  одолевает  жажда.
Осторожно переставляя лапы по болотцу, между двух кустов хвоща он  находит
небольшое зеркальце воды. Осторожно лакает сверху, чтобы не поднять со дна
грязь. Уткнувшись носом в траву, растущую вокруг, он уже не чует  запахов.
Лишь в последний момент замечает чье-то присутствие, слышит  совсем  рядом
шорох и уголком глаза ловит двигающуюся тень. Он поднимает нос.
   В нескольких шагах он  видит  собаку,  похожую  на  него.  Ноги  у  нее
длинные, сама она выглядит сильнее, шерсть короче, видно,  подстрижена,  а
на шее блестит металлическими наклепками  ошейник.  Собака  подкрадывалась
бесшумно, а сейчас, поняв, что ее заметили,  настороженно  застыла,  стоит
напротив, там, где кончается болото, и скалит зубы.
   У Шарика нет желания вступать в борьбу. Он отяжелел после еды и питья и
чувствует, что шансов на победу у него маловато. Его раздражает то, что он
дал застигнуть себя врасплох; он знает, что ему надо бежать дальше, но  на
всякий случай тоже оскаливает зубы, потому что так  положено  у  собак,  -
нужно показать противнику, что и у тебя есть клыки.
   Но  это  только  демонстрация.  На  прямых  ногах  он  боком   начинает
передвигаться, что выходит у него не  очень  ловко,  потому  что  болотная
грязь хлюпает, лапы скользят. Таким  способом  он,  не  отступая,  обходит
противника по  широкой  дуге.  Тот  поворачивается  на  месте,  расстояние
осталось то же - два прыжка. Описав  полукруг.  Шарик  закончил  маневр  и
теперь стоит и смотрит в сторону,  противоположную  той,  куда  ему  нужно
бежать дальше. Теперь он уже надеется, что его  противник  не  двинется  с
места. Если бы он хотел, то должен был напасть раньше. Тихо  прорычав  для
острастки, Шарик делает полоборота, чтобы бежать дальше. Но в этот  момент
овчарка прыгает вперед, атакует.
   У Шарика уже нет времени обернуться,  он  успевает  только  припасть  к
земле, и в это мгновение зубы врага впиваются ему в ухо. Боль  отдается  в
мозгу, пронизывает все тело, но зато теперь Шарик видит врага прямо  перед
собой. Огромный и сильный пес показывает клыки, яростно рычит.  Видно,  он
уже считает, что достаточно ошеломил  противника,  и  снова  бросается  на
Шарика. Однако прыжок  ленивый,  слишком  самоуверенный,  как  сказали  бы
боксеры, - предупреждающий.
   Шарик сжался, как пружина. Когда атакующий  передними  лапами  коснулся
земли, сын Муры стремительно, как молния, по-волчьи ударил его всем  телом
в бок. Он сбил врага с ног и впился зубами ему в горло.  Тот  дико  взвыл,
зовя  на  помощь.  Шарик  еще  сильнее  сжал  челюсти,  но   ему   помешал
заскрежетавший под резцами металл ошейника. В этот момент он услышал голос
человека, треск веток и тяжелые шаги бегущего  в  их  сторону.  Он  широко
раскрыл челюсти, перехватил клыками горло противника выше ошейника  и  изо
всех сил вгрызся в него. И снова почувствовал вкус крови.  Враг  повалился
на траву. Шарик не стал ждать, когда тот застынет и перестанет  дергаться.
Он сумел одолеть инстинкт, приказывавший ему бороться до конца, и  в  этот
момент заметил фигуру человека, подбежавшего к нему с оружием в руках.
   В два прыжка он достиг деревьев и мгновенно проскользнул  в  кустарник.
Красные огненные пчелы залетали над ним,  срезая  ветки,  вздымая  впереди
фонтанчики земли. Шарик услышал грохот очереди  и  вслед  за  этим  ощутил
колющую боль в загривке. Но  он  не  остановился,  не  упал,  а  продолжал
бежать, все глубже забираясь в  заросли.  Его  подгоняли  громкие  окрики,
затем он услышал еще одну автоматную очередь, но теперь пули  проходили  в
стороне и были уже не опасны.
   Шарик бежал как заведенный.  Увидев  просвет  между  деревьями,  он  не
сбавил бег, а даже ускорил его и в несколько прыжков  пересек  травянистую
просеку. Лес стал более редким, высоким, и  Шарик,  бросаясь  от  куста  к
кусту, выбирал теперь дорогу потемнее.
   Наконец перед ним  открылась  лесная  поляна,  полная  запаха  бензина,
изъезженная гусеницами танков и колесами  грузовиков.  Здесь  должен  быть
тот, кого он ищет. Несколько раз он пересек  поляну  туда  и  обратно,  но
никого не нашел.  Под  деревом  наткнулся  на  брошенный  кем-то  ящик  от
снарядов, а рядом с ним в траве заметил горку золы.  Эта  зола  -  частица
запаха, который он ищет, но только частица, и не самая важная.
   Шарик садится на задние лапы, тяжело дыша, размышляет некоторое  время,
что делать дальше. Это длится недолго. Он  обегает  вокруг  поляны,  затем
направляется в лес, делает еще один круг, более широкий, затем третий, еще
больший.
   Его учили всегда так делать, если след потерян. На каком-нибудь из этих
кругов он должен напасть  на  собственный  след,  найти  потерянную  нить.
Поиски продолжаются долго, но он не отступает, не садится передохнуть,  он
пробегает круг за кругом.
   Но вот на очередном круге, уже далеко  от  поляны,  он  слышит  голоса.
Приостановившись, замечает издали группу солдат,  стоящих  у  грузовика  с
высоко торчащим прутом антенны. Они не видят Шарика, занятые своим  делом.
Копаются в моторе машины.
   Один из них говорит:
   - Поторопись. К рассвету машина должна быть на ходу, а то  попадет  нам
от генерала. А все из-за этого чертова осколка.
   Шарик не понимает, о чем говорят люди, но он все же  не  желает  к  ним
приближаться. Среди них нет того, кто ему нужен,  поэтому  он  обходит  их
далеко стороной, немного сужая проделываемый круг,  а  затем  снова  бежит
лесом, пробирается сквозь густые заросли, пересекает небольшие полянки.
   Проходит довольно много времени, прежде  чем  Шарик  проделывает  новый
круг и снова видит тех же самых солдат. Но теперь он обходит их  с  другой
стороны, намного правее, все время следя, не увидел ли кто его.
   И вдруг он резко останавливается, так что его передние лапы заскользили
по хвое. Ему кажется, что он что-то учуял. Он медленно возвращается назад,
старательно нюхает воздух и подавляет в себе порыв радости. Есть! В  траве
он находит мелкие комки земли, отлетевшие от сапог; след четкий, а  полоса
запаха гладкая и широкая, как шоссе.
   Теперь он уверен в себе и с места берет разбег.  След  ведет  прямо  на
край пущи. Здесь виднее: сквозь  деревья  сверху  пробивается  серебристый
свет - взошел месяц. И хотя след довольно четкий  и  ведет  прямо,  Шарику
приходится то и дело сворачивать в кусты, прятаться и  пережидать,  потому
что по дороге то в одну, то в другую сторону идут группы людей. Когда  они
удаляются, Шарик снова бежит, не обращая внимания на  боль  в  разорванном
ухе и в загривке, пробитом пулей.
   Около сожженного грузовика, остов которого  торчит  на  дороге,  в  лес
сворачивает тропинка. Она  приводит  Шарика  к  автомашинам  и  танкам,  к
солдатам, спящим под деревьями. Запах ведет прямо к небольшому взгорку,  в
скате которого вырыта землянка. У ее  входа  стоит  часовой  с  автоматом.
Шарик останавливается на минуту за деревом,  нюхает  воздух.  Этот  солдат
кажется ему дружелюбным и чем-то напоминает  его  хозяина.  Шарик  выходит
из-за дерева, спокойно идет вперед и миролюбиво виляет хвостом. Но  солдат
настроен далеко не дружелюбно. Увидев собаку, он замахивается прикладом  и
кричит сдавленным голосом:
   - Чего тебе здесь надо? Пошла вон!
   Шарик отскакивает, тихо и без ворчания идет в лес, ждет, когда  часовой
потеряет его  из  виду,  а  потом  возвращается  и,  прижавшись  к  земле,
осторожно ползет от одного пятна тени к другому, минует места,  освещенные
луной.
   Запах слышится все  сильнее,  он  идет  из  темного  открытого  оконца,
расположенного низко  над  землей.  Можно  было  бы  в  несколько  прыжков
очутиться возле него, но Шарик знает,  что  с  вооруженными  людьми  шутки
плохи. И хотя у него все тело дрожит от нетерпения, он все так же медленно
ползет, на долгое время замирает.
   Но  вот  оконце  совсем  рядом.  Шарик  просовывает  в  него  морду  и,
убедившись, что наконец-то добрался до места,  медленно  вползает  внутрь,
ощупывая лапами темноту. Он никак не может найти опоры, не  выдерживает  и
прыгает, на что-то попадает, и все это валится под ним.  В  стороны  летят
сбитые мелкие предметы. Шарик становится наконец лапами на землю и дергает
зубами одеяло, которым укрыт человек.
   - Часовой! Что тут происходит, черт возьми?! Свет!
   Голос звучит твердо и резко, но Шарику он кажется чарующим. Он  находит
руку, в которой этот человек держит пистолет, и радостно лижет ее языком.
   Хлопают двери, и в зе