лось  крепко  держать,  чтобы  не
вырвался, когда грузовик поехал в сторону порта.
   Елень спрашивал у встречных солдат, как отыскать комендатуру.  Один  из
них вызвался проводить.
   - Тяжело здесь было?
   - Тяжело. Десять дней мы бились за эти  улицы,  за  каждый  дом,  а  им
помогали корабли с моря.
   - А танки тоже здесь были?
   - А как же, даже тяжелые.
   - А средние?
   - Тридцатьчетверок не было. Я не видел.
   В комендатуре города они  узнали,  что  солдат,  который  показывал  им
дорогу, был прав. Дежурный офицер посмотрел документы и кивнул головой.
   - Отдохните, ребята.  Можете  у  нас  переночевать,  а  то  дорога  вам
предстоит дальняя. Танковая бригада пошла на Гданьск.
   - На Гданьск? - воскликнул Янек.
   - Конечно. Бригада ведь носит имя  героев  Вестерплятте,  поэтому-то  и
пошла туда.
   - Спасибо. Будем догонять.
   - Как хотите, только не знаю, поймаете ли вы ночью машину.
   Они козырнули и исчезли за дверью.
   - Янек, твое желание исполнилось, - в  один  голос  сказали  Густлик  и
Григорий.
   - Двинем прямо на шоссе, чтобы побыстрей.
   Они побежали пустыми улицами в сторону восточного предместья, но вскоре
услышали за спиной шум мотора. Задержались посреди проезжей части  дороги,
готовые остановить машину любой ценой. Однако приближающийся грузовик и не
пытался их объехать, а сбавил скорость и  потушил  фары.  Они  с  радостью
узнали знакомый вагончик и застучали в дверь.
   - Кто там? - услышали они грозный бас Ивана.
   - Свои! - крикнули танкисты в ответ.
   Крошка, почуяв присутствие Шарика, начала радостно лаять.
   - Куда?
   - В Гданьск.
   - Влезайте быстрее. Как хорошо получается, нам ведь тоже в Гданьск. Вся
танковая  армия  пошла  в  ту  сторону.  Видно,  нам  так  уж  суждено   -
путешествовать в одной компании.


   Благодаря тому что машину вели по очереди  (Григорий  сменял  уставшего
шофера), ехали днем и ночью. Но ехать быстро все же не  удавалось,  потому
что, чем ближе к фронту, тем чаще на шоссе встречались  воронки  от  бомб,
снарядов и мин, чаще приходилось делать  объезды,  ждать  у  мостов,  пока
рассосется пробка. Миновав Кошалин и  Слупск,  они  медленно  двигались  в
транспортных колоннах, которые везли боеприпасы, горючее и продовольствие.
   Люди привыкли друг к другу. Вместе вели хозяйство,  вместе  ругались  в
комендатурах,  требуя  продуктов  получше.  Танкисты  произносили  речи  о
значении циркового  искусства,  о  необходимости  поддерживать  спортивную
форму, а Иван доверительно шептал  заведующим  складами,  что  ему  стыдно
кормить солдат союзной армии  какой-то  там  кашей.  Все  шло  хорошо,  но
танкистов злила каждая длительная остановка. Им очень  хотелось  добраться
наконец до своих, их беспокоило, успеют ли они явиться  туда  вовремя,  не
приедут ли, когда все уже будет кончено. Задержками в  пути  был  доволен,
пожалуй, только Шарик, который ни на минуту не отходил от Крошки.
   На третий  день  после  того  как  под  Познанью  они  приступом  взяли
вагончик, утром миновали Лемборк. Низко над шоссе появился  "фокке-вульф",
но огня не открывал. Он удирал, бросаясь из стороны в сторону,  а  за  ним
гнался  остроносый  "як".  Некоторое   время   друзья   прислушивались   к
затихающему шуму моторов; грузовик выехал на пригорок, и в это  время  они
первый раз услышали близкий гул орудий.
   - Ребята, часа через два увидим Василия, - сказал Янек. - Мы успели.
   - Боялся, что тебе ничего не достанется? - со смехом спросил Иван.
   - Да. Я из Гданьска, жил там до войны. Отец мой погиб на Вестерплятте.
   Он первый раз сказал вслух о смерти отца. До этого времени, как  бы  по
молчаливой договоренности, ни Григорий, ни Густлик не говорили  о  том,  в
чем были уверены.
   Шоссе пошло под уклон, начался лес.  Танкисты,  высунувшись  в  окошко,
смотрели вперед, как будто за  ближайшим  поворотом  должны  были  увидеть
Гданьск.
   Они миновали опрятный, чистый городок Вейхерово. Дома остались  позади.
И в тот момент,  когда  с  левой  стороны,  из-за  железнодорожного  пути,
показался перекресток с шоссе, бегущим с севера, Янек  вдруг  отскочил  от
окна и забарабанил по кабине водителя. Он стучал кулаком, потом начал бить
прикладом.
   - Осторожнее, прошибешь, - пробормотал Иван. - Он и так уже тормозит.
   - Простите, но там стоит "Рыжий".
   - Кто?
   - Наш танк, "Рыжий".
   Все трое бросились к двери и выпрыгнули на ходу. У  Еленя  подвернулась
раненая нога, он резко припал на нее, но тут же  вскочил  и,  прихрамывая,
побежал за друзьями.
   В поле, не больше чем метрах в пятнадцати от  дороги,  стоял  их  танк.
Трудно сказать, по каким признакам Янек узнал его издали, но теперь, когда
они подбежали к нему, сомнений не было; та  же  цифра  на  башне,  тот  же
рисунок орла с немного размазанным правым  крылом  и  те  же  царапины  на
стали, которые они знали так хорошо  как  шрамы  на  собственном  теле.  И
наконец, эта толстая прямоугольная заплата на лобовой броне,  которую  они
изучающе ощупывали пальцами.
   Они не понимали, почему никого нет в машине, хотя на первый взгляд  она
не казалась  поврежденной.  Григорий  дотронулся  до  броневой  плиты  над
двигателем и сказал:
   - Холодный, давно не работал.
   Они огляделись вокруг и только теперь  заметили,  что  на  шоссе  кроме
машины, на которой они приехали,  стоит  еще  грузовик,  а  около  него  -
несколько солдат  в  зеленых  накидках  и  фуражках.  Те  тоже  пристально
смотрели в их  сторону,  но  тут  вперед  выскочил  маленький,  коренастый
Вихура, тот самый, с  которым  они  проделали  первый  путь  в  бригаду  в
Сельцы... "Король казахстанских дорог" посмотрел из-под ладони и крикнул:
   - Боже мой, хлопцы; посмотрите! Это же Кос, Елень  и  этот  их  грузин!
Весь экипаж!
   Он одним прыжком перемахнул через кювет и побежал к ним,  а  за  ним  -
остальные солдаты. Они подбежали к танку по размокшей,  вспаханной  земле,
обнимали прибывших, похлопывали по спине. С обеих сторон сыпались вопросы,
на которые никто не успевал отвечать, восклицания, которых  в  общем  шуме
никто не мог разобрать.
   От циркового вагона, резвясь, бежали обе собаки, а за ними не спеша шли
Иван и Наташа.
   Вихура громко сказал:
   - Хлопцы, оставьте это старье. Вы получите новую машину. Сейчас  пришли
машины с восьмидесятипятимиллиметровыми пушками. Соображаете? Мощь!  Прямо
с завода. Такие танки, что пальчики оближешь.
   - А как же наш "Рыжий"? Что с ним? - спросил Саакашвили.
   - А вы что, не видели его? С той стороны,  на  борту,  у  него  дыра  с
кулак. Прямое попадание в двигатель, починить уже нельзя.
   - Семенов поехал за новым двигателем? - спросил Янек.
   - Мы здесь подождем,  -  сказал  Елень.  -  Как  Василий  привезет,  мы
поставим и еще покажем, на что способен наш "Рыжий".
   Вихура заколебался, внезапно побледнел, потом  сдвинул  назад  шапку  и
сказал:
   - Постойте! Нас как раз прислали сюда с машиной, чтобы  забрать  рацию,
прицелы, боеприпасы, приборы и вообще все, что еще  может  пригодиться,  а
танк генерал приказал оставить.
   - Но... - вмешался Янек.
   Вихура продолжал быстро:
   - Наши уже с позавчерашнего дня в Гдыне. Одна рота автоматчиков и взвод
танков пошли на Гданьск. Только Оксыве  немцы  еще  крепко  обороняют,  но
конец уже близок.
   Что-то насторожило Янека в этом торопливом рассказе, в  выражении  лица
Вихуры и стоящих за ним солдат.
   - Василий уехал за двигателем? - повторил он свой вопрос.
   Стало тихо. Минуту все молчали, потом Вихура резким  движением  снял  с
себя фуражку, сделал полшага вперед и, глядя себе под ноги, заговорил:
   - Я думал, что вы знаете... Когда мы подошли к Вейхерово,  нас  в  лесу
встретили партизаны. У них были такие небольшие листки бумаги,  а  на  них
было обозначено, где у немцев какие огневые точки, где мины. Командир этих
партизан  говорил  с  генералом,  а  потом  поехал  с  нашими  танкистами,
показывал дорогу. Мы взяли город сразу с двух сторон без всяких потерь.  И
только когда наши танки вышли сюда, за город, на фланге из засады  ударили
самоходные орудия. - Он остановился на мгновение, перевел дух и  закончил:
- Ну и попало в ваш танк, из двигателя  повалил  огонь.  Поручник  Семенов
выскочил с огнетушителем на броню, сбил пламя, но его скосила очередь.  Он
лежит там, - показал Вихура рукой.
   Они увидели посреди поля холмик, небольшую  груду  камней,  два  высоко
торчащих  сухих  стебля  чертополоха.  Рядом  стоял   березовый   столбик,
увенчанный звездой, на нем висел  шлем  танкиста.  Под  столбиком,  темнее
борозд вспаханного поля, горбилась свежая рыхлая земля.
   Трое танкистов молча направились к могиле. Никто не пошел за ними.
   - Это их командир, - объяснил Вихура Ивану и Наташе.
   - Ясно, - ответил атлет. - Попрощайтесь с ребятами за  нас.  Мы  должны
ехать дальше.
   Они медленно пошли к машине,  взобрались  на  ступеньки  и  скрылись  в
открытых дверях. За ними вскочила Крошка, а за ней - Шарик. Грузовик начал
медленно двигаться. Шарик выглянул, тявкнул и соскочил на  асфальт.  Белая
Крошка, которую держали  за  ошейник,  рвалась  из  рук  Наташи,  скулила,
пытаясь выскочить. Вагончик двигался все  быстрей.  Овчарка  бросилась  за
ним, как будто хотела его догнать,  но  потом  повернула  и,  не  глядя  в
сторону отъезжающих, с опущенной головой подошла  к  своему  экипажу.  Был
теперь Шарик не пятым, а четвертым.
   Не понимая, что случилось, Шарик лизнул руку своего хозяина.
   - Нет Василия, Шарик, - сказал Кос.
   Они продолжали неподвижно стоять, глядя на небольшой могильный холмик.
   Янек посмотрел на небо.
   Оно было по-весеннему голубое, только одно неподвижное  кучевое  облако
остановилось прямо над ними, и края его поблескивали на солнце, как  каска
часового.



22. НОВЫЙ ЧЕТВЕРТЫЙ

   Общими  усилиями  отвинтили  и  сняли  броневую   плиту,   прикрывающую
двигатель. Он выглядел хуже, чем казалось,  когда  смотрели  на  небольшое
входное отверстие от снаряда. Внутри была каша: обломки разбитого корпуса,
раскрошенные поршни, выщербленные  зубчатые  колеса  передач,  разорванные
жилы проводов.
   Вихура еще раз попытался уговорить танкистов,  чтобы  оставили  танк  в
покое, расписывал, насколько лучше новые танки, но их трудно было  в  этом
убедить и они не дали ничего снять с "Рыжего". Саакашвили и Елень остались
на месте караулить, а Янек Кос и Шарик на грузовике отправились в штаб.
   На  место  приехали  быстро,  потому  что  штаб  командования,  проводя
подготовку к наступлению на Оксыве, переместился из Гдыни в Румию.
   В воздухе  безраздельно  господствовала  советская  авиация.  Вдали,  в
стороне моря, был виден широкий круг штурмовиков,  атакующих  гитлеровские
укрепления.  На  дороге,  которую  патрулировали  "яки",  люди  и  техника
двигались,  не  соблюдая  маскировки.  Тракторы  тянули  тяжелые   орудия,
буксовали студебеккеры, нагруженные снарядами. Завывая моторами,  тащились
по грязи мотоциклы связистов, телефонисты тянули провода.
   Вихура  сбавил  скорость,  глянул  из   кабины   на   черные   провода,
прицепленные у  остатков  столбов  и  крыш,  затормозил  перед  неказистой
избенкой, около которой провода висели гуще всего. В дверях стоял  часовой
в каске, с  автоматом  на  груди.  Когда  грузовик  остановился,  водитель
подмигнул Косу и сказал:
   - Мы на месте. Сразу видно, что это штаб.
   Янек вышел из машины, крепко пожал Вихуре руку и подошел к часовому.
   - Я к командиру бригады.
   - Он занят, придется вам подождать.
   Парень был молодой, очевидно из нового пополнения, потому что  Янек  не
мог вспомнить его лицо. Если бы тот был старым солдатом, то,  даже  забыв,
как выглядит Кос, узнал бы Шарика, который был известен всей бригаде.
   Тут к Янеку с распростертыми объятиями подбежал почтальон.
   - Сколько лет, сколько зим! А ты хорошо выглядишь.  Тут  о  вас  разное
говорили. А где Гжесь и Густлик?
   Янек ответил, а почтальон вдруг что-то вспомнил я,  порывшись  в  своей
сумке, вытащил письмо.
   - Вот тебе. Я несколько дней ношу, бригада постоянно в боях, и не  было
времени отправить. И правильно: нет худа без добра, ведь иначе  письмо  не
попало бы к тебе. Ну, привет, лечу дальше.
   Янек взял письмо в руки, узнал на конверте знакомый почерк, но  до  его
сознания не дошло, что это значит. Лишь посмотрев на  подпись,  он  закрыл
глаза и прислонился к стене.
   Письмо было написано Василием. Оно дошло до Коса как эхо  в  лесу,  как
далекий свет из Вселенной, который уже после гибели звезды будет виден  на
Земле еще много лет.
   Свет апрельского дня показался ему скудным. На посеревшей вдруг  бумаге
он читал поспешно написанные слова:

   "Дорогие мои!
   Мы идем в сторону твоего, Янек, дома. Как  только  сможете,  приезжайте
поскорее. Мне так хочется, чтобы "Рыжий" дошел до моря с нашим экипажем  -
именно до того места, где все началось.  Как  только  сможете,  приезжайте
побыстрее.
   Я жду, чтобы вас обнять и дать команду "Вперед! Бронебойным  заряжай!".
А с еще большим нетерпением жду я той минуты, когда скомандую вам:  "Выйти
из машины!", зная, что это будет последний боевой приказ.
   До скорого свидания, привет Шарику.
   Василий".

   - Шарик, тебе привет... - тихо сказал Янек, но собака не  слушала  его,
кружила, принюхиваясь, у двери, потом заскулила, залаяла,  начала  скрести
лапами.
   Обеспокоенный часовой смотрел, не зная, что делать, ведь  о  собаках  в
уставе ничего не было сказано. Дверь вдруг отворилась, и из  нее  выглянул
один из офицеров штаба.
   - Что здесь происходит? Не мешать!
   Овчарка, воспользовавшись случаем, проскользнула мимо его ног,  вбежала
в дом, и в ту же минуту оттуда донесся мягкий,  сочный  баритон  командира
бригады:
   - Шарик... Янек, идите сюда!
   Кос  вошел,  стал  по  стойке  "смирно"  и,  стукнув  каблуками,  начал
докладывать:
   - Гражданин генерал, плютоновый Ян Кос...
   Он не смог  продолжать,  потому  что  командир  сердечно  обнял  его  и
расцеловал в обе щеки.
   - Все приехали?
   - Только трое и собака.
   - Знаю. - Генерал помрачнел, взял погасшую трубку. -  Понимаю.  Подожди
минутку... Вот это его осталось, распредели между экипажем. Вещи поручника
Семенова.  -  Он  протянул  Косу  брезентовый  солдатский  вещевой  мешок,
перевязанный посредине тесемкой. - Согласно обычаю отдаю вам,  потому  что
адрес родных неизвестен.
   Командир высыпал на стол содержимое мешка: кое-что  из  обмундирования,
орден Красной Звезды, Крест Храбрых, карта облаков и новенький,  блестящий
крест Виртути Милитари...
   - Это за штурм и взятие Мирославца,  -  объяснил  командир  бригады.  -
Приказ пришел за день до его гибели, и я не успел вручить...
   В комнате кроме них двоих в углу за  столом  сидел  советский  генерал,
склонившись с карандашом в руке над картой.
   - Готовим приказ на завтра, - сказал командир бригады  Янеку.  -  Будем
атаковать Оксыве.  Немного  осталось  от  бригады  после  последних  боев.
Наберется  батальон  танков,   не   больше.   Вам   дам   новый   танк   с
восьмидесятипятимиллиметровой пушкой.
   - На новые не хватает экипажей? - спросил Кос.
   - Нет, хватает, но вам тоже один достанется.
   - Гражданин генерал, мы хотели бы воевать на "Рыжем".
   - У него же разбит мотор, танк демонтирован.
   - Нет, не демонтирован. Там сидят Саакашвили и Елень,  сторожат.  Может
быть, удастся поставить новый мотор, потому что мы должны на "Рыжем"...
   - Почему?
   Кос вынул письмо и показал то место в нем, где Василий писал: "Мне  так
хочется, чтобы "Рыжий" дошел до моря с нашим экипажем..."
   С минуту длилось молчание, потом командир сказал:
   - У меня нет нового мотора. Можно  было  бы  снять  с  подбитых  машин,
которые стоят под Кацком, но там такая  непролазная  грязь,  что  даже  на
тягаче трудно добраться.
   - Если можно, мы туда съездим...
   Генерал нахмурил брови, задумался на минуту и кивнул.
   - Хорошо, возьми тягач из мастерских. Скажи, что по  моему  приказу.  А
рация действует?
   - Действует.
   - Как будете готовы, двигайтесь сюда, в Румию, и докладывайте на  волне
семьдесят четыре метра.
   Янек отдал честь,  сделал  шаг  к  двери,  но  его  остановил  громкий,
привыкший к отдаче приказов голос сидящего у окна советского генерала:
   - Танкист, постой!
   Янек повернулся, стал по стойке "смирно".
   - Нечего ездить по трясине. До рассвета все равно не успеете. Я слышал,
о чем речь. Иди сюда и отметь на карте,  где  стоит  ваша  машина...  Так,
понимаю... А теперь можешь идти. Ждите там, на месте.
   Когда Кос закрыл дверь, русский обратился к генералу.
   - Семенов - их  командир,  это  я  понял.  Но  почему  танк  называется
"Рыжий"?
   - В честь одной санитарки  из  восьмой  гвардейской  армии,  у  которой
волосы как огонь. Она воевала вместе с  нами  на  магнушевском  плацдарме.
Когда девушка  была  ранена,  этот  парень  спас  ее.  Потом  в  госпитале
встретились. Если все будет в порядке, надеюсь, пригласят на свадьбу.
   - Ясно.
   Оба улыбнулись и склонились над картой,  чтобы  писать  сценарий  драмы
завтрашнего дня - боя за Оксыве.


   Янек вернулся в Вейхерово, устроившись на втором  сиденье  у  какого-то
русского мотоциклиста. Шарик бежал за ними, не отставая, потому что  ехали
они медленно.
   Саакашвили и Елень не теряли зря время: один за  другим  проверили  все
механизмы, а теперь взялись за дело втроем и  упорно  работали  до  ранних
сумерек. Нужно было исправить множество небольших повреждений, и  они  уже
все сделали, оставался только мотор...
   Рация оказалась на удивление послушной. Они ловили немецкую  и  русскую
речь и даже какую-то  музыку  далекой  радиостанции.  Бригада  молчала,  и
только под конец  им  удалось  поймать  голос  офицера  из  интендантства,
который докладывал кому-то о том, что хлеб, грудинка и консервы доставлены
на место.
   Они начали шутить на эту тему и вдруг почувствовали, что очень голодны.
Ведь не ели с утра. Они поглядывали в сторону шоссе, по которому время  от
времени проезжали грузовики, но не было похоже, чтобы какой-нибудь из  них
вез продовольствие.
   Усталые,  присели  они  на  бортовой  броне.  За  спиной,  на  востоке,
непрерывно гремели орудия, выли моторы самолетов.
   - Надо же, все наоборот, - сказал Елень,  -  фронт  на  востоке,  а  на
западе тихий городок.
   - А добрые люди  в  этом  городке,  наверно,  ужин  сейчас  готовят,  -
тоскливо заметил Саакашвили.
   - Нужно бы сходить в Вейхерово, - посоветовал Янек.
   - Нужно бы, а кто пойдет?
   - Может, я? - предложил  Густлик.  -  Подождите,  кто-то  идет  в  нашу
сторону, сейчас спросим...
   По  краю  шоссе  шел  невысокий  человек  в  темной  шляпе  с  помятыми
закругленными полями. В левой руке под мышкой он нес  сумку,  в  правой  -
глиняный жбан. Они хотели крикнуть  ему,  но  он  сам  свернул  с  дороги,
перескочил через кювет и пошел к танку, увязая  во  вспаханной  земле.  Не
вынимая изо рта глиняной трубки и приподняв шляпу, поздоровался.
   - Добрый вечер. Панове тут, на моем поле...
   - Добрый вечер. Война дорог не выбирает, а  мы  много  не  натопчем,  -
ответил ему Саакашвили.
   - Да я разве о том забочусь? Известное дело,  война  есть  война.  Вижу
только, что панове целый день без еды работают, ну я и принес...
   - Вот спасибо, - обрадовался Кос. - Мы как раз хотели  пойти  в  город,
чтобы чего-нибудь купить. Мы ждем, нам мотор должны привезти.
   - Э, сидеть да ждать, - скучное дело.
   Он вынул из портфеля льняную салфетку, по  краям  которой  были  вышиты
яркие васильки, разложил ее на броне, расставил глиняные  миски,  покрытые
черной блестящей глазурью, налил в них из  жбана  горохового  супа.  Рядом
положил несколько копченых камбал, половину буханки свежего хлеба.
   Они еще раз поблагодарили и, выделив порцию Шарику, принялись за еду.
   Кашуб  [кашубы  -  западнославянская  народность;  живут  в  Польше,  в
По