етил Томаш.
   Сбросив немецкие брюки, он надел свои. И теперь  старательно  наматывал
портянки, расправляя их; натягивал грязные сапоги.
   - Месяц скоро спрячется, тогда и пойдешь, - решил командир экипажа.
   Томаш прикрыл веки, точно его слепил свет.
   - Пойду до темноты, чтобы глаза привыкли.
   Он повернулся кругом и вышел в соседнюю комнату. Сел на стул, спиной  к
окну, сдвинул фуражку на глаза...
   Через минуту скрипнула дверь и вошел Кос.
   - Не разговаривай ниже чем с командиром полка. Все объяснишь  так,  как
слышал. Они могут взять этот город без  потерь.  Пусть  дадут  с  исходных
позиций три длинные красные очереди в направлении шлюза. Как пойдет  вода,
у них будет четверть часа, чтобы без огня ворваться в Ритцен.
   - Три длинные очереди, четверть часа, - повторил Томаш.  -  Не  забуду.
Лучше ничего не записывать.
   - Вот, если хочешь, кисленькие конфеты, - сказал Янек и вышел.
   Черешняк на ощупь открыл жестяную коробку, положил леденец в рот.
   В открытое окно заглянул Густлик.
   - Томск...
   - Что?
   - Давай я пойду.
   - Нет, пан плютоновый... Густлик... В танке гармошка осталась...
   - Найдешь другую. Давай я пойду, а?
   - Нет. Конфет хочешь?
   - Какие конфеты? Ты что, рехнулся?
   Томаш остался один. Издалека с порывом ночного  ветерка  донеслось  эхо
автоматных очередей и разрывов мин.
   Едва узкий месяц скрылся за темными тучами  на  горизонте,  под  стеной
шлюза замаячили четыре фигуры.
   - Готов? - тихо спросил Кос.
   - Готов, - глухим голосом ответил Черешняк.
   Заскрипели засовы калитки. Саакашвили обнял Томаша, отыскал  в  темноте
его ладонь и вложил в нее эфес сабли.
   - Подержи в руке. Она придает смелость.
   - Будешь возвращаться, захвати пива, - пробасил Густлик.
   Открылась дверь, и на фоне ясного неба они увидели фигуру  Черешняка  в
полевой пилотке, с автоматом на груди. На вымазанном сажей  лице  сверкали
только белки глаз. Тень закрыла выход, и он исчез.
   - В добрый путь! - сказал Кос, закрывая дверь.
   Все трое вернулись в сени. Саакашвили снова зажег лампу.
   - Закончим с оружием - и спать.
   - Я первый заступлю на дежурство, - вызвался Григорий.
   Янек в знак согласия кивнул головой. Помолчали. Некоторое время  слышно
было только позвякивание стали.
   Густлик, вынимавший патроны из магазина к  немецкому  автомату,  первый
прервал молчание.
   - Молодец Томаш! Хороший человек из него будет.
   - Будет, если перейдет, - уточнил Григорий.
   - Дорога трудная, - добавил Кос.
   - Эх, чуть не забыл, мы же еще не ужинали.
   Густлик взял два больших куска хлеба,  плоским  штыком  разрезал  банку
консервов пополам, намазал консервы на хлеб и начал есть.
   - Вам тоже намазать? - спросил он, постукивая по железу.
   - Давай, - согласился Григорий. -  Только  потоньше,  чтобы  челюсть  с
шарниров не сорвалась.
   В этот момент раздался сильный условный стук в ворота.
   Переглянувшись,  схватились  за  оружие.  Густлик  первым  бросился   в
соседнюю комнату, перескочил через перила и подбежал к стене.
   - Кто там? - спросил он по-немецки грозным голосом.
   Тишина. Только грохотом напоминал о себе далекий фронт.
   - Кто там, черт возьми?!
   Все трое притаились у ворот с оружием наготове.
   Снова тишина. Елень осторожно приоткрыл окошко и выглянул. Потом закрыл
его, открыл  дверь  и,  осмотревшись  еще  раз,  втащил  какой-то  большой
предмет.
   - Что это? - прошептал Кос.
   - Сейчас увидим, - ответил тихо Григорий.
   Вместе с Косом они вошли в сени, Густлик следом за ними; он положил  на
стол гармошку, а на гармошку грязную, еще мокрую от дождя уланскую фуражку
ротмистра с потемневшим от сырости околышем. Кос  не  знал,  смеяться  или
сердиться. Саакашвили прыснул со смеху, зажимая рот ладонью.
   - Ну и скопидом! - закричал Густлик. - Если  на  дороге  ему  попадутся
подковы, то он не дойдет до цели, начнет их собирать.
   Григорий заступил на дежурство. Он не захотел стоять на  вышке,  потому
что Черешняк сказал, что сверху видно лишь линию фронта  на  востоке,  где
время от времени вспыхивали разрывы, и зловещее зарево  на  западе  -  над
Берлином. Лучше было слушать, сидя перед входом в сени. Поблизости никаких
звуков, кроме монотонных всплесков со  стороны  шлюза.  Иногда  ворочались
пленные в подвале  или  вздыхал  кто-нибудь  из  друзей.  Григорий  сидел,
прислушивался и прикидывал в уме, как уговорить остальных членов  экипажа,
чтобы, несмотря ни на что, не бросать "Рыжего". В бригаде несколько танков
после срыва или  повреждения  башни  использовались  как  тягачи,  которые
вытаскивали поврежденные танки с поля боя. Танковый тягач  приносит  много
пользы, но если экипаж не согласится переходить на техническую службу,  то
можно было бы поставить новую башню. Все равно должны были менять пушку...
   Незаметно сзади подошел Янек Кос и присел рядом.
   - Еще не время сменять, - запротестовал Саакашвили.
   - Знаю, но не спится, - прошептал он. - Я все  думаю,  хорошо  ли,  что
Томаш пошел. Самый молодой из нас, недавно на фронте.
   - Но ведь жребий...
   - Не все можно решать жеребьевкой.
   - Знаешь, Янек, надо подумать нам насчет "Рыжего".
   - Не беспокойся о "Рыжем". Кто знает, что принесет нам завтрашний день.
Да и до утра еще далеко.
   Зашевелился Елень на своей постели из канатов и вскоре подсел к ним.
   - У швабов подрывная команда  -  святое  подразделение.  А  тут  еще  и
специальная, - объяснял он. - Так что до утра, наверни, никто  не  придет,
если только с завтраком...
   - Ты почему не спишь? - спросил Янек.
   - Мухи кусают... Интересно, дойдет Томаш к нашим?
   Все молчали. Со стороны Одера донесся звук, который  быстро  перерос  в
грозный гул моторов. Почти одновременно разорвалась осветительная бомба  и
затявкали зенитные пушки. Потом содрогнулась земля, все  шире  разливалось
рыжее зарево пожара.
   Все трое встали и, подняв голову, пытались  рассмотреть  на  черном  от
дыма небе улетающие самолеты.
   - Советские или польские? - раздумывал Густлик.
   - Все равно. Штук шесть было, - сказал Григорий.
   - Сбросили на Ритцен, - сказал Кос. - По всему видно, утром наши  будут
брать город.
   - Бомбардировка могла помочь Томашу.
   - Или помешать.
   - Хороший солдат  из  всего  пользу  извлечет,  -  сказал  Григорий.  -
Когда-то давным-давно персы окружили замок Ксани. Защитники  замка  храбро
оборонялись, но у них не было  еды,  а  главное  -  воды.  Тогда  один  из
лучников пустил стрелу в орла, пролетавшего  над  стенами  замка.  Мертвая
птица упала во двор, вместе с рыбой, которую держала в  когтях.  Начальник
не разрешил съесть рыбу, он выбросил ее через бойницу. Персы нашли рыбу  и
сняли осаду, уверенные в том, что у защитников еще много и пищи и воды.
   - Все будет в порядке, - успокаивал Густлик  друзей.  -  Томаш  не  так
глуп, как кажется.
   - Помните, как Скшетуский удрал из Збаража? - Янек  немного  подумал  и
спросил: - Может, лучше было бы двоих послать? Если бы один не перешел или
с пути сбился...
   - Я могу... - оживился Густлик. - В швабском мундире... Если даже кто и
спросит...
   Раздался условный сигнал, но какой-то тихий, деликатный.
   - Вернулся... - шепнул Кос и инстинктивно потянулся за автоматом.
   Все трое спокойно подошли к воротам, заняли заранее определенные  места
и приготовились к бою, хотя и не верили еще в нависшую опасность.
   - Кто там? - лениво спросил Густлик.
   - Открывай, - ответил спокойный голос.
   - Что за спешка? Здесь специальная  подрывная  команда  "Хохвассер",  -
говорил  Густлик,  а  тем  временем  медленно  приоткрывал  окошко,  чтобы
взглянуть, кто там.
   - Здесь СС, - прозвучал резкий ответ. - Открывай!
   - Четверо, - шепнул Елень Косу.
   - Впускай. Только не стрелять, - приказал Янек, едва шевеля губами.
   - Один момент, - громко ответил Густлик, стучавшим, вытаскивая засов  и
широко распахивая калитку.
   На территорию шлюза вошел офицер  в  черном  мундире,  а  за  ним  трое
здоровенных верзил с автоматами.
   - Где обер-лейтенант?
   - Один момент!  -  повторил  Густлик.  Он  хотел  закрыть  калитку,  но
последний эсэсовец вставил  сапог  между  дверями,  исподлобья  глянув  на
Густлика. Согнувшийся Елень поднял  глаза  и  неожиданно,  разжимаясь  как
пружина, ударил снизу автоматом.
   Кос напал на первого справа. Навалился, подсекая ноги,  свалил  его  на
землю, а когда тот попытался встать, пригвоздил к месту ударом по шее.
   Григорий стоял дальше всех. Прежде  чем  он  напал,  эсэсовец  выхватил
пистолет. Его врасплох застал блеск  клинка,  он  отступил,  защищаясь  от
удара, и, получив удар в грудь, упал на траву.
   Офицер прицелился в Саакашвили из пистолета,  но,  получив  в  запястье
удар эфесом сабли, выронил оружие и бросился бежать. Григорий  кинулся  за
ним, зацепился ногой за труп и упал. Эсэсовец перебежал уже через газон  с
цветами. Он перескочил через барьер и, бухая сапогами, побежал по  мостику
на другую сторону шлюза.
   Его силуэт отчетливо был виден на фоне  неба,  и  Кос  дал  очередь.  С
разбегу эсэсовец перелетел через мостик и угодил в глубокий колодец шлюза.
   Запыхавшиеся, разгоряченные борьбой, все трое  несколько  секунд  ждали
всплеска воды. Только потом облегченно вздохнули.
   - Вынужден был, -  оправдывался  Кос  -  Иначе  удрал  бы  и  явился  с
подмогой. Или напоролся бы на мины на той стороне шлюза и наделал шуму.
   - Может, не обратят внимания, - успокоил  его  Елень.  -  Мало  ли  кто
стреляет?
   - Но эсэсовцы сообразят: четверо пошли и не вернулись.  Не  видать  нам
спокойной ночки.
   - Такой же, как у тебя был, - сказал Григорий, подавая Янеку поднятый с
земли длинноствольный пистолет эсэсовца. -  Бери  и  перестань  завидовать
моей сабле.
   Кос взял пистолет.
   - А ты у нас, Гжесь, герой... Я имею в виду тот случай на полигоне... Я
бы тебе за это и коня дал.
   - Каждый сделал бы то же самое, - прервал его Саакашвили. -  О  "Рыжем"
надо подумать: двигатель хороший, корпус целый, только бы сменить башню...
   - Еще не время, - многозначительно сказал Янек. - Сейчас мы - как тигры
в клетке: у нас есть когти и зубы, но, пока нас не освободят, мы не  можем
сдвинуться с места... Через  час  или  два  спохватятся,  что  патруль  не
вернулся...
   - Так взорвем шлюз - и в лес.
   - Не дождавшись условного знака?
   - Да, ты прав. Надо ждать, - сказал Густлик.
   - А чтобы не было скучно, подготовим кое-что.
   Не откладывая, взялись за работу. Первым делом из  баржи,  стоявшей  на
дне шлюза, вытащили наверх  боеприпасы.  Потом  Саакашвили  и  Кос  ломами
пробили в стене дыру, через которую можно было обстреливать всю  местность
перед домом.
   Густлик то и дело бегал по лестнице.
   - Внимание! -  покрикивал  он,  сбрасывая  очередной  мешок  с  песком,
подготавливая амбразуру.
   Кос пододвинул тюфяк, встал на колени и,  приспосабливаясь  к  прикладу
немецкого пулемета, сказал:
   - Пехота нам не страшна, не подойдет. Гжесь, разбери-ка кусок крыши над
головой. Не люблю, когда мне черепица за ворот сыплется.
   - Хорошо.
   Саакашвили взобрался на мешки и легкими ударами лома начал отдирать  по
нескольку  черепичных  плиток  сразу,   обнажая   почерневшие   деревянные
стропила.
   - А когда дом разрушат, - размышлял вслух Кос,  -  пройдет  с  полчаса,
прежде чем они стену преодолеют, потом еще с полчаса, пока задушат  нас  в
бункере. Да и то если только танками.
   Внизу  раздался  телефонный  звонок.  Он  не  умолкал,  становился  все
требовательнее и настойчивее.
   - Обругать швабов? - предложил Густлик.
   - Давай, - согласился Кос.
   Григорий  остался  у  пулемета,  а  они  вдвоем  побежали  вниз.   Янек
прокатился по перилам, а Елень тяжело стучал по ступенькам.
   - Подрывная команда "Хохвассер", - доложил он.
   С минуту слушал, а потом, впрочем не особенно убедительно, ответил, что
эсэсовцы ушли.
   Опять долго слушал, потом сморщил  нос  в  положил  трубку,  в  которой
продолжал звучать чей-то захлебывающийся голос.
   - Эсэсовцы приходили за этим Кугелем, который был заперт на барже.  Кто
думал, что из-за него будет столько хлопот! Лучше бы его забрали.
   Голос в трубке смолк, и именно этот момент показался Косу  роковым.  Он
взял провода, подключенные к телефону, и вырвал их одним движением,
   - Жребий брошен.
   - Где? - удивился Густлик.
   - Так сказал Юлий Цезарь, перейдя через реку Рубикон и начиная войну.
   - Откуда ты знаешь?
   - Еще в школе на уроке истории проходили.
   - А мне некогда было зубрить. Но как кончится война, в неделю по книжке
буду читать.
   - Ну, старина, что будем  делать  в  последний  момент  перед  боем?  -
спросил Янек.
   Густлик стоял с опущенной головой, занятый  своими  мыслями,  и  только
через минуту ответил:
   - Не знаю, как ты, а я припрячу гармошку в бункер, чтобы не потерялась.
А то Томаш расстроится...
   Добродушно ворча, он взвалил  вещмешок  на  плечо,  взял  инструмент  и
направился во двор. За ним вышел Кос с фуражкой  ротмистра  в  руках.  Оба
прошли через клумбу, не обращая внимания на распустившиеся цветы.
   Бетонный  гриб  бункера  маячил  в  темноте,  а  перед   ним   блестели
заграждения, раскинутые низко над землей.  Густлик  вошел  в  бункер.  Кос
только заглянул, подавая ему фуражку.
   - Положи на гармошку.
   Янек немного подождал, посматривая на ворота  шлюза,  на  его  бетонные
стены и баржу, стоявшую внизу.
   - Отсюда уже некуда отступать.
   - Разве только  как  трубочист.  -  Густлик  показал  на  металлическую
лестницу, ведущую к воде. - Спустился бы по ней, сел  на  эту  посудину  и
поплыл бы.
   Оба рассмеялись.
   - Знаешь что, Янек, - сказал Елень. - Томаш, наверно, уже  у  наших,  а
если нет, то спрятался так, что до конца войны сам черт его не  найдет.  А
здесь будет жарко, как в пекле.
   - Придется попотеть...
   - Я скажу тебе: не он, а мы вытащили черный жребий.
   Кос не ответил.  Прислушивался  к  журчанию  ручейка,  просачивавшегося
сквозь ворота шлюза.
   - Может, еще несколько этих фаустпатронов вытащить? - спросил Елень.
   - Не помешает.
   Янек, как кошка, спустился по перекладинам. Густлик бросил ему  веревку
и через минуту уже тащил прицепленный к ней деревянный ящик.
   - Экипаж! - крикнул Саакашвили из окна, выходившего в сторону шлюза.
   - Вылезай, - сказал Елень и быстрей стал тянуть веревку.
   Почти одновременно показались голова Коса и деревянный  ящик.  Танкисты
схватили автоматы и побежали назад.
   Из-за стены доносился шум автомобильного мотора и голоса.  Янек  первым
вскочил на ступеньки. Густлик  на  мгновение  задержался,  чтобы  погасить
лампу.
   Кто-то сильно ударил в металлические ворота -  раз,  другой.  Раздалась
автоматная очередь. В ответ застрочил  пулемет,  установленный  на  втором
этаже.
   Елень вздохнул, взял один  из  ящиков  с  боеприпасами  для  минометов,
взвалил на плечи и двинулся вверх по лестнице.
   - Ребята! - крикнул он. - Я тут отличные ручные гранаты принес.
   Он поставил ящик на землю, вывинтил предохранитель взрывателя  и  через
отверстие в крыше бросил мину вверх. Она вылетела, как из ствола миномета,
перевернулась в полете головкой вниз.  Еще  секунда  -  и  внизу  раздался
мощный взрыв, заглушивший все остальные звуки.



7. СВОЙ

   Черешняк хорошо помнил окрестности. Когда он сидел на вышке над шлюзом,
то внимательно присматривался к местности. Сначала он чуть замешкался,  но
после того как положил у калитки гармошку  и  фуражку  ротмистра,  зашагал
уверенно по придорожному  рву  на  холмик,  потом  через  поле,  пересекая
борозды.
   В туманном небе едва поблескивали  звезды,  те  же  самые,  что  и  над
Студзянками.  Вот  Полярная  звезда,  по  ней  нетрудно  определить  любое
направление: восток - справа, по ту  руку,  в  которой  ложку  держат  или
карабин, запад - слева, с той стороны,  где  сердце  бьется,  а  юг  -  за
спиной.
   Прошло немного времени, и, никого не встретив, Томаш добрался до  леса.
Немецкий лес был  редкий,  не  такой,  как  Козеницкая  пуща.  Быстро,  но
осторожно, минуя опушки, он шел вперед. Иногда на  минуту  останавливался,
отыскивал нужную звезду и снова шел.
   Он уже подумал, что без труда доберется до канала,  но  в  лесу  начали
попадаться большие поляны. Остановился. Перед ним была  широкая,  пахнущая
смолой свежая вырубка. Слева на ней он  заметил  тень  тяжелого  орудия  в
окопе, а на  бруствере  силуэт  часового.  Осторожно  попятился  несколько
вправо, но тут же заметил другое орудие и даже услышал голоса  и  мелодию,
исполняемую на  губной  гармошке.  Он  отступил,  залег,  а  потом  пополз
по-пластунски. Когда часовой смотрел в его сторону, Томаш замирал  и  даже
опускал веки, чтобы в темноте не были заметны белки глаз.
   Все  ближе  была  противоположная  сторона  леса,  между  пнями   стали
попадаться молодые березки. Скоро он удалился от опасного места и мог  уже
встать и продолжать движение  под  прикрытием  ранней  листвы,  издававшей
терпкий весенний запах.
   Войдя в лес, Томаш  потихоньку  побежал,  чтобы  наверстать  потерянное
время. Он разогрелся и немного осмелел.
   Не снижая темпа, пересек небольшой сырой дуг и на другой его стороне, в
двух шагах от первых деревьев, зацепил ногой за проволоку,  которая  низко
тянулась над землей.
   Падая, Черешняк услышал с обеих сторон оглушительный звон пустых банок.
Он бросился под ель и замер.  Сколько  раз  он  сам  натягивал  проволоку,
подвешивал консервные банки и смеялся, когда немецкие  патрули  натыкались
на нее ночью, а теперь сам попался в расставленные сети.
   На стоявшем  невдалеке  танке,  который  он  не  заметил,  приподнялась
маскировочная сеть. Из-под нее вылез солдат, огляделся вокруг, внимательно
прислушиваясь к шуму, направляя то вправо, то влево ствол автомата.
   Звон жестяных банок всполошил, видимо, спящего зайца,  который  сначала
замер от страха, а потом сорвался с места  и,  удирая,  почти  налетел  на
лежащего Томаша. Испугавшись еще больше, заяц отскочил в сторону и понесся
прочь большими прыжками.
   - Глупый заяц пляшет в лесу, - сказал немец своим  и  снова  скрылся  в
башне.
   Томаш вытер пот с лица и, присматриваясь, чтобы  снова  не  попасть  на
проволоку, пополз дальше. Вдруг он  замер,  уткнул  лицо  в  траву:  рядом
что-то зашуршало. Он испуганно поднял голову и  увидел,  что  другой  заяц
запутался в маскировочной сети, которая была раскинута между деревьями.
   Черешняк немного подумал, достал нож, схватил зайца за  уши,  чтобы  не
вырывался, перерезал сеть и выпустил пленника на свободу.
   Он прополз еще метров сто, пока не решился встать, укрытый стволами. На
этот раз идти  долго  не  пришлось:  проволока  снова  преградила  дорогу.
Несколькими спиралями она расстилалась по земле  вправо  и  влево.  Шансов
обойти проволоку почти не было, да и в  разрывах  между  проволокой  могли
стоять часовые.
   Томаш заметил старый дуб, крона которого почти касалась земли. Он  влез
на дерево и, перебираясь по веткам, преодолел проволочные заграждения.
   Несколько минут он шел спокойно, пока шум моторов не предупредил его  о
близости дороги. Он свернул вправо и вскоре попал  в  глубокие  окопы,  на
счастье пустые, тянувшиеся вдоль невысокого откоса и опушки леса.
   Дальше расстилался луг, почти  весь  покрытый  колючей  проволокой,  за
которым блестела вода канала. Надпись  "мины"  и  череп  с  перекрещенными
костями не сулили ничего доброго для тех, кто захотел  бы  преодолеть  это
препятствие. Слева лес кончился. Сидя в кустах, Черешняк видел перед собой
асфальтированное шоссе, прикрытое кустами. Правее  виднелась  ферма  моста
над каналом. При въезде на мост стояли  часовые.  Они  задерживали  каждую
машину, при свете фонаря проверяя груз и документы. У  Черешняка  не  было
никаких шансов проскользнуть незамеченным.
   Он нащупал в кармане патрон с черной головкой  и  подумал,  что  вместо
того чтобы