лы,  начал
протыкать ими сено.
   - Ты не знаешь, - процедила сквозь зубы немка. - Не знаешь...
   Она потащила девушку в сторону курятника, где стоял  пень  с  вбитым  в
него широким кухонным ножом. Закудахтала курица,  прятавшаяся  в  каком-то
закоулке, испуганная светом и движением.
   В эту минуту из подкопа показалась морда Шарика. Он одним рывком проник
в сарай. Беззвучно, как тень, прыгнул на помощь Лидке, обрушился на  спину
ее мучительницы.
   Немец, увидев, что происходит, занес вилы для удара. Григорию,  который
уже до половины протиснулся в сарай, удалось ударить немца по ноге. Падая,
парашютист выпустил вилы, перевернулся и, пользуясь тем, что грузин еще не
полностью вылез из подкопа, придавил его к земле, выхватил из-за пояса нож
и нанес удар сверху.
   Саакашвили рванулся в сторону. Блеснувшее в  сантиметре  от  его  груди
лезвие врезалось в пол. Григорий схватил нападавшего за кисти,  распростер
ему руки. Они боролись лицом к лицу, тяжело дыша.
   Шарик опрокинул парашютистку и стал передними лапами ей  на  грудь,  но
она была опытным противником: схватила горсть песку  и  швырнула  в  глаза
овчарке. Воспользовавшись моментом, она столкнула  ее,  сорвала  со  стены
курятника старый пиджак, набросила его на голову собаке  и  схватилась  за
кухонный нож.
   Лидка, не имея возможности поднять связанные руки, вцепилась  зубами  в
рукав немки.
   Опять все перемешалось, но Григорий уже выдернул свои ноги из  подкопа,
затем внутрь сарая пролез Янек.  Ударом  обеих  рук  он  оглушил  немца  и
прыгнул на помощь Лидке. Увидев "крестьянку", Янек недооценил  противника:
схватил ее за плечи, ткань лопнула по швам, а удар коленом свалил сержанта
с ног.
   Лежавший на земле парашютист открыл глаза. Моментально оценив ситуацию,
он схватил вилы и нацелил их на Янека. Но в этот момент зазвенело разбитое
стекло, и из ствола автомата, просунутого в  зарешеченное  окно,  раздался
выстрел. Немец затих.
   Шарик, высвободившись из-под пиджака, разозленный,  бросился  в  драку,
свалил с ног своего противника и схватил его зубами за ворот.
   - Пусти, - помешал Шарику Янек.
   Вытащив нож, Янек разрезал у Лидки ремень и этим же ремнем связал  руки
немке, поваленной собакой на землю.
   - Ауф! - приказал Янек.
   Немка поднялась. Кос снял  с  крюка  фонарь  и  посветил,  чтобы  лучше
разглядеть ее. Из-под разорванного  платья  виднелась  куртка  со  значком
парашютиста: пикирующий орел в лавровом венке.
   - Ах вот оно что, гнедиге фрау. Так вот ты  какая?  -  пробормотал  про
себя Янек.
   Некоторое время все стояли неподвижно, молча, отдыхая после драки. Даже
курица успокоилась, села в гнездо и замолкла.
   Слышны были только тяжелое дыхание  да  шум  осыпающейся  штукатурки  и
выламываемых  кирпичей  в  месте  подкопа.  Время  от  времени  в   проеме
показывалась широкая рука, хваталась  за  край  кирпича,  раскачивала  его
туда-сюда, пока наконец не отваливался кусок.
   Пленная  парашютистка  испытующе  глядела   туда,   не   понимая,   что
происходит. Янек спокойно спросил по-немецки:
   - Сколько людей? Задание вашей десантной группы?
   Женщина молчала. Кос положил руку на кобуру и с треском расстегнул ее.
   - Хайль Гитлер! - истерично закричала женщина.
   Стена затрещала, от проема пошли трещины,  на  глиняный  пол  обвалился
большой кусок стены, и в облаках пыли в сарай вошел Густлик.
   - Зачем шумишь? - недовольно спросил Янек.
   - А что мне делать? Я ведь не мог пролезть в эту нору,  -  оправдывался
Густлик, раздавая в то же время автоматы Григорию и Янеку и погладив Лидку
по растрепанным волосам.
   - Эта ведьма собиралась мне  голову  отрезать  вот  на  этом  пне...  -
пожаловалась девушка.
   - Черт возьми, она и  в  самом  деле  похожа  на  ведьму!  -  выругался
Густлик. - А говорить не хочет? Ну-ка, дайте мне ее!
   Поплевав на ладони, он схватил немку за плечи, втолкнул  в  курятник  и
запер за собой дверь.
   - Густлик! - позвал Янек.
   - Подожди, -  услышал  он  в  ответ  и  вслед  за  этим  раздался  крик
перепуганной женщины.
   - Густлик! - Кос рванул за дверную скобу, но дверь не поддавалась.
   Минута тишины, и опять этот жуткий женский крик.  Янек  занес  автомат,
чтобы разбить ржавый замок. В этот момент засов отскочил.
   - Чего? - Елень отвел занесенный для удара приклад. - Их  всего  восемь
человек. Выброшены для разведки. Шпионят, потому что завтра  ночью  должны
высадить сюда десант, чтобы взорвать мост, а потом под землей искать бомбу
или еще что-то.
   - Надо их уничтожить, - решил Янек.
   - Да, - подтвердил Густлик. - Они сидят в башне на самом верху.  Она  и
проведет. А ну, марш!
   Парашютистка, все время смотревшая на Еленя со страхом, послушно пошла.
За ней Григорий.
   - Лидка, ты вместе с Шариком останешься у машины, -  приказал  Янек  и,
беря в руки фонарь, чтобы погасить его, спросил Густлика:  -  Что  ты  ей,
прохвост, сделал?
   - Да ничего особенного. - Елень  вынул  из  кармана  заводную  лягушку,
которую как-то выиграл в "махнем" у Григория, и показал на ладони, как она
прыгает. - Лягушек и мышей даже самая несгибаемая должна бояться.
   Они оба громко рассмеялись.
   - В чем дело? - спросил грузин.
   - Потом расскажу, - ответил Янек и, дунув, загасил фонарь. - Пошли.
   В темноте раздавался только сдерживаемый смех, бряцание  оружия,  скрип
открываемых  ворот.  Посреди  двора  мелькнули  две   фигуры.   Еще   двое
проскользнули вдоль стены, где уже сгустились тени.
   Двое вошли через главные двери. Минуту спустя открылось окно на  первом
этаже, погруженное во мрак; Янек и Густлик, помогая друг  другу,  проникли
внутрь дворца. Мрак и тишина царили здесь. Пахло  промерзшими  после  зимы
стенами, жареным мясом и древесным дымом.
   Немка  вела  их  через  дворцовый  холл  -  большой   зал,   освещенный
догорающими в камине поседевшими уже углями. Экипаж шел за ней гуськом.  У
входа в башню они  замедлили  шаг.  Остановились,  обеспокоенные  каким-то
шорохом, - в оконном проеме промелькнула тень черного  кота.  Тихо  начали
подниматься по ступенькам.  Казалось,  что  им  удастся  захватить  немцев
врасплох, взять их  без  единого  выстрела,  но  именно  в  это  мгновение
парашютистка, не обращая внимания  на  ствол  автомата  за  своей  спиной,
прыгнула через перила вниз, скрылась под лестницей  и  закричала  во  весь
голос:
   - Внимание! Здесь поляки!
   Густлик схватил автомат, чтобы дать очередь, но Янек его остановил:
   - Прячься!
   Вверху открылась дверь, вертикальный столб света прорезал  внутренность
башни.
   - Внимание! Поляки! - еще раз предупредила немка.
   Янек быстро вскинул автомат к плечу, короткой очередью достал до самого
верхнего этажа. Прогремели три выстрела. Немец закачался  и  рухнул  вниз.
Свет погас.
   - Осталось пять, - сказал Кос.
   Почти одновременно раздались три длинные автоматные очереди,  и  густая
ленточка трассирующих пуль из пулемета пошла вниз.
   - Гранаты! - услышали они возглас наверху.
   Стрельба замолкла, как отрезанная ножом.
   - Спрячьтесь! - скомандовал Янек.
   Вся тройка молниеносными бросками отступила за  толстую  нишу  двери  и
пропала в изломах стены. Они слышали стук падающих на ступеньки гранат,  а
затем взрыв, второй и еще два  одновременных  взрыва  в  самом  низу,  где
пряталась парашютистка. В воздух поднялись клубы раскрошенной штукатурки.
   Кос поразился, что те, наверху, отплатили своему  товарищу  смертью  за
предупреждение.  Видно,  другие,  не  людские,  законы  существуют   среди
гитлеровцев... Сверху брызнула длинная  очередь  трассирующих  пуль.  Янек
ответил на нее короткой из своего автомата и услышал стон пулеметчика.
   - Четверо! - закричал он.
   Густлик и Григорий одновременно  выстрелили  в  сторону  промелькнувшей
вверху вспышки. С грохотом полетел вниз автомат и упал к их ногам.
   - Трое!.. - почти одновременно крикнули оба.
   - Вихура и новенький приедут на готовенькое, - сказал Янек.
   И в эту минуту танковый снаряд ударил в верхнюю часть башни. От  взрыва
вздрогнули стены, посыпались битый кирпич и обломки каких-то предметов.
   Долго, пока не осела пыль, стояла тишина. На самом верху начали ползать
язычки пламени.
   - Не выдержали, чтобы не ударить. Конец работы, - заявил Янек. -  Лети,
Гжесь, тяни сюда "Рыжего", грузовик и все остальное, а мы пока огонь здесь
погасим.
   Они направились по лестнице вверх. Пока один поднимался  на  лестничную
площадку, второй прикрывал его автоматом, затем они менялись. В  некоторых
случаях излишняя предосторожность не мешает.



28. ЧЕТВЕРТЬ ДВЕНАДЦАТОГО

   В открытую дверь, ведущую в дворцовый  зал,  просунула  голову  пестрая
корова со сломанным рогом. Она, видимо, решила держаться поближе к Томашу,
который подоил ее в полдень. Корова насторожила свои темные мохнатые  уши,
чтобы лучше  слышать  мелодию,  исполнявшуюся  на  гармошке,  и,  медленно
пережевывая что-то,  смотрела  влажными,  немигающими  глазами  в  сторону
длинного тяжелого стола с остатками солдатского ужина.
   На столе горела большая керосиновая лампа. Посреди стола стояло блюдо с
грудой рыбьих костей,  а  рядом  белело  ведро.  Музыкант  остановился  на
минуту, зачерпнул из ведра кружкой и с улыбкой протянул Густлику.
   - Шестая, - сказал силезец. - Молока я могу выпить сколько хочешь.
   Томаш вернулся к своей гармони, растянул черные мехи, украшенные ромбом
из белого канта, и, тихонько аккомпанируя себе, запел свою песенку:

   Сундучок стоит готовый,
   Сундучок уж на столе...

   - Откуда ты это знаешь? - прервал его Елень. - Эта песня  не  из  ваших
краев.
   Черешняк кивнул головой и закончил строфу:

   Принеси мне, моя люба,
   Ты его на поезд мне.

   Не переставая тянуть мелодию на одной ноте, Черешняк объяснил:
   - Я разные знаю. Мы с отцом батраками  были.  Половину  Польши  прошли,
прежде чем оказались в Студзянках, у пани Замойской...
   - А такую слышал? - вмешался Григорий и запел:

   Картвело тхели хмальс икар...

   - А что это по-польски? - заинтересовался Густлик.
   - "Грузины, беритесь за мечи!" Старинная боевая песня. Надо  хором,  на
голоса, - объяснил Саакашвили.
   Томаш деликатно поглаживал басы, прислушиваясь к сочным тонам, и  играл
все громче.
   - Пан плютоновый! - Черешняк наклонился и тихо, чтобы не могли  слышать
другие, попросил: - Если вы скажете, то капрал отдаст.
   - Что?
   - Гармонь.
   - А зачем ему отдавать?
   - Но он же не играет.
   - Так научится.
   Мелодия оборвалась на  середине  такта,  и  стал  слышен  голос  Янека,
который продолжал начатый ранее разговор:
   - А все потому, что я распылил силы.
   - Должна была быть связь, а ее  не  было,  -  вмешался  Вихура,  бросив
взгляд на Лидку.
   А девушка, убедившись, что никто на нее не смотрит, показала  ему  свой
розовый язычок.
   - Ну и у нашего коня сегодня кучер был плохой.
   - Не надо было пересаживать, - огрызнулся шофер.
   Саакашвили закончил чистить пояс,  подаренный  ему  отцом  Янека,  снял
саблю, висевшую над камином, и начал поединок с невидимым противником. Под
молниеносными ударами  сабли  посвистывал  удивленный  воздух,  тень  едва
успевала отскакивать от серии ударов.
   - Перестань, а то кому-нибудь глаз выбьешь, - заворчал Густлик.
   Григорий спрятал оружие в ножны, повесил на место,  зевнул  и  пошел  в
соседнюю комнату, освещая себе путь фонарем, взятым в сарае.
   - С другой стороны, - продолжал Янек, - как удержать  в  одной  колонне
два транспорта с разными скоростями?.. Но  все  равно,  завтра  все  будем
вместе.
   - Было бы хуже, если бы мы все сразу попали в ловушку, - заявил  Вихура
и, нахмурив лоб, вдруг резко обратился к  Черешняку:  -  А  ты  почему  не
защищал их сразу? У тебя был автомат...
   - Я был один, - отвечал Томаш, - ждал помощи.
   - А почему ты не побежал навстречу?
   - Я наблюдал с чердака дома. Чтобы знать, где  искать.  -  Сконфуженный
этим неожиданным допросом, Томаш начал приглаживать волосы.
   - Еще немного, и мы бы тоже попались, - качал головой шофер.
   - Все ясно,  теперь  будем  предварительно  проводить  разведку,  чтобы
больше так не попадаться, - заявил Янек. - У  меня  должен  быть  блокнот,
чтобы записывать туда все, что узнаем...
   Все умолкли, как будто увидели тень своего бывшего командира, как будто
услышали его столь привычные слова: "Экипаж, внимание!"
   - Он все держал в голове, - задумчиво сказал Янек.
   Вдруг они услышали быстрые шаги, скрипнула дверь. Все, как по  команде,
повернули голову. В дверях стоял  Григорий,  придерживая  под  подбородком
кружевную ночную сорочку.
   - Идет мне? - спросил он со смехом. - Лидка,  это  для  тебя.  Немецкая
графиня оставила. - Он подошел и бросил сорочку ей на колени. - А  кровать
там такая огромная...
   - Как у вас в Грузии, да? - буркнул Густлик.
   - С балдахином, как у какого-нибудь короля, - продолжал Саакашвили,  не
расслышав слов Еленя. - Или как в заграничном кинофильме.
   Томаш в это время снял наконец  садовым  ножом  с  обложки  свастику  в
дубовом венке,  швырнул  ее  в  угол  и  подал  командиру  синий,  красиво
переплетенный блокнот, немного обгоревший с одной стороны.
   - Внутри хороший. Можно писать.
   - Где ты его взял? - спросил Янек, заглядывая внутрь. - Мировой...
   - Наверху. Рация разбита, вещи почти все сгорели, а вот он уцелел.
   - Отец тебе наказывал  все,  что  немцы  разворовали,  собирать,  а  ты
отдаешь, - пошутил Вихура.
   - Но нам не на чем писать, - серьезно ответил Томаш. - А вот гармонисту
нужна гармонь.
   - Отдай ты ему ее, - вступил в разговор Густлик,  проведя  пальцами  по
фиолетовым и красным пластинкам, блестевшим в свете лампы, как перламутр.
   - Как это? - сморщил шофер свой курносый нос.
   - А так... Он играет. А тебе-то она зачем?
   - Ну ладно. Только сначала посмотрю, какой он солдат.  Если  такой  же,
как гармонист, тогда отдам.
   Шарик, заинтересовавшись тем, что рассматривает  его  хозяин,  поставил
передние лапы на стол, потянулся и, понюхав блокнот, заворчал.
   - Что, злым человеком пахнет?
   Шарик залаял утвердительно, но Янек его успокоил:
   - Подожди, мы здесь будем записывать разные вещи.  Например:  "Шарик  -
умный пес".
   Шарик слегка махнул хвостом и опустил глаза,  потому  что  это  был  на
удивление скромный пес. Может быть, он  даже  покраснел,  но  под  шерстью
этого просто не было видно.
   - Идем, покажу, - громко сказал Григорий,  шептавший  до  этого  что-то
Лидке на ухо, схватил ее за руку и повел в соседнюю комнату.
   Это была спальня бывших владельцев дворца.  На  картинах,  висевших  по
стенам, фавны гонялись за нимфами, кавалер, одетый в черный бархат и белые
кружева,  целовал  руку  придворной  даме,  не  забыв  повесить  шляпу  со
страусовыми перьями на эфес оправленной в золото шпаги.
   - Посмотри. - Григорий поднял вверх лампу и  осветил  огромное  ложе  в
стиле рококо, над которым, как шатер визиря, свисала узорчатая занавеска.
   - Ой-ой! Отвернись на минутку.
   Лидка никогда не видела ничего  подобного.  Разве  только  до  войны  в
каком-нибудь фильме, но почти ничего не осталось  уже  в  ее  памяти.  Она
быстро   сняла   гимнастерку,   набросила   длинное   платье,   воздушное,
розовато-белое,  взяла  бледно-розовую  бархотку,  завязала  бант.  Пышнее
взбила тюлевые рукавчики. Ее поразили размеры декольте. Как  зачарованная,
стояла она перед огромным зеркалом. Примерила красивую заколку для  волос,
надушилась. Пригладила волосы серебряной щеткой, припудрила нос.
   - Лидка... - прошептал Саакашвили, пораженный чудесным превращением.
   Девушка внимательно посмотрела на него, а он уставился на  нее  во  все
глаза, как будто до этого никогда не видел ее.
   - Можно, я тебе что-то скажу? - спросил Григорий.
   - Слушаю, - ответила она дрогнувшим голосом и присела на край  постели,
откинувшись назад, опираясь на руки.
   Григорий закусил губы, отвел от нее глаза и, вспомнив лицо Хани, сказал
совсем не то, что собирался сказать в первый момент:
   - Ты можешь спать здесь. Я  лягу  у  двери  и  никого  не  пущу.  -  Он
опустился на колени у ее ног и говорил, поднимая к ней свое лицо.
   - И сам не войдешь? - спросила она с иронией.
   - Нет. Даю слово. Я ведь говорил тебе,  что  полюбил  Ханю,  только  ее
одну. А как теперь узнать...
   Лидкино лицо изменилось, застыло в злобной усмешке.
   - А ты напиши. Почтальон разберется. Но, чтобы ты  потом  не  ошибался,
пусть она покрасит левое ухо зеленой краской...
   В  приоткрытую  дверь  проник  черный  кот,  за  ним   Шарик.   Комната
наполнялась  мяуканьем  и  лаем.  Полетели  на  пол  мелкие   предметы   с
подзеркальника. Кот пронесся по постели и опять вылетел в  обеденный  зал,
собака - за ним. Кот выскочил в окно.
   - Шарик! К ноге! - крикнул Янек, а потом погладил собаку. -  Ну,  тихо,
спокойно, выгнал злого духа из дворца, а теперь тихо... Это, должно  быть,
блокнот радиста. Здесь даже какие-то буквы, посмотри, Густлик.
   На листке чернели крупные знаки торопливой записи: "Ein V. n. 11".
   Елень пододвинулся ближе, наклонил голову и медленно прочел:
   - Айн фау эн, одиннадцать. Черт его знает, что это такое?..
   - Тихо, Шарик, - продолжал успокаивать собаку Янек.
   - Чего там "тихо", - проговорил Густлик. - Слышите? Да не собака это  -
самолет, - показал он в сторону окна. - Спусти-ка, парень,  эту  штору!  -
попросил он Томаша и опять вернулся к немецкому блокноту.  -  Айн  фиртэль
нах эльф... Черт! - закричал он и схватил свой автомат.  -  Это  означает:
"Четверть двенадцатого". Мы собирались  предупредить  часовых  у  моста  о
десанте завтра, а они сегодня... Сколько сейчас?
   - Двенадцать минут двенадцатого, - ответил Янек, быстро погасил  лампу,
подошел к окну и приподнял штору.
   Они  не  только  услышали,  но  на  фоне  светлого  неба  ясно  увидели
транспортные самолеты: один, второй,  третий.  Ниже,  прямо  над  дворцом,
просвистели два истребителя прикрытия.
   - Много, - сказал Янек.
   - Янек, мне кажется, первое, что ты должен записать  в  этой  книжечке,
это что бабам впредь не верить. Эта парашютистка нас надула: сказала,  что
десант прилетит завтра.
   Из спальни вышел Григорий с лампой, за ним Лидка.
   - Почему так тихо? Что вы там разглядываете?
   - Погаси лампу, - приказал Янек.
   Теперь у окна стояли все шестеро. Самолеты снизили  скорость  и  начали
выбрасывать парашютистов.
   - Вихура, ты останешься здесь с Лидкой, грузовиком и собакой.
   - Не останусь, - ответил шофер. -  Там  будет  горячо  и  каждый  ствол
пригодится. - Он схватил кружку со стола и торопливо допил содержимое.
   - И я хочу быть с  вами.  Хватит  этих  поездок  отдельно!  -  тряхнула
головой девушка.
   - Что это вам, сейм, что ли? Прекратить разговоры! - разозлился Кос.  -
Хорошо. Ты, Лидка, садись к пулемету рядом с Гжесем, - приказал Янек, -  а
вы, Вихура и Черешняк, как десант - на танк!
   Один за другим они выскочили в окно.
   - Он обо мне думает, - занося ноги через парапет, ухитрилась прошептать
Лидка грузину, - сначала хотел оставить,  чтобы  была  в  безопасности,  а
теперь взял, чтобы была ближе к нему.
   - Лидка!
   - Бегу! - весело откликнулась она.
   Когда Лидка прибежала к танку, мотор уже работал и  все  члены  экипажа
были на своих местах. Тысячекратная тренировка - лучший союзник солдата, а
танкисты проскальзывают в свою машину, как пальцы  одной  руки  в  удобную
старую рукавицу.  Когда  на  темном  горизонте  замигали  первые  световые
очереди, "Рыжий", вконец разломав ворота, вырвался из-за сельских построек
и погнал на полных оборотах в ту сторону,  куда  ракеты  показывали  место
выброски десанта.
   На броне, ухватившись за скобы, сидели Вихура и  Черешняк.  В  открытом
люке стоял Янек.
   - Слева пролом... Газ!
   Сначала довольно долго танк несся по грунтовой  дороге,  потом  впереди
замаячила возвышенность,  танк  выскочил  на  мостовую,  на