аскивал  его  с
помощью коловорота.
   "Операция пока  развивается  успешно,  без  препятствий,  даже  слишком
хорошо, - суеверно подумал он и сплюнул,  чтобы  не  сглазить.  -  И  люди
поверили в себя. Не так уж страшны эти красные. И не такие они бдительные,
если десант до сих пор не обнаружен".
   Матрос с ведром вернулся, вошел в покосившиеся ворота и закричал:
   - Вода, господа! Свежая вода!
   Через отверстие в стене вылез один из танкистов, опустился на колено  и
начал жадно пить.
   - Что с танками, камерад? - спросил матрос.
   - Все в порядке, - ответил танкист, вытирая лицо рукавом комбинезона. -
Можно отправляться.
   За стеной раздавался скрежет металла. Несколько  раз  в  проломе  стены
промелькнул свет.
   Круммель поднялся, вошел в ригу. Танкист встал  по  стойке  "смирно"  и
доложил:
   - Я готов, господин обер-лейтенант.
   Зигфрид кивнул головой и, обращаясь к сидящему в углу радисту, спросил:
   - Что нового под землей?
   - Ни одного  сигнала,  господин  обер-лейтенант.  Он  должен  выдвинуть
антенну. - Он взглянул  на  холм  с  бункером,  как  будто  мог  на  таком
расстоянии увидеть, успел ли радист в бункере выдвинуть антенну.


   Бетонный купол метровой толщины скрывал  под  собой  не  артиллерийские
казематы,  а  вентиляционное  оборудование  не  пущенного  в  эксплуатацию
подземного  завода.  Строительство  было  прервано  на  последней   стадии
монтажных работ, буквально за день до занятия района польскими частями.  С
тех пор, с половины марта, в бункере  светили  подвешенные  к  потолку  на
равных промежутках  лампы,  питаемые  от  мощных  аккумуляторных  батарей.
Зарешеченные лампы высвечивали из тьмы широкие бетонные ступеньки, ведущие
вниз.
   В небольшой нише, в месте, заблаговременно приготовленном  для  монтажа
заводской радиостанции, коренастый  солдат  в  форме  танкиста  возился  с
передатчиком, не понимая, почему близкие четкие радиосигналы снаружи вдруг
замирают, становятся  неслышными,  затем  возникают  вновь,  чтобы  спустя
мгновение опять исчезнуть.
   - Тысяча чертей! - буркнул он себе под нос и направился к выходу.
   Рядом с закрытым на три задвижки выходом стоял часовой с  автоматом  на
груди.
   - Мне надо выйти наружу, - объяснил радист. - Антенну наладить.
   Часовой, охраняющий выход, хорошо помнил запрет командира группы, но он
видел, как мучится радист, и решил помочь восстановить связь.  Они  дружно
принялись отвинчивать толстые металлические лапы, поочередно сдвинули  все
три. Когда радист взялся за последнюю задвижку, часовой придержал его и на
всякий случай погасил  ближайшую  лампу.  Осторожность,  мол,  никогда  не
помешает.
   Только после этого они  в  полумраке  отодвинули  стальную  задвижку  и
начали толкать наружу овальную железобетонную дверь. Конусообразная  глыба
покатилась почти  бесшумно  по  стальным  направляющим  и,  лишь  в  конце
скрипнув, повернулась. В отверстие  были  видны  ветви  деревьев  на  фоне
ночного неба.
   Часовой наблюдал за  радистом,  выбежавшим  наружу,  и  с  двух  метров
увидел, как сильный удар свалил его на землю. Не имея возможности  оказать
ему помощь или быстро  закрыть  вход,  часовой  бросился  внутрь  бункера,
притаился за углом, здесь же, неподалеку от входа, готовый выстрелить  или
нанести удар широким морским ножом, который он выхватил из-за пояса.
   За его спиной имелась под стеклом кнопка с надписью на стене "Тревога".
   Мелькнула мысль: нажать. Рука уже было потянулась к кнопке и... замерла
на полпути. Он застыл, всматриваясь  в  овальное  пятно  лунного  света  и
носков своих сапог. Если кто-нибудь попытается ворваться сюда, его  выдаст
тень.
   Снаружи доносились неясные шумы и голоса. Часовой сообразил, что против
него несколько человек. Вновь подумал, не включить ли сигнал тревоги,  но,
представив себе обер-лейтенанта Зигфрида Круммеля, который с пистолетом  в
руках станет допытываться, почему он нарушил приказ, отбросил  эту  мысль.
Он понимал: спастись можно, только закрыв вход. Когда кто-нибудь попробует
войти,  появится  шанс,  тогда  надо  мгновенно  нанести  удар  и   быстро
действовать, не дать опомниться другим.
   Тем временем в нескольких метрах от входа, который охраняли  Густлик  с
автоматом и Томаш с винтовкой, состоялось экстренное совещание.
   - Сильно стукнули, ничего не сможет сказать, - заявил Калита,  осмотрев
радиста.
   - Заскочим втроем. Больше никого не надо, - предложил Янек. - В темноте
и в толкотне,  того  и  гляди,  своих  перестреляешь.  Сами  же  говорили,
вахмистр, что это работа не для уланов.
   - Только не ввязывайтесь в схватку, - предостерег вахмистр.  -  Генерал
говорил: не дать им уйти с тем, за чем пришли.
   - Хорошо, - согласился Кос и побежал к открытому входу, как будто хотел
нырнуть в него.
   Притаившийся немецкий часовой, услышав снаружи  шорох,  поднял  руку  с
ножом и, как только на светлом пятне появилась тень, ударил с полуоборота.
Лезвие ножа, предназначенное для человека, прошло в нескольких сантиметрах
над лбом Шарика.
   Собака вскочила в бункер, оттолкнулась лапами от  стены  и  молниеносно
бросилась на немца. Борьба продолжалась не более двух-трех секунд.  Вбежал
Янек и включил фонарь.
   Нож уже валялся на бетонном  полу,  а  овчарка  готова  была  вцепиться
зубами в горло немца.
   Последовала команда:
   - Отпусти!
   Часовой, воспользовавшись моментом, левой рукой разбил стекло  и  нажал
кнопку тревоги. Резкий прерывистый звон огласил помещение, когда  появился
Густлик. Черешняк еще торчал у входа в бункер  -  ему  мешал  вещмешок,  с
которым он не хотел расстаться ни на минуту.
   Пленный, уверенный, что ему  не  избежать  смерти,  несмотря  на  ствол
автомата, направленный на него, вырвал чеку из гранаты, засунутой за пояс.
Густлик бросился на немца, наотмашь  стукнул  его  прикладом  и,  выхватив
гранату, швырнул ее наружу через вход.
   - Внимание!
   Через секунду за стеной бункера тишину разорвал взрыв.
   Резкая  вспышка  осветила  танкистов,  припавших   к   земле.   Осколки
просвистели над головами, ударили в  стену  и  в  сплетение  электрических
проводов.
   Вспышка сменилась  темнотой,  замолк  сигнал  тревоги.  Глаза  медленно
привыкали к мраку, сначала видны были лишь руки  и  оружие,  потом  стены,
наконец свет, идущий откуда-то снизу.
   - Отчаянных солдат взяли в этот  десант,  -  громко  зашептал  Густлик,
отодвинув в сторону тело часового. Он прочистил пальцем  ухо,  спросил:  -
Звенит еще или нет?
   - Порваны, - Янек показал на черные провода и быстро ощупал  Шарика.  -
Цел ты, пес?
   Осторожно, с автоматами наготове все пошли вниз, прячась в нишах.
   - До чего же поганый завод строили, - пробурчал Густлик, заглядывая  на
бетонные ступени, ведущие вниз, откуда шел свет.
   Кос, чтобы взглянуть, подошел ближе. Томаш, желая освободить ему место,
отошел назад, оперся о металлическую трубу вентилятора,  а  та  неожиданно
рухнула вниз в вертикальную шахту.
   Парень   потерял   равновесие,   растопыренными   пальцами   заскользил
беспомощно по бетонной стене.
   Подскочивший Елень едва успел ухватить его за вещмешок. Оба следили  за
падающей трубой, которая, блеснув на свету, исчезла в темноте.  Долго  еще
было тихо, пока со дна не послышался грохот, многократно повторенный эхом.
   - Хорошо, вещмешок на тебе - было за что схватить...
   - Никогда не видел такого колодца, - признался Томаш.
   - Не схвати я тебя вовремя, увидел бы... - тихо ответил ему Густлик.  -
А теперь, сынок, охраняй тылы. Будешь нашим арьергардом.
   - Что это такое?
   - Тыловое охранение.
   Сделав глубокий вдох, будто готовясь броситься в холодную  воду,  Елень
сбежал по лестнице на полэтажа, припал на  колени  с  оружием,  готовым  к
действию, и подал знак.  Вслед  бросился  Янек,  двумя  большими  скачками
миновал прикрывающего и прильнул к стене этажом ниже.
   Вперед готовился выйти Томаш, но Густлик не ждал, -  сменив  Янека,  он
снова оказался впереди него.
   Томаш и Шарик, оглушенный немного взрывом и уставший после борьбы, едва
поспевали за ними. Когда нужно все время  оглядываться,  чтобы  убедиться,
нет ли кого за спиной, на лестнице и упасть нетрудно. Так  они  спустились
этажей на семь, а может, на десять.
   Еще два  прыжка  -  и  Янек  оказался  на  широкой,  хорошо  освещенной
лестничной площадке, разделенной толстыми колоннами. Он подал  знак  рукой
Густлику, чтобы тот подождал, а сам  осторожно  занялся  осмотром:  дальше
вниз вели только темная вертикальная шахта и скошенные отверстия в бетоне,
как бы подготовленные для труб.
   За  колоннами  едва  виднелся  железобетонный  люк,  очень  похожий  на
верхний. Над люком - крупное изображение черепа. Один жест - и  рядом  уже
был Елень, чуть сзади - Томаш  с  винтовкой,  из-за  колонны  высовывалась
голова Шарика. Каждый,  даже  самый  тихий,  шаг  отзывался  эхом,  каждый
неосторожный  удар  приклада  вызывал  многократно  повторяемый  шум.  Кос
попробовал открыть  люк,  крышка  легко  подалась.  В  люке,  несмотря  на
темноту, они увидели странную неподвижную фигуру в очках.
   Густлик вскинул автомат и... опустил. Оказалось, что это  прорезиненный
комбинезон в маске, подвешенный на крюке. Янек, постукивая рукой о колено,
подозвал Шарика и, потянув носом воздух, приказал ему  нюхать.  Собака  не
проявила никакого беспокойства, и Густлик нырнул в люк,  за  ним  -  Янек.
Теперь они находились в камере величиной с  комнату  средних  размеров,  с
двумя очень толстыми бетонными стенами.  Здесь  висели  желтые  и  зеленые
комбинезоны, маски, резиновые  сапоги  и  брезентовые  полотнища  с  двумя
белыми кругами посредине, соединенными тремя  толстыми  лучами.  Множество
крюков под низким потолком придавали помещению вид гардероба. Дальше  было
прямоугольное отверстие, которое можно было закрыть двумя парами  броневых
плит в углублениях  на  рельсах  и  роликах.  На  внутренней  плите  белел
рисунок, сделанный масляной краской: скелет с косой  на  плече  и  надпись
по-немецки крупными  буквами:  "Внимание!  Эта  смерть  невидима".  Томаш,
только что присоединившийся к остальным, перекрестился и склонился  к  уху
Густлика.
   - Костел?
   - Нет.
   - А что написано?
   - Что здесь смерть косит раньше, чем ее увидишь.
   Черешняк с недоверием смотрел на силезца, сомневаясь, что это не шутка.
   Кос протиснулся через броневые плиты и осмотрелся  вокруг.  В  довольно
высоком с полукруглым сводом  зале  под  перекрытием  проходил  рельс,  по
которому двигался кран - вагонетка с зацепом и цепи  на  талях  с  большим
крюком.  В  полу  чернели  круглые   отверстия,   рядом   лежали   толстые
металлические крышки с ручками.
   - Здесь они что-то прятали, - прошептал Янек.
   - Золото?
   - Не знаю. Тяжелое что-то. -  Густлик  попробовал  приподнять  одну  из
крышек, но не смог сдвинуть ее ни на сантиметр.
   - Вот дьявол! Как свинцовая.
   - Везде пусто, - сказал Кос, осторожно пробираясь вглубь.
   Вдруг Шарик  без  приказа  выбежал  вперед,  догнал  своего  хозяина  и
преградил ему дорогу. Поведение собаки пробудило у Янека слегка усыпленное
чувство бдительности. С большой осторожностью он  заглянул  в  уходящий  в
сторону туннель - в нем находились низкие транспортные  вагонетки.  Там  в
глубине, в  темном  переходе,  кто-то  зашевелился,  и  вдруг  загрохотала
пулеметная очередь, прорвавшая тишину сумасшедшим эхом.
   Из-за угла тотчас ответил Кос. Проскочив под прикрытие опоры  у  другой
стены, он вновь открыл огонь, но с той стороны ответа не последовало.  Кос
услышал лишь громкий смех и увидел, как сбоку выдвигается броневая  плита,
отрезая выход.
   - Теперь они смотаются, а мы здесь застряли, - сказал Густлик, занявший
рядом огневую позицию.
   Погас свет. Все погрузилось в непроницаемый мрак.  И  едва  Янек  успел
зажечь  фонарь,  висевший  на  груди,  как  в  стенах  туннеля  засверкали
взрывающиеся  тротиловые  заряды.  Пронзенные  белой  молнией,   треснули,
искорежились бетонные крепления, рухнули вниз.
   - Бежим! - крикнул Елень.
   Все  бросились  назад,  перескакивая  через  открытые  бункеры.  Собака
обогнала их. И когда все почти пробежали  сводчатый  зал,  вновь  сверкнул
огонь, и воздух сотрясло от взрыва. Взрывная волна  повалила  их  на  пол.
Потолок обвалился, свет окончательно погас.


   Долго  было  темно.  Косу  казалось,  что   он   лежит   навзничь.   Он
прислушивался к шуму то  и  дело  падающих  обломков  и  ждал  наступления
страшной, последней в его жизни боли. Она возникла, но какая-то тихая,  ее
можно было перенести.  Болели  грудь,  плечи.  Кос  попробовал  пошевелить
пальцами, ему удалось это, и тогда он, ладонью  найдя  фонарик  на  поясе,
нажал на кнопку. Сквозь густую пыль слабо  засветилась  лампочка.  Сначала
свет едва пробивался, потом стая ярче. Рядом Янек увидел обращенное  вверх
лицо Густлика с закопченными бровями.
   - Жив? - выдохнул Янек.
   - Ага. - Елень зажмурил глаза.
   - А почему глаза жмуришь?
   - Слепит. Поверни фонарик.
   - Не могу. Руку прижало.
   Густлик с трудом вытащил  руку  из-под  толстой  железобетонной  балки.
Окровавленными пальцами отвел в сторону фонарик, посмотрел вокруг.
   Они лежали головой к голове под развалинами взорванного свода. Остались
в живых случайно, лишь потому,  что  падающие  балки,  сцепившись  концами
искореженной арматуры,  образовали  треугольное  пространство  высотой  не
больше волчьей норы.
   - Дали они нам. Не выдержат железки - и конец. Придушит.
   - А если выдержат?
   - Тогда поживем, пока воздуху хватит.
   Несколько минут они тихо лежали, поглядывая друг на друга. У  обоих  на
лбу выступил пот и стекал на брови. Густлик,  который  мог  двигать  одной
рукой, вытер пот со лба Коса.
   - Знаешь, Янек... - начал Густлик проникновенно.
   - Знаю... - перебил Янек, взглянув в глаза друга.
   И снова воцарилась тишина. Бетонная  пыль  забила  ноздри,  горло,  ела
глаза. Накал лампочки быстро слабел. Кос подумал, что  ее  надо  погасить,
чтобы сэкономить батарейку. Но зачем? Пусть светит.
   Они лежали рядом, не ведая, сколько минут или часов  прошло,  но  зная,
что где-то есть ночь с запахами травы и росы и каждый может свободно  пить
из огромного воздушного океана.
   Елень открыл глаза, почти в беспамятстве посмотрел  на  друга  и  снова
закрыл их. В тишине можно было уловить лишь едва слышное дыхание. И вдруг,
будто сквозь вату, проник собачий лай. Они уставились друг на друга.
   - Шарик? - удивился Янек. - А перед этим будто Маруся звала...
   - Это тебе показалось, - ответил неуверенно Густлик.
   Он с ужасом заметил, как одна из балок дрогнула, а арматурная проволока
начала изгибаться. Закрыл глаза. Открыл. Между  двумя  упершимися  друг  в
друга балками образовалась щель шириной пальца  в  два,  затем  она  стала
медленно, но верно расширяться. Заскрежетали стальные прутья.
   - Что это? - Кос вытащил из-под спины зажатую руку, повернул голову.
   Сверху посыпались осколки бетона,  вновь  поднялась  пыль,  и  в  узком
просвете засверкали две пары глаз - Томаша и Шарика.
   - Езус Мария, а я было подумал, что она уже вас скосила, -  выдохнул  с
облегчением Черешняк.
   - Та, что на дверях? - спросил Густлик и, дважды глубоко втянув воздух,
прибавил: - Слабо ей, только пальцы прищемила.
   - Пес показал. Сейчас еще немного подтяну.
   Подсвечивая фонариком, они видели, как Томаш выбирает цепь на  тали,  а
крюк тянет балку вверх. Шарик, скуля,  разрывал  лапами  бетонный  щебень.
Густлик повернулся, сдвинул от щели обломки и мигнул Янеку.
   - Поживем еще немного...



36. ВОЙНА НЕРВОВ

   Когда из  хозяйства  Коса  и  Калиты  пришло  первое  радиодонесение  о
появлении "Херменегильды",  генерал  хотел  вызвать  на  подмогу  батальон
советской морской пехоты.
   Но,  прежде  чем  ему  удалось  связаться  по  телефону,   он   получил
дополнительное донесение о небольшой численности десанта. Поэтому  генерал
изменил решение и ограничился лишь  предупреждением  соседей  о  возможных
атаках противника с суши в направлении моря.
   Он считал, что не  имеет  права  просить  подкрепления,  так  как  сил,
которыми он располагал, должно было наверняка хватить, чтобы  если  уж  не
разгромить и пленить остатки противника, то  задержать  его.  Нет,  он  не
позволит ему улизнуть, унося с собой тайну. Генерал был почти уверен,  что
речь идет о документах, брошенных гитлеровцами во время бегства. Чем ближе
был конец войны, тем старательней они заметали следы, сжигали или вывозили
архивы ближе к западному фронту. А ведь здесь, в Поморье,  командовал  сам
Гиммлер, и он мог оставить тут что-нибудь интересное. А может быть, отсюда
не успел убежать какой-нибудь генерал или сановник и десант должен  спасти
его от плена?
   Следующее радиодонесение вахмистра подтверждало предположение,  что  на
территории фольварка мог кто-то скрываться, выдавая  себя  за  крестьянина
или  батрака,  а  в  бетонированном  укрытии  могли  находиться  ящики   с
документами или планами, а может, и ценными предметами...
   Извилистыми лесными дорогами генерал  прибыл  в  район  бункера  спустя
четверть часа после двух подземных взрывов. В  зарослях  около  наклонного
люка, ведущего в бункер, он выслушал короткий доклад  Калиты.  Генерал  не
перебивал, хотя и не мог скрыть нетерпения, то и дело посматривая на часы.
   - Надо послать людей, могут быть раненые...
   - Уже пошли, - ответил вахмистр.
   - Куда?
   - Не наши, немцы. Низом прошли.
   Он  показал  на  группу,  уже  приближающуюся  к   фольварку,   -   три
склонившихся солдата тянули за веревки, а шестеро  подталкивали  заводскую
вагонетку. Груз заметно вдавливал колеса в  почву.  Вокруг  на  расстоянии
нескольких метров шло прикрытие - четверо с автоматами.
   - Я прикажу открыть огонь, а то бросят, - предложил вахмистр.
   -  Засядут  в  фольварке.  Зачем  нам  их  потом  из-за  каменных  стел
выкуривать? Сами скоро выйдут  в  открытое  поле...  Направьте  людей  под
землю.
   Калита еще не успел позвать уланов, как из люка выскочил  Шарик,  а  за
ним появились Густлик, Янек с правой рукой, засунутой за пазуху, последним
был Томаш.
   - Сильно ранен? - спросил Коса генерал.
   - Немного. Когда шевелю, болит.
   - Что внизу?
   - Бетонные стены метровой толщины, за ними тайники с крышками,  но  уже
пустые. Ждали нас, взорвали лестницу тротилом и ушли через другой выход.
   - Знаю. Что еще? - Генерал нахмурил брови.
   - Надпись нашли, что там невидимая смерть, - добавил Густлик. -  Крышки
чертовски тяжелые, как из свинца.
   - А знаки? Каких-нибудь знаков не помните?
   - Были на брезенте. Вроде колес, - припомнил Янек.
   - Вот такие, - показал Томаш,  выйдя  вперед,  и  вытащил  из  вещмешка
свернутое брезентовое полотнище.
   Шарик оскалил зубы  и,  приняв  брезент  за  небезопасного  противника,
бросился на него без предупредительного рычания.
   - Что это он? - обиженно спросил Черешняк.
   - Спокойно! - приказал Кос.
   - Все до единого вошли в ту постройку,  -  доложил  Калита,  все  время
наблюдавший за фольварком.
   - Черт! - выругался генерал, но, сейчас  же  овладев  собой,  заговорил
неожиданно торжественно: - Внимание! Наша задача гораздо важнее, чем я мог
предполагать. Этот груз - сырье для бомб, в тысячу раз более  мощных,  чем
бомбы с тротилом.
   - В тысячу  раз?  Значит,  такая  граната...  -  Густлик  с  недоверием
взвешивал в руке гранату, Ф-1.
   - Как залп бригады тяжелой артиллерии, - поспешно  добавил  генерал.  -
Задержите их здесь, а  я  немедленно  запрошу  подкрепление.  Вызови  штаб
фронта! - крикнул он своему радисту, находившемуся в легковом автомобиле.
   Неожиданно в фольварке заревели два или три мощных двигателя.
   - Что это за машина? - спросил генерал.
   - Не знаю, - ответил Кос и почувствовал, как в  голову  ударила  кровь,
как похолодели концы пальцев. - До этого там ничего не было.
   Стены коровника  з