ском приветствии, но  Янек  схватил
его за руку.
   - Помолчи, хорошо?
   Тем временем малыш, все еще  улыбаясь  и  не  переставая  жевать  хлеб,
поднял кверху руку в  ответ  на  приветствие.  Однако  жест  этот  не  был
грозным, напротив, он был смешон, как смешны движения  обезьянки,  которая
строит перед зеркалом гримасы, подражая шакалу.
   Янек рассмеялся и развел руками.
   - Друзья, спасайте, я уж и не знаю,  что  делать.  Сначала  Черешняк  и
корова, а теперь вот этот мальчишка. Нам приказано завтра вечером  быть  в
штабе армии, а еще порядочно ехать. Что будем делать?
   - В лесу их не оставишь, - сказал Густлик.
   - Грузовиком до Гданьска - и чтобы машина тут же вернулась, - предложил
Григорий.
   - Мне возить корову? Может, уж лучше сразу в Студзянки,  в  коровник  к
Черешняку? - разозлился Вихура. - А этого сопляка к папочке в Берлин?
   - Нет, конечно же, не в Гданьск, -  вслух  размышлял  Кос,  -  но  надо
кого-нибудь найти, кому их отдать. А потом уже полный вперед.


   Легко сказать - кого-нибудь найти. В апреле 1945 года трудно было найти
на кошалинской земле деревню с людьми. Солнце уже поднималось  к  полудню.
Медленно шлепали гусеницы, медленно продвигался "Рыжий"  по  дороге  между
темными, незасеянными полями. На башне рядом с Густликом  и  Янеком  сидел
найденный мальчик, доедал  очередной  кусок  хлеба  из  муки,  привезенной
Вихурой в Гданьск.
   Они услышали шум приближающегося самолета и следом за этим низкий свист
воздуха, раздираемого крыльями. Быстрая тень промелькнула по броне,  а  по
небу - остроносый силуэт истребителя. При первом же звуке ребенок  выронил
хлеб, закрыл лицо руками и съежился, пища, как щенок,  которому  наступили
на лапу.
   - Не бойся, - успокаивал его Густлик, хватая мальчика  за  пояс,  чтобы
тот не упал, - это наш.
   - Потому и боится, что наш, - сказал Янек.
   За танком трясся, переваливаясь с боку на бок, грузовик, а в его кузове
- Черешняк, держа на веревке корову.  Замыкая  колонну,  бежал  следом  за
Пеструшкой Шарик, время от времени соскакивая с дороги  в  сторону,  чтобы
узнать, что делается в высоких сорняках на межах.
   Минут на пятнадцать они  погрузились  в  редкий,  но  уже  позеленевший
березняк. Стволы мелькали, как побеленный забор. Потом дорога опять  вышла
на поля и мягкими поворотами стала подниматься на холм,  поросший  кустами
терновника, среди которых возвышались два  больших  дерева.  Шарик  первым
бросился рысью наверх и огляделся там по сторонам.
   Чтобы хоть чуть-чуть быстрее передвигаться, Черешняк слез  с  машины  и
стал подгонять свою Пеструшку зеленой веткой.
   Машина и танк ползли по  дороге.  На  башне  мальчишка,  придерживаемый
Густликом за пояс штанов, беззаботно болтал ногами.
   - А не было бы быстрее по шоссе? - спросил Елень.
   - На проселочной дороге не так стыдно, - ответил  Кос.  -  И  здесь  мы
скорее найдем людей. Не может быть, чтобы всех угнали.
   Из-за пригорка показался мощный бетонный купол, прикрытый маскировочной
сетью из проволоки, с пластмассовыми  пятнистыми  листьями.  На  нем  были
видны овальные очертания захлопнутого лаза, мелкие оспинки в  тех  местах,
где ударили снаряды, и покрытые сажей царапины от термитных ракет.
   - Ну и блиндаж! - показал на него Густлик. - Мы на Померанском валу?
   - Он дальше. А это не очень-то похоже на  блиндаж,  -  покачал  головой
Янек.
   С вершины пригорка, на который уже  въехал  грузовик,  донесся  до  них
громкий крик. Шофер изо всех сил махал руками.
   - Остановись около Вихуры, - сказал Янек механику.
   - Хорошо, - ответил Саакашвили. - Привал  бы  очень  пригодился,  чтобы
написать письмо Хане.
   - Ане, - нарочно поправил его Густлик.
   - Аню я пригласил, а они поменялись...
   Танк взобрался еще  метров  на  десять,  и  теперь  они  увидели  внизу
довольно обширный фольварк. Справа от построек, на лугу, около  извилистой
речки, паслось стадо коров, насчитывавшее сотни  две  голов,  а  на  дворе
фольварка  какие-то  люди  поили  лошадей,  сновали   вокруг   повозок   с
брезентовым верхом.
   - Конец мучениям! - шофер перекрикивал мотор  танка.  -  Что  не  надо,
можно оставить. - Он посчитал на пальцах до трех, показывая не  только  на
маленького Адольфа и однорогую корову, но также и на Томаша.
   Кос поднес к глазам бинокль. Узнал  польских  солдат  с  винтовками  за
спиной, с кнутами в руках.  Это  были  все  пожилые,  в  основном  усатые,
солдаты - наверно, из какого-нибудь тылового  хозяйства.  Около  корыта  у
колодца женщины в  гражданской  рабочей  одежде  помогали  поить  лошадей.
Какой-то совсем молодой солдатик вел под уздцы черную оседланную  верховую
лошадь.
   Один из солдат заметил грузовик и танк, подбежал к  плютоновому,  может
быть командиру, и показал  в  их  сторону.  Кос  с  улыбкой  смотрел,  как
плютоновый достает из футляра бинокль и поднимает его к глазам.



31. КАВАЛЕРИЙСКАЯ АТАКА

   - Поляки, - успокоил солдата плютоновый, опуская бинокль. - К нам едут,
- добавил он. - Может, от них что узнаем.
   Он направился к раскрытым настежь воротам.
   - Освободите место под деревьями для танка! - крикнул он возницам.
   - Скоро поедем? - спросила его коротко стриженная  женщина  с  лагерным
номером, вытатуированным на предплечье.
   - Через полчаса. Больше ждать нельзя. Раскройте двери,  пусть  грузовик
остановится под навесом.
   Женщина вытащила задвижку из дверной скобы и  открыла  створки  дверей,
ведущих в бокс, с обеих сторон обложенный красными кирпичами.
   - Я  поеду  впереди,  ладно?  -  попросил  парень,  державший  за  узду
оседланного коня.
   - Ты, Франек, будь около меня, чтобы я тебя все время видел.
   Водителям  подъезжавших  танка  и  грузовика  плютоновый  взмахом  руки
показал, где остановиться, пропустил обе машины через ворота, отдав  честь
Косу. С удивлением он посмотрел на  Томаша,  навытяжку  стоящего  рядом  с
коровой, которую тот держал за веревку.
   - А ты кто?
   - Рядовой Томаш Черешняк. Из Студзянок, из Козеницкой пущи.
   - А мы с отцом из  Промника,  -  обрадовался  неожиданно  подофицер.  -
Знаешь, где это?
   - А как же? За Вислой, - так же радостно ответил Томаш.
   - Перед Вислой, - поправил его тот. - Корову что, на мясо ведете?
   - Если по-вашему считать, то будет перед Вислой, а если по-нашему -  то
за Вислой. А корова нам не на котлеты нужна, она дойная, молоко дает.
   - Я могу ее обменять, мы таких на развод гоним под самую Варшаву.
   - Я бы вам и так ее оставил, без обмена! А может, пан  плютоновый,  эту
корову отцу моему?..
   - Он у тебя в деревне остался?
   - Для дойны од уж больно стар, не годится.
   -  Можно  и  погнать...  -  согласился  подофицер.  Опершись  спиной  о
кирпичную колонну у ворот, он спросил: - А если бы две? Я  потом  одну  бы
себе взял, потому что мы с отцом оба служим и в  хозяйстве  у  нас  никого
нет.
   - Это можно. Хотя с сеном трудно.
   - И с сеном трудно, и дорога трудная.
   - Можно две. Мою легко узнать, - показал  Томаш  на  сломанный  рог.  -
Доится хорошо, да вот только за нашей машиной ей трудно  поспевать.  -  Он
показал на грузовик, уже стоявший под навесом.
   Пока оба земляка из-за Вислы толковали у ворот, Вихура подошел к  танку
и, остановившись перед экипажем, раскрыл сжатый кулак.
   - На гумне, представляете? - И он показал на раскрытой ладони  довольно
крупное сердце из янтаря.
   - Он какое замечательное! - воскликнула восхищенно Лидка.
   - Представляете? А по обеим сторонам свежая кладка, стена из кирпича.
   - Вихура... - хотел остановить его Янек, взяв у него с ладони янтарь.
   - Как эти со своими подводами смотаются,  надо  будет  развалить  стену
ломом.
   - Подари, - попросила Лидка командира.
   Кос машинально протянул ей янтарное сердечко и тут же нахмурился.
   - Капрал Вихура, не вздумайте тронуть ни один кирпич, - приказал он.  -
Ясно? Сюда в хозяйство придут люди, а вы хотите им разломать строения...
   Вихура обиженно молчал, а когда Янек пошел к  воротам,  шофер  покрутил
головой, показывая, что он придерживается иного мнения на этот счет.
   - Сержант Кос, - представился  командир  танка,  подходя  к  начальнику
обоза. - Мы хотели бы оставить у вас ребенка и корову.
   - О корове ваш солдат мне уже говорил. Можно пустить ее в стадо.
   Черешняк, не дожидаясь дальнейших пояснений, погнал Пеструшку  на  луг,
подгоняя ее березовой веткой.
   - А что за ребенок? Откуда? - поинтересовался пехотинец.
   - Здешний. В эвакуации бомбой его родителей убило.
   - А что за здешний? Немец?
   Янек, не желая произносить вслух последнее слово, молча кивнул головой.
   - Ничего из этого не выйдет. Не могу, гражданин сержант.  -  Плютоновый
решительно покрутил головой. - С нами сдут женщины  из  концлагерей,  едет
парнишка, на глазах которого немцы зверски убили его отца и мать...
   - И все же ребенка нужно  отправить  в  тыл,  в  детский  дом  или  еще
куда-нибудь...
   - Даже если я его под охраной довезу, все равно и в детском доме ему не
прожить.
   - Война кончается.
   - Кончается, кончается и все никак не кончится. Я вчера послал  капрала
и рядового разведать, где есть пастбища и куда стадо дальше гнать.  И  вот
до сих пор не вернулись. Может, встречали их?
   - Выпили небось и теперь спят где-нибудь.
   Выражение на лице плютонового резко изменилось.
   - Не могли они выпить. Я их хорошо знаю. А капрал - это  мой  отец.  Вы
ночью не слыхали выстрелов?
   - Слыхали, - улыбнулся Янек. - Даже очень близко слыхали...
   О ночном пожаре он не помнил, но о бое у моста хотел  рассказать.  Едва
он начал, как его слова  прервал  стук  очереди  из-за  речки.  Веер  пуль
просвистел над фольварком и двором, с треском разбилось несколько  черепиц
на коровнике.
   - Что за дурень!.. - начал было возмущаться плютоновый.
   Он предполагал, что, наверное, кто-то из своих выпустил очередь,  но  в
это время с другого берега затарахтело сразу несколько автоматов.
   Охнул миномет, и  на  дороге  разорвалась  мина.  Вместе  с  Косом  все
бросились через  двор  к  строениям,  к  танку.  Около  него,  захваченные
врасплох  неожиданным  обстрелом,  собрались  остальные   члены   экипажа.
Григорий  помогал   маленькому   Франеку   удерживать   черного   жеребца,
напуганного криками возниц.
   - Спокойно! Заезжайте за коровник, -  приказал  подофицер  возницам.  -
Все, кто с винтовками, ко мне.
   Обстрел не прекращался. Пули  летели  теперь  ниже,  взбивая  во  дворе
фонтаны пыли. Один из солдат, пробираясь ползком, вытащил из зоны обстрела
раненую женщину. Раздался еще взрыв - упал убитый конь. Бежавший с  ним  в
упряжке второй конь сломал дышло, перевернул повозку и дернулся  еще  раз,
запутавшись в упряжи. Разрывы мин передвинулись в сторону луга.
   - Перебьют, сволочи, все стадо.
   Григорий взял у парнишки пастуший бич с коротким  кнутовищем,  умоляюще
посмотрев при этом на Коса.
   - Я отгоню! - попросил он, ударив себя в грудь.
   - Давай, - согласился Кос. - Вихура и Густлик, в машину!
   - И я, - попросила Лидка.
   - Ладно.
   - За мной! - крикнул плютоновый усатым, не первой молодости пехотинцам,
подбежавшим к нему с винтовками в руках. - Цепь вправо! -  приказал  он  и
стал  размещать  их  вдоль  нижней  части  кирпичной  стены,   ограждавшей
фольварк.
   Одновременно  с  треском  закрываемых   танковых   люков,   с   рокотом
заведенного мотора Григорий вскочил в седло и с места рванул в галоп. Если
бы его спросили, когда он последний раз ездил верхом, то вряд бы  он  смог
точно ответить. Но едва он дотронулся до теплой  конской  шерсти,  навыки,
приобретенные еще в детские годы, подсказали  ему,  что  делать.  Григорий
глубоко вдохнул воздух и от охватившей его вдруг радости громко  свистнул.
Шарик принял этот свист за команду и бросился бежать вслед за жеребцом.
   Григорий, припав к конской гриве, выскочил через ворота  на  дорогу,  с
дороги на луг,  по  которому  беспомощно  металось  обстреливаемое  стадо.
Покрикивая, он догнал ближайших коров и, щелкая бичом, заставил их  бежать
во всю прыть. Шарик подгонял неповоротливых, громко лая и хватая их зубами
за ноги.
   Из  мелиоративной  канавы  выскочил  спрятавшийся  там  при  первых  же
выстрелах Томаш. Он схватил за гриву пасущегося  коня,  трофейным  садовым
ножом перерезал путы и, вскочив на коня,  бросился  на  помощь  грузину  с
другого фланга.
   Две мины на долю секунды застыли в верхней точке траектории  и,  словно
ястребы, ринулись вниз,  в  самую  середину  стада.  Разрывы  разметали  в
стороны огонь и дерн, осколки вырвали из  коровьих  глоток  рев  страха  и
боли. Несколько коров упали  и  лежали  черно-белыми  пятнами  на  молодой
зелени.
   Григорий видел это краем глаза, не переставая бичом хлестать  коров  по
спинам, бокам. Он колотил их  изо  всех  сил  -  надо  было,  чтобы  стадо
обезумело, потому что только  бешеный  галоп  мог  их  спасти.  Пулеметчик
заметил  Григория,  выпустил  длинную  очередь,  которая  просвистела  над
всадником, припавшим к гриве коня. "Сейчас возьмет  поправку",  -  подумал
Григорий.  С  каждым  щелканьем  бича,  с  каждым  ударом  стадо,  вначале
разбегавшееся и беспомощное, сбивалось на бегу в кучу, несясь  галопом  по
долине вдоль реки с большой скоростью. Задранные хвосты  мелькали  в  туче
пыли, поднятой копытами.
   - Гу! Гу! - покрикивал Томаш, размахивая в воздухе путами.
   Со стороны фольварка пулеметы и минометы вели все более плотный  огонь,
перенеся его на строения, чтобы заставить замолчать пехотинцев, прижать их
к земле. Саакашвили с надеждой подумал, что как  только  заговорит  орудие
"Рыжего", то и пулеметчику будет не до него.
   Танк молчал. Новая очередь хлестнула спереди. Григорий пришпорил  коня,
и оба, и конь и  всадник,  как  черный  снаряд,  пронеслись  сквозь  пули,
вырывавшие кустики травы  и  куски  черной,  торфянистой  земли.  Жалостно
замычала телка, упала на передние ноги и тщетно пыталась подняться.
   Шарика обсыпало дерном, он заскулил и  побежал  быстрее,  нырнул  между
коров, мчавшихся во весь опор. Теперь их уже не требовалось подгонять.
   Речка делала в этом месте поворот. Высокий, заросший кустарником  берег
заслонил стадо от пуль. С правой стороны приближался лес. Григорий и Томаш
галопом обогнали стадо. Скача впереди, едва заметные в  клубах  пыли,  они
начали сдерживать бегущее стадо окриками, щелканьем бича.
   Они даже не заметили, как из-за  деревьев  быстрой  рысью  выехали  три
всадника - один впереди, а двое по сторонам, чуть позади первого.
   - Стой! - крикнул первый. - Кто такие?
   Шарик тявкнул и, увидев вооруженных  людей,  спрятался  в  стаде  между
коров.
   Черешняк и Саакашвили медленно спешились, увидев готовые к стрельбе два
автомата, направленные на них, но спустя секунду узнали, с кем имеют дело.
   - Пан вахмистр! - обрадовался Томаш.
   - Вахмистр Феликс Калита! - добавил Григорий.
   - Откуда ты знаешь? - Кавалерист подъехал ближе.
   - Узнал. Прошлой ночью у моста...
   - Вы с того танка? Что там за стрельба?
   - Немцы на фольварк напали.
   - Среди бела дня? Чего они ищут? - размышлял он. -  Разведать  овраг  и
выход в тыл противника, - приказал он двоим сопровождавшим его  уланам,  и
те тут же галопом поскакали на противоположный берег речки.
   - О нашем танке они, наверное, не знают. Наш командир еще не стрелял, -
объяснил Григорий.
   - Хорошо. Теперь мы их схватим за горло. - Приподнявшись на  стременах,
он повернулся в сторону леса. - Эскадрон...
   - Я с вами, - попросил Григорий.
   - Хорошо, - ответил командир и,  повысив  голос,  закончил  команду:  -
...За мной!
   Зашевелились кусты на опушке леса,  пропустив  всадников.  Эскадрон  на
ходу принял строй и направился в сторону речки.
   Речка была неглубокой, вода  едва  доходила  коням  до  крупа.  Первым,
поднимая  светлые  брызги,  переправился  вахмистр,  следом   за   ним   -
Саакашвили. Подстегнув своего жеребца кнутовищем,  он  выехал  вперед,  но
немедленно был одернут, получив хлыстом по голенищу сапога.
   - Назад! Поперед батьки не лезь!
   Черешняк не слышал этих слов. Он остался при коровах, видел, как  перед
кавалеристами  зачернел  крутой  овраг,  пересеченный  звериной   тропкой,
извилисто поднимающейся вверх. Эскадрон въехал между деревьями,  утонул  в
густых зарослях и через минуту исчез из виду.
   Через луг во всю прыть бежал запоздавший Шарик. Он быстро  переплыл  на
другой берег и несколько секунд спустя тоже исчез  в  тени  оврага.  Томаш
обернулся и подъехал к однорогой корове, которая лежала на боку, сраженная
осколком мины, мычала от боли, жалобно смотрела на человека, который был к
ней так  добр.  Томаш  спрыгнул  с  коня  и,  тяжело  вздохнув,  прекратил
страдания животного очередью из автомата.


   Двор фольварка словно вымер под огнем автоматического  оружия.  Женщины
собрались за постройками. От стены несколько солдат  интендантской  службы
ожесточенно стреляли из винтовок. Плютоновый  переполз  через  пробоину  в
ограде, выбежал за стену риги, где  в  саду,  закрытый  по  башню  кустами
смородины и малины, стоял молчавший "Рыжий".
   - Танкисты, пальните хоть несколько раз! Сил нет!..
   Кос, слегка высунувшийся из башни, повернул упрямое лицо к  говорившему
и отрицательно покрутил головой.
   - Реже стреляйте, - посоветовал он.
   - Если немцы пойдут в атаку, то я не ручаюсь за моих солдат-стариков.
   - Меньше огня!
   - Есть, - сказал плютоновый и побежал к своим.
   - Осколочным? - спросил Густлик.
   - Можно.
   - Поддадим жару?
   - Не хочу пугать, только уничтожать. Пусть сунутся.
   Обе головы исчезли в башне. Со стороны фольварка  винтовочные  выстрелы
стали реже. Немецкий  огонь  усилился  еще  больше,  и  внезапно  раздался
угрожающий крик немцев, идущих в атаку.
   Только после этого Кос захлопнул люк. Танк, раздавливая грядки, прополз
несколько метров вперед, выбрался из-под низких веток  яблонь,  набухавших
липкими почками. В перископ видно было пеструю цепь идущих во весь рост  и
стреляющих немцев. Прошла еще секунда-другая грозного  молчания,  и  вдруг
"Рыжий" на максимальной скорости открыл огонь из орудия и из  сопряженного
с его  стволом  пулемета.  С  небольшим  запозданием  заговорил  и  нижний
"Дегтярев".
   Первый же снаряд попал удачно - фонтан разрыва  заслонил  атакующих  на
левом фланге. Следующие снаряды, посылаемые все  время  правее,  разметали
цепь. Ручные пулеметы плотными очередями вдавили людей  в  борозды  -  они
прижались касками к щетине прошлогодней стерни.
   Еще с минуту командиры отделений пытались перекричать  орудие,  поднять
цепь в атаку. Если бы им это удалось, у  них  был  бы,  может  быть,  шанс
выиграть,  потому  что  оставалось  преодолеть  чуть  больше  ста   метров
пространства, но победил страх  перед  смертью.  Первым  вскочил  один  из
раненых гитлеровцев и с криком бросился бежать к заросшему склону, за  ним
побежали остальные.
   Эти пятнадцать - двадцать секунд бега по открытому полю стоили им очень
дорого - Кос легкими движениями водил стволом, ловил  в  прицел  очередную
фигуру  бегущего  и  короткими   очередями,   тремя-четырьмя   выстрелами,
останавливал ее бег.
   Вихура, наблюдавший за боем в  свой  перископ,  расстегнул  ларингофон,
чтобы командир его не услышал, и наклонился к Лидке.
   - Ты хорошая, боевая, а вот сердечко янтарное отдай...
   Девушка на минуту прекратила стрелять из ручного пулемета. У нее болело
плечо от отдачи приклада, пороховой дым, заполнивший танк, першил в горле.
   - Скажи об этом Косу, - произнесла она хриплым голосом.
   Капрал ухмыльнулся, вернулся на свое место, прибавил газ и  тронулся  с
места.
   - Стой! - остановила его команда Коса. - Ты куда?
   - Так удерут же!
   - Переправа не разведана. Без  прикрытия  в  кустарник  не  поедем.  Ни
застрять, ни  потерять  машину  я  не  хочу,  -  ответил  Янек,  глядя  на
приклеенную к броне фотографию и прикрепле