пани Катажина.
   - Значит,  сразу  после  ужина?  -  Она  подала  руку  для  поцелуя.  -
Интересно, что вы еще скажете...
   В углу палатки на табуретке скромно сидел Юзек Шавелло. Сосредоточенно,
с большим старанием он завязал узелок и отгрыз нитку.
   - Готово?
   - Так точно. Спасибо, пани капрал, вот иголка, вот нитки.
   - Хорошо, хорошо, сынок, - ласково сказала кладовщица и вновь принялась
пересчитывать белье,  но  работа  уже  не  клеилась.  Она  прервала  счет,
улыбнулась сама себе и,  вынув  из  кармана  зеркальце,  стала  поправлять
прическу.
   Молодой Шавелло у выхода еще раз попрощался и, выскользнув из  палатки,
не торопясь обошел вокруг нее. Убедившись, что  его  никто  не  видит,  он
отыскал конец шнура, который высовывался из-под брезента, потянул за  него
и скрылся в густых зарослях орешника на краю  леса.  Затаившись  в  зелени
кустарника, он  начал  осторожно  подтягивать  шнур,  как  рыбак,  который
уверен, что у него на крючке большая рыба.  Наконец  он  подтянул  к  себе
ползущие по траве три объемистых мешка. Плотно свернув  их,  Юзек  схватил
"улов" под мышку и, теперь уже не теряя времени, нырнул в березняк.
   Между стволами по густой траве шествовала пара  влюбленных  желтоклювых
скворцов - они шли дружно бок о бок и заглядывали под прошлогодние листья.
Примчалась белка, выкопала что-то из-под  пенька  и  исчезла,  оставив  на
забаву ветру клочок рыжего пуха из своей зимней шубки.
   На вершине березы застрекотала сорока, возвещая о приближении фельдшера
Станислава Зубрыка.  Хорунжий  прогуливался  по  весеннему  перелеску,  то
ускоряя, то замедляя шаг; иногда даже останавливался. Он наслаждался  этой
минутой отдыха. Особенно радовала его тишина. Далекий  рокот  самолетов  и
еле слышный гул орудий еще более подчеркивали ее.
   Тропинка медленно взбиралась вверх и вскоре привела  Зубрыка  на  самую
вершину высотки. Там  он  присел,  чтобы  рассмотреть  молодую  поросль  у
старого каштана,  растущего  здесь  с  давних  времен.  Осенью  плоды  его
рассыпались по склонам возвышенности,  застряли  в  ямках  и  проросли,  и
теперь маленькие деревца разворачивали свои зеленые пятипалые лапки.
   Хорунжий поднял голову и остолбенел: на березе, стоявшей в  двух  шагах
от него, на которой еще минуту назад были только зеленые  листочки,  вдруг
словно выросли две больничные куртки и пара брюк. Он поднял  руку  и,  кто
знает, может быть, даже перекрестился бы, чтобы отогнать злых духов,  если
бы не увидел за густыми кустами  Марусю,  застегивающую  мундир,  а  потом
через мгновение, приподнявшись на  носках,  и  обоих  Шавелло,  старого  и
молодого.
   - Эй! - обрадованно крикнул он. - Я гуляю. Вы что, тоже?
   - Да, но... - начала Маруся.
   - Вы, товарищ хорунжий, туда? - спросил Константин  Шавелло  и  показал
рукой в глубь леса, а когда  фельдшер  кивнул  головой  в  знак  согласия,
сержант добавил: - А мы как раз оттуда.
   Хорунжий в недоумении пожал плечами и пошел дальше. Но сделав несколько
шагов, вдруг вернулся.
   - А что означают эти пижамы на дереве?  И,  собственно  говоря,  почему
пани Огонек в польской форме, а не в своей? А?
   Воцарилась тишина. Хорунжий заметил,  что  от  него  что-то  прячут,  а
приглядевшись внимательнее, понял, что его подчиненные прячут автоматы.
   В этот момент на дорогу выкатили мотоциклисты и притормозили,  как  это
было условлено, около высотки.
   - Эй, заговорщики, готовы? - выкрикнул плютоновый, стараясь перекричать
тарахтение выхлопных труб.
   - Удираете из госпиталя? Куда? - забеспокоился хорунжий.
   - В Берлин, - ответила Маруся,  делая  несколько  шагов  в  сторону  от
дороги.
   - Но ведь там идут ожесточенные бои!
   - Вот поэтому мы и удираем, -  объяснил  старший  Шавелло  и  пошел  за
Марусей.
   - С меня же начальник госпиталя голову снимет,  когда  узнает,  что  вы
убежали, а я вас не задержал. Может даже расстрелять.
   - Возможно, - согласился сержант.
   - А вы, товарищ военфельдшер, давайте с нами!.. - предложила  Огонек  и
улыбнулась.
   - Я? - Зубрык даже пошатнулся от страха.
   Во время этого разговора беглецы  все  ближе  подходили  к  мотоциклам.
Огонек,  так  и  не  дождавшись  ответа  на  свое  предложение,  козырнула
хорунжему и ловко вскочила в коляску мотоцикла. Ее примеру последовали оба
Шавелло. Молодой помог старому, которому все еще  немного  мешала  раненая
нога.
   И тут Станислав Зубрык принял героическое решение: с отчаянием на  лице
он вскочил на седло последнего мотоцикла и  движением,  полным  решимости,
натянул фуражку по самые уши.



21. ПИВНАЯ

   На трофейных дорожных картах, которыми  пользовались  Янек  и  Даниель,
Берлин был похож на огромного шестипалого паука. С запада как можно  ближе
к центру города старались дотянуться леса и продолговатые  озера.  Коротко
посовещавшись перед выездом из  Крейцбурга,  беглецы  решили  использовать
одну из этих зеленых полос,  чтобы  проскользнуть  между  Хеннигсдорфом  и
Шеввальде и подойти к Шпандау около кладбища.
   А оттуда всего  лишь  шаг  до  района  расположения  нашей  артиллерии.
Генерал  говорил,  что,  если  не  удастся  обойти  врага,  придется   его
отбросить. Однако  Янек  и  Даниель  решили,  что  следует  избегать  этой
крайности, а подхорунжий искренне признал тактику  поручника  Козуба  выше
своих стремлений решать задачи путем стремительных лобовых атак.
   Свернув с главного шоссе на юг, они вскоре попали в довольно  пустынный
район.  Дивизии,  преследующие  врага,  продвинулись  далеко   на   запад,
штурмующие Берлин полки вступили уже на улицы города.  Освобождая  дом  за
домом, они замыкали кольцо  окружения  и  перемещались  на  юг  и  восток.
Дивизионы дальнобойной артиллерии заняли позиции на  полянах  и  давали  о
себе  знать  только  глухим  гулом  залпов  и  шелестом   крупнокалиберных
снарядов.
   Не встречая почти никого,  кроме  грузовиков  с  боеприпасами,  "Рыжий"
двигался по  боковому  шоссе  в  сопровождении  двух  мотоциклов.  Третий,
выделенный в разведку,  шел  впереди,  но  вдруг  развернулся  и  помчался
навстречу танку. Его место, прибавив газу, сразу же занял другой мотоцикл,
а Лажевский проскочил рядом с гусеницей, круто развернулся,  догнал  танк,
выровнял скорость  и  жестами  объяснил  Янеку,  что  тут  недалеко  можно
заправиться.
   - Хорошо! - крикнул Кос и кивнул головой.
   На ближайшей развилке они свернули влево и остановились  у  заправочной
станции на окраине небольшого  городка.  Сотни  две  домишек  под  красной
черепицей дремали внизу на пологих склонах  холмов,  окружавших  небольшое
озеро.  Отсюда  они  казались  игрушечными,  как  на   макете,   сделанном
старательным учеником.
   Белые флаги - простыни, полотенца, -  привязанные  к  жердям,  прутьям,
развевались на всех домах, свисали из окон. На пустынных, словно  вымерших
улицах легкий ветер покачивал эти знаки капитуляции.
   Несмотря на тишину и отсутствие  на  улицах  людей,  два  разведчика  с
автоматами стояли по обе стороны от станции.
   - Бензин, масло, нефть -  все,  что  хочешь,  -  снимая  шапку,  сказал
Магнето спрыгнувшему с брони Косу. - Электричества нет, но  ручные  насосы
работают.
   - Вихура, - приказал Янек,  приглаживая  ладонью  волосы,  растрепанные
только что снятым шлемофоном, - наполняй основной и запасные  баки,  чтобы
на весь Берлин хватило...
   Густлик и Саакашвили тоже спрыгнули на землю и стояли  теперь  рядом  с
танком, не зная, что делать.
   - Пойдем осмотрим город, - предложил Лажевский Косу.
   - Пива бы выпить... Ладно. Капрал  Вихура,  остаетесь  за  старшего,  -
приказал Янек.
   - Слушаюсь. - Шофер по-военному вытянулся и, подождав, пока Лажевский и
Янек отойдут на несколько шагов, заметил: - А еще друг называется. Дает он
вам прикурить.
   - Не твоя забота. Сами разберемся, - проворчал  Густлик  и  потянул  за
собой Григория в сторону площадки для мытья машин; там он  стянул  с  себя
гимнастерку и рубашку и начал отворачивать кран.
   - Что делать будем, чтобы опять было хорошо? - спросил Григорий.
   - Сперва водички  на  башку,  -  решил  Елень,  подставляя  голову  под
холодную струю.
   Вихура поглядывал на  друзей,  придерживая  конец  шланга  у  горловины
бензобака; Томаш  старательно  перекачивал  горючее  в  баки,  а  Гонората
смотрела то на одного, то на другого и наконец спросила:
   - Может, мне за пана Густлика у командира прощения попросить?
   - Вы, панна Гонората, о себе  заботьтесь,  из-за  вас  да  из-за  этого
черного кота все и началось, - ответил капрал.
   - Он меня отослать хотел.
   - Ну и правильно, - подтвердил Томаш.
   - Но почему же к немцу, да еще к ефрейтору, когда я у генерала служила!
   - Среди ефрейторов больше хороших людей, - объяснил Черешняк. - Я этого
Кугеля знаю. Он ради плютонового  Еленя  все  сделает  и  зла  вам,  панна
Гонората, не причинит.
   Девушка задумалась. Командир танка говорил ей то же самое.  Вон  они  с
подхорунжим идут по пустынной, медленно сбегающей вниз улице. И  собака  с
ними - мчится впереди.
   Гонората, в яркой цветастой юбке, была  видна  снизу  с  улицы.  А  над
крышами домов вырисовывалась на фоне неба заправочная станция; рядом с ней
танк - могучий, красивый - выставил вперед ствол, словно гусар копье.
   Ветер перекатывал по улице сорванный где-то плакат, на миг прижал его к
остову сгоревшего автомобиля. Огромные черные буквы, словно эхо, повторяли
вопли фашистских демонстраций: "Единый  рейх,  один  фюрер".  Порыв  ветра
сильнее рванул белые флаги, громче взвыл в пустых проемах окон и дверей.
   Казалось, что из-за занавесок, из  глубины  темных  комнат,  пристально
смотрят чьи-то глаза. Лажевский пнул жестяную консервную банку, чтобы хоть
чем-нибудь нарушить гнетущую тишину. Шарик расценил это как приглашение  к
игре и погнал банку за угол дома. Кос и Лажевский рассмеялись  и  побежали
за ним. Собака покатила банку лапами, Янек остановил  ее,  как  футбольный
мяч, и послал вперед Лажевскому. Один в комбинезоне, другой в  маскхалате,
надетом поверх обмундирования, оба с непокрытой головой,  с  взъерошенными
от ветра волосами, они играли в футбол. Если бы за их спинами  торчали  не
автоматы, а висели школьные ранцы,  они  бы  вполне  сошли  за  мальчишек,
только что выбежавших из школы.
   Вдруг дверь одного дома хлопнула. Что это, ветер или человек?
   Они продолжали играть, обводя Шарика и все дальше продвигаясь по улице.
Но  после  одного  паса  подхорунжий,  вместо  того  чтобы  отбить  банку,
остановился у витрины и  позвал  Янека.  За  окном,  пробитым  несколькими
пулями,  стояли  пирамиды   одинаковых   стеклянных   банок   с   надписью
"Искусственный мед".  Посередине,  между  горками  искусственного  меда  и
четырьмя  большими  пчелами,  очень  похожими  на  гитлеровских  орлов  со
свастикой, висела огромная олеография, изображающая выступающего Гитлера с
широко открытым ртом, вытаращенными глазами и вскинутой вверх рукой.
   - Видел гада? Видно, наши быстро в город ворвались, лавочник  снять  не
успел. - Магнето потянулся к кобуре.
   - Не стоит, - удержал его Кос. - Зачем дырявить бумагу? Пива бы выпить.
   Лажевский  внимательно  осмотрелся.  Напротив  стоял  открытый  настежь
магазин с велосипедами, но  на  поперечной  вымощенной  булыжником  улице,
слегка поднимающейся вверх, находилось как раз то, что они искали.
   - Наверное, там.
   - Проверим.
   "Пивная" - было написано на вывеске золотыми  буквами.  Вниз  вели  две
ступеньки, за которыми была тяжелая дверь с медной ручкой,  отполированной
за многие годы тысячами рук.  Зазвенел  колокольчик,  когда  они  толкнули
дверь и вошли.
   Стены пивной были темные, над коричневыми столами из  толстых  досок  и
тяжелыми  табуретами  нависали  готические  своды.  Сразу   после   яркого
солнечного света пивная показалась вошедшим мрачной, но тут же они увидели
на стойке горящую свечу. За прилавком стояла толстая, обрюзгшая женщина  в
мужском пиджаке. В глубине  зала  над  недопитыми  кружками  молча  сидели
несколько  посетителей,  которые  даже  головы  не  повернули  в   сторону
вошедших. Кос и Лажевский сели в углу у двери, спиной к стене, так,  чтобы
видеть весь зал.
   Подошла девушка в фартуке и в короткой, едва доходящей до колен юбке.
   - Две кружки и воды, - заказал Кос.
   - Сейчас, - вежливо ответила официантка.
   Стуча ботинками на толстой деревянной подошве, она  подошла  к  стойке,
налила и принесла пиво и воду,
   Янек поставил миску с водой на пол, Шарик начал лакать, не спуская глаз
с немцев - он чуял чужой запах. Янек и  Даниель  пили  молча,  наслаждаясь
холодным, с горчинкой пивом. От стойки долетало легкое позвякивание стекла
о металл, а со стороны столиков слышался приглушенный разговор.
   - Еще... еще две кружки, - сказал Лажевский.
   Официантка принесла пиво,  с  опаской  поглядывая  на  собаку,  собрала
пустые кружки и вытерла стол. Кос протянул ей два оккупационных  банкнота.
Подхорунжий поднял свою кружку и, посмотрев на свет, заметил:
   - Скажи ей, чтобы наливала как следует. Половина - пены.
   Девушка широко открыла глаза и, подбежав к стойке, шепотом, который был
слышен во всем зале, сообщила своей хозяйке:
   - Там поляки.
   Седой, наверное самый старший из немцев, тут же поднялся  и,  отчетливо
выговаривая слова, заявил:
   - Город уже капитулировал.
   - Оружие? - спросил Кос.
   - У нас нет...
   - Проверь, нет ли у них оружия, - приказал Кос Шарику.
   Собака, обнюхивая  воздух,  начала  обходить  зал.  Наступила  гнетущая
тишина. Все  остолбенели.  У  последнего  столика  в  самом  углу  овчарка
остановилась в угрожающе зарычала. Янек и Даниель мгновенно  поднялись  со
своих мест и перекинули на грудь автоматы. Кос подошел на несколько  шагов
и повторил:
   - Твое оружие.
   Высокий мужчина приподнял полу пиджака, вынул из-за пояса  пистолет  и,
держа его за ствол, протянул Косу. Тот забрал оружие.
   - Это чужой, - объяснил седой.
   - Дай ему в зубы, - посоветовал Лажевский.  -  Чтобы  в  следующий  раз
умнее был.
   - Идем, - не отвечая на предложение, сказал Янек.
   - Не допьешь? - удивился Магнето, протягивая ему кружку с пивом.
   - Нет. Наши уже, наверное, заправились.
   Янек придержал двери, чтобы пропустить подхорунжего, который  в  правой
руке нес автомат, а в левой полную кружку пива. Кос отпустил дверь, она  с
треском захлопнулась. Шарик несколько раз оглянулся назад.
   Кос и Лажевский возвращались задумчивые.
   - Черт бы их побрал! - сказал вдруг Кос, останавливаясь. - Помнишь, что
ты говорил в лагере?
   - Передушить их всех, пока не поздно? Глупо.
   - А тот, в углу, пистолет прятал. Кому предназначались эти пули?
   - Говорил тебе: дай ему в зубы.
   Из-за угла, из того самого переулка, где они недавно  играли  в  футбол
консервной банкой, выкатился черный кружок и покатился по асфальту  улицы.
Ударившись о бровку тротуара, он разбился на мелкие части. За ним катились
другие. Шарик тявкнул, побежал  и,  подпрыгивая,  пытался  хватать  кружки
зубами - второй, третий, четвертый.
   Кос, свернув в переулок, увидел Саакашвили и Еленя,  сидящих  в  дверях
магазина патефонов. Рядом с ними  на  пороге  лежали  две  высокие  стопки
грампластинок. Они брали их по одной, аккуратно вынимали  из  конвертов  и
движением искусных игроков в кегли пускали вниз по асфальту. Танкисты были
так увлечены  этим  занятием,  что  только  в  последнюю  минуту  заметили
подходящего командира.
   - Зачем бьете?
   - Да здесь одни марши, - объяснил застигнутый врасплох Густлик. - А они
теперь ни к чему.
   - Перестаньте. Нашли забаву!
   - Хотите по глоточку? Холодненькое.  -  Лажевский  протянул  им  кружку
пенящегося пива.
   - Нет, - категорически отказался Густлик.
   - Нет, - повторил Григорий, облизывая губы и проглатывая слюну.
   - Мы вот, Янек, навстречу вам вышли, - начал Елень, -  сказать  хотели,
что теперь ни капли в рот не возьмем.
   В начищенных сапогах, со сверкающими бляхами на ремнях, они  стояли  по
стойке "смирно".
   - Ни капли? Никогда? - Кос прищурил глаза.
   - Никогда, - подтвердил грузин.
   - Разве уж какой холерный случай подвернется... - внес поправку Елень.
   - Кажется, сейчас подвернется  такой  случай,  -  сказал  Кос,  заметив
гостей, и быстро зашагал в сторону танка.
   К  заправочной  станции  подъехали  три  грузовика.  К  последнему  был
прицеплен фургончик с гордо торчащим  французским  флагом  и  надписью  на
борту "В Париж".
   - Привет, союзники! - закричал водитель с льняными волосами, вылезая из
кабины первого грузовика. - Заправиться бензинчиком дадите?
   - Откуда и куда едете, ребята? - спросил Кос.
   - А ты кто такой - вопросы задавать?
   - Командир, - объяснил Густлик. - Он имеет право спрашивать.
   - Да, командир, - подтвердил Григорий.
   - Вашим артиллеристам снаряды возили.
   - Стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы?
   - Точно.
   - Где стоят?
   - Как в Шпандау за поперечное шоссе проедешь, так сразу слева...
   - А теперь куда?
   - На тот берег Одера.
   - Через Ритцен?
   - Да.
   Чтобы не терять времени, русский, не прерывая разговора, вставил  конец
шланга в горловину бака. Вихура качал насос.
   - Заберете с собой девушку?
   - Красивая?
   - Пусть тебя это не волнует, - вмешался Елень. - Пощупай. -  Он  согнул
руку, напрягая мускулы. - Мою девушку повезешь, понял?
   Саакашвили привел Гонорату. Она с любопытством посмотрела  на  молодого
симпатичного шофера с грузовика, а затем  отвернулась,  делая  вид,  будто
плачет.
   - Мало того, что к немцу, - всхлипывая, жаловалась она,  -  так  еще  и
большевики меня повезут.
   - Девушка, что с  вами?  -  растерялся  водитель.  -  Довезем,  честное
комсомольское, довезем.
   - Хватит! - крикнул Янек. Бак был уже  полный,  красноармеец  этого  не
замечал, а Вихура продолжал качать, и бензин лился через край.
   - Что он сказал? - допытывалась Гонората.
   - Сказал, что, ей-богу,  довезет,  -  перевел  Густлик  с  русского  на
польский.
   Из  фургончика,  прицепленного  к   последнему   грузовику,   выглянула
заспанная   физиономия   долговязого   француза,   видимо    только    что
проснувшегося. Он протер глаза, все еще не веря, что это не  сон.  Наконец
соскочил на землю и подошел к стоящему недалеко от грузовика Вихуре.
   - Бонжур, это вы?
   - Мы, - ответил капрал. - Не в ту сторону вас везут.
   - О ля-ля, а нам в Париж!
   И он, и его два спутника очень расстроились, узнав,  что  они  случайно
перепутали дорогу.  Торопясь,  они  начали  отвязывать  свой  фургончик  и
наконец откатили его на обочину.
   - Попробуйте, - угостил их Лажевский кружкой пива, которую он  все  это
время терпеливо держал в руке.
   - Бон, - оценил длинный, жадно выпив половину.
   - Бирштубе, пивная, - показал рукой Магнето. - Но возьмите с  собой  на
всякий случай эту игрушку. - И он протянул  французу  отобранный  у  немца
пистолет.
   - Нон. Жамэ. Ну не сом па сольда. Вив  ля  пэ!  -  заулыбался  длинный,
объясняя, что никогда-никогда он не возьмет в  руки  оружие,  что  они  не
солдаты и что да здравствует мир.
   - Трогаем! - подал команду Кос.
   - Давай! - поддакнул Лажевский.
   Двигатели заработали почти одновременно. Экипаж  танка  и  мотоциклисты
заняли свои места. И только Густлик стоял еще  у  советского  грузовика  и
разговаривал о чем-то с уже усевшейся в кабине Гоноратой. Они  долго  жали
друг другу руки, потом неловко поцеловались.
   Советские грузовики двинулись  на  восток,  а  мотоциклы  и  танк  -  в
противоположную сторону, свернув затем на юг.
   Трое французов все еще стояли около своего фургончика. Они  смеялись  и
громко перешучивались. Затем длинный показал рукой на запад  и  впрягся  в
фургончик. Двое его друзей, взявшись за задние колеса, не пускали его.
   Еще минуту они стояли, а затем, выяснив окончательное  мнение,  сделали
небольшой крюк и свернули на улицу, сбегающую вниз. Фургончик, как они