морье] стоял около них, попыхивал трубкой, поглядывая в сторону Гдыни. В
уголках его смеющихся глаз собирались мелкие-мелкие веселые  морщинки.  Он
долго молчал, потом повторил:
   - Сидеть да ждать - скучное дело. Мы вас пять с половиной лет ждали. Ой
как ждали! И только когда зимой сорок второго в наших краях появился  Вест
и организовал наш  кашубский  отряд  "Гриф",  стало  легче.  То  случится,
жандарм исчезнет, то пост сгорит, то мост на шоссе или на железной  дороге
взлетит в воздух.
   - А как было, когда наши пришли? - спросил Янек. -  Мы  сегодня  только
первый день, прямо из госпиталя.
   - Как было? Да так: женщины ходили - немцы на них не обращали  внимания
- и смотрели, где те мины закладывают, где какие укрепления  строят.  Вест
сделал такой план, а потом перерисовал его через кальку. Как  услышали  мы
орудия на западе, он послал нас нескольких в лес и сказал, чтобы тот,  кто
первым встретит войска, отдал план. Хорошо получилось. Ваши  танки  в  два
счета взяли город, и только одного вот  здесь,  на  пригорке,  похоронили.
Может, знаете его?
   - Семенов. Поручник Василий Семенов...
   - Василий Семенов, - повторил кашуб. - Надо запомнить. Чтобы как  дождь
смоет надпись, так поправить и детям сказать. А он был издалека?
   - Из России, - объяснил Янек и спросил: - А этот  Вест,  о  котором  вы
говорили, поляк? Странная фамилия...
   - Поляк, а Вест - это его партизанское имя.
   - А на самом деле как?
   - Этого я не знаю, и спрашивать не надо. Если бы даже  и  знал,  то  не
сказал бы. Партизанский порядок. - Он левой рукой гладил по голове Шарика,
который с первой же минуты проникся к нему доверием.
   Они кончали есть. Уже почти совсем стемнело, и со стороны  Гдыни  стали
отчетливее слышны раскаты и видны вспышки.
   По шоссе подъехал грузовик, а за  ним  танковый  тягач  с  краном.  Обе
машины остановились. Через поле в сторону поврежденного  танка  направился
механик в комбинезоне. Он подошел к ним, вытирая руки комком пакли.
   - Союзники, привет! - сказал он по-русски. - Как звать вашу машину?
   - "Рыжий".
   - Значит, мы к вам.
   Он обошел вокруг танка, осмотрел пробоину и разбитый мотор, вытащил  из
кармана фонарик и дал знак стоявшим на шоссе.
   - Все будет в порядке, - заявил он. -  Выбросим  старый,  поставим  вам
новый, гвардейский мотор. К утру все будет готово, успеете еще повоевать.
   Тягач переехал через кювет и, описав полукруг, подошел к  танку  сзади.
Стрела крана торчала над ним, как острый, загнутый коготь.
   Кашуб собрал миски, свернул салфетку, сложил все это в сумку и  спросил
Янека:
   - Утром в бой?
   - Да.
   - Вас только трое?
   Янека пронзила мысль - он совсем забыл! Им не хватает четвертого  члена
экипажа.
   - Ничего, подберем кого-нибудь по дороге, - пробормотал он.


   Работали молча, понимая друг друга с полуслова. Ночь была темная, и они
подсвечивали себе  небольшими  лампочками-времянками,  провода  к  которым
тянулись от тягача и танка.
   Провозились дольше, чем думали. Старый мотор  сняли  быстро,  но  потом
потребовалось все как следует очистить, убрать из моторного отделения даже
самые мелкие осколки, вытереть все начисто. При  установке  нового  мотора
тоже были затруднения, но наконец и он сел на свое место.  Открыли  подачу
топлива, и Саакашвили с бьющимся  сердцем  нажал  на  стартер.  Завертелся
маховик, передал движение на мотор, и тот сразу заговорил  мощным  звучным
голосом. Выключили его уже в полной темноте,  пожали  друг  другу  руки  и
быстро, ловко установили над мотором броневую плиту.
   Дыру от снаряда залатали раньше.
   Механики закурили и уже  собирались  уезжать,  но  в  это  время  Шарик
дружески заворчал, и из темноты снова вынырнул тот же кашуб.
   - Жена подогрела кофе и испекла для вас булочки.
   - О, да у вас здесь отлично налаженное снабжение, - смеялись русские. -
Сразу видно, опытные фронтовики, с голоду не помрете.
   Булки и кофе были поровну поделены на всех, включая, конечно, и Шарика.
Когда они ели, кашуб потянул Янека за рукав:
   - Вам ведь одного не хватает. Я привел четвертого.
   - Кого?
   Только сейчас Янек рассмотрел, что на расстоянии  шага  от  него  стоит
человек, тоже в шляпе и в темного цвета гражданской одежде.
   - Вест, - представился незнакомец.
   Он пожал Янеку руку и подал какие-то бумаги. Кос отошел к танку,  через
люк  водителя-механика  просунул  голову  внутрь  танка  и,  взяв  в  руки
ремонтную  лампочку,  прочитал:  "Удостоверение  выдано  поручнику  Весту,
командиру  партизанского  отряда..."  Дальше   говорилось   о   совместных
действиях с бригадой при взятии Вейхерово, о чем  он  уже  знал,  и  внизу
стояла подпись генерала.
   - Вот  еще...  -  Вест  протянул  другую  бумагу.  Это  было  временное
удостоверение  о  представлении  к  Кресту   Храбрых,   тоже   подписанное
генералом.
   Янек погасил лампочку, отдал документы.
   - Хотите с нами?
   - Да.
   - В танке воевали?
   - Еще нет.
   - Ручной пулемет знаете?
   - Немного.
   - А рацию?
   - Могу работать.
   - Очень хорошо. Гжесь, Густлик!
   Они подошли ближе, Янек представил:
   - Поручник Вест, о котором нам говорили. Поедет с нами новым четвертым.
   - А что, - согласился Елень, - поедем.
   - Все готово, - подтвердили русские.
   Танкисты пожали на прощание руки механикам. Тягач выехал опять на шоссе
и там остановился.
   Кос подал команду:
   - По местам!
   Неизвестно, как это получилось, что, хотя  Саакашвили  был  старшим  по
званию, а у Еленя было больше боевого опыта,  Кос  как  бы  по  молчаливой
договоренности принял командование  на  себя.  И  так  же  без  разговоров
поручник Вест, хотя и был офицером, занял место стрелка-радиста.
   Взревел мотор. Танк двинулся, сделал поворот влево,  вправо,  вышел  на
шоссе и остановился, урча мотором на малых оборотах.
   Механики с тягача подошли ближе, один из них крикнул:
   - Как новое "сердце"?
   - Хорошо! - ответил по-русски Янек.
   - Счастливо воевать!
   Первым двинулся грузовик, за  ним  -  тягач.  Махая  танкистам  руками,
русские поехали в сторону Гдыни. Кос с благодарностью  смотрел  им  вслед,
думая, хорошо ли они, экипаж танка, поблагодарили их, потому что "Рыжий" и
в самом деле получил новое "сердце".
   Янек со своего места в башне спустился вниз, присел на  корточки  между
Григорием и Вестом. Выглянул в открытый люк и сказал:
   - Справа, во рву, разбитая машина. Попробуйте пулемет.
   С последним словом раздалась короткая очередь, пули отсекли острый клин
железа.
   - А как радио?
   - Уже разобрался, - ответил Вест. -  Здесь  переключатель  на  танковое
переговорное устройство, здесь прием и передача. На какой волне работаем?
   - Семьдесят четыре метра.
   - Поехали? - спросил Григорий.
   Янек на мгновение задумался.
   - Вы, Вест, останьтесь, а мы сейчас вернемся.  Попрощаемся,  ребята,  с
Василием.
   Они вышли из танка, в темноте отыскали холмик, остановились  перед  ним
втроем, сняли шлемофоны. Шарик присел рядом.  Янек  взялся  за  деревянную
кобуру маузера и отвел руку, отказался от прощального залпа.  Он  подумал,
что не надо будить того, кто спит. Поправил слегка покосившуюся  табличку.
Немного можем мы сделать для погибших - только помнить и жить так, как они
бы этого хотели.
   Они надели шлемофоны и вернулись на шоссе, где их ждал "Рыжий" и  новый
четвертый - Вест.



23. БЕРЕГ МОРЯ

   Ночь выдалась  трудная.  Окруженные  на  Оксыве  гитлеровцы  дрались  с
отчаянием обреченных. За спиной у  них  был  высокий  обрывистый  берег  и
Пуцкая бухта. Их единственной надеждой были десантные баржи,  которые  под
покровом темноты и под прикрытием орудий боевых кораблей подкрадывались  к
берегу. Гитлеровцы стремились продержаться еще хотя  бы  несколько  часов,
лишь в этом случае они могли надеяться, что их все-таки эвакуируют.
   Перед наступлением сумерек гитлеровцы провели сильный артиллерийский  и
минометный налет и  стремительной  контратакой  отбросили  назад  танки  и
пехоту бригады, занимавшей фольварк. В  течение  двух  ночных  часов  наши
готовились к новому  штурму,  а  затем  совместно  с  советскими  тяжелыми
танками и самоходной артиллерией нанесли удар и снова овладели фольварком.
   Теперь наши окопались здесь, укрылись за остатками стен  и  прочесывали
пулеметными очередями пространство, лежавшее перед ними. Утром они  должны
были нанести удар из фольварка и выйти к берегу моря. Атаковать предстояло
утром, а сейчас еще  ночь.  Она  неторопливо  уходила,  близился  рассвет.
Генерала  беспокоил  артиллерийский  огонь,  который  гитлеровцы  вели  по
фольварку. Огонь был, правда, не слишком сильный, но выстрелы  раздавались
каждый  раз  с  нового  места,  и   стреляли   орудия   разного   калибра,
принадлежащие  различным  батареям.  Генерал  на  своем  командном  пункте
прислушивался: он знал,  что  противник  производит  пристрелку.  Все  это
предвещало контратаку, а у бригады уже почти не оставалось резервов.
   Последний танковый взвод - это был  взвод  управления  -  он  послал  к
переднему краю еще с наступлением ночи,  когда  наши  бросились  в  атаку,
чтобы во второй раз отбить у противника фольварк. В  резерве  у  командира
бригады остались только два отделения автоматчиков и рота крупнокалиберных
зенитных пулеметов.
   Людям, не искушенным  в  пауке  воевать,  кажется,  что  щи  ликвидации
окруженных группировок огромный перевес находится  на  стороне  атакующих.
Это не так. Каждая дивизия, которую можно было снять с переднего края и  в
которой не  было  острой  необходимости,  немедленно  отходила  ее  спешно
пополняли  и  направляли  на   запад,   к   Одеру.   Советское   Верховное
Главнокомандование сосредоточивало  силы,  чтобы  предпринять  решительное
наступление на Берлин; до начала его оставались  считанные  дни.  По  этой
причине здесь, у Оксыве,  нужно  было  приложить  максимум  усилий,  чтобы
окончательно разбить окруженную группировку немцев.
   Генерал думал обо всем  этом,  сидя  в  небольшом,  врытом  в  землю  и
накрытом бревнами блиндаже, все время поглядывая в стереотрубу.  Пока  что
он видел только темноту да короткие вспышки далеких выстрелов, но  вверху,
в кругах линз, чернота  ночи  уже  сменила  свой  цвет,  начала  понемногу
блекнуть и сереть. Через четверть  часа  рассвет,  и  тогда  решится,  кто
первым нанесет удар - мы или они.
   Лидка, дежурная радистка, дремала, не снимая наушников. Рот у  нее  был
приоткрыт, веки неплотно сомкнуты,  и  всем  своим  видом  она  напоминала
чуткого зайца-русака в борозде. Генерал дотронулся до  ее  плеча.  Девушка
подняла голову и сказала:
   - Я не сплю.
   Генерал улыбнулся:
   - Сейчас несколько минут действительно не спи. В случае чего позови.  Я
буду недалеко.
   Он вышел из блиндажа в окоп, отыскал начальника штаба и приказал:
   - Собери всех: поваров, писарей. Всех до единого. Никого не оставляй  в
тылу.  Надо  сформировать  по  крайней  мере  еще  два  отделения   помимо
автоматчиков.  Командирами  всех  четырех  отделений   резерва   назначить
офицеров штаба. Роту зенитных пулеметов, которая нас прикрывает, перебрось
вперед на опушку перелеска справа перед нами.  Пусть  займет  позицию  для
ведения огня по наземным целям.  Она  должна  отбросить  немцев,  если  те
прорвутся  рядом  с  фольварком.  Соедини  меня  с  пулеметчиками   прямой
телефонной связью.
   Генерал вернулся в блиндаж, сел к  столу  и  принялся  есть  посыпанный
сахаром черный хлеб, запивая его вчерашним  кофе.  Готовить  было  некому;
ведь он сам отправил поваров на передовую.
   Взглянув на часы, он убедился, что остается еще десять спокойных минут.
Он снял мундир, побрился, умылся над ведром, попросил  Лидку  полить  ему.
Потом плотно набил табаком трубку и закурил.
   Время было рассчитано правильно, он ошибся всего на несколько минут.
   Немцы начали немного позднее. Со стороны  фольварка  теперь  доносились
частые, заглушающие друг друга разрывы снарядов. Генерал надел наушники  и
спросил:
   - "Лиственница", я - "Висла". Что у вас там за шум?
   - Я - "Лиственница", - немедленно послышалось в ответ. - Лезут на  нас.
Уже видны танки и наступающая пехота.
   - "Лиственница", фольварк удержать любой ценой.
   - Я - "Лиственница", понял.
   Вместе со светом наступающего  дня  усиливался  грохот  боя.  Уже  были
слышны нервная трескотня пулеметов и автоматов и гулкие пушечные  выстрелы
наших танков.
   Генерал сдвинул один наушник с уха, чтобы он не мешал ему ловить  звуки
сражения, но с места не двигался и не подходил к стереотрубе. Он знал, что
с минуты на минуту должна отозваться "Лиственница".
   - "Висла", "Висла", я - "Лиственница". Меня обходят с  правого  фланга.
Проникают в тыл, в направлении перелеска и дороги, идущей из оврага.  Силы
противника: взвод танков и примерно рота пехоты.
   - Ясно, - не называя своего позывного, ответил генерал. - Держитесь, не
горюйте.
   Генерал произнес это уверенным и спокойным голосом.  Могло  показаться,
что в его распоряжении по крайней мере рота танков. А  на  самом  деле  на
краю перелеска были только эти  девять  зенитных  пулеметов  калибра  12,7
миллиметра. Пехоту врага они, очевидно,  отбросят,  но  танки  их  сомнут,
выйдут в тыл и споткнутся только где-то дальше, перед  огневыми  позициями
артиллерии. Генерал поднял трубку телефона:
   - Что у вас?
   Командир роты зенитных пулеметов доложил:
   - Заняли позиции, готовы к бою.
   - Откроете огонь  только  по  моей  команде  или  только  когда  пехота
противника будет в ста метрах от вас. Раньше себя не обнаруживайте.
   - Слушаюсь!
   Генерал подошел к стереотрубе, осмотрел предполье. Очевидно, солнце уже
выглянуло из-за горизонта, потому  что  клубы  пыли  над  фольварком  были
окрашены в нежный розовый цвет. Снаряды еще рвались там,  но  реже.  Огонь
немецкой артиллерии значительно ослаб.  Не  будь  гитлеровцев  на  фланге,
можно было бы подумать и о переходе в атаку. Если бы еще три или  хотя  бы
два танка в резерве!..
   Сзади, за спиной генерала, послышался неестественный, удивленный  голос
Лидки:
   - Я - "Висла". Повторите, не понимаю.
   Генерал повернулся, взглянул на побледневшее лицо девушки.
   - Что такое?
   Она выключила  микрофон  и  побелевшими  губами  со  страхом  в  глазах
ответила:
   - Гражданин генерал, доложил "Граб-один", но это невозможно. Ведь...
   Генерал торопливо надел наушники, спросил:
   - "Граб", где находишься?
   - Я - "Граб", - услышал он чужой,  незнакомый  голос.  -  Иду  песчаным
оврагом, поднимаюсь вверх.
   Это был не Янек Кос. У генерала мелькнула  мысль,  что  они,  вероятно,
взяли кого-то нового четвертым к себе в экипаж, и на всякий случай,  чтобы
убедиться, спросил:
   - Кто около тебя с правой стороны?
   - Я - "Граб"... - начал было  тот  неуверенно,  услышав  этот  странный
вопрос, но быстро продолжал: - Около меня Шарик.
   - Следуйте до конца оврага, но не выходите наверх. Приготовьте машину к
бою и ждите приказа.
   Генерал выключил микрофон, вызвал начальника штаба.
   - Весь резерв - бегом в овраг. Там ждет наш танк.
   Не снимая  наушников,  генерал  вернулся  к  стереотрубе,  повернул  ее
вправо, чтобы видеть край  перелеска,  где  пулеметчики  устроили  засаду.
Дорога, ведущая из оврага, шла поперек поля, чуть впереди. Еще дальше,  на
одной линии с фольварком,  были  разбросаны  отдельные  группы  кустов,  и
именно в этот  момент  среди  них  показались  очертания  трех  движущихся
танков. Они вели огонь вслепую и, не встречая сопротивления, уверенно  шли
вперед.  Между  машинами  бежали  маленькие   фигурки   гитлеровцев.   Они
приближались, увеличиваясь  на  глазах,  но  генерал  усмехнулся.  У  него
появился шанс... Правда, небольшой, один против трех, но ведь противник не
знал об этом...
   - "Граб-один"! Я - "Висла"! Слышите меня?
   - Я - "Граб-один"! Вас слышу.
   - Внимание, ребята, -  тепло  произнес  генерал,  употребив  выражение,
более подходящее для простого разговора и не предусмотренное уставом. - По
приказу продвиньтесь на несколько метров вперед,  так  чтобы  только  ваша
башня приподнялась над краем оврага. Сразу же поставьте прицел  на  двести
метров. Перед собой увидите три танка, они подставят бок  прямо  под  вашу
пушку. Пехотой  займутся  другие.  С  тыла  к  вам  подходит  наш  резерв.
Уничтожите танки - ударите вместе с  автоматчиками  вправо,  через  редкие
группы деревьев. Ясно?
   - Ясно! - послышалось в наушниках.
   Немецкие танки с пехотой продолжали приближаться. Генерал  уже  не  мог
видеть их всех сразу. Он направил стереотрубу  на  правофланговую  машину,
больше всех выдвинувшуюся вперед. Генерал  ждал  топ  минуты,  когда  танк
подойдет к дороге. Перед рвом танк несколько снизил скорость, наклонившись
вперед, съехал в ров и, увеличив обороты мотора, начал  вылезать,  задирая
высоко вверх нос. Генерал схватил телефонную трубку:
   - Пулеметы, огонь! - И прежде чем те повторили команду, скомандовал  по
радио: - "Граб", выдвини башню и бей изо всех сил!
   С  последним  словом  до  командного  пункта  донесся  тяжелый   грохот
пулеметных очередей, стремительно выпущенных  девятью  стволами.  По  полю
пошли крученые ленты пыли, словно удары  бича.  Немецкая  пехота  залегла.
Танки заметили цель. Первый  приостановился,  огрызнулся  огнем,  а  потом
опять пополз вперед под прикрытием двух других танков.
   "Если "Рыжий" опоздает на тридцать секунд..." - подумал генерал.
   В это самое мгновение в том месте, где из оврага выходила  дорога,  над
самой  землей  генерал  увидел  вспышку,  и  ближайший  танк  остановился,
охваченный  огнем.  Только  теперь  командир  рассмотрел  башню  -  темный
овальный силуэт, чуть возвышающийся над землей. Экипаж  не  терял  времени
зря. Один за другим из ствола вырывались снопы огня, и вот уже  за  вторым
танком потянулся шлейф дыма.  Танк  увеличил  скорость,  как  будто  хотел
убежать от него, потом замедлил ход и вдруг, сделав резкий поворот,  начал
описывать круги, дымя все сильнее. Видно, мотор  работал,  а  раненый  или
убитый водитель завалился набок и продолжал удерживать правый рычаг.
   Третий немецкий танк повернул башню и ответил огнем, но,  не  видя  как
следует противника, сделал неожиданный поворот и начал отступать к  своим.
За ним бегом бросились солдаты.
   - "Граб", где наша пехота?
   - Около меня.
   - Все вперед!
   Генерал видел, как башня  дрогнула,  поднялась  над  землей  и  наконец
медленно показался весь Т-34. Танк ожесточенно месил гусеницами  песок,  с
трудом взбираясь наверх.
   Автоматчики обогнали его, выбежали на поле  и,  развернувшись  в  цепь,
бросились преследовать гитлеровцев. Постепенно, начиная с правой  стороны,
умолкали пулеметы, чтобы не попасть в своих.
   "Рыжий" наконец выбрался на  твердый  грунт  и,  остановившись,  трижды
ударил по удирающему танку. Первые два снаряда пролетели мимо,  выпущенные
в спешке и не давшие нужного результата. Третий попал в  гусеницу,  вырвал
ведущее колесо и швырнул его высоко вверх вместе с несколькими траками.
   Танк застыл на месте, затем повернул башню, собираясь  обороняться,  но
наши уже держали его на прицеле. Первый снаряд высек искры из его брони, а
следующий врубился прямо в башню. Танк приподнялся вверх  и  после  взрыва
боеприпасов заполыхал огнем...
   Грохот этого взрыва донесся  до  командного  пункта  вместе  с  криками
наступающих автоматчиков. Это были нестроевые отделения, сформированные из
людей, обычно работающих в тылу, но сейчас, когда они преследовали врагов,
ошеломленных неожиданным ударом, в страхе удиравших  что  есть  духу,  они
напирали не хуже фронтовиков.
   "Рыжий" уже догонял свою стрелковую цепь и над головами бегущих впереди
солдат поливал гитлеровцев из пулемета. Он вышел уже почти на одну линию с
фольварком, то исчезая среди деревьев, то появляясь в просветах, и генерал
решил, что время пришло.
   - "Лиственница", все