невредимой.
   Щеки девушки зарделись от смущения, и, опустив глаза, она объяснила:
   - Я знала, что вы, пан Густлик, наверняка вернетесь к своему танку.
   Янек с улыбкой разглядывал эту пару  с  высоты  башни  "Рыжего".  Потом
поплотнее надвинул шлем, чтобы лучше слышать, подтянул провод ларингофона,
переключил рацию на передачу и ответил:
   - "Грот", я "Рыжий",  вас  понял.  Есть  выполнять  приказ.  -  Щелкнул
переключателем и подал команду:  -  По  местам.  Генерал  вызывает.  Тебя,
Магнето, тоже.
   - А меня возьмете? - испуганно спросила Гонората.
   - Ну а как же иначе? - пробасил Густлик, поднял ее с земли  и  поставил
на броню.
   Пока экипаж занимал  свои  места,  Григорий  уже  включил  задний  ход,
осторожно разворачивая машину. За их  спиной,  на  противоположном  берегу
канала, раскинулось поле только что отгремевшего боя: несколько догорающих
танков и бронетранспортеров, неподвижные тела  убитых.  По  мосту,  пролет
которого был снова опущен, быстрым маршем проходили  пехотинцы,  грузовики
тянули орудия. Над лесом, куда отступили гитлеровцы, кружили  десятка  два
штурмовиков, сбрасывая бомбы и обстреливая немцев реактивными снарядами.


   Генерал отдал микрофон Лидке, сидевшей в бронетранспортере, над которым
возвышался длинный металлический штырь антенны. Жестом задержал санитаров,
сгибавшихся под тяжестью носилок с  Козубом.  У  раненого  из-под  повязки
видны были лишь глаза.
   - Не пришел в сознание?
   - Нет, - ответила доктор Ирена, стягивая с руки  резиновую  перчатку  и
сбрасывая белый халат, в котором делала перевязки.
   - Довезете живым?
   - Постараюсь.
   - Девять лет в огне. Выходит, переплыл море и утонул у входа в порт.  -
Генерал помолчал, потом приказал  командиру  транспортера:  -  Езжайте  за
нами.
   - Разрешите немного подождать, - попросила Лидка. - Мы поедем вместе  с
"Рыжим".
   - Вам с ним не по пути. Сопровождайте колонну  санитарных  машин,  а  к
вечеру возвращайтесь в штаб армии.
   -  Гражданин  генерал,  -  решилась  девушка,  поднявшись  с  места   и
перегнувшись через борт транспортера, - я  должна  встретиться  с  Янеком,
хоть на пять, хоть на две минуты. Я должна ему сказать...
   Она умолкла, глотая слезы,  машинально  отбрасывая  рукой  мягкие,  как
шелк, волосы, упавшие на лицо.
   - Что-нибудь случилось? - резко спросил командующий.
   - Да. - Она кивнула головой, внезапно решившись  сказать  правду.  -  Я
видела его рапорт.
   - Но ведь он не тебе адресован. - Генерал приподнял  брови  и  наморщил
лоб.
   - Я случайно  увидела...  Когда  укладывала  бумаги  в  полевую  сумку,
конверт открылся, а это было в первой строке рапорта...
   Докторша,  окончив  погрузку  последней  машины,  возвращалась,   чтобы
доложить о готовности к отправке раненых. Генерал уже издалека показал  ей
жестом, чтобы колонна трогалась, и вновь обратился к сержанту -  командиру
бронетранспортера:
   - Вы долго еще будете здесь торчать?
   Бронированная машина рванулась с  места  и  первой  выехала  за  ограду
лагеря. За ней - сбившиеся в небольшое стадо мотоциклы прикрытия и одна за
другой санитарные машины.
   Постояв еще с минуту на месте, генерал пошел через  опустевший  плац  к
воротам,  обходя  трупы  гитлеровцев  в  стальных   касках   и   пятнистых
маскировочных куртках. За ним, отстав  на  несколько  метров,  как  верный
конь, следовал открытый вездеход с водителем и автоматчиком.
   Между изогнутыми подпорами строительных лесов протиснулся  Шарик  и  со
всех ног бросился навстречу генералу, радостно приветствуя друга, которого
не видел несколько дней.
   - Ты что здесь делаешь? - удивился командующий, поглаживая лоб  собаки.
- "Рыжий" в бою, а ты здесь бродишь?
   Овчарка коротко залаяла, потом заворчала и виновато заскулила,  пытаясь
объяснить свое утреннее приключение с  шапками,  но  это  ей  не  особенно
удавалось.
   - Немного понимаю, но не совсем, - ответил генерал. - Подожди!
   Еще не успели выехать с территории лагеря последние санитарные  машины,
как навстречу им, прокладывая себе дорогу отрывистыми сигналами,  в  узкие
ворота протиснулась короткая колонна мотоциклов и остановилась у ограды.
   - Смирно! - подал команду Лажевский и  доложил:  -  Гражданин  генерал,
мост удержан. Мои потери: в третьем отделении один убитый и двое  раненых.
Остальные отделения взвода...
   - Остальные отделения твоего взвода сопровождают санитарную колонну,  -
закончил за него генерал. - Где танк?
   - Сейчас  будет  здесь,  -  ответил,  посмотрев  назад,  подхорунжий  и
добавил: - Плютоновый Елень один отбил первую атаку, во время  второй  его
поддержало мое отделение, а потом "Рыжий". Вскоре и подразделения подошли.
Фрицев за канал мы не пустили, а теперь авиация их  так  долбит,  что  они
бросились улепетывать. Наши их преследуют. Если бы поручник Козуб пустил в
дело тяжелые танки и весь мой взвод...
   - Оставшиеся на месте отделения вашего взвода  помогли  отразить  атаку
диверсионных групп. Лагерь минирован, и они имели приказ взорвать  его.  -
Генерал показал на трупы в маскировочных куртках. - Козуб был дважды ранен
в грудь.
   Поблизости заревел мотор,  и  у  лагеря  появился  танк.  Остановленный
жестом  генерала,  замер  у  ворот.  Загремели  открываемые  люки,  в  них
появились Густлик и Томаш, а рядом с Саакашвили выглянул Франек Вихура.
   Кос ловко спрыгнул с башни, подбежал и вытянулся перед  генералом,  как
бы не замечая сидящего у его ног Шарика.
   - Благодарю за то, что удержали мост. - Генерал обращался и  к  экипажу
танка, и к мотоциклистам. - Это было острие клина сильной группы,  которой
поставили задачу  прорваться  с  севера  к  столице  рейха.  Вы  задержали
передовые части группы на несколько минут, но этого было достаточно, чтобы
осуществить маневр огнем артиллерии  и  авиации,  а  потом  перебросить  и
пехоту.
   - Во славу родины! - произнес от имени всех Кос.
   - Устали?
   - Нет, - щелкнул каблуками Лажевский.
   - А почему собаку бросили одну?
   - Она устроила себе подстилку из наших шапок, за это и  получила  наряд
вне очереди, - объяснил Янек.
   - Так пес у вас совсем пропадет, -  прервал  его  генерал,  расстегивая
планшет.
   - Обиделся и куда-то скрылся. В машину! - приказал Кос овчарке.
   - Ты сам ему приказал, чтобы он  себе  еду  искал,  -  защищая  собаку,
вмешался Густлик.
   Шарик, вместо того чтобы  выполнить  приказ,  коротко  залаяв,  побежал
туда, откуда только что  вылез,  под  строительные  леса,  поставленные  у
ворот.
   - Если вы не устали, -  генерал  жестом  пригласил  Коса  и  Лажевского
подойти поближе, - то я хотел бы, чтобы вы немедленно двинулись в Берлин.
   - На парад! - не выдержал Вихура. - Разве я не говорил!..
   Под грозным взглядом генерала  он  умолк,  хотел  отступить  на  шаг  и
затылком врезался в бок "Рыжего".
   - До парада еще далеко. Продолжаются тяжелые бои, чтобы замкнуть кольцо
окружения. Здесь поляки, там русские, тут  немцы,  здесь  снова  советские
войска. Совсем как слоеный пирог. В самом городе уже дерутся наши саперы и
артиллерия. Нужно доставить  приказ  лично  командиру  гаубичной  бригады.
Автомашина не пройдет, там нужно пробиваться, обходить засады, а  если  не
удастся, то и отбросить того, кто преградит дорогу.
   В танке Саакашвили толкнул своего  соседа  в  бок  и  предложил  ему  с
иронией:
   - Вихура, скажи генералу, что тебе душно. Я сюда Гоноратку посажу.
   - Ну вот еще... Да мне потом дети и внуки не простят, что я мог быть  в
Берлине и не был.
   Шарик тем временем приволок свою находку, которую прятал под лесами,  -
большую зеленую диванную подушку. Расшитая цветами  и  бабочками,  подушка
была к тому же украшена двумя рядами золотой бахромы. Вспрыгнув  передними
лапами на броню,  Шарик  лизнул  руку  Григория  и  просительно  заскулил.
Водитель высунулся из танка и втащил подстилку внутрь машины.
   Густлик, расположившийся на башне, с интересом наблюдал за этой сценой.



19. ВИНО

   Удар группы генерала Штейнера в правое крыло 1-й армии  был  отражен  в
течение нескольких часов.  Польские  взводы  и  роты,  атакованные  силами
батальонов и полков, упорно оборонялись, уходили  из-под  удара  короткими
бросками и открывали огонь с новых позиций.  Каждую  четверть  часа  росла
мощь обороны, вступали в бой полковые и дивизионные резервы. С  первой  же
минуты колонны и районы исходных позиций гитлеровских войск были атакованы
с воздуха  польским  авиационным  корпусом.  В  этот  день  истребители  и
бомбардировщики сделали восемьсот боевых вылетов.
   Через несколько дней исход сражения стал совершенно ясен. После полудня
ускорилось продвижение на запад, в сторону главного фронта, на котором 1-я
армия, уничтожая узлы сопротивления и форсируя все новые  и  новые  водные
преграды, теснила врага на северо-запад от Берлина, в направлении  широкой
низинной долины реки Хафель.
   В могучем потоке войск, между грузовиками с  пехотой,  орудиями  разных
калибров и большими туловищами понтонов на тракторных  прицепах,  двигался
"Рыжий". На правом крыле, держась  за  ствол,  стоял  Вихура  и,  указывая
препятствия, помогал Григорию вести танк. Он то и дело осаждал соседей  по
колонне, пытавшихся вытеснить танк:
   - Куда прешь, раззява? Хочешь, чтоб ноги оторвало?
   Кос по обыкновению сидел на башне,  спустив  ноги  внутрь,  смотрел  то
вперед, то на карту, чтобы не прозевать  разъезд,  и  одновременно  слушал
Еленя.
   - Я говорю ей "пожалуйста", прошу - и все без толку. Говорит, никуда не
хочет, а в Германию так совсем, - объяснял плютоновый, отодвигая в сторону
сапоги командира и высовывая наверх голову. - Может, довезем ее так до тех
гаубиц в Берлине, а оттуда, как поедут за боеприпасами...
   - Густлик... - предостерегающе начал Кос.
   - Да она худенькая, много места не займет.
   - Ты что, не знаешь, что значит для танка бой в городе? Не помнишь, как
нам досталось в Праге? Хочешь ее жизнью рисковать?
   - Нет, - ответил плютоновый. Поразмыслив, он добавил: - Вихура говорил,
что мы на парад едем. Если бы мы его отослали, место бы освободилось.
   - Нам пулеметчик нужен.
   Съежившись, Густлик пролез  под  пушку.  На  свободном  сиденье  Вихуры
устроились Гонората и Шарик.
   - Панна Гонората...
   - К Кугелю я не пойду. Не нужно было меня забирать.
   - В Берлине очень опасно.
   - Да. А тут хорошо: стены толстые, железные.
   - Нет, здесь хуже... - Он же знал, как бывает в танке, когда приходится
вести бои в городе, и хотел ей сказать об этом, но заговорил о  другом:  -
Еще немного, и война  кончится,  тогда  я  заеду  за  панной  Гоноратой  в
Ритцен...
   Он хотел взять ее за руку, но девушка вскрикнула. Шарик,  видимо  решив
заступиться за слабого, предостерегающе  зарычал.  Тут  танк  притормозил,
загудел сигналом.
   Густлик вернулся на свое место.
   - Стряслось что?
   - Поворачиваем на юг, к городу.
   Из-за  танка  вперед   выскочили   мотоциклы,   разведчики   остановили
подъезжающие с противоположной  стороны  порожние  грузовики.  В  боях  на
канале они понесли потери в теперь имели только по два человека в экипажах
- наводчикам приходилось оставлять ручные пулеметы и садиться за руль.
   На короткое время все  остановилось,  и  подхорунжий  Лажевский  махнул
рукой в  знак  того,  что  проезд  свободен.  "Рыжий"  свернул,  съехал  с
автострады на узкое,  хотя  и  асфальтированное  шоссе,  которое  рядом  с
небольшим озером вбегало в лес.
   Из развалин разбитого дома, наверное бывшей лесной  сторожки,  выскочил
одичавший кот, перебежал дорогу перед танком.
   - Холера! - выругался Вихура. - Не к добру...
   - Ну так дуй обратно, - посоветовал ему  Густлик.  -  А  я  тебе  потом
расскажу, как в Берлине было.
   - Очень уж далеко возвращаться.
   Густлик подвинулся к башне, позвал:
   - Яничек!
   - Ну?..
   - Может, ты сам растолкуешь ей? Ты же можешь...
   - Не я ее на танк сажал.
   - Янек! - Густлик поманил  сержанта  рукой,  а  когда  Кос  наклонился,
схватил  его  за  грудь.  -  Первый  раз  прошу.   Панна   Гоноратка   моя
нареченная...
   - А она знает об этом?
   - Она? Нет.
   - А когда же ты скажешь ей?
   - Скажу. А оставишь ее?
   - Нет. Разве я Марусю вожу в танке?
   Снова пролез Густлик под пушку, пробрался вперед и сообщил девушке:
   - Командир приказал мне сказать, что вы - моя нареченная.
   Девушка подняла голову с подушки, притянула Еленя к себе и поцеловала в
обе щеки.
   - Правда? А где же кольцо? - спросила она не без кокетства.
   - Да разве его теперь найдешь? - растерялся Елень.
   Саакашвили на мгновение отпустил рычаги, покопался в ящике за  сиденьем
и протянул гайку.
   - А что!.. - сориентировался сразу Густлик. - Действительно кольцо.
   - Крепче золотого, - заметил Саакашвили, показывая в улыбке свои  белые
зубы. Он несколько мгновений смотрел на счастливую девушку и, повернувшись
к переднему люку, вдруг резко затормозил.
   - Ты что делаешь? - гаркнул на него Густлик. -  Людей,  а  не  картошку
везешь!
   - Какого черта?! - крикнул Григорий, высунувшись по пояс из люка.
   - Шорта? - весело спросил худой, высокий, в  берете  мужчина,  который,
выбежав на середину шоссе, остановил танк. - Ле рюс?  -  Наклонившись,  он
посмотрел на башню и, увидев орла, заговорил: - Полоне... Вив  ля  Полонь!
Вив ля либерте!
   Мотоцикл Лажевского, который ехал впереди танка  как  разведывательный,
развернулся и теперь мчался назад.
   Вихура спрыгнул с брони на землю, недоверчиво обошел неизвестного.
   - Ты чего хочешь, ля франс? Пуркуа тю стоишь?
   Француз обнял его и рукой придавил живот капрала.
   - Нике?
   - Нике не достанешь, - ответил Франек, решив, что тот хочет  что-нибудь
из еды.
   - Вэн. - Француз сделал жест, словно осушая бокал. - Бьен?
   - Бьен, хорошо, но только нет вина. Нике вэн.
   - Ле вэн, ле кошон. - Пытаясь объяснить, он  начал  хрюкать,  изображая
поросенка. - Вене. Полоне. - Француз потянул Вихуру за рукав.
   Экипаж выглянул из танка, мотоциклисты поднялись в своих колясках.  Все
глазели, как эти двое, перескочив через кювет,  побежали  между  кустов  и
остановились на краю лесного оврага, над которым поднимался дымок и дрожал
нагретый воздух.
   - Панове! -  крикнул  Вихура  в  сторону  танка.  -  Он  не  просит,  а
приглашает. Тут его дружки такую еду готовят - на целую роту хватит.
   Кос спрыгнул с танка, подошел к Лажевскому:
   - Как ты считаешь? Все равно где-то надо останавливаться на обед.
   - Хорошо. Здесь все готово, меньше времени уйдет.  Поезжайте,  а  я  со
своими вернусь через полчаса.
   - Ты куда? Голодный будешь...
   - Оставите нам.
   Подхорунжий приказал одному пулеметчику высадиться из коляски мотоцикла
и занять пост у танка. Кивнув остальным, он дал газ  и,  наклонившись  над
рулем, помчался обратно  по  дороге,  по  которой  они  приехали.  За  ним
следовали два других мотоцикла.
   Танкисты, к огромной радости  французов,  спустились  в  овраг,  полный
зелени и солнца, запахов леса и  кухни.  Обед  обещал  быть  действительно
замечательным. Однако Кос уже пожалел, что согласился. Отступать  же  было
поздно - французы обиделись бы смертельно, да и без Лажевского  все  равно
ехать было нельзя.
   Обед превратился в пиршество.
   - А ба ля гер! Вив ля пэ! [Долой войну! Да здравствует мир! (франц.)] -
провозглашал тосты худощавый француз, наливая одновременно из  объемистого
бочонка в стаканы.
   - А ба! Вив! - повторяли два его товарища, лохматый и лысый, оба  очень
низкорослые.
   С наветренной  стороны  догорающего  костра,  над  которым  на  вертеле
коптились в дыму остатки большого поросенка,  сидел  экипаж  "Рыжего".  На
ящиках из-под боеприпасов лежали  нарезанные  ломти  хлеба  и  обглоданные
кости. Шарику отвели отдельный ящик,  и  он  тоже  пировал,  громко  грызя
мослы.
   Французы  пили  до  дна,  а  танкисты  поднимали   стаканы   и   только
пригубливали вино, поглядывая на Коса, который делал  маленькие  глотки  и
отставлял стакан в сторону.
   - За мир! - объяснял Саакашвили. Его  волосы  были  взлохмачены,  глаза
блестели. - Они пьют за победу и  мир!  Я  не  могу  больше  притворяться,
должен выпить. - И он осушил стакан до дна.
   - Эх, что они подумают о поляках, -  вздохнул  Вихура,  но  у  него  не
хватило смелости выпить.
   Густлик сначала отпивал  понемногу,  потом  решил  последовать  примеру
Григория и разогнался было, но сидевшая рядом с ним Гонората удержала  его
за руку.
   - Сначала панна Гонората сама доливала, - тоскливо произнес он.
   - Командир не велел.
   - Командир теперь запрещает, а не помнит, как сам тогда в замке чуть не
полбочки выпил, а остальное вылил.
   - Помню, - сказал Янек. - Помню и запрещаю.
   - И я запрещаю. Я теперь тоже власть. - Она погрозила надетой на  палец
гайкой. - Танковое кольцо крепче золотого.
   - Катр вэн шассер, катр вэн шассер... - пели, раскачиваясь из стороны в
сторону, французы веселую песенку о восьмидесяти солдатах и об их любовных
приключениях.
   - Где же ты моя Сулико... - вторил им Саакашвили.
   Лысый француз достал откуда-то гармонь. Руки Томаша сразу же потянулись
к инструменту. Но он встретил косой взгляд Коса и понял, что нельзя...
   Француз,  не  слишком  уверенно  стоявший  на  ногах,  заиграл  веселый
парижский вальс. Его лохматый товарищ склонился перед Гоноратой, приглашая
к танцу.
   Они зашуршали ногами по  траве,  закружились  в  легком  облачке  пыли,
сбитой с высохших прошлогодних стеблей.
   Саакашвили протянул руку со стаканом в сторону бочонка, и высокий налил
ему вина.
   Он залпом выпил до дна, отставил стакан  и  зааплодировал  Гоноратке  и
лохматому французу, которые кончили танцевать. Потом и сам вышел на  круг.
Гармонист  сменил  мелодию.  Теперь  Гонората  хлопала  в  такт  движениям
Григория. Волосы ее совсем растрепались от танца.
   - Ох, панна Гонората! - вспомнил Елень. - У  меня  же  ваша  лента!  Вы
потеряли в генеральской машине, а я сохранил на своей груди.
   Он выгреб из кармана все до дна: два пистолетных патрона, кусок кабеля,
шнурок и, о ужас, целых три ленты, из которых две были  голубые  и  только
одна - красная.
   Несколько трудных секунд длилось молчание, а потом - взрыв.
   - Пан Густлик... Вы каждой так  же...  -  Девушка  громко  зарыдала  и,
прикрыв лицо фартучком, побежала по склону туда, где стоял "Рыжий".
   Следом за ней бросился Шарик, полагая, что это игра.  Оба  одновременно
добежали до танка и исчезли в нем.
   Заревели моторы, на краю оврага появились мотоциклы, Кос быстро встал и
пошел вверх навстречу Лажевскому.
   - Поешьте.
   - Мои по дороге поедят, им надо сменяться. У меня полный штат людей.
   - Откуда ты их взял?
   - Догнал санитарные машины и забрал. Во-первых, потому что  мой  взвод,
во-вторых - они в тыл едут. Генерал  еще  дал  свой  бронетранспортер  для
охраны, а в нем Лидка с радиостанцией. И та красивая врачиха спрашивала  о
тебе. А тут весело было? - показал он взглядом на овраг.
   - Не очень, - ответил Кос.
   Саакашвили  в  это  время  как  раз  целовался  с  французами,  которые
показывали ему фотографии, объясняя настойчиво и громко:
   - Маман... Папа... Ма фам... [Мать... отец... жена... (франц.)]
   Черешняк уже держал гармонь в руках, пробовал басы и только одному  ему
известным способом объяснял что-то взлохмаченному французу. Густлик подсел
к бочонку и, наполнив стакан, обратился к высокому худому:
   - Выпей со мной, ля франс!
   Кос достал трофейную карту окрестностей Берлина.
   - С какой стороны ты вернулся?
   - С юга, - улыбнулся Лажевский. - Пусто.
   - Наши пошли уже дальше на запад. Советские войска повернули на Берлин,
поэтому, наверное, и пусто, - размышлял Янек.
   - Пусто, - повторил подхорунжий. - Некого спросить о сестре.
   К танку подошел Черешняк с гармонью под мышкой.
   - Выменял за автомат.
   - Оружие отдал?
   - Да что его, мало? Я не свое давал, но он  и  так  не  взял.