рава и слева появилось  множество  серых  фигурок:  бежали
польские и советские солдаты. Они стреляли очередями из автоматов, швыряли
гранаты в окна и двери домов,  выводили  из  подвалов  пленных.  Отдельные
группы немцев бежали в сторону леса. Янек  знал,  что  там  они  наверняка
попадут в руки гвардейцев, замкнувших на опушке кольцо окружения.
   Он поднял ствол своего ручного пулемета и,  слегка  нажимая  на  спуск,
выпустил очередь над их головой.
   - Тата-та-тата, тата-тата-тата, та-та-та...
   - Ты что это вытворяешь? - недовольно спросил Семенов.
   - Свое имя выстукиваю, - ответил он с  улыбкой.  -  Ты  же  сам  еще  в
Сельцах говорил, что я должен научиться.
   Группа  автоматчиков  направлялась  к  их  танку,  но  неожиданно   они
повернули,  как-то  странно  замахали  руками  над  головой  и   бросились
врассыпную.
   - Да свои же мы, чего  боитесь?  -  с  досадой  проговорил  Григорий  и
приоткрыл люк, чтобы  остановить  беглецов.  Но  едва  он  успел  высунуть
голову, как тут же захлопнул тяжелую крышку и растерянно пробасил:
   - Проклятая... И меня нашла...
   - Что случилось?
   - Да ужалила.
   - Пуля? - забеспокоился Василий.
   - Какая пуля? Пчела. Целый рой броню облепил.
   Только теперь все почувствовали в танке запах меда.
   Янек через прицел видел, как во дворе фольварка обнимаются  и  целуются
польские и советские солдаты, как в одно место собирают пленных, взятых во
время атаки на фольварк, а в другое сгоняют овец, найденных в коровнике. А
к их танку  ближе,  чем  на  десять  метров,  никто  не  решался  подойти.
Смельчаки, рискнувшие приблизиться, поспешно удирали без оглядки.
   - Что же теперь делать? - не выдержал Кос. - Сидим, как в тюрьме.  Надо
попробовать...
   - И не думай, живым не выйдешь,  -  возразил  Елень.  -  Подождите,  я,
кажется, придумал...
   Густлик набросил куртку на голову, натянул рукавицы, быстро открыл  люк
и выскочил на броню. Люк захлопнулся, но  в  танк  успели  проскочить  две
обезумевшие пчелы. Они  начали  сердито  жужжать,  угрожая  танкистам,  но
вскоре успокоились и забились в угол.
   Между тем Елень достал лопату, притащил углей  из  пепелища  сгоревшего
дома, сложил их возле танка с наветренной стороны и стал бросать  в  огонь
охапки зеленой листвы. Густой дым окутал танк, проникая через щели внутрь.
   - Из боя вышли невредимыми, а этот чертяка нас  задушит,  -  закашлялся
Григорий.
   От дыма в танке сделалось темно  и  душно.  Наконец  послышались  удары
лопаты о броню и голос Густлика:
   - Вылезайте, теперь не покусают.
   Быстро открыли люки. Первым выскочил Шарик, за ним  -  остальные  члены
экипажа. Все заметили, что бок и правая гусеница  танка  облеплены  медом.
Видимо, промчавшись через пасеку, танк раздавил улей. Шарик, морща нос  от
дыма, пристроился сбоку и стал слизывать с ведущих колес смешанную с пылью
сладкую липкую массу.
   - Вижу, ты специалист, Густлик, - похвалил Еленя Семенов. -  Хорошо  бы
снова заглянуть на пасеку и запастись медом. Можно бы и командиру  бригады
подарок сделать.
   - Да, неплохо бы. - Елень почесал затылок. - Только бочоночек для этого
нужен...
   Регулировщики уже направляли танки на новые боевые позиции,  отводя  их
за строения. Видимо,  немецкое  командование  тоже  получило  донесение  о
случившемся и приказало обстрелять фольварк. Первый снаряд, прилетевший  с
южной стороны и ударивший в стену дома, никого не ранил, да и воспринят он
был даже с  какой-то  тайной  радостью,  словно  подтверждение  того,  что
фольварк и деревня Студзянки отбиты у врага.



17. НАГРАДА

   Сражение не закончилось захватом Студзянок.  Через  два  часа  танкисты
двинулись  лесом  на   юг   и   расположились   на   позициях   стрелковых
подразделений, на внешнем кольце окружения.  Вечером  они  отразили  атаку
немецкой пехоты и  танков.  Ночью  их  должны  были  сменить,  но  помешал
противник, и только через сутки, рано утром, бригаду отвели с передовой.
   Солнце уже поднялось над горизонтом, когда они  проходили  через  место
боя.  Вокруг  Студзянок,  на   раскинувшихся   полях,   расположенных   на
возвышенности,   напоминающей   перевернутый    щит,    стояли    разбитые
бронетранспортеры, танки с  обгоревшими  башнями,  направленными  в  землю
стволами и разорванными гусеницами. Танкисты рассматривали их внимательно:
свои - с сожалением, фашистские - с ненавистью.  Были  здесь  и  угловатые
средние  танки,  и  длинноствольные  "пантеры",  и  приземистые,   тяжелые
"тигры". Позднее представители штабов  установили,  что  польская  бригада
уничтожила сорок немецких танков и самоходных  орудий,  а  своих  потеряла
восемнадцать.
   Бригаду отвели в большой лес в центре захваченного плацдарма, в  резерв
1-й армии, соединения  которой  форсировали  Вислу  и  заняли  оборону  на
севере, вдоль речки Пилицы.
   Под вечер в день ухода с позиций, несмотря на то что бригада находилась
в радиусе действия тяжелой артиллерии, а немецкие  самолеты  шли  широкими
волнами по безоблачному небу, было объявлено общее построение.
   Солнце уже склонялось к западу, его косые  лучи  с  трудом  пробивались
сквозь кроны деревьев, а там, где сосны росли гуще,  полутени  лежали  под
стволами. Вдоль рядов, с правого фланга, шагал генерал, за  ним  -  офицер
штаба и солдат со сбитым из двух досок подносом. Экипаж "Рыжего" стоял  на
левом фланге. Чем ближе подходил  генерал,  тем  отчетливее  слышался  его
голос:
   - За героизм, проявленный в борьбе с немецкими оккупантами, подпоручник
Александр  Марчук  награждается  Крестом  Храбрых...  Хорунжий  Юзеф   Чоп
награждается Крестом Храбрых... Капрал Мариан Бабуля награждается  Крестом
Храбрых...
   Наконец генерал остановился перед экипажем "Рыжего".
   -  Командир  танка  поручник  Василий  Семенов   награждается   Крестом
Храбрых...  Наводчик  капрал  Густав  Елень,  механик-водитель  плютоновый
Григорий Саакашвили, радист капрал Ян Кос награждаются Крестом Храбрых...
   Каждый ответил: "Во  славу  Родины!"  Василий  произнес  это  спокойно,
Густлик - громко, Григорий - вдохновенно, а Янек - несмело.  Генерал  брал
кресты с деревянного подноса и  прикреплял  их  к  промасленным,  грязным,
пыльным комбинезонам. Каждому смотрел в  глаза,  пожимал  руку  и,  обняв,
целовал в обе щеки. Потом вставал по стойке "смирно" и прикладывал руку  к
головному убору.
   Янек получил награду последним. Генерал прикрепил крест,  но  продолжал
стоять. Брови его нахмурились, и  по  всему  было  видно,  что  он  чем-то
недоволен.
   - Непорядок у вас, - повернулся он в сторону Семенова. - Почему не весь
экипаж в строю?
   Семенов, не веря ушам, осмотрел строй - все были на месте.
   - Все в строю, товарищ генерал.
   - Вижу только четверых, а где собака?
   - Шарик! - позвал Янек.
   Овчарка, оставленная у танка, скучала, не  понимая,  почему  ей  нельзя
быть вместе со всеми. Заслышав голос хозяина, она стремглав примчалась.
   - Прикажи ему сесть.
   - К ноге, Шарик! Сидеть!
   - Повара ко мне! - приказал генерал.
   Между деревьями появился незнакомый экипажу солдат в  белом  фартуке  и
колпаке. Он шел торжественно, неся перед собой большую фаянсовую тарелку с
отбитым краем, на которой в несколько рядов  лежала  поджаренная  колбаса.
Генерал взял тарелку и, присев на корточки, поставил перед собакой.
   - Иначе не можем тебя отблагодарить, - пояснил он не  то  себе,  не  то
овчарке, не то экипажу.
   Потом, повернувшись к Косу, вручил ему латунную медаль,  вырезанную  из
ободка гильзы артиллерийского снаряда.
   - Повесь ему на ошейник!
   Янек прочитал тщательно выцарапанную надпись на медали: "Шарик - собака
танковой бригады".
   - Ого! - прошептал Елень. - Сам генерал ему дал.  А  повар  не  захотел
идти, помощника с колбасой прислал.
   Слова адресовались соседям по шеренге, но генерал услышал и,  посмотрев
на Еленя, пояснил:
   - Капрал Лободзкий погиб. Снаряд из "фердинанда" угодил  в  автомашину,
когда она везла кухню; повара смертельно ранило осколком.
   Елень опустил голову.
   Генерал подумал, что танкисты еще не знают всего и только по мере того,
как будут проходить дни, начнут замечать отсутствующих в строю  и  поймут,
что многих друзей они уже никогда не  увидят.  Сейчас  только  ему  одному
известно, что в окрестных лесах и полях выросло более семидесяти могильных
холмиков и, наверное, их будет  еще  больше,  потому  что  двести  человек
отвезли в госпиталь. Не только живые получили кресты под Студзянками...
   - Гости прибыли, гражданин генерал, - доложил офицер из штаба.
   Раздалась команда: "Смирно! Равнение направо!"
   Генералы из штаба армии приняли  рапорт  и  вручили  командиру  бригады
крест Виртути Милитари.
   Командир вышел на середину поляны, поднял  орден  над  головой.  Солнце
блеснуло на вишневой эмали, оттенив яркие - черный  и  синий  -  цвета  на
ленте.
   - Танкисты! Не я, а вы заслужили этот крест для своего  командира,  для
бригады...
   После команды "Разойдись!" все бросились поздравлять друг друга.  Около
награжденных собирались группы солдат: они пожимали руки, поздравляли.
   Лидка  тоже  пришла  поздравить.  На  ней  было   чистое,   выглаженное
обмундирование, волосы - пушистые, недавно вымытые. Она по очереди  пожала
руки членам экипажа, а Янека поздравила последним.
   - Не  знала...  Очень  беспокоилась  за  тебя,  -  начала  она.  -  Все
рассказывают, даже трудно поверить, что ты и твой экипаж...
   Янек слушал молча, глядя ей в глаза.
   - Говорят, вечером будут  фильм  показывать.  Приходи  к  радиостанции,
вместе пойдем.
   Янек почему-то подумал о хорунжем Зенеке в посмотрел на друзей.
   - Может, вместе придем, - сказал он нерешительно, - всем экипажем...
   Вдруг он замолчал. Взгляд его был направлен на  Шарика,  который  сидел
перед тарелкой с поджаренной колбасой и  длинно  зевал,  втягивая  воздух.
Тонкая ниточка слюны стекала с его морды.
   - Прости, совсем забыл, - извинился Янек перед девушкой и,  подбежав  к
собаке, произнес: - Ешь, Шарик, это тебе.
   Криво усмехнувшись, Лидка резко повернулась и ушла.
   Шарик ел спокойно, с достоинством. Янек уселся возле него на траве.  Он
услышал, как Григорий вполголоса сказал Еленю:
   - Хорошая девушка верит в джигита,  и  тогда  джигит  богатырские  дела
вершит. Плохая девушка не верит в джигита.  Если  он  совершает  геройский
поступок, который все видят, она говорит: "Трудно  поверить".  Скажи  сам,
разве это хорошая девушка?
   - Хочет вечером с ним показаться, ведь теперь у него Крест  Храбрых,  -
добавил Густлик.
   Кос отвернулся, сделав вид, что не слышит. Слова друзей  его  огорчили.
Досадно, что они судачат об этом...
   Когда все собрались у танка, солнце уже садилось.  Последние  лучи  его
угасали. Григорий вытащил ящик с инструментом, снял с Шарика ошейник  и  с
помощью напильника и молотка прикрепил к нему латунную медаль с надписью.
   Собака,  заинтересованная  необычной  деталью  на  ошейнике,   пыталась
ухватить зубами ремень. Саакашвили отталкивал ее то правой, то левой рукой
и спокойно объяснял:
   - Шарик, не мешай! Прочитать тебе, что тут написано? Слушай:  "Шарик  -
собака танковой бригады". Да перестань ты, наконец. Медаль тебе  не  дали,
медали для людей. А это как раз для тебя, с этим не пропадешь.
   Янек отошел за танк, осмотрелся и, убедившись, что никто не видит, снял
с груди крест и приложил к броде:
   - Тебе, "Рыжий", тоже  полагается  награда.  Это  ты  нас  прикрывал  и
вывозил...
   Темнело. Небо на западе становилось холодным, темно-синим, и только  на
севере сохранился зловещий багровый отблеск. Семенов  подошел  к  Янеку  и
показал туда взглядом.
   - Это от пожарищ, - проговорил он. - Город полыхает...



18. МОСТ

   Когда косари убирают урожай и под звон кос шаг  за  шагом  продвигаются
вперед, устилая свой путь  колосьями,  есть  в  этом  что-то  напоминающее
наступающий фронт.
   Когда же уставшие косари останавливаются перевести дух, смахнуть с лица
пот, наточить косы,  это  тоже  похоже  на  фронт,  готовящийся  к  новому
наступлению.
   В начале августа советские армии вышли к Висле, форсировали ее и вместе
с польскими дивизиями перешли к обороне захваченных плацдармов, готовясь к
новому наступлению.
   Противник подтянул свежие  дивизии  из  Голландии,  Бельгии,  Италии  и
бросил все силы, чтобы вернуть позиции на левом берегу реки. Но это ему не
удалось, войска устояли в жестоком бою.
   За спиной была  река  со  взорванными  мостами,  выщербленные  взрывами
дороги, железнодорожные пути, на  которых  огромный  стальной  плуг  войны
вспорол полотно, изогнул рельсы. Все требовало восстановления  и  ремонта.
Тысячи эшелонов со снарядами, горючим для автомашин,  танков  и  самолетов
должны были пройти по дорогам к самой линия фронта.
   Рядом в столице Польши, в самом сердце страны, пылал  пожар  восстания,
притягивая взоры, сердца и мысли народа. Как  только  фронт  набрал  силу,
началось наступление. Первый удар был нанесен по  4-му  танковому  корпусу
СС, который  оборонялся  между  Западным  Бугом  и  Наревом  южнее  Праги,
правобережной части Варшавы.
   Вместе с советской 47-й армией, наступающей с юга, пошла в  наступление
польская  1-я  пехотная  дивизия  имени  Тадеуша  Костюшко.   Ее   солдаты
освободили Анин и рвались вперед через пригороды, сосновые леса на  песке,
штурмуя глубоко вкопанные в землю доты и блиндажи. Так дошли до Грохува  и
Утраты.  В  этих  боях  были  разбиты  73-я  дивизия  и   1131-я   бригада
гитлеровцев.  Безуспешно  пыталась  контратаковать  наши  войска  их  19-я
танковая дивизия.
   Как только обозначился успех наступления на пражском направлении,  было
принято решение перебросить сюда всю польскую армию.  Советские  гвардейцы
начали  сменять  польские  дивизии  на  Пилице.  Полки  один   за   другим
возвращались на восточный берег Вислы к  шоссе  и  начинали  форсированный
марш на север. В числе вернувшихся за Вислу была и знакомая  нам  танковая
бригада. Танки шли  по  местам,  где  в  первых  числах  августа  началось
форсирование реки.
   Проскочив  через  мост,  танки  на  большой  скорости  ночью  вышли   к
Стара-Милосной. С возвышенности на горизонте были видны зарево  и  тяжелые
клубы черного дыма. На рассвете танкисты,  всю  ночь  не  смыкавшие  глаз,
начали готовить танки к бою, как тогда, под Студзянками.
   "Рыжий" к тому времени изменил цвет и остался рыжим только по названию.
Броню еще на плацдарме покрыли свежей краской, подправили орел  на  башне.
Глупый Шарик размазал ему правое крыло - толкнул мордой Янека,  когда  тот
красил.
   Экипаж Василия весь день возился у танка, проверял  механизмы,  заменял
треснувшие звенья в гусеницах. Только вечером смертельно уставшие танкисты
прилегли у машины, укрытой между деревьями Баварских лесов.
   Семенов показал на запад, где небо над деревьями было  окутано  клубами
дыма, и сказал:
   - Это самая грозная из всех туч, какие мне доводилось видеть.
   Рядом сидел Шарик, хмурый и беспокойный, видимо, его дразнил запах дыма
и пожарищ.
   - Как думаете, возьмем Варшаву? - спросил Кос.
   - Глупый вопрос, -  заметил  Григорий.  -  Раз  сюда  пришли,  конечно,
возьмем...
   Он успел привыкнуть к  мысли,  что  там,  где  они  появляются,  победа
остается за ними. И не было  времени  подумать,  что  так  могло  быть  не
всегда.
   - Я не совсем уверен, - покачал головой Семенов. - Еще ни один  большой
город, расположенный за рекой, не  удавалось  брать  с  ходу.  Всегда  его
сначала окружали. Вот если повстанцам удастся удержать плацдарм...
   - Плацдарм или мост... - высказался Елень.
   - С мостами ничего не получится, - продолжал Семенов. -  Наверное,  они
уже давно заминированы. Вот если бы удалось прорваться танкам с пехотой  и
застичь их врасплох...
   - Я "Рыжего" попрошу,  поднажму  на  газ,  он  и  проскочит,  -  сказал
Саакашвили и с улыбкой посмотрел на танк.
   С минуту продолжалось молчание: видимо, каждый думал о своем.
   - Почему немецкие танки так воинственно называются: "пантеры", "тигры"?
А наши совсем просто: Т-34, Т-70? - спросил Янек.
   - Ясное дело, - начал было Григорий, но тут же умолк, затем растерянным
тоном проговорил: - И в самом деле почему?
   Все посмотрели на поручника, а он - на ребят.
   - Мне кажется, что у всех фашистов война в крови. Гитлер хочет прикрыть
ярким названием смертоносные орудия. Воспитывает у солдат желание убивать.
   - Мы ведь тоже дали название нашему танку. - Насупил брови Кос.
   Семенов посмотрел на Шарика, ласково потрепал его и сказал:
   - Это же хорошо. Полюбили мы наш танк, поэтому и имя ему дали. И  несет
он людям освобождение. Кончится война, наступит мир, будет согласие  между
людьми... Никто из нас не собирается всю жизнь воевать.  Я  опять  займусь
метеорологией, Григорий - тракторами, Густлик -  кузнечным  делом,  а  вот
Янек...
   - Кем бы мне быть? - растерялся юноша.
   - Ты был охотником, тигров выслеживал, теперь  "тигры"  поджигаешь,  но
ведь еще молодой... Будешь учиться.
   - Буду, только сперва отца надо разыскать.
   Разговор прервался, минуту-две длилось молчание. Григорий толкнул Янека
в бок.
   - Гляди-ка... К тебе, наверно?
   По тропинке шла Лидка. Кивнув ребятам,  уселась  рядом,  одернув  подол
юбки на коленях.
   - В штабе говорят, бой жаркий идет, за каждый дом бьются...
   - Бой в городе всегда трудный, - заметил Семенов.
   - Наши, говорят, уже в Грохуве. Завтра с  утра  пойдете  в  наступление
вместе с пехотой. Поосторожнее...
   - Обязательно будем осторожно... -  засмеялся  Григорий.  -  Одна  мама
говорила летчику: "Летай, сынок, низко и не быстро".
   - Ладно, хватит насмехаться. Я-то знаю, о чем вы  думаете,  а  вот  вам
моих мыслей не угадать... Мне известно, где вы будете действовать, поэтому
попросить вас хотела: на Виленьской, недалеко от вокзала, третий с края  -
мой дом, желтый такой, небольшой, до войны я в нем жила...
   - Хочешь, чтобы посмотрели, на месте ли? - спросил Елень.
   - Вот именно. Там мои брат остался, может, еще и  сейчас  живет.  Мы  с
мамой уехали на восток, а он остался.
   Девушка говорила тихо, ласково, не как обычно. Янеку стало жаль  ее,  и
он даже подумал: зря они с ней так неприветливо обошлись. Он протянул руку
и коснулся ее ладони.
   - Посмотрим, Лидка, и расскажем. Если стоит твой дом,  при  докладе  по
радио добавлю слово "в порядке". Поняла?
   - Спасибо, - поблагодарила девушка и протянула Василию термос:  -  Воды
вам принесла. Наверно, пить захотите, как под Студзянками. С  водой  здесь
трудно, а нам все же легче - из колодца берем, мы ведь не на передовой...
   Подарок ее застал врасплох даже Василия. Прошло несколько минут, прежде
чем он догадался поблагодарить. Остальные молчали, как воды в рот набрали.
Лидка погладила растянувшегося Шарика, шепнула ему что-то  на  ухо,  потом
встала и громко сказала:
   - Кажется, из всего экипажа только он один меня и любит. Всего доброго,
ребята, до встречи.
   Экипаж смотрел ей вслед, пока она не скрылась  за  поворотом  тропинки.
Саакашвили схватился за голову и быстро заговорил:
   - По-грузински читаю, по-русски читаю, по-польски почти все  читаю.  На
глазах девушки ничего не могу прочитать!
   - Не "на глазах", а "по глазам" говорят, - поправил его Елень. - Я тоже
никак не возьму в толк. Рада она тебе, Янек, или нет?
   - Отстань, не время сейчас для таких разговоров.
   - Погадать бы: любит,  не  любит...  Только  не  на  чем,  -  улыбнулся
Семенов, и внезапно его глаза поголубели, а лицо осветилось  радостью.  Он
повернулся к Янеку: - Говоришь, не время сейчас?  Неправда,  самое  время.
Разве мы воюем только из ненависти? Нет, и из любви! Воюем  за  то,  чтобы
ребята с  девушками  гуляли,  любовались  красивыми  облаками...  Ну  вот,
говорил  вам,  что  я  в  первую  очередь  метеоролог.  Опять  об  облаках
заговорил...
   Из глубины леса, где стояли замаскированные танка,