на,
старую фотографию отца, все это  тщательно  завернул  еще  раз  и  спрятал
вместе с ухом тигра.
   - Придут по следам и сожгут танк, - огорчился Томаш.
   Снизу потянуло холодом, и Еленя передернуло.
   - Все равно его теперь не отремонтируешь.
   - И гармонь там осталась.
   - Остались мы без крыши над головой, - сокрушался грузин.
   - И с пустым брюхом, - добавил Густлик.
   - Ты думаешь, их точно шестеро? - тронул его за плечо Янек.
   - Кого шестеро? - не понял Густлик.
   - Ну там, за стеной.
   - Раз три буханки хлеба, значит, шестеро.
   - А нас четверо.
   - Но если с саблей и топориком... - без энтузиазма добавил Елень. - Вот
если бы винтовку... Не сидели бы здесь... - оживился он.  -  За  стеной  и
суше, и безопаснее...
   -  Хватит  разговоров,  -  оборвал  Кос.  -  Внимание,  экипаж!  -   Он
повернулся, встал на колени, и,  будто  очнувшись  от  сна,  все  окружили
командира.
   - Когда повезут ужин... - Он заговорил так тихо, что пришлось наклонить
головы, чтобы лучше слышать.
   Дождь вскоре прекратился, и они вылезли из-под брезента. Янек  приказал
размяться, произвести рекогносцировку местности в радиусе полукилометра  и
одновременно поискать оружие. К сожалению,  ничего  не  нашли.  Обнаружили
лишь лесной завал и минное поле на просеке...
   Грязь на гимнастерках начала подсыхать  и  кусочками  крошиться,  когда
последовала команда занять выжидательную позицию. С этой минуты  никто  не
должен  был  проронить  ни  слова.  Сменялись  по  два  человека.  Слушали
внимательно: с востока доносились непрерывные глухие раскаты канонады,  но
в лесу было тихо.
   Григорий первым уловил далекое урчание двигателя и поднял  руку.  Молча
заняли уже установленные места в засаде.
   Шум мотора был слышен все яснее. По дороге пробежал заяц, и Янек решил,
что это хороший признак, потому что зверь ничего не учуял.
   По лесной дороге громыхал старый трактор, за ним на прицепе  -  полевая
кухня. Под брезентовой крышей сидел тот же широкоплечий  солдат,  рядом  с
ним на перекладине сушился плащ с капюшоном. Дорога шла по широкой просеке
через редкий лес, стволы деревьев были далеко друг от друга. Еще  сверкали
лужи и блестела мокрая трава.
   Там, где были большие выбоины, трактор замедлял ход, тарахтел на первой
скорости, осторожно карабкаясь, чтобы не расплескать  ужин.  Металлические
колеса шли по  выдавленным  колеям,  между  которыми  на  неровной  дороге
торчали корни, старая трава и кое-где бурел замшелый камень.
   Когда задние, высокие колеса поравнялись с незаметным на первый  взгляд
холмиком посреди дороги, из-под вымазанного грязью брезента появились руки
и схватились за тракторный  прицеп.  Кос  поднялся  с  земли,  вскочил  на
трактор и, оказавшись за спиной немца, свистнул.
   Изумленный солдат сорвался с сиденья, выхватил плоский штык из ножен на
поясе, но сильный удар в подбородок свалил его на землю. Солдат сразу  же,
как хороший боксер, вскочил на ноги, не выпуская из  рук  оружия.  Он  уже
хотел броситься на Янека, но в эту минуту подоспели Густлик и Томаш. Елень
едва успел уклониться от удара; Черешняк  огрел  солдата  по  голове,  тот
потерял сознание. Сильные руки потащили его в лес.
   Янек остановил трактор, отрегулировал  двигатель  на  малые  обороты  и
проверил захваченную винтовку. Не выпуская  ее  из  рук,  он  соскочил  на
землю, заглянул в боковые контейнеры в поисках чего-нибудь, чем можно было
бы подкрепиться, нашел буханку хлеба и круг колбасы.
   - Гжесь!  -  закричал  он  и,  когда  Григорий  прибежал,  показал  ему
найденные продукты: - На четверых!
   Саакашвили разрезал хлеб и колбасу саблей. Кос  взял  свою  порцию,  но
едва успел откусить, как из леса появился Черешняк со  своим  вещмешком  и
топориком в руках. За ним шел Густлик, переодетый в  немецкий  мундир,  на
ходу надевая ремень с подсумком.
   - Ну как? - спросил Кос.
   - Завернули, забросали травой, - ответил Густлик.
   - Палатка-то пропала, - с сожалением заметил Томаш.
   - Тебе же новую обещали...
   Янек раздал хлеб и колбасу, а затем вместе с Григорием и Томашем улегся
на металлическом полу кабины трактора. Густлик посмотрел сбоку,  не  видно
ли кого, стукнул по чьей-то высунувшейся ноге, сел за руль, прибавил  газу
и резко рванул с места.
   - Не  дергай,  -  поучал  его  из-под  сиденья  Григорий,  -  сцепление
спокойнее выжимай.
   Елень с набитым ртом не мог  ответить  и  только,  опустив  вниз  руку,
успокаивающе похлопал механика.
   Дальше события развивались  быстро;  они  дожевывали  последние  куски,
когда трактор подвез их к воротам в высокой стене. Густлик  затормозил  и,
не заглушая двигателя, сошел с трактора;  посмотрел  вверх,  проверяя  еще
раз, нет ли кого на вышке. Взял термос и поставил его на край узкой полки.
Затем решительно стукнул колотушкой один раз, немного  погодя  -  еще  три
раза. С минуту подождал, хотел постучать снова, но тут засов заскрипел,  и
ставня отворилась. Показалась фигура немца, рука потянулась к термосу.
   - Ну, давай наконец, - буркнул он.
   Густлик отодвинул немного термос, чтобы труднее было  достать.  Солдат,
потянувшись за термосом, наклонился и всунул  голову  в  отверстие.  Елень
левой рукой притянул его за плечо к себе, а правой  изо  всех  сил  ударил
кулаком по шее.
   - Готов, - произнес он.
   Кос подскочил сбоку и помог ему вытащить немца.
   - Не пролезет, черт! Толстый очень, - шепнул Густлик.
   - Отпустите его, - приказал Янек, ставя винтовку к стене. - Я попробую.
   Немец скатился обратно, а Кос, сложив руки над  головой,  просунулся  в
отверстие. Елень схватил его за бедра и втиснул, как буханку в печь.
   Кос упал на руки, сделал кульбит, окинул быстрым взглядом двор, зеленую
клумбу  с  разноцветными  анютиными  глазками,   плоский   бункер,   шлюз,
противоположную стену. Взяв автомат оглушенного немца,  Янек  подскочил  к
воротам и рванул огромный висячий замок на  толстых  скобах.  На  счастье,
соседняя с воротами калитка была закрыта только на засов. Достаточно  было
его отодвинуть, чтобы она без звука открылась.  Во  двор  один  за  другим
ворвались Густлик в немецком мундире, Саакашвили с саблей в руке  и  Томаш
со своим топориком.
   - Останься здесь, - приказал Кос  Черешняку.  -  Отвечаешь  головой,  -
добавил он, показывая на немца, лежащего без сознания.
   Все это происходило здесь, у ворот, около будки часового, в  тени,  под
аккомпанемент работающего на малых оборотах  двигателя.  Но,  несмотря  на
это, наверху услышали шум, кто-то поднимался на вышку  к  пулемету.  Чтобы
увидеть, что делается под самой вышкой, немец перегнулся через поручни  и,
прикрыв глаза от лучей заходящего солнца, спросил:
   - Вилли, зачем ты открыл ворота?
   Кос молниеносно поднял автомат к плечу  и,  откинувшись  назад,  сделал
почти вертикально только один выстрел.  Немец  дернулся,  голова  и  плечи
перевесили, и он начал сползать вниз.
   Немец сползал все  быстрее,  но,  прежде  чем  он  оказался  на  земле,
танкисты отскочили, и Кос скомандовал:
   - Вперед! Еще четверо!
   Они забежали за угол дома и прижались к стене. Саакашвили притаился под
окном. Янек бросился в открытые двери, за ним Густлик.
   В больших высоких сенях у стен  стояли  деревянные  ящики,  на  толстых
крюках лежали весла, в углу виднелись спасательный круг, свернутые  канаты
и две пары  резиновых  рыбацких  сапог  выше  колен.  В  глубине  винтовая
лестница вела на второй этаж.
   Кос толкнул дверь направо и вбежал в пустую комнату, в  которой  стояла
одна табуретка и телефон на небольшом столике.
   В это время из левой комнаты в сени вышел уже пожилой обер-лейтенант  с
противогазом,  полевой  сумкой  и  биноклем  на  груди.  Он  с  удивлением
посмотрел на Еленя и спросил, возмущенный выстрелом:
   - Это ты стрелял?!
   За его спиной в открытых дверях появились две головы в касках. С минуту
вое молчали, разглядывая странного солдата в немецком  мундире,  с  лицом,
вымазанным грязью. Вдруг обер-лейтенант принял  строевую  стойку.  Густлик
тоже встал по стойке "смирно" и покорно выслушал нотацию сапера.
   - Здесь специальная подрывная команда. Ни один человек...
   За спинами немцев появился Григорий со своей саблей в поднятой руке.
   - Правого, - приказал ему Густлик.
   - Вас? [Что? (нем.)]
   - Капуста и квас, - буркнул Елень, "угощая" офицера прикладом.
   - Ваша, - заревел грузин, ударяя рукоятью сабли в прикрытый каской  лоб
немца справа.
   Третий вывернулся, отскочил  в  сторону  и  скрылся  в  сенях  направо.
Густлик бросился за ним, но не успел и сильно  ударился  о  захлопнувшуюся
дверь.
   Немец бросился к телефону, схватил трубку:
   -  Алло,  говорит   подрывная   команда...   "Хохвассер"...   Подрывная
команда...
   Янек вернулся из дальней комнаты, подскочил и упер ствол  автомата  ему
под ребра.
   - У нас все в порядке, - подсказал он шепотом.
   - У нас все в порядке, - послушно повторил тот, положил трубку и поднял
вверх руки.
   Всех троих пленных связали веревками, которых было достаточно в  сенях,
и посадили у стен под веслами. Обер-лейтенант понемногу начал приходить  в
себя, а  тот,  которого  Саакашвили  ударил  рукоятью  сабли,  прикладывал
связанные ладони ко лбу, на котором выросла здоровенная шишка цвета спелой
сливы.
   Елень и Саакашвили присели на ящиках. Кос встал у приоткрытых дверей  и
крутил в  руках  бинокль  обер-лейтенанта,  изредка  поглядывая  во  двор.
Немного посовещались.
   - Бункер пустой? - спросил Кос.
   - Я проверял, - кивнул головой Густлик.
   - Одного не хватает. Может быть, их пятеро было?..
   - Раз, два, три. - Елень подсчитал сначала автоматы, которые были у них
в руках, а потом показал на оружие, лежащее на полу.  -  Один  еще  где-то
должен быть.
   - Гжесь, - приказал Янек, - найди этого последнего. Он без оружия и  не
уйдет незамеченным. Он где-то здесь, в  доме.  А  мы  приведем  в  порядок
трактор, прежде чем начнут искать повара.
   Саакашвили кивнул головой и с автоматом наизготовку, с саблей на  ремне
пошел на поиски немца.
   Кос поддел штыком крышку одного из ящиков. Елень вскрыл другой.
   - Где взрыватели? - спросил он пленных.
   - Не надо. - Кос махнул рукой и показал внутрь ящика, в котором  лежали
мины разных калибров. -  Обойдемся  без  взрывателей.  У  них  не  хватает
взрывчатых материалов, берут что под руку попадется.
   - Они все лучшее  израсходовали  в  Варшаве.  Но  что  они  тут  хотели
взорвать? - Густлик поплевал на ладонь.
   - Потом. Сначала кухня, - оборвал Кос и осторожно взял две мины.
   Густлик еще раз проверил, хорошо ли  связаны  пленные,  закрутил  конец
веревки на вбитый в  стену  крюк,  который  служил  подпоркой  для  весел.
Большой моток тонкого шнура он засунул в  карман.  Осторожно,  без  особых
усилий взвалил себе на плечи ящик с минами и вышел вслед за Янеком.
   Тем временем Томаш работал у ворот, чтобы не томиться  в  бездеятельном
ожидании: убитого он подтащил к стене и уложил в дровяном  сарайчике,  где
стояли лопаты, вилы, старые цветочные горшки и другой огородный инвентарь.
Нашел большую банку с немецкими надписями, открыл ее и, понюхав, спрятал в
карман: при прививке фруктовых дичков весьма необходимая вещь. Затем вышел
во двор и, ткнув ногой немца, которого оглушил Густлик,  решил  про  себя,
что тот очнется не скоро.
   Томаш посмотрел через калитку, не идет ли кто,  на  поле  со  сваленным
стогом, под которым после дождя уже не видно было танка, -  везде  тихо  и
пустынно, только рядом неторопливо тарахтит трактор.
   Вздохнув, он начал опустошать контейнеры полевой  кухни.  На  вытянутую
левую руку одну за другой уложил три буханки, прижав их подбородком.
   - Вот так набрал, - неожиданно услышал он за спиной голос Густлика.
   - Один черный, белого и в помине нету, - буркнул он, делая вид, что ему
все безразлично.
   - Неси в дом, а мы здесь сами, - приказал Кос.
   - Давай быстрей, - поторапливал его Густлик, видя, что Томаш собирается
что-то сказать. - Потом скажешь.
   Оставшись вдвоем, они действовали  быстро,  без  лишних  слов.  Сначала
посадили и привязали к рулю трактора  убитого  на  вышке  немца,  а  потом
принялись за мины.
   Работа была рискованная, требовала выдержки и  умения;  неразорвавшаяся
мина очень опасна: порой едва ее коснешься - и конец. А здесь  трактор  не
только трясется, но то и дело вздрагивает, дергает прицеп и чуть дымящуюся
кухню.
   - Готово?
   - Порядок.
   - Иди за стену.
   - Я?
   - Ты.
   - Ты же командир!
   - Вот именно. Проваливай.
   Недовольный тем, что ему досталось, как минуту назад  Черешняку,  Елень
отступил и смотрел, как, стоя на тракторе, Янек сильно выжимает сцепление,
включает передачу и очень осторожно трогается с места, понемногу прибавляя
газ. Когда трактор рванулся. Кос перешел на  прицеп,  соскочил  с  него  и
двумя огромными прыжками достиг рва у дороги.
   Трактор медленно удалялся на второй скорости. Выждав еще  немного,  Кос
повернулся в канаве, пополз назад в направлении ворот и, будто под сильным
огнем, бросился в калитку прямо в объятия ожидавшего там Густлика.
   - Я весь взмок, пока тебя ждал.
   - Удирай!
   - Я еще раз посмотрю, как покойник управляет.
   Елень осторожно высунул голову и посмотрел в трофейный бинокль.  Стекла
приблизили трактор, неторопливо ползший  вверх.  Под  кухней  и  сзади  на
прицепе висели мины, взрыватели  болтались  в  нескольких  сантиметрах  от
земли. Один из них коснулся камня, зацепился за пего. Елень убрал  голову,
стер пот со лба.
   - А если не взорвется?..
   Раздался взрыв. Они увидели над стеной черный дым,  бесформенные  куски
металла в нем. Танкисты с удовлетворением посмотрели друг на друга.
   - Это было бы... - бросил Густлик и вытянулся, будто докладывая: - Герр
оберет, наш бравый повар подорвался на мине.
   Кос тщательно запер калитку.
   - Сейчас только бы шестого найти и сидеть тихо, пока наши не придут.
   - Неплохо было бы что-нибудь перекусить, а?



5. ОБЕР-ЕФРЕЙТОР КУГЕЛЬ

   Получив  приказ  найти  пропавшего  немца,  Саакашвили  шаг  за   шагом
обследовал местность, прилегающую к шлюзу. А увидел он не так уж и  много:
высокую кирпичную стену, окружавшую прямоугольный двор с круглой клумбой в
центре, на которой цвели анютины глазки  -  желтые,  голубые,  фиолетовые.
Вдоль стены тянулась молодая прозрачная изгородь  из  кустарника  и  росло
несколько молодых тополей.
   Когда-то здесь, видимо, было очень красиво, но  сейчас  за  клумбой,  у
самого края шлюза, виднелся бетонный бункер, плоский, как сплющенный гриб,
камуфлированный в черно-зеленый и бронзовый  маскировочные  цвета.  "Гриб"
исподлобья смотрел на три стороны света темными глазницами бойниц.
   Переплетенные спирали колючей проволоки преграждали к нему путь.  Нужно
было обойти бункер, чтобы по крутой лестнице добраться до стальной  двери,
на которой кто-то черной краской намалевал кривые буквы.
   Дверь была приоткрыта. Саакашвили вошел внутрь, нащупал  выключатель  и
был очень удивлен, когда  у  потолка  под  сетчатым  колпаком  засветилась
небольшая лампочка. В бункере  имелись  два  небольших  боковых  погребка,
видимо  для  боеприпасов,  и  несколько  закрытых  металлическими  плитами
погребков - не настолько больших, чтобы там мог спрятаться человек.  Может
быть, здесь аккумуляторные батареи для освещения?
   Выходя, Саакашвили присмотрелся к  надписи  на  двери.  Написано  было,
конечно, не по-грузински и  не  по-русски,  поэтому,  прочитав  с  большим
трудом лишь "Кугель" и "Пудель", он оставил это занятие.
   Шлюз был глубоким. Потемневшие от сырости, коричневые от  мха  каменные
плиты были уложены вертикально на высоту нескольких этажей.  Внизу  стояла
пустая баржа. У Григория закружилась  голова,  когда  он  смотрел  на  эту
баржу, и ему пришлось отступить назад и  схватиться  за  чугунный  выступ,
отполированный канатами. Гжесь присел на нем отдохнуть.
   Закрытые ворота шлюза отделяли его от большого озера. Узкий с  перилами
деревянный мостик вел на другую сторону, но туда незачем было идти: ровная
пашня, разрытая рвами и окопами, переходила дальше в  трясину,  а  надпись
"Внимание! Мины!" не манила на прогулку.
   "С противоположной стороны никто не придет, можно  быть  спокойным",  -
подумал Саакашвили и решил доложить об этом Янеку. Посмотрел еще на север,
где ровные, защищенные насыпями поля пересекал канал, и повернул в сторону
дома.
   Ноги подкашивались, он чувствовал слабость во  всем  теле.  Пока  искал
шестого немца, пока выполнял приказ, старался ни о чем другом не думать, а
теперь снова почувствовал боль в висках - будто сдавили черен - от  мысли,
что нет "Рыжего". Танк, подбитый на  Балтике,  сегодня  был  разоружен,  а
потом уничтожен, уничтожен, уничтожен...
   Григорий обошел заграждения вокруг бункера, машинально миновал клумбу и
цветочные грядки. Наученный солдатским опытом, он, вместо того чтобы сразу
войти в сени, посмотрел сначала в маленькое  окошко  в  стене,  в  котором
кто-то давно выбил стекло, а паук сплел густую паутину.
   С удивлением увидел, что пленные, вместо того  чтобы  сидеть  у  стены,
лежат на полу, будто разбросанные взрывом. Однако сразу догадался, что  не
двигался только офицер, которого  Елень  нокаутировал  прикладом.  Тот,  с
шишкой на лбу, скорчившись, старался натянуть канат,  конец  которого  был
зацеплен за крючок. Третий, сидевший раньше с краю, вытянулся, поднял руки
и пальцами пытался ухватиться за разбросанное на полу оружие.
   Вот он что-то сказал своему приятелю, тот  еще  раз  оттянул  связанные
ноги так далеко, как  только  мог.  Немец,  который  тянулся  за  оружием,
рванулся, выпрямился, схватился за ремень.
   Теперь у него дело пошло быстрее. Он  сел,  поджал  колени  и,  воткнув
между ними приклад, взвел затвор. Теперь  он  мог  стрелять,  несмотря  на
связанные руки.
   Но прежде чем он поднял глаза и направил  ствол  на  дверь,  Саакашвили
подскочил и ударом ноги выбил у него оружие. Тяжело  дыша,  он  стоял  над
немцем. Из головы не выходила мысль о танке. У него дрожали губы.  Сидящий
с краю пленный казался ему все более похожим на бригаденфюрера СС,  стоило
заменить лишь знаки различия на мундире.
   Вытащив треть сабли из ножен,  Саакашвили  отступил  назад.  Потом,  не
сводя глаз с пленных, он снова  сделал  полшага  вперед,  как  бы  выбирая
дистанцию для удара.
   Немец поднял связанные руки, чтобы закрыть голову. При  виде  связанных
рук Григорий опомнился. Оперся о раму и вытер ладонью пот.
   В двери появился Томаш. Осмотревшись, он аккуратно сложил хлеб,  втащил
за ворот все еще не пришедшего в себя  немца,  которого  Елень  оглушил  у
калитки, и молча смотрел то на Григория, то на пленных, ожидая, что  будет
дальше.
   Григорий горячо заговорил:
   - Они могут посылать нас на смерть, убивать и расстреливать безоружных,
а их нельзя. Понимаешь? Нельзя. Им можно...
   - Понимаю, - кивнул головой Черешняк. - Елень объяснял. Но  посадить  в
подвал можно.
   - Точно, - начал успокаиваться механик. - Здесь неплохие подвалы.
   Вдруг дом задрожал и над шлюзом загромыхали раскаты нескольких взрывов;
резко захлопнулась дверь.
   - Уже минами достают, - обрадовался Саакашвили.
   У гладкоствольного орудия радиус действия небольшой, и залп из полковых
минометов свидетельствовал о том, что линия фронта находится не далее пяти
километров.
   - Это гражданин командир и  гражданин  плютоновый  подорвали  кухню.  -
Черешняк вывел его из заблуждения. - Имитируют артиллерийское попадание...
   Он черпал чашкой воду из ведра и  по  очереди  поливал  то  одного,  то
другого пленного. Они начинали приходить в себя, когда возвратились  Елень
и Кос.
   - Ну вот, все собрались. Гуляш в термосе...
   - Подожди, - прервал его Янек. - Сначала надо выставить охрану.
   - Я пойду, - добровольно вызвался Томаш.
   - Хорошо, - кивнул головой командир и обратился к механику: -  Что  это
ты их на в