тонатор? - спросил Вихура.
   - Он себе руку повредил. Думаю, что когда устанавливал взрыватель.
   - А если нет? Он мог иметь помощников. Одни простыни вывесили, но  были
и такие, которые собственной головы, набитой Гитлером бешенством и злобой,
не жалели.
   - Не морочь голову. Нужно было остаться.
   - Тут сто таких складов, как этот, - заговорил Григорий.
   - Тебе бы пришлось обследовать каждый за пятнадцать секунд, чтобы найти
взрыватель, и осталось бы две минуты на разминирование.
   - Янек! - крикнул Павлов, который до  этого  не  отходил  от  танка,  а
внимательно изучал двор форта.
   - Я! - Кос подбежал вместе с Шариком.
   - Немцы любят порядок и запасы...
   - Да. По-ихнему орднунг и форрэтэ... - подтвердил Кос.
   - Думаешь, весной они готовили топливо на зиму?
   Саакашвили раздавил большой кусок кокса, и он резко треснул под ногой.
   - Нет. Тем более под конец войны. Понимаю, - сказал Янек.
   Он сделал несколько  шагов,  глядя  под  ноги  -  повсюду  куски  кокса
размерами с грецкий орех, но перед низкими металлическими дверками их было
больше, чем где-либо.
   - Закрыты.
   - Погоди. - Вихура подошел и плечом отодвинул командира.
   Говорить было некогда, поэтому, ни о чем не спрашивая, он достал  из-за
голенища тонкую ножовку и ловко начал перепиливать скобу.
   - Хорошую сталь они пускали  на  танки,  -  заметил  он,  через  минуту
открывая дверки. - А это черт знает что.
   - Стоп, - остановил Павлов Янека. - Теперь сапер вперед.
   Светя фонариками, они один за другим пошли вниз.  Под  ногами  хрустели
кусочки кокса. Сразу за первой  площадкой  на  ступеньке  лежал  пистолет,
покрытый пылью и паутиной, но с первого же взгляда  можно  было  заметить,
что это оружие бельгийского производства, с массивной рукояткой, вмещающей
магазин с шестнадцатью патронами.
   - Чур, мой, - сказал Вихура и, наклонившись, выдвинулся вперед.
   Григорий, который шел последним, оказался, однако,  более  быстрым:  он
успел схватить Франека за руку и завернуть ее ему за спину.
   - Ты чего? Пусти...
   - Вири! - крикнул Григорий по-грузински.
   - Что "вири"?
   - По-польски значит "осел", - пояснил Саакашвили. - У тебя что,  пальцы
лишние?
   - За угол! - приказал Павлов.
   Когда танкисты отошли, сапер встал на  колени  и,  слегка  насвистывая,
накинул петлю из тонкого шнурка на ствол. Потом из-за изгиба стены  дернул
шнур, и на ступеньках загремел короткий взрыв.
   Капитан поднял отброшенный  взрывом  пистолет,  осмотрел  его  и  подал
Вихуре. Капрал непроизвольно отдернул руку.
   - Бери. Теперь не страшно. Кажется, не поврежден.
   Они спустились по лестнице еще на одну площадку, откуда узкий подземный
коридор разветвлялся в нескольких направлениях.  Глиняный  пол  был  чисто
выметен, и кокса нигде не было видно.
   - Куда же теперь? - спросил Павлов.
   Янек еще раз дал собаке понюхать пилотку и приказал:
   - Ищи.
   Шарик снова втянул в ноздри неприятный ему запах немецкого сукна. Он по
очереди обошел  все  коридоры  и  вернулся.  Встряхнул  головой,  тихонько
замахал хвостом - нет.
   - Должен быть, песик, - убеждал его Янек, присев около собаки. - Ищи.
   Овчарка опять начала сосредоточенно искать. Входила на несколько  шагов
в коридор, возвращалась, затем шла в следующий.
   Павлов посмотрел на часы.
   - Сколько? - спросил Кос,
   - Восемнадцать.
   По одному из коридоров в полутора метрах от земли вдоль стены проходили
деревянные перила с вмятинами; возможно, это остались следы  от  прикладов
винтовок. Шарик задержался, потянул носом поток воздуха, прыгнул лапами на
стену и, обнюхивая,  заскулил.  Он  отбежал  в  глубь  коридора,  еще  раз
вскарабкался и радостно, удовлетворенно залаял.
   - Нашел, - подтвердил Кос и приказал овчарке: - Веди.
   Они побежали за собакой, Павлов догнал их. Под низким сводом раздавался
топот ног, скользили лучи фонариков по стенам. Внезапно овчарка  прыгнула,
преодолев какое-то препятствие.
   - Стоп, - приказал Павлов. - Прикажи ему, пусть остановится.
   - Шарик! - крикнул Кос. - На месте"!
   В метре перед ними легонько дрожала паутина  тонких  проводов,  которые
Шарик зацепил, когда прыгнул.
   - Сам я не справлюсь, - заявил капитан. - Ни одна из этих четырех струн
не должна изменить натяжения.
   - Ясно, - ответил за всех Вихура.
   Все трое осторожно придвинулись к  паутине,  и  каждый  по-своему  взял
провод в пальцы: Вихура оперся рукой о колено, Саакашвили - о  сапог,  Кос
лег и ухватился за две металлические нити, проходившие прямо у земли.
   Шарик хотел ему помочь, медленно поднял лапу и двинулся.
   - Стой, ни с места!
   - Готово? - спросил Павлов и, посмотрев на сосредоточенные лица друзей,
предупредил: - Перерезаю.
   Все  молчали.  Слышалось  только  учащенное  дыхание  и   посвистывание
капитана.
   Перерезав металлическую паутину, Павлов перешел на  другую  сторону  и,
стоя на коленях, стал стремительно  манипулировать  пальцами.  Сначала  он
отгреб куски глины, обнажил кончик взрывателя, потом взял его пальцами  и,
отодвинув в сторону ладонь держащего, выкрутил детонатор из  мины.  Первым
он освободил Коса, которому было неудобнее  других.  Затем,  посмотрев  на
стекающие по лбу Вихуры капли пота, сменил его.
   Дольше всех держал провод Григорий, и когда он уже смог  опустить  его,
то из порезанных подушечек двух пальцев закапала кровь.
   Капитан, светя  фонариком,  внимательно  осматривал  следующий  отрезок
коридора.
   - Ты зачем так сильно сжимал?  -  спросил  Янек,  разрывая  медицинский
пакет и подавая Григорию марлю.
   - Я подумал, - отвечал Саакашвили, - что если удержу, то  в  этом  году
такую девушку встречу!
   - Вперед, - приказал Павлов.
   Шагов через двадцать они вошли в большой продолговатый каземат, у одной
из стен которого была насыпана куча кокса высотой в человеческий рост. Они
остановились, пораженные размерами подземелья.
   - Сколько? - еще раз спросил Кос.
   - Тринадцать.
   - Дня не хватит, чтобы все это переворошить.
   - Откуда известно, что именно здесь?..
   Шарик, непрерывно нюхая воздух, прошел вдоль кучи угля, забрался  почти
на самый верх, громко заворчал и стал энергично раскапывать кокс передними
лапами, сталкивая вниз шуршащую сухую лавину кусков.
   - Сукин ты сын! - крикнул Иван.
   - Стой, Шарик, к ноге! - приказал Янек, бросившись к собаке.
   Шарик не послушался. Он еще несколько  раз  поскреб  лапами  и,  ворча,
прыгнул на грудь хозяину с перчаткой в зубах.  Янек  отобрал  ее  у  него,
посветил фонариком.
   - Черная, на левую руку. Ее здесь этот гитлеровец потерял.
   - Внимание. - Павлов показал на темную проволоку, торчащую из  кучи.  -
Если задеть за усик, последует взрыв.  Все  зависит  от  того,  успеем  ли
добраться до мины.
   - Григорий, к танку! - приказал Кос.
   - Почему? Я могу! - Саакашвили протянул левую руку, пряча сзади правую.
   - К танку! - резко  повторил  командир.  -  Бегом!  Пришли  Густлика  с
лопатой.
   Едва умолкли удаляющиеся шаги Григория, как все трое  начали  работать.
Беря пример с Павлова, они  легкими  движениями  пальцев  сбрасывали  вниз
куски кокса. Это нужно было делать осторожно, сбрасывать по одному  куску,
а не целую горсть сразу, и в то же время по всей поверхности, а не в одном
месте. Вихура выбрал слишком много, и сразу же посыпался вниз целый  ворох
кусков.
   Все на секунду замерли. Иван выразительно посмотрел на Вихуру  в  вновь
вернулся к работе.
   - Сколько? - спросил капрал.
   - Неважно, - ответил капитан. - Убежать все равно уже нельзя.
   Кокс сыпался вниз тремя ручейками, а под стеной стоял Шарик и с большим
азартом отбрасывал назад куски кокса.
   Прибежал Густлик с лопатой. Он сразу понял, что надо делать.
   - Уйди, Шарик. Теперь я поработаю.
   Ритмично позвякивала лопата. Под тремя парами ладоней таяла куча  угля,
все выше торчали грозные усы взрывателей - и наконец показалось  громадное
тело авиационной бомбы.
   Теперь  дело  пошло  быстрее.  Павлов  достал  из  кармана  медицинский
стетоскоп, воткнул концы в уши.
   - Стоп.
   Он прижал стетоскоп к пузатому  телу  бомбы  -  тишина.  Он  передвинул
стетоскоп и услышал грозный отчетливый стук  часового  механизма.  Крышка,
под которой он был спрятан, находилась со стороны стены,  что  было  очень
неудобно.
   - Поддержите, чтобы я не оступился.
   - Я поддержу.
   Густлик встал, широко раздвинув ноги, взял Павлова за бедра  и  застыл,
согнувшись в три погибели.
   Капитан,  посвистывая,  примеривал  специальный  ключ  к  двум  круглым
углублениям.  Осторожно  потянул.  Металл   сопротивлялся.   Трудно   было
попытаться дернуть, потому что именно здесь больше всего  торчало  грозных
усов из проволоки. Он начал постепенно, до боли, напрягать мышцы.  Наконец
заскрежетала резьба. Крышка сделала первый оборот, второй - и сползла вниз
по осыпи.
   Янек подал фонарик. Иван заглянул внутрь, потом просунул  туда  руку  и
долгую  минуту  манипулировал  там   пальцами.   Наконец   тиканье   часов
прекратилось. В тишине слышалось лишь  дыхание  людей,  сопение  Шарика  и
спокойное  посвистывание  капитана.  Двумя  пальцами  он  вынул  небольшой
механизм, осмотрел его и бросил на кокс.
   Он еще раз просунул руку и  несколькими  быстрыми  движениями  выкрутил
взрыватель, положил его в нагрудный карман. Это уже был конец -  небрежным
движением он тронул  железные  усы,  которые  перестали  грозить  смертью.
Потемневшее от пыли лицо просветлело в улыбке. Потом, стоя у  стены,  Иван
достал из кармана платок и вытер потный лоб Густлика.
   - Пошли на воздух, - сказал он уставшим голосом.
   - Сколько? - спросил Вихура.
   - Четыре минуты до взрыва, - ответил Павлов.


   Саакашвили снял пулемет нижнего стрелка и, сидя на башне, держал его на
коленях. Он внимательно рассматривал и  со  злостью  посасывал  порезанные
пальцы правой руки. Лицо его просветлело только  тогда,  когда  он  увидел
выходящих из казематов форта.
   Их форма была в пыли, лица покрыты  угольной  пылью.  Щуря  глаза,  они
пересекали границу между тенью и солнцем и глубоко вдыхали воздух.
   - Перекур, - заявил Густлик. - Гжесь, если  б  мы  слова  не  дали,  то
выпили бы сейчас, да?
   - Было бы что, - проворчал недовольный Вихура. - Мои запасы  американцы
вылакали.
   - Через час накормлю вас и напою, - заверил их Павлов.
   Кос поднял руку, делая вид, что хочет стукнуть Еленя, тот  притворился,
что испугался, вскочил на металлическую лестницу, прикрепленную  к  стене,
за ним Шарик, и оба выбежали на зеленую вершину бастиона, поросшую молодой
травой. За ними со смехом последовали Вихура и Кос, а сзади и капитан.
   - Братцы, а я? - крикнул Саакашвили.
   - Оставь эту машинку и иди, - разрешил Янек.
   - Никто не украдет! Здесь ни одной живой души нет, - сказал Вихура.
   Шарик катался по траве, вытряхивая из шерсти пыль. К  экипажу  подбежал
Саакашвили, обнял Густлика и Франека.
   - Хорошо! - сказал он. - Я загадал, и вышло, что встречу  в  этом  году
девушку.
   - Или двух, - лукаво произнес Густлик, обхватив рукой Григория.
   Павлов и Кос стояли  в  стороне.  Перед  ними  внизу  лежал  освещенный
предвечерним солнцем городок.
   - Хороший город, - в  задумчивости  произнес  Иван.  -  Когда  о  войне
забудут, здесь людям будет хорошо.
   По другой стороне рва форта, по пустынной тропинке  сквера  шел  черный
кот.
   - Посмотри-ка, Шарик, - показал Янек на кота.
   Собака встала,  но  посмотрела  в  противоположную  сторону,  за  спины
танкистов, обнажила клыки.
   В  этот  момент  прозвучал   выстрел.   Четверо   танкистов   мгновенно
обернулись, вскинули оружие, но не нажали на спусковой  крючок.  Метрах  в
пятидесяти стоял паренек лет  пятнадцати  с  повязкой  фольксштурмовца  на
рукаве. Бросив винтовку на землю, он поднял руки.
   Павлов сделал четверть шага вперед и медленно, а затем все быстрее стал
поворачиваться всем телом, одновременно падая навзничь.
   - Убью! - пригрозил Вихура.
   - Гад, - вырвалось у Саакашвили.
   - Погодите, - остановил их Густлик. - Я...
   Кос привстал на колени над капитаном.
   - Иван...
   Раненый двинул рукой и вытащил из нагрудного кармана взрыватель.
   - Выброси, Янек, чтобы кого не покалечило.
   Он еще раз протянул руку, подал логарифмическую  линейку,  но  говорить
уже не мог: силы оставили его. Судорога боли  пробежала  по  лицу  сапера,
застыли мышцы челюстей. Янек поднял с травы  шлемофон,  положил  на  глаза
убитого и встал.
   Елень держал за воротник позеленевшего от страха немца.
   - Последнюю пулю выпустил. Больше у него не было патронов.
   Паренек, не понимая, что они говорят, смотрел с ужасом на  убитого,  на
стволы автоматов и вдруг,  поняв,  что  ничто  его  не  спасет,  истерично
выкрикнул:
   - Хайль Гитлер!
   Густлик наотмашь ударил его.
   - Заткнись! Если бы вам еще один Гитлер объявился, то уж  потом  некому
было бы говорить по-немецки.
   Янек  горящими  сухими  глазами  всматривался  в  фольксштурмовца.   Он
почувствовал неожиданную дрожь  в  мышцах  и  движением  ствола  дал  знак
Густлику отойти в сторону.
   Елень, вопреки этому жесту, вышел немного вперед и сказал:
   - Он пленный. И еще глупый.
   Жестом он приказал Вихуре и Саакашвили, чтобы они забрали парня.  Когда
те исчезли на лестнице, он наклонился и поднял убитого Ивана.
   Кос словно обезумел.
   - Хватит этого, хватит! - Он изо всех сил швырнул автомат на землю.
   - Подними, - грозным голосом приказал Елень.
   Несколько секунд они измеряли друг друга свирепый взглядом.
   - Пока не прикажут, не имеешь права бросать оружие.
   Густлик с  погибшим  на  руках  двинулся  к  железной  лестнице.  Через
несколько шагов он увидел стоящий  внизу  танк,  а  около  него  Григория,
Вихуру и пленного.
   - Никто ничего не видел. И я не видел. И ты никогда не бросал автомата,
- обратился он к Янеку.



33. ПАРЫ

   Жара стояла такая, что даже листья на ивах седели и увядали,  -  только
от воды шла прохлада. Оба Шавелло на сбитой из досок лодке, остро пахнущей
смолой, возвращались по Нейсе на немецкий берег. Константин в очках  сидел
на  носу,  рассматривая  на  ладони  созревшие  колосья  ржи  я   мысленно
прикидывая, что минуло уже три месяца, как война кончилась, а службе еще и
конца не видно.
   Юзек неторопливо греб, подставив лицо солнцу. Приблизившись  к  берегу,
он  взялся  за  шест  и  несколько  раз  изогнул  спину,  напрягаясь   при
отталкивании.
   Причалили, как обычно,  -  около  ствола  дерева,  сваленного  весенним
паводком, а может, и польским снарядом в апреле. Константин  замкнул  цепь
от лодки на висячий замок, а Юзек засунул  весло  в  заросли  ивняка,  под
засохшие прошлогодние листья.
   По крутой тропинке они выбрались на  взгорок.  Отсюда  уже  можно  было
увидеть расположившуюся танковую роту, а справа  -  небольшую  деревеньку,
утонувшую в зелени деревьев.
   - Зайдем? - спросил Юзек.
   - Обязательно, - ответил Константин и зашагал в сторону деревни.
   В  саду,  около  первого  от  берега  домишка,  стоял  старший  сержант
Саакашвили и с удовольствием ел сорванное с ветки спелое яблоко. Рядом, за
садовым столом, сидел подпоручник Кос, старательно  что-то  подсчитывал  и
записывал в слегка обгоревшую тетрадь в синей обложке.
   - Можно? - спросил Константин, опираясь рукой на забор.
   - А как же! - пригласил он и крикнул, повернувшись  к  дому:  -  К  нам
гости!
   - Какие гости?! Мы только так зашли.
   - В самый раз.
   - Да ну, какое там. - Константин присел на скамейку и показал  колосья.
- Мы из-за Нисы, из нашей  деревушки,  возвращаемся.  Вот  хоть  и  поздно
посеяно, а уже время приходит снимать урожай.
   Из глубины сада и из домика выскочили остальные члены  экипажа:  Елень,
Вихура, Черешняк -  в  новой  отглаженной  форме,  с  Крестами  Храбрых  и
медалями на груди. Приветствовали гостей, усаживались рядом.
   - Если через неделю не начать косить, хлеб станет осыпаться, - объяснил
Шавелло.
   - Кому холодного кваса? - Гонората вынесла запотевший от холода жбан  и
глиняные кружки.
   - А, хозяйка! - приветливо встретил ее Константин.  -  А  когда  же  мы
хозяйками обзаводиться будем?
   - Что ты, дядя? Мне еще рано, - устыдился Юзек.
   - Ты думаешь, у меня глаза на затылке  и  я  не  вижу,  как  ты  на  ту
радистку смотришь? Тебе пора и ржи пора  пришла.  Только  ты  не  очень-то
смелый.
   - Пора, - согласился Черешняк. - Я, может, и помог бы жать, -  пообещал
он, раскусывая твердое зерно.
   - Сидим и сидим здесь, - проворчал Вихура. - Дома всех хороших  девушек
расхватают, а нам некрасивых оставят...
   Григорий подошел сбоку и, обняв Франека за плечи, шепнул ему на ухо:
   - Ханка красивая девушка.
   - Сердится уже вторую неделю, - буркнул плютоновый.
   - Не сердилась бы, если б  не  любила,  -  тихо  сказал  Григорий  и  с
печальной улыбкой на лице отошел в сторону.
   - Я же тебе, умная голова, уже  втолковывал,  почему  мы  здесь  должны
торчать, - гремел голос Густлика, стучавшего по столу кулаком.
   - Из армии, если нет приказа,  не  уйдешь...  -  осмелился  вступить  в
разговор Юзек.
   - Не в  том  дело.  Сейчас  в  Потсдаме  главы  правительств  союзников
совещаются. О границах речь идет.
   - Недалеко до того места, где вас подхорунжий Лажевский в плен взял,  -
добавил Черешняк.
   - Не болтай, Томек, когда я говорю. О границах там  речь  идет.  Сталин
говорит, что граница должна проходить по этой Нисе, у которой мы стоим,  а
Черчилль пальцем по карте водит, а притворяется, что не может найти.
   - Может, по-английски другими  буквами  пишется,  -  высказал  сомнение
Константин.
   Елень, пропустив замечание мимо ушей, продолжал:
   - Тогда русский генерал говорит ему: "Товарищ Черчилль, это почти  там,
где польские дивизии стоят", а сейчас все  знают:  в  политике  они  могут
ошибиться рекой или городом, но где чья дивизия - каждый знает.
   - От нашего правительства там тоже есть представители, и они  объясняют
им что и как, - снова вмешался Черешняк.
   - Тебя, Томек, как послали в Варшаву, так ты с тех пор поумнел.
   - Следующий раз, сержант, сам поедешь.
   Елень замахнулся, чтобы стукнуть его, но остановился и шепнул Косу:
   - Командир.
   - Смирно! - подал команду Янек.
   - Вольно, вольно! - крикнул генерал, входя в  калитку.  -  Я  здесь  по
своим делам. Забежал в госпиталь только  за  лекарствами,  но  получил  от
сержанта Огонька приказ заехать к вам.
   - А девчата? - спросил Григорий.
   - Одну привез, - генерал показал на Марусю, бегущую от  калитки,  -  но
Лидки у радиостанции уже  не  было.  Наверно,  возвращаясь,  обучает  свое
войско на марше.
   - Выпьете  квасу,  пан  генерал?  -  спросил  Густлик.  -  Или,  может,
чего-нибудь покрепче?
   - Есть спирт на меду, - предложила Гонората.
   - Лучше квасу, если холодный...
   Генерал поднес ко рту заиндевевшую  кружку,  и  в  этот  момент  в  сад
вбежала Лидка, а  за  ней  две  одинаковые  радиотелеграфистки.  Все  трое
смутились не столько от присутствия  генерала,  сколько  от  его  веселого
смеха, которым он их встретил.
   - Если б вы раньше ей присвоили звание сержанта и  дали  бы  этих  двух
девушек, то мы войну в апреле бы кончили, - убежденно произнес Густлик.
   - Лидка хороший командир, -  похвалил  Кос.  -  Чтобы  легче  различать
помощниц, она Ханю сделала ефрейтором.
   Помогая сесть на скамейку, он протянул девушке руку и легко сжал  узкую
ладонь, на которой огонь оставил полосы гладкой побелевшей кожи.
   Сестры Боровянки не говорили ни слова. Они скромно  стояли  в  стороне,
заняв такую позицию, чтобы Аня могла поглядывать на Юзека Шавелло, а Ханка
- чтобы повернуться спиной к Франеку Вихуре.
   Генерал  допил,  вытер  ладонью  губы  и,  поставив  кружку  на   стол,
наклонился к Гонорате:
   - Квас превосходный. Чем же мне отблагодарить вас за него?
   -  Каким-нибудь  хорошим  известием.  Мы  тут  разговаривали...  -  Она
замолча