ыталась  отвести,  ласково
убеждая:
   - Ну, не надо! Это нехорошо! Разве  вам  недостаточно  вести  меня  под
руку? Или давайте я возьму вас под руку.
   Высвободившись из его объятий, она сразу крепко взяла его  под  руку  и
прижалась к его плечу, стараясь идти с ним в ногу. И  Клайд  подумал,  как
просто и естественно держится она теперь, когда лед между ними сломан.
   А как она щебетала! Ей нравится Ликург, но только она  никогда  еще  не
жила в таком строгом и набожном городе - тут в этом смысле даже хуже,  чем
в  Бильце  или  Трипетс-Милс...  И  она  стала  рассказывать  о  Бильце  и
Трипетс-Милс, говорила и о своем доме, но мало: об  этом  ей  не  хотелось
рассказывать. И снова - о Ньютонах и Грейс Марр, о том, как они следят  за
каждым ее шагом.
   А Клайд слушал и думал, что она совсем не похожа на Гортензию Бригс или
Риту, да и ни на одну из девушек, которых он встречал: она гораздо проще и
доверчивее,  ей  совершенно  не  свойственны  ни  распущенность  Риты,  ни
тщеславие, резкость и самомнение Гортензии, но она такая же красивая и при
этом гораздо симпатичнее. А как мило она выглядела бы, если бы была  лучше
одета... Что  бы  она  подумала,  если  бы  узнала,  как  он  вел  себя  с
Гортензией, - тогда все было по-другому, совсем по-другому...
   - Знаете, - сказал Клайд, когда Роберта на мгновенье замолчала,  -  мне
хотелось заговорить с вами с самого начала, как только вы  стали  работать
на фабрике. Но вы сами видите, тут все вечно следят друг  за  другом.  Это
возмутительно! Мне заявили, когда я получил это место,  что  я  не  должен
заводить знакомство ни с одной девушкой на фабрике, и я старался соблюдать
это правило. Но теперь я просто не могу сладить с собой. - Он крепко  сжал
ее руку, потом вдруг остановился и обнял ее. - Знаете, Роберта, я  от  вас
без ума. Правда! Вы самая милая, самая очаровательная  девушка  на  свете.
Послушайте, вы не сердитесь, что я так говорю? С тех пор как я увидел вас,
я почти потерял сон. Честное слово, правда! Я все думаю и думаю о  вас.  У
вас такие дивные глаза и волосы! Вы сегодня ужасно красивая! Ах, Роберта!
   И он вдруг привлек ее  к  себе  и  поцеловал,  прежде  чем  она  успела
уклониться. Он продолжал держать ее в объятиях, а она наперекор себе самой
сопротивлялась, напрягая всю силу воли: оказалось, что ей  хочется  обнять
его и прижаться к нему еще крепче, - это поразило  и  испугало  ее.  Какой
ужас! Что подумают, что скажут люди,  если  узнают?  Конечно,  она  дурная
девушка, но ей хочется быть с ним вот так - совсем рядом... никогда еще ей
так этого не хотелось.
   - Не надо, мистер Грифитс, -  умоляла  она.  -  Правда,  не  надо!  Ну,
пожалуйста! Нас могут увидеть. Кажется, кто-то идет.
   Она оглянулась, видимо, очень испуганная, но Клайд  только  рассмеялся.
Он был в восторге: наконец-то жизнь порадовала  его  таким  восхитительным
подарком!
   - Я никогда в жизни не делала ничего подобного,  -  продолжала  она.  -
Честное слово! Пустите меня. Это только потому, что вы сказали...
   Но Клайд, не отвечая, крепко прижал ее  к  себе;  его  бледное  лицо  и
темные жадные глаза были совсем близко от ее лица. Он целовал ее  снова  и
снова, несмотря на ее протесты; ее маленький рот,  подбородок,  щеки  были
так прелестны, что невозможно было устоять, и он,  слишком  взволнованный,
чтобы говорить более мужественным тоном, шептал умоляюще:
   - Роберта, дорогая, ради бога, ну скажите, что вы меня любите? Скажите?
Я знаю, что любите, Роберта! Я знаю! Я с ума схожу по вас! Скажите! У  нас
так мало времени!
   И он снова целовал ее щеки  и  губы.  И  вдруг  почувствовал,  что  она
слабеет. Она стояла безвольная и покорная в его объятиях; он смутно понял,
что с ней творится что-то странное. Внезапно по лицу ее потекли слезы;  ее
голова упала ему на плечо, и он услышал шепот:
   - Да, да, да, я люблю вас! Да, люблю, люблю!
   В ее голосе послышалось рыдание, то ли от горя, то ли от блаженства,  и
Клайд был так глубоко тронут ее искренностью и простотой, что и у него  на
глазах выступили слезы.
   - Роберта, дорогая, все будет хорошо. Не надо плакать. Вы такая  милая.
Правда, правда, Роберта!
   Он поднял глаза  и  увидел  на  востоке,  над  низкими  крышами  домов,
тоненький светящийся краешек восходящей июльской луны. И в  это  мгновение
ему показалось, что жизнь дала ему все - все, чего только можно пожелать.



18

   Это свидание, как поняли и Клайд и Роберта,  было  только  прелюдией  к
новым бесчисленным встречам и радостям,  которые  ждали  их  впереди.  Они
обрели  любовь.  Они  были  восхитительно  счастливы,  несмотря   на   все
затруднения и препоны. Но как быть дальше, как найти способ видеться чаще?
Уже само по себе положение Роберты в доме Ньютонов было серьезной  помехой
в ее отношениях с Клайдом, и особо приходилось  задуматься  над  тем,  как
быть с Грейс Марр. Грейс была еще больше скована,  чем  Роберта,  и  своей
внешней  непривлекательностью  и,  главное,  мещанскими  предрассудками  и
строгими правилами сектантски-религиозного воспитания. Однако и она хотела
повеселиться и почувствовать себя свободной.  Роберта,  веселая  и  подчас
даже смелая, в сущности, была скована теми же условностями, что  и  Грейс,
но Грейс воображала, будто ее подруга несравненно более свободна.  Поэтому
она  очень  льнула  к  Роберте,  которую  это  несколько  утомляло.  Грейс
воображала, что они с Робертой могут  обмениваться  признаниями,  шутками,
мыслями обо всем, что касается любви,  могут  безбоязненно  поверять  друг
другу свои  мечты.  Это  было  единственным  развлечением  в  ее  довольно
безрадостной жизни.
   Но Роберте, даже до того,  как  в  ее  жизнь  вошел  Клайд,  совсем  не
нравилась эта навязчивость. Ей это надоедало. А затем  она  почувствовала,
что не может говорить с Грейс о Клайде, - и не потому только,  что  Грейс,
конечно, будет возмущаться и  ревновать,  но  и  потому,  что  Роберта  не
решалась даже наедине с  собой  разбираться  в  тех  неожиданных  мятежных
чувствах, которые теперь ею завладели. Встретив и  сразу  полюбив  Клайда,
она боялась и думать, до чего она дойдет в своем отношении  к  нему.  Ведь
подобная близость между богатыми и бедными здесь под  запретом.  Нет,  она
вовсе не желала говорить о Клайде с Грейс.
   И когда в понедельник вечером, на другой день после поездки  на  озеро,
Грейс весело и фамильярно спросила Роберту  о  Клайде,  Роберта  мгновенно
решила притвориться, что она вовсе не так уж им интересуется,  как  Грейс,
может быть, думает. Поэтому она сказала только, что он был очень любезен и
спрашивал о Грейс. Услышав это, Грейс недоверчиво покосилась  на  подругу.
Правду ли она говорит?
   - Он был так мил, что я подумала, не влюблен ли он в тебя.
   - Вот глупости, - слукавила Роберта, немного встревоженная. - Да  он  и
не смотрит на меня никогда. И потом, на фабрике  такое  правило,  что  ему
нельзя познакомиться со мной ближе, пока я там работаю.
   Это лучше всего успокоило подозрение Грейс: по самому складу своего ума
она не  представляла  себе,  как  можно  нарушить  правила,  установленные
владельцами фабрики. Но Роберта, опасаясь, как бы ее имя в сознании  Грейс
не осталось связанным с именем Клайда, решила быть  вдвойне  осторожной  и
притворяться, будто она глубоко равнодушна к нему.
   Затем возникли новые трудности, новые огорчения, тревоги и  страхи,  не
имевшие ничего общего с прежними. После того как они с Клайдом объяснились
и окончательно поняли, что любят друг друга,  Роберта  все  же  не  видела
возможности встречаться с ним иначе, как тайком, очень редко  и  настолько
случайно, что она никогда не  могла  наверняка  назначить  день  следующей
встречи.
   - Понимаете, - объясняла она Клайду через несколько  дней  (ей  удалось
вечером ускользнуть на час из дому, и теперь они вышли по  Тэйлор-стрит  к
пологому берегу реки, за которой расстилались поля), - Ньютоны  никуда  не
ходят, не пригласив меня с собой. И даже если бы они сами  не  приглашали,
Грейс никуда без меня не пойдет. Мы с нею очень долго дружили, когда  жили
в Трипетс-Милс, и она привыкла  ко  мне,  как  к  родной.  Но  теперь  все
по-другому, и я просто не знаю, какой найти выход. Что мне сказать -  куда
я иду, с кем?
   - Понимаю, милая, - нежно и ласково ответил Клайд. - Все это верно.  Но
как же нам быть? Или вы думаете, что мне достаточно видеть вас на фабрике?
   Он смотрел на нее так  серьезно  и  умоляюще,  что  она,  растроганная,
захотела утешить его и поспешно прибавила:
   - Нет, я так не думаю, милый. Вы ведь знаете. Но что же делать?  -  Она
нежно погладила его тонкую, нервную руку с длинными пальцами. - Вот что, -
прибавила она, подумав: - Моя сестра живет в  Гомере,  это  тоже  в  штате
Нью-Йорк, тридцать пять миль к северу  отсюда.  Я  как-нибудь  скажу,  что
поеду к ней в субботу после обеда или в воскресенье. Она  давно  писала  и
звала меня, но раньше я не думала ехать. А теперь я могла  бы  съездить...
то есть... я могла бы...
   - Ну, конечно! - с жаром воскликнул Клайд.  -  Великолепно!  Прекрасная
мысль!
   - Надо подумать, - продолжала она, не обращая внимания на его возгласы.
- Если не ошибаюсь, сперва нужно доехать до Фонды, там пересадка. Отсюда я
могу поехать на трамвае в любое время, а из Фонды по субботам идут  только
два поезда - в два часа и в семь. Значит, я могу выехать в любое время  до
двух, а потом, понимаете, я просто могу опоздать на двухчасовой поезд, вот
и все. Тогда  можно  ехать  семичасовым,  правда?  А  вы  будете  там  или
встретите меня по дороге, чтобы здесь никто не видел нас  вместе.  В  семь
часов я поеду к сестре, а вы вернетесь в Ликург. С Агнессой я все  устрою,
я уверена. Я напишу ей.
   - А до тех пор как же? - спросил он, недовольный и огорченный.  -  Ведь
это еще не скоро!
   - Я постараюсь что-нибудь придумать, милый, но не знаю, выйдет ли. И вы
тоже подумайте. А теперь я должна идти, - прибавила она беспокойно.
   Она тотчас встала, заставила и Клайда подняться и посмотреть  на  часы;
оказалось, что уже около десяти.
   - Но как же нам быть? - настаивал он. -  Разве  вы  не  можете  сказать
Ньютонам в воскресенье, что идете в какую-нибудь другую церковь? А  вместо
этого встретиться где-нибудь со мной. Откуда они узнают?
   Сказав это, Клайд тотчас  заметил,  что  лицо  Роберты  омрачилось:  он
вторгался в область, которую она, верная своим  убеждениям  и  воспитанию,
пока еще считала неприкосновенной.
   - Ну нет, я так не хочу, - ответила она очень серьезно. - Я чувствовала
бы себя виноватой. И это в самом деле нехорошо.
   Клайд сразу понял, что вступил на  опасный  путь,  и  забил  отбой:  он
совсем не хотел ее оскорбить или испугать.
   - Да, вы правы. Я подумал об этом только потому, что  вы,  кажется,  не
находите другого выхода.
   - Ничего, милый, - ласково сказала Роберта, заметив, что он боится,  не
обиделась ли она. - Все хорошо, только мне не хотелось бы поступать так. Я
не могу.
   Клайд кивнул. Он ведь и сам несколько лет назад  чтил  всякие  правила.
Пожалуй, нехорошо было предлагать Роберте кривить душой.
   Ничего не придумав, кроме поездки в  Фонду,  они  повернули  обратно  к
Тэйлор-стрит. Клайд только сказал, целуя  ее  на  прощанье,  что  им  надо
постараться придумать, как бы увидеться поскорее. А Роберта  на  мгновенье
порывисто охватила руками его шею - и побежала домой, и Клайд  видел,  как
мелькала в лунном свете ее маленькая фигурка.
   Но если не  считать  еще  одного  краткого  свидания  вечером,  которое
Роберте удалось устроить под предлогом второго визита к миссис Брейли, они
больше не встречались до  следующей  субботы,  когда  Роберта  отправилась
наконец в Фонду. Клайд выехал из Ликурга немного раньше и присоединился  к
ней на первой же остановке. С этой  минуты  до  самого  вечера,  когда  ей
пришлось сесть  на  семичасовой  поезд,  они  пробыли  вместе,  несказанно
счастливые, блуждая по окрестностям почти незнакомого обоим городка.
   Не доезжая нескольких миль до Фонды, они  увидели  небольшой  парк  под
названием "Звездный"; тут были всевозможные дешевые развлечения: подвесные
аэропланы, воздушное колесо, карусель,  старая  мельница  и  площадка  для
танцев, а кроме того, маленькое озеро и  лодки.  Это  было  в  своем  роде
идиллическое местечко: почти посредине озера, на островке -  раковина  для
оркестра, а на берегу, в клетке, -  мрачный  медведь.  За  время  жизни  в
Ликурге Роберта ни разу еще не решалась побывать в каком-нибудь из здешних
увеселительных мест,  -  все  они  были  похожи  на  это,  только  гораздо
вульгарнее. При виде "Звездного  парка"  оба  воскликнули  в  один  голос:
"Смотрите!" И Клайд сейчас же предложил:
   - Давайте сойдем здесь, хотите? Это ведь почти что  Фонда.  И  тут  нам
будет веселее.
   Они быстро вышли из трамвая. Сдав на хранение чемоданчик Роберты, Клайд
направился прежде  всего  к  стойке,  где  продавали  сосиски.  Потом  его
внимание привлекла безостановочно  кружившаяся  карусель:  Роберта  должна
непременно прокатиться с ним? В самом веселом настроении они взобрались на
карусель; Клайд посадил Роберту на зебру и стал рядом, одной рукой обнимая
и поддерживая ее; при этом оба пытались ухватиться за медный поручень. Все
это было банально, вульгарно, безвкусно - и, однако,  уже  просто  потому,
что они были наконец вдвоем и никто за ними не следил, оба пришли в полный
восторг, который никак не соответствовал пустячной дешевой забаве. Круг за
кругом неслись они на громоздкой, трескучей машине, и перед ними  мелькали
другие любители развлечений - катающиеся на лодках  по  озеру,  кружащиеся
над землей на аляповатых бело-зеленых подвесных аэропланах, взлетающие  на
качелях.
   Клайд и Роберта глядели на деревья, на  небо  над  озером.  На  большой
площадке под взглядами зевак мечтательно  и  страстно  кружились  пары.  И
вдруг Клайд спросил:
   - Вы танцуете, Роберта?
   - Нет, не танцую, - ответила она не без грусти. В эту минуту, глядя  на
счастливых танцоров, она слегка завидовала им. Как жаль, что ей никогда не
позволяли  танцевать!  Может  быть,  это  не  совсем  хорошо,  не   совсем
нравственно, - так учит церковь, - но все-таки... ведь они  здесь,  и  так
любят друг друга... и все эти пары кажутся такими веселыми и  счастливыми,
и так красив этот водоворот красок в своем непрерывном  кружении  на  фоне
деревьев... Все это не казалось ей таким уж плохим. Они с Клайдом  молоды,
почему бы им и не потанцевать? Ее  младшие  брат  и  сестра,  несмотря  на
взгляды родителей, уже заявили,  что  при  первом  удобном  случае  начнут
учиться танцевать.
   - Вот досада!  -  воскликнул  Клайд,  представляя  себе,  как  было  бы
восхитительно, танцуя, держать Роберту в  объятиях.  -  До  чего  было  бы
весело, если б вы умели. Я научу вас в несколько минут, хотите?
   - Ну не знаю, что из этого получится, - шутливо сказала она, но  по  ее
глазам было видно, что предложение ей нравится.  -  Я,  наверно,  буду  не
слишком способной ученицей. Знаете, в наших краях не очень одобряют танцы.
И церковь их осуждает. И мои родители тоже были бы недовольны.
   - Чепуха! - беспечно и весело воскликнул Клайд. - Это  вздор,  Роберта.
Ведь теперь все танцуют или почти рее.  Как  вы  можете  думать,  что  это
плохо?
   - Да, я знаю, - странным, несколько натянутым тоном возразила  Роберта.
- Может быть, в вашем кругу это так. Правда, я знаю, многие работницы тоже
танцуют. Конечно,  если  человек  богат  и  у  него  хорошее  положение  в
обществе, тогда все можно. Но для девушки вроде  меня  -  другое  дело.  И
потом, я думаю, ваши родители не такие строгие, как мои.
   - Вы думаете? - засмеялся Клайд,  который  сразу  отметил  ее  слова  о
"вашем круге" и о богатом человеке с положением в обществе. - Но  ведь  вы
ничего не знаете о моих родителях, - продолжал он, - они такие же строгие,
как ваши, наверняка даже строже. А все-таки я танцую. В  этом  нет  ничего
дурного, Роберта! Давайте я вас научу. Право же, это замечательно. Хотите,
дорогая?
   Он обнял ее и посмотрел ей в глаза, - и она почти  сдалась,  слабея  от
страстного влечения к нему.
   Карусель остановилась, и они, не раздумывая, направились к  огороженной
площадке, где кружились в  танце  немногочисленные,  но  неутомимые  пары.
Довольно большой оркестр играл фокстроты и уанстепы.  У  турникета  сидела
хорошенькая билетерша: с каждой пары взималось десять центов за танец. Это
красочное зрелище, музыка и  ритмические,  скользящие  движения  танцующих
совсем заворожили обоих.
   Оркестр умолк, танцующие выходили с площадки.  Но  не  успели  все  они
выйти, как кассирша стала продавать пятицентовые билетики на новый танец.
   - Нет, я не сумею, - говорила Роберта, когда Клайд вел ее к  турникету.
- Боюсь, что я слишком неуклюжая. Ведь я никогда не танцевала.
   - Вы неуклюжая, Роберта? - воскликнул он.  -  Какая  чепуха!  Вы  такая
грациозная,  такая  прелестная!  Вот  увидите,  вы   будете   замечательно
танцевать.
   Он заплатил, и они вошли.
   Клайда  охватил  порыв  самоуверенности,  которая   на   три   четверти
объяснялась убеждением Роберты, что  он  богат  и  принадлежит  к  сливкам
ликургского общества.  Он  отвел  Роберту  в  уголок  и  показал  основные
несложные па; при ее врожденной живости и грации они дались ей без  труда.
Когда оркестр заиграл и Клайд привлек ее к себе, она легко уловила ритм  и
безотчетно следовала каждому движению  своего  партнера.  Какое  это  было
блаженство - чувствовать себя в его  объятиях,  послушно  скользить  туда,
куда он увлекал ее, ощущать, как в  едином,  чудесном  ритме  движутся  их
тела.
   - Милая, - шепнул Клайд. - Вы великолепно танцуете! Вы уже все  поняли.
Нет, вы просто удивительная, даже не верится!
   Они сделали  второй  круг,  потом  третий,  и  Роберту  охватило  такое
блаженство, какого она еще никогда в жизни не испытывала. Подумать  только
- она танцует! Это так  чудесно!  Танцует  с  Клайдом!  Он  такой  ловкий,
изящный, он здесь красивее всех молодых людей, думала она. А Клайд, в свою
очередь, думал, что никогда еще не встречал такой очаровательной  девушки.
Она такая веселая,  милая  и  послушная.  Она  не  заставит  его  томиться
понапрасну. Ну, а что до Сондры Финчли, так ведь она не обращает  на  него
внимания, и он с таким же успехом может вовсе не думать  о  ней...  Однако
даже здесь, с Робертой, он не мог окончательно ее забыть.
   Они танцевали до половины шестого, когда оркестр замолк, так как больше
не было желающих танцевать, и на площадке вывесили объявление:  "Следующий
концерт в 7:30"; тогда они выпили содовой воды,  поели  мороженого,  потом
зашли в ресторан закусить, и так быстро прошло время, что оказалось,  надо
ближайшим же трамваем ехать в Фонду, чтобы Роберта могла попасть на вокзал
до семи часов.
   По пути они выработали план на  завтрашний  день.  Роберта  постарается
пораньше  уехать  от  сестры,  а  Клайд  снова  приедет  из  Ликурга,  они
встретятся в Фонде и проведут вместе  весь  день,  до  одиннадцати  часов,
когда приходит последний поезд из Гомера.  И  если  в  трамвае,  идущем  в
Ликург, не окажется никого из знакомых, они смогут возвратиться вместе.
   И они встретились, как было условлено. Они бродили по  темным  окраинам
городка, болтали, строили планы, и Роберта рассказала Клайду кое-что -  не
очень много, впрочем, - о своей жизни дома, в Бильце.
   Но больше всего, если не считать их взаимной любви, объятий и поцелуев,
занимал их вопрос о том, где и как встречаться впредь. Нужно  было  что-то
придумать, и Роберта уже поняла, что придумывать придется ей - и поскорее.
Хотя Клайд явно был очень нетерпелив и хотел видеть ее возможно  чаще,  он
все же не мог ничего предложить - по крайней мере, ничего приемлемого.
   Но придумать  что-нибудь  реальное  было  нелегко,  это  тоже  понимала
Роберта. О второй поездке к сестре или к родителям в Бильц нельзя  было  и
ду