в пылу гнева, счел возможным нанести ему (мистеру
Душкинсу). Да, он искренне прощает его:  и  что  касается  его  (мистера
Душкинса), то он никак не  намерен  доводить  до  крайности  подозрения,
которые  -  увы,  этого  нельзя  отрицать  -  возникли  против   мистера
Шелопайна; он (мистер Душкине) сделает все, что в его  силах,  употребит
весь тот скромный запас красноречия, которым он располагает,  для  того,
чтобы.., чтобы.., ну, скажем, выставить в более  благоприятном  свете  -
насколько совесть ему позволит - наиболее тяжелые детали этого и  впрямь
до крайности запутанного дела.
   Мистер Душкине продолжал  в  том  же  духе  еще  с  полчаса,  которые
послужили к вящему прославлению как его ума, так и сердца. Но ведь слова
подобных добряков так редко отвечают истинным их намерениям;  охваченные
самым горячим желанием помочь другу, они теряют  голову  и  окончательно
запутываются  во   всевозможных   contretemps   <Здесь:   недоразумениях
(франц.)> и mal a proposisms <Неуместных  оговорках  (франц.)>  и  таким
образом - часто с самыми лучшими намерениями - приносят делу несравненно
больше вреда, чем пользы.
   Так случилось и теперь, невзирая на все красноречие "старины  Чарли".
Хоть он и не щадил своих сил, действуя в интересах  заподозренного,  все
же, по какой-то необъяснимой причине,  каждое  слово,  слетавшее  с  уст
мистера Душкинса и непреднамеренно, но вполне  очевидно  направленное  к
тому, чтобы возвеличить оратора в глазах его слушателей, лишь  укрепляло
подозрения, уже возникшие против того, чьим  адвокатом  он  выступал,  и
разжигало ярость толпы.
   Одним  из  самых  досадных  промахов,   допущенных   оратором,   было
упоминание  о  том,  что  заподозренный  -  "наследник   достопочтенного
джентльмена старого мистера Челноука". И в самом деле, раньше это никому
и в голову не приходило. Помнили только, что год или два назад  дядя  (у
которого  не  было  никаких  других  родственников,  кроме  племянника),
грозился лишить его наследства, а потому все и всегда считали  это  дело
решенным - очень уж простодушны были граждане Рэттлборо.  Но  замечание,
оброненное "стариной Чарли",  сразу  же  заставило  их  призадуматься  и
напомнило о том, что иногда угрозы могут оказаться только  угрозами,  не
больше. И сразу же встал вполне естественный вопрос - cui bono?  Вопрос,
который еще более упрямо, чем жилет, возлагал бремя страшного  обвинения
на плечи молодого человека. Здесь - так как я опасаюсь, что  меня  могут
понять неправильно, - разрешите мне на мгновение отвлечься: я  хотел  бы
лишь заметить, что чрезвычайно лаконичная  и  простая  латинская  фраза,
которую я употребил, неизменно переводится  и  истолковывается  неверно.
"Cui bono" во всех модных романах и  вообще  в  романах  -  например,  у
миссис Гор (автора "Сесила"), особы, которая  приводит  цитаты  на  всех
языках,  от  халдейского  до  наречия  племени   чикасо,   и   в   своих
систематических занятиях по необходимости  пользуется  услугами  мистера
Бекфорда, - во всех, повторяю, модных романах, от Булвера и Диккенса  до
Зашибигрош  и  Эйнсворта,  два  коротеньких  латинских  слова  cui  bono
переводятся "с какой целью?" или (будто это quo  bono)  "чего  ради?"  А
между тем их подлинное значение - "в чью пользу?" Cui - кому, bono -  на
благо? Это чисто юридическая формула, и применяется она как раз в делах,
подобных  описываемому  нами,   -   когда   вероятный   субъект   деяния
устанавливается  в  зависимости  от  вероятной  выгоды,  которую   может
принести тому или иному лицу совершение этого деяния. И  вот,  в  данном
случае, вопрос cui bono бросал весьма густую тень на мистера  Шелопайна.
Его дядя, составив завещание в  его  пользу,  потом  начал  грозить  ему
лишением наследства. Но угроза  не  была  выполнена:  старое  завещание,
по-видимому, изменено не было. Если бы оно было  изменено,  единственным
возможным мотивом для убийства могла бы оказаться обычная  жажда  мести;
однако даже в этом случае злое чувство могло бы уступить  надежде  вновь
снискать  благосклонность  дяди.  Но  коль  скоро   завещание   осталось
неизменным,  а  угроза  изменить  его  продолжала  висеть  над   головою
племянника, тут уж сразу становился  очевидным  самый  сильный  из  всех
возможных стимулов к зверской расправе. Именно так и  порешили,  выказав
при  этом  свою   глубочайшую   проницательность,   достойные   граждане
Рэттлборо.
   В соответствии с этим мистер Шелопайн был  немедленно  арестован,  и,
толпа, еще немного поискав и порыскав, отправилась домой,  держа  своего
пленника под стражей. По пути, однако, открылось  новое  обстоятельство,
укрепившее  прежние  подозрения.  Кто-то  увидел,  как  мистер  Душкине,
который, в силу ревностного своего усердия, все время  держался  немного
впереди  остальных,  вдруг  пробежал  несколько   шагов,   нагнулся   и,
по-видимому,  поднял  какой-то  небольшой  предмет,  лежавший  в  траве.
Заметили также, что, быстро осмотрев этот предмет, он попытался,  правда
довольно неуверенно, спрятать его в карман сюртука; но эта попытка была,
как я уже сказал, обнаружена  и,  разумеется,  предупреждена.  Тут-то  и
выяснилось, что находка мистера Душкинса - не что  иное,  как  испанский
нож, в котором не меньше десятка  свидетелей  сразу  же  опознали  вещь,
принадлежащую  мистеру  Шелопайну.  Более   того:   на   рукоятке   были
выгравированы его инициалы. Нож был раскрыт, и лезвие испачкано кровью.
   Виновность племянника не вызывала больше сомнений  и,  немедленно  по
прибытии в Рэттлборо, он был доставлен к следователю для допроса.
   Здесь дело снова приняло крайне неблагоприятный оборот. Арестованный,
в ответ на вопрос, где он  находился  в  то  утро,  когда  исчез  мистер
Челноук, имел дерзость подтвердить, что в то самое утро  он  охотился  с
ружьем  на  оленей  неподалеку   от   озерка,   в   котором,   благодаря
сообразительности мистера Душкинса,  был  обнаружен  запятнанный  кровью
жилет.
   Тут вышеозначенный джентльмен выступил вперед и со слезами на  глазах
попросил разрешения дать показания. Он заявил, что непреклонное  чувство
долга, которое он питает по отношению к своему  творцу,  а  равно  и  по
отношению к своим собратьям здесь, на  земле,  не  позволяет  ему  долее
хранить молчание. До сих пор искренняя привязанность к молодому человеку
( несмотря на последнюю его резкую выходку,  направленную  против  него,
мистера Душкинса) заставляла его строить  всевозможные  гипотезы,  какие
только могло подсказать воображение, чтобы как-нибудь объяснить то,  что
представлялось  подозрительным  в  обстоятельствах,   столь   решительно
говоривших против мистера Шелопайна; но  эти  обстоятельства  становятся
теперь слишком убедительными.., слишком обличающими; он не станет больше
колебаться, - он расскажет все, что знает, хотя его  (мистера  Душкинса)
сердце от столь горестного усилия готово разорваться.
   Далее он утверждал, будто во второй  половине  дня  накануне  отъезда
мистера Челиоука в город этой достойный старый джентльмен в его (мистера
Душкинса) присутствии намекнул своему племяннику, что завтрашнюю поездку
он предпринимает для того,  чтобы  положить  в  "Сельскохозяйственный  и
промышленный банк" чрезвычайно крупную сумму; при этом упомянутый мистер
Челноук прямо и недвусмысленно объявил упомянутому  племяннику  о  своем
бесповоротном решении уничтожить прежнее завещание и не оставить ему  ни
гроша. Он (свидетель)- далее торжественно призвал обвиняемого  ответить,
являются или не являются его (свидетеля) показания,  которые  он  только
что дал, истиной во всех своих  существенных  подробностях.  К  великому
удивлению всех присутствующих, мистер Шелопайн открыто признал" что  все
это - истина.
   Тогда следователь счел  своим  долгом  отправить  двух  констеблей  с
наказом обыскать комнату, которую занимал обвиняемый в доме своего дяди.
Констебли не замедлили вернуться и  принесли  с  собой  знакомый  многим
коричневый кожаный бумажник, оправленный узкой полоскою стали, с которым
старый  джентльмен  не  расставался  вот  уже  много  лет.  Однако   его
драгоценное  содержимое  исчезло,  и  следователь  безуспешно   старался
выпытать у арестованного, на что он употребил  деньги  или  куда  он  их
спрятал, - мистер Шелопайн упорно утверждал, что знать ничего не  знает.
Констебли обнаружили также, под матрасом несчастного, рубашку  и  шейный
платок - оба помеченные его инициалами и оба пропитанные кровью жертвы.
   При таком-то стечении обстоятельств  было  доставлено  известие,  что
лошадь убитого только что пала в своем стойле от раны, которую  получила
в памятный для всех день, и мистер Душкине высказался в том смысле,  что
должно учинить немедленное post  mortem  <Посмертное  (лат.).>  вскрытие
животного - быть может, удастся обнаружить пулю. Так и сделали,  и  вот,
словно  для  того,  чтобы  рассеять  последние  сомнения  в   виновности
арестованного, мистеру  Душкинсу,  после  долгого  исследования  грудной
полости лошади, удалось найти и извлечь пулю; весьма  необычные  размеры
ее, как было установлено экспертизой, в точности  совпадали  с  калибром
ружья мистера Шелопайна; с другой стороны, ни у кого  в  городке  и  его
окрестностях не было второго ружья с таким же стволом. Но и это  еще  не
все: на пуле оказалось подобие трещинки или  бороздки,  проходившей  под
прямым углом к обычному шву; расследование показало,  что  бороздка  эта
как раз соответствует случайной неровности или выступу в литейной форме,
принадлежавшей - по его собственному признанию -  обвиняемому.  Осмотрев
найденную пулю, следователь отказался выслушивать дальнейшие показания и
тут же объявил,  что  арестованный  будет  предан  суду.  Он  решительно
отклонил просьбу выпустить мистера  Шелопайна  на  поруки,  хотя  мистер
Душкине весьма горячо протестовал против такой суровости и вызвался даже
внести в залог любую сумму,  какую  только  потребуют  власти.  Впрочем,
великодушие "старины Чарли" вполне соответствовало общему характеру  его
поведения, доброжелательству и рыцарской любезности, от  которых  он  ни
разу не отступал за все время своего пребывания в  Рэттлборо.  В  данную
минуту этот достойный человек  был  до  такой  степени  увлечен  порывом
чрезмерно горячего сострадания, что, изъявляя намерение взять на  поруки
своего юного друга, видимо, совсем забыл, что  у  него  самого  (мистера
Душкинса) нет и гроша за душой.
   Дальнейшее  развитие  событий  предугадать  нетрудно.  Когда   мистер
Шелопайн, под громкие проклятия всего Рэттлборо, предстал перед судом во
время ближайшей сессии, цепь косвенных улик (ставшая еще нерасторжимое в
силу  некоторых  дополнительных  порочащих  фактов,  утаить  каковые  от
блюстителей правосудия мистеру Душкинсу помешала его  необычайно  чуткая
совесть)  была  признана  до  такой  степени   исчерпывающей   и   столь
убедительной, что присяжные, не покидая своих мест,  немедленно  вынесли
вердикт: "Виновен  в  убийстве  при  отягчающих  вину  обстоятельствах".
Вскоре  вслед  за  тем  несчастный  выслушал  смертный  приговор  и  был
препровожден в окружную тюрьму, где ему предстояло  ожидать  неумолимого
возмездия.
   А тем временем "старина Чарли Душкине" за благородное свое  поведение
сделался особенно дорог честным Гражданам Рэттлборо. Он  стал  в  десять
раз  популярнее,  чем  раньше.  И,  вполне  естественно,  в   ответ   на
гостеприимство, которое ему  оказывали,  он  волей-неволей,  должен  был
отказаться от строжайшей  бережливости,  на  которую  до  сей  поры  его
обрекала бедность; в его доме  стали  весьма  часты  маленькие  reunions
<Сборища (франц.).>; на них царили шутка и веселье.., разумеется, слегка
омраченные  мелькающими  подчас  воспоминаниями  о  тяжкой  и  печальной
участи,  которая   угрожала   племяннику   незабвенного   друга   нашего
хлебосольного хозяина.
   В один прекрасный день сей великодушный старый джентльмен был приятно
изумлен, получив письмо следующего содержания:

   Чарльзу Душкинсу, эскв.,
   Рэттборо. От С., Т., Г., и Кё
   Шат. Мар. - А ј 1. - 6 дюж, бутылок (1/2 гросса)

   Чарлзу Душкинсу, эсквайру.
   Дорогой сэр! В соответствии с заказом, сделанным  нашей  фирме  около
двух  месяцев  назад  нашим  уважаемым  клиентом   мистером   Барнабасом
Челноуком, имеем честь отгрузить сегодня утром в Ваш адрес двойной  ящик
шато-марго марки "Антилопа" с лиловой печатью; номер и маркировку  ящика
см, на полях.
   Остаемся, сэр, готовые к услугам Свиноу. Тиноу. Глиноу и Кё Город  -,
21 июня, 18.. Р. S. Ящик будет доставлен Вам фургоном на следующий  день
после  получения  настоящего  письма.  Просим  засвидетельствовать  наше
почтение мистеру Челноукц.
   С., Т., Г, и Кё

   Дело в том, что мистер Душкине после смерти мистера Челноука  оставил
всякую надежду когда-нибудь получить  обещанное  шато-марго,  а  потому,
получив  его  теперь,  усмотрел  в  этом  некий  дар,  ниспосланный  ему
провидением. Охваченный неудержимой радостью,  он  решил  дать  назавтра
petit souper <Скромный ужин  (франц.).>  и  пригласил  большую  компанию
друзей, чтобы вместе распить дар старого доброго мистера Челноука. Не то
чтобы он упомянул "доброго мистера Челноука", приглашая к себе гостей, -
нет, он долго думал и решил вовсе не упоминать об этом. Если память  мне
не изменяет, он и словом не обмолвился о том, что получил  шато-марго  в
подарок.  Он  просто  попросил   друзей   помочь   ему   распить   винцо
замечательного качества и с тончайшим букетом,  которое  он  выписал  из
города несколько месяцев назад и которое завтра должно прибыть. Я  часто
недоумевал, почему старина Чарли решил скрыть, что это  вино  -  подарок
его  старого  друга,  но  так  и  не  мог  понять  толком   соображений,
заставлявших его  хранить  молчание,  хотя  какие-то  высокие  и  весьма
великодушные соображения у него, бесспорно, были.
   Наконец  наступило  завтра,  и  в  доме  мистера  Душкинса  собралось
многочисленное и в высшей степени  респектабельное  общество.  Тут  было
чуть не полгорода (и я в том числе), но час  шел  за  часом,  гости  уже
успели самым усердным образом воздать должное роскошному ужину,  которым
их угостил "старина Чарли", а шато-марго, к великому огорчению  хозяина,
все еще не  появлялось.  Но  в  конце  концов  оно  все-таки  прибыло  -
чудовищно огромный ящик, смею вас заверить, - и  так  как  настроение  у
всех присутвовавших было преотличное, nem.  con.  <Единогласно  (лат.).>
решили поставить ящик на стол и вскрыть немедленно.
   Сказано - сделано. Я  тоже  приложил  руку,  и  в  мгновение  ока  мы
водрузили ящик на  стол,  посреди  бутылок  и  стаканов,  немалое  число
которых было перебито в ходе этой операции. Тут "старина Чарли", изрядно
пьяный и раскрасневшийся, с комически важным видом занял место во  главе
стола  и  принялся  неистово  колотить  по  столу   графином,   призывая
собравшихся соблюдать порядок "при церемонии вскрытия сокровища".
   После  нескольких  громогласных  призывов  к  спокойствию  оно  было,
наконец, полностью водворено и, как нередко бывает в  подобных  случаях,
воцарилась глубокая и многозначительная тишина. Меня  попросили  поднять
крышку, и я, разумеется, согласился с величайшей охотой. Я всунул в щель
долото и только успел несколько раз легонько стукнуть по нему  молотком,
как вдруг доски отскочили и в тот же миг из ящика стремительно  поднялся
и сел прямо перед хозяином, весь покрытый пятнами и  запекшейся  кровью,
уже начавший разлагаться труп убитого мистера  Челноука;  секунду-другую
он пристально и  скорбно  глядел  своими  потухшими,  тронутыми  тлением
глазами  в  лицо  мистера  Душкинса,  потом  медленно,  но  отчетливо  и
выразительно проговорил: "Ты еси муж,  сотворивый  сие!"  и,  словно  до
конца удовлетворенный  своим  деянием,  перевалился  через  край  ящика,
разметав по столу руки.
   То, что за этим последовало, не поддается никакому описанию. Свалка у
дверей и окон была невообразимая,  а  немало  крепких  мужчин  буквально
чувств лишились от ужаса. Но после того как первый, безумный,  неистовый
взрыв страха миновал, все взоры обратились к мистеру Душкинсу.
   Проживи я и тысячу  лет,  мне  не  забыть  выражения  смертной  муки,
застывшего на этом белом, как мел, лице, еще  так  недавно  пылавшем  от
вина и от упоения своим торжеством. Несколько минут он сидел неподвижно,
будто мраморное изваяние; пристальный  взгляд  его  остановившихся  глаз
был, казалось, обращен внутрь и погружен в  созерцание  его  собственной
жалкой и преступной души. Наконец, словно возвращаясь в этот мир,  глаза
его сверкнули каким-то неожиданным  блеском;  содрогнувшись,  он  быстро
вскочил со стула, тяжело рухнул головой на стол, так что  она  коснулась
трупа, и с уст его быстро и бурно полилось признание в том самом гнусном
преступлении, за  которое  мистер  Шелопайн  был  заключен  в  тюрьму  и
приговорен к смерти.
   То, что рассказал убийца, сводилось приблизительно К  следующему:  он
следовал за своей жертвой почти до  самого  озерка,  здесь  выстрелил  в
лошадь  из  пистолета,  уложил  всадника   ударом   рукоятки,   завладел
бумажником и, полагая, что лошадь мертва, с большим трудом оттащил ее  в
заросли ежевики на берегу озерка. Труп мистера Челноука  он  взвалил  на
спину собственной лошади и увез его  далеко  в  лес,  чтобы  спрятать  в
надежном месте.
   Жилет, бумажник, нож и пулю он подбросил - для того, чтобы  отомстить
мистеру Шелопайну. Находку окровавленного шейного платка и рубашки  тоже
подстроил он.
   По мере того, как  это  леденящее  кровь  повествование  близилось  к
концу, слова злодея  звучали  все  более  глухо  и  невнятно.  Когда  же
показания его были исчерпаны, он выпрямился, отшатнулся от стола и  упал
- мертвый.

***

   Способ,  посредством  которого  удалось  вырвать  это   своевременное
признание, был, несмотря на свою действенность, очень прост.  Чрезмерное
чистосердечие мистера Душкинса неприятно поразило меня и с самого начала
вызвало подозрения. Я был при том, как мистер  Шелопайн  ударил  его,  и
выражение дьявольской злобы, которое скользнуло тогда по его лицу, каким
бы мимолетным оно ни было, убедило меня, что он неукоснительно  выполнит
свою угрозу отомстить  при  первой  же  возможности.  Итак,  я  был  уже
подготовлен к тому, чтобы взглянуть на маневры  "старины  Чарли"  совсем
иными глазами, чем добрые граждане Рэттлборо, и сразу  же  отметил,  что
все изобличительные находки - прямо или косвенно - связаны с ним. Но  до
конца открыл мне глаза на  истинное  положение  вещей  эпизод  с  пулей,
найденной мистером Душкинсом в  теле  лошади.  Я-то  не  забыл,  -  хоть
горожане и забыли, - что кроме отверстия, через  которое  пуля  вошла  в
тело, было и другое, через которое она вышла. А раз ее нашли в туше, уже
после того, как животное испустило дух, я был уверен, что пулю  подложил
тот, что нашел ее. Окровавленная рубашка  и  шейный  платок  подтвердили
мысль,  на  которую  меня  навела  пуля,  ибо   кровь,   при   ближайшем
рассмотрении, оказалась превосходным красным  вином  -  не  более  того.
Когда я начал обдумывать все эти факты и  сопоставил  их  с  необъяснимо
возросшими за последнее время щедростью и расходами мистера Душкинса,  я
укрепился в своих подозрениях, которые не стали слабее от того, что я ни
с кем ими не поделился.
   Тем временем я  приступил  к  систематическим  тайным  поискам  трупа
мистера Челноука, производившимся, по  достаточно  веским  соображениям,
как можно дальше от тех  мест,  куда  водил  своих  приверженцев  мистер
Душкине. В результате через несколько дней я набрел на  старый  высохший
колодец, прятавшийся в зарослях ежевики; и тут, на дне, я обнаружил  то,
что искал.
   Случилось так, что я был невольным свидетелем  того  разговора  между
двумя  друзьями,  когда  мистер  Душкине  ухитрился  выманить  у  своего
гостеприимного хозяина обещание подарить ему ящик  шато-марго