не отличались. Когда Мэри  Гарт
входила в кухню, мистер  Иона  Фезерстоун  начинал  сверлить  ее  холодным
сыщицким взглядом, а юный Крэнч поворачивал голову в том  же  направлении,
словно нарочно показывая ей, как он косит (подобно  тем  цыганам,  которым
Борроу (*97)  читал  Новый  завет).  И  вот  тут  терпение  бедняжки  Мэри
иссякало. Иногда она сердилась, а иногда с трудом подавляла  смех.  Как-то
она не удержалась и описала  Фреду  эту  кухонную  сцену,  а  он  возжелал
немедленно отправиться на кухню и посмотреть на дядю с племянником, сделав
вид, что ему надо выйти через черный ход. Однако, едва  узрев  эти  четыре
глаза, он выскочил в ближайшую  дверь,  которая,  как  оказалось,  вела  в
молочную, и там под высокой крышей среди  бидонов  расхохотался  так,  что
отголоски его хохота донеслись до  кухни.  Он  убежал  через  другой  ход,
однако мистер Иона успел  заметить  бледность  Фреда,  его  длинные  ноги,
обострившиеся черты лица и измыслил множество  сарказмов,  в  которых  эти
внешние особенности уничижительно объединялись с низменными  нравственными
свойствами.
   - Вот, Том,  ты-то  не  носишь  таких  франтовских  панталон  и  такими
длинными прекрасными ногами тоже похвастать не можешь!  -  заявил  Иона  и
подмигнул племяннику, точно намекая, что за бесспорностью этих утверждений
кроется еще что-то. Том поглядел на свои ноги, но  предпочел  ли  он  свои
нравственные  преимущества   порочной   длине   ног   и   предосудительной
щеголеватости панталон, так и осталось неясным.
   В большой гостиной тоже настороженно шарили бдительные глаза и  сменяли
друг друга кровные родственники, жаждущие "посидеть  с  больным".  Многие,
закусив, уезжали, но братец Соломон и дама, которая двадцать пять лет была
Джейн Фезерстоун, пока не стала  миссис  Уол,  находили  нужным  ежедневно
проводить там долгие  часы  без  какого-либо  видимого  занятия  и  только
наблюдали за коварной Мэри Гарт (которая была настолько хитра, что ее ни в
чем не удавалось поймать), да иногда плаксиво щурили сухие глаза  (как  бы
обещая бурные потоки с наступлением сезона дождей) при мысли,  что  их  не
допускают  в  спальню  мистера  Фезерстоуна.  Ибо  неприязнь   старика   к
единокровным родственникам, казалось, росла  по  мере  того,  как  у  него
становилось все меньше сил забавляться язвительными выпадами по их адресу.
Но оттого что он уже не мог жалить, яд накапливался у него в крови.
   Усомнившись в переданном через Мэри Гарт отказе, они  вдвоем  появились
на пороге спальни, облаченные в черное (миссис Уол держала наготове  белый
платок) и с траурным выражением на сизых лицах в ту  самую  минуту,  когда
розовощекая  миссис  Винси  в  развевающихся   розовых   лентах   подавала
укрепляющее питье их родному брату, а рядом сидел, развалившись в  большом
кресле, бледный Фред, чьи остриженные волосы завивались тугими кудрями,  -
да чего же и ждать от игрока!
   Старик Фезерстоун полусидел, опираясь на подушки, а рядом, как  всегда,
лежала трость с золотым  набалдашником.  Едва  он  увидел  эти  похоронные
фигуры, явившиеся ему на глаза вопреки его строжайшему запрету.  бешенство
взбодрило  его  лучше  всякого  питья.  Схватив  трость,   он   начал   ею
размахивать, словно тщась отогнать эти безобразные призраки, и выкрикивать
голосом, пронзительным, как лошадиное ржание:
   - Вон отсюда, миссис Уол, вон! Вон отсюда, Соломон!
   - Ах, братец Питер... - начала миссис Уол, но  Соломон  предостерегающе
поднес к ее рту ладонь. Этот доживавший седьмой десяток старик  с  пухлыми
обвисшими щеками и бегающими глазками был сдержаннее своего братца  Питера
и считал себя много умнее его. Действительно, ему было нелегко  обмануться
в человеке, поскольку он заранее подозревал всякого  в  такой  алчности  и
бессовестности, что реальность вряд ли могла  превзойти  его  ожидания.  А
невидимые силы, по его убеждению, можно было  ублаготворить  сказанными  к
месту сладкими словами -  ведь  произносит-то  их  человек  состоятельный,
пусть и не более благочестивый, чем все прочие.
   - Братец Питер, - произнес он вкрадчивым и в то же время  торжественным
тоном, - мне надобно поговорить  с  тобой  о  Трех  полях  и  о  магнезии.
Всевышнему ведомо, что у меня на уме...
   - Ну, так ему ведомо больше, чем желаю знать я,  -  перебил  Питер,  но
положил  трость  словно  в  знак  перемирия.  Впрочем,   положил   он   ее
набалдашником  от  себя,  чтобы  в  случае  рукопашной   ею   можно   было
воспользоваться как булавой, и при этом  внимательно  посмотрел  на  лысую
макушку Соломона.
   - Ты можешь пожалеть, братец, если не  поговоришь  со  мной,  -  сказал
Соломон, оставаясь на месте. - Я бы посидел с тобой сегодня ночью, и Джейн
тоже, и ты сам выберешь минуту, чтобы поговорить либо выслушать меня.
   - Уж конечно сам, тебя не спрошу, - сказал Питер.
   - Но сами выбрать минуту, чтобы  умереть,  вы,  братец,  не  можете,  -
ввернула миссис Уол своим обычным приглушенным голосом. - А будете  лежать
тут, языка лишившись, да вдруг расстроитесь,  что  кругом  чужие  люди,  и
вспомните про меня и  моих  деток...  -  Тут  ее  голос  прервался,  столь
жалостной была мысль,  которую  она  приписала  своему  лишившемуся  языка
брату, - ведь что может быть трогательнее упоминания о себе самих?
   - Как же, дожидайся! - сварливо отозвался Фезерстоун. - Не  стану  я  о
вас думать. Я завещание написал, слышите! Написал! - Тут он  повернулся  к
миссис Винси и отхлебнул укрепляющего питья.
   - Другие бы люди постыдились занимать не свое место, -  сказала  миссис
Уол, обратив туда же взгляд узеньких глазок.
   - Что ты, сестрица! - вздохнул Соломон с иронической  кротостью.  -  Мы
ведь с тобой против них ни манерами, ни красотой, ни умом не  вышли.  Наше
дело помалкивать, а те, кто ловчее, пусть лезут вперед нас.
   Этого Фред  не  стерпел.  Он  вскочил  на  ноги  и,  глядя  на  мистера
Фезерстоуна, спросил:
   - Может быть, сэр, нам с маменькой уйти, чтобы вы могли побыть  наедине
с вашими близкими?
   - Сядь, кому говорю! - прикрикнул Фезерстоун.  -  И  сиди,  где  сидел.
Прощай, Соломон, - добавил  он,  пытаясь  снова  замахнуться  тростью,  но
тяжелый набалдашник перевесил и это ему не  удалось.  -  Прощайте,  миссис
Уол. И больше сюда не являйтесь.
   - Я буду внизу, братец, - сказал Соломон. - Свой долг я исполню, а  там
посмотрим, какое будет соизволение всевышнего.
   - Да уж, распорядиться имением помимо семьи, - подхватила миссис Уол, -
когда есть степенные молодые люди, чтобы его приумножить. Но я жалею  тех,
кто не такой, и жалею их матерей. Прощайте, братец Питер.
   - Вспомни, братец, что после тебя я старший и с самого начала  преуспел
наподобие тебя и обзавелся землей, тоже купленной на  имя  Фезерстоуна,  -
сказал Соломон, рассчитывая, что мысль эта может принести всходы во  время
ночных бдений. - Но покуда прощай!
   Уход их был ускорен тем, что мистер Фезерстоун  обеими  руками  потянул
свой парик на уши, зажмурил глаза и зажевал губами, словно решив оглохнуть
и ослепнуть.
   Тем не менее они ежедневно приезжали в Стоун-Корт  и  сидели  внизу  на
своем  посту,  иногда  вполголоса  неторопливо  переговариваясь  с  такими
паузами  между  вопросом  и  ответом,  что  случайный  слушатель  мог   бы
вообразить,  будто  перед  ним  говорящие  автоматы,  хитроумный  механизм
которых время от времени заедает. Соломон и Джейн знали,  что  поспешность
ни к чему хорошему не приводит, - живым примером тому служил  братец  Иона
по ту сторону стены.
   Впрочем,  их  бдение  в   большой   гостиной   иногда   разнообразилось
присутствием гостей, прибывавших из ближних мест  и  из  дальних.  Теперь,
когда Питер Фезерстоун лежал наверху у себя в спальне, можно было подробно
обсуждать судьбу его имущества, пользуясь сведениями, раздобытыми в его же
доме: кое-какие сельские соседи и обитатели  Мидлмарча  выражали  глубокое
сочувствие близким больного и разделяли их  негодование  против  семейства
Винси, а дамы, беседуя с миссис Уол, иной раз  проливали  слезы,  вспомнив
собственные былые разочарования из-за  приписок  к  завещаниям  или  из-за
браков, в которые назло им вступали неблагодарные дряхлеющие джентльмены -
а ведь, казалось бы, дни их были  продлены  для  чего-то  более  высокого.
Такие разговоры сразу замирали, как звуки органа, когда из мехов  выдавлен
весь воздух, едва в гостиную входила Мэри Гарт, и все глаза обращались  на
нее - ведь она была возможной наследницей, а может быть, и имела доступ  к
железным сундукам.
   Мужчины помоложе - родственники  и  свойственники  старика  -  находили
немало  привлекательных  свойств  в  девушке,  на  которую  ложились   эти
прихотливые и заманчивые отблески: она держалась с таким достоинством и  в
этой лотерее могла оказаться если не главным, то все-таки недурным призом.
А потому Мэри получала свою долю комплиментов и лестного внимания.
   Особенно щедр и на то и на другое был мистер Бортроп Трамбул,  солидный
холостяк и местный аукционщик, без которого не обходилась ни одна  продажа
земли или скота, - фигура бесспорно видная, ибо его фамилия  значилась  на
множестве объявлений, и он испытывал снисходительную жалость к тем, кто  о
нем не слышал. Питеру Фезерстоуну он приходился троюродным братом,  старик
был с ним приветливее, чем с остальными родственниками,  как  с  человеком
полезным в делах, и в описании похоронной процессии, продиктованном  самим
стариком, он числился среди выносящих гроб. Мерзкая алчность не гнездилась
в  душе  мистера  Бортропа  Трамбула,  он  лишь  твердо  знал  цену  своим
достоинствам и не сомневался, что любым соперникам с ним тягаться  трудно.
А потому если Питер Фезерстоун, который с ним, Бортропом Трамбулом, всегда
вел себя выше всяких похвал, не забудет его в своем завещании, что же - он
никогда не заискивал перед стариком и ничего не старался у него  выманить,
а давал ему наилучшие советы, какие только может обеспечить обширный опыт,
накапливаемый вот уже более двадцати лет, с  тех  самых  пор,  как  он  на
пятнадцатом году жизни поступил подручным к  тогдашнему  аукционщику.  Его
умение восхищаться отнюдь  не  ограничивалось  собственной  персоной  -  и
профессионально, и  в  частной  жизни  он  обожал  оценивать  всевозможные
предметы как можно  выше.  Он  был  любителем  пышных  фраз  и,  ненароком
выразившись по-простому, тут же  поправлялся  -  к  счастью,  так  как  он
отличался  громогласней  и  стремился  всюду   первенствовать:   постоянно
вскакивал, расхаживал взад и вперед, одергивал  жилет  с  видом  человека,
остающегося при своем мнении, водил  указательным  пальцем  по  лицу  и  в
промежутках между этими движениями поигрывал  внушительными  печатками  на
часовой цепочке. Иногда его брови сурово хмурились, но  обычно  гнев  этот
бывал вызван очередным нелепым заблуждением, которых в мире такое  обилие,
что человеку начитанному и умудренному опытом трудно не выйти из терпения.
По его убеждению, Фезерстоуны в целом звезд с неба  не  хватали,  но,  как
человек бывалый, с солидным положением, он ничего против  них  не  имел  и
даже побеседовал на кухне с мистером Ионой и  юным  Крэнчем,  оставшись  в
полной уверенности, что произвел на этого последнего глубокое  впечатление
своей осведомленностью о делах Меловой Долины. Если бы  кто-нибудь  в  его
присутствии сказал, что мистер Бортроп Трамбул,  как  аукционщик  конечно,
знаток всего сущего, он бы улыбнулся и молча провел  по  своей  физиономии
пальцем, не усомнившись, что так оно и есть. Короче говоря,  в  аукционном
смысле он был достойным человеком, не стыдился своего занятия и верил, что
"прославленный Пиль, ныне сэр Роберт" (*98), будучи  ему  представлен,  не
преминул бы отдать ему должное.
   - Я бы, с вашего разрешения, мисс Гарт, не отказался от кусочка окорока
и кружечки эля, - сказал он, входя в  гостиную  в  половине  двенадцатого,
после того как его допустил к себе старик Фезерстоун (редчайшая честь!), и
встал спиной к камину между миссис Уол и  Соломоном.  -  Да  не  трудитесь
выходить, позвольте, я позвоню.
   - Благодарю вас, - сказала Мэри, - но  мне  надо  кое-чем  заняться  на
кухне.
   - Вы, мистер Трамбул, в большой милости, как погляжу, - сказала  миссис
Уол.
   -  А?  Что  я  побывал  у  нашего  старичка?  -  отозвался  аукционщик,
равнодушно поигрывая печатками.  -  Так  ведь  он  всегда  на  меня  очень
полагался. - Тут он крепко сжал губы и задумчиво сдвинул брови.
   - А нельзя ли людям полюбопытствовать, что говорил их  родной  брат?  -
осведомился Соломон смиренным тоном (ради удовольствия похитрить: ведь  он
был богат и в смирении не нуждался).
   - Почему же нельзя? - ответил мистер Трамбул громко,  добродушно  и  со
жгучей иронией. - Задавать вопросы всем  дозволено.  Любой  человек  имеет
право придавать своим словам  вопросительную  форму,  -  продолжал  он,  и
звучность его голоса возрастала пропорционально пышности стиля.  -  Лучшие
ораторы постоянно вопрошают, даже когда не ждут ответа. Это так называемая
фигура речи - фигуристая речь, иначе говоря. - И красноречивый  аукционщик
улыбнулся своей находчивости.
   - Я только рад буду услышать, что он не забыл вас,  мистер  Трамбул,  -
сказал Соломон. - Я не против, если человек  того  заслуживает.  Вот  если
кто-то не заслуживает, так я против.
   - То-то и оно, то-то и оно, - многозначительно произнес мистер Трамбул.
- Разве можно отрицать, что люди,  того  не  заслуживавшие,  включались  в
завещания, и даже как главные наследники? Волеизъявление  завещателя,  что
поделаешь. - Он снова сжал губы и слегка нахмурился.
   - Вы что же, мистер Трамбул, занаверное знаете что братец оставил  свою
землю помимо семьи? - сказала миссис Уол, на которую при ее  склонности  к
пессимизму эти кудрявые фразы произвели самое гнетущее впечатление.
   - Уж проще сразу отдать свою землю  под  богадельню,  чем  завещать  ее
некоторым людям, - заметил Соломон, когда вопрос его сестрицы остался  без
ответа.
   - Это что же? Всю лучшую землю? - снова спросила миссис Уол.  -  Да  не
может  быть,  мистер  Трамбул.  Это  же  значит   прямо   идти   наперекор
всемогущему, который ниспослал ему преуспеяние.
   Пока миссис Уол говорила, мистер Бортроп Трамбул направился от камина к
окну, провел указательным пальцем  под  галстуком,  по  бакенбардам  и  по
волосам. Затем подошел к рабочему столику мисс Гарт, открыл  лежавшую  там
книгу и прочел заглавие вслух с такой внушительностью, словно выставлял ее
на продажу:
   - "Анна Гейрштейнская, или Дева Тумана, произведение автора  "Уэверли",
- и, перевернув страницу, начал звучным голосом: - "Миновало почти  четыре
столетия  с  тех  пор,  как  события,  изложенные  в  последующих  главах,
разыгрались на  континенте".  -  Последнее,  бесспорно  звонкое  слово  он
выговорил с ударением на втором слоге, не потому  что  не  знал,  как  оно
произносится, но желая таким новшеством усилить величавый каданс,  который
в его чтении приобрела эта фраза.
   Тут вошла служанка с подносом, и мистер Трамбул благополучно  избавился
от необходимости отвечать на вопрос миссис Уол, которая, наблюдая вместе с
Соломоном за каждым его движением, думала  о  том,  что  образованность  -
большая помеха в серьезных делах. На самом деле мистер Бортроп Трамбул  не
имел ни малейшего понятия о завещании старика Фезерстоуна, но он ни в коем
случае  не  признался  бы  в  своей  неосведомленности  -  разве  что  его
арестовали бы за недонесение о заговоре против безопасности государства.
   - Я обойдусь кусочком ветчины и кружечкой эля, - сказал он  благодушно.
- Как служитель общества я кушаю, когда выпадает свободная минута.  Другой
такой ветчины, - заявил  он,  глотая  кусок  за  куском  с  почти  опасной
быстротой, - не найти во всем Соединенном Королевстве.  По  моему  мнению,
она даже лучше, чем ветчина во Фрешит-Холле, а я в этом не такой уж дурной
судья.
   - Некоторые люди предпочитают не класть  в  окорок  столько  сахару,  -
сказала миссис Уол. - Но бедный братец сахару не жалел.
   - Тем, кому такая ветчина плоха, не возбраняется  поискать  лучше.  Но,
боже святый,  что  за  аромат!  Я  был  бы  рад  купить  подобный  окорок.
Джентльмен испытывает глубокое удовлетворение,  -  тут  в  голосе  мистера
Трамбула проскользнула  легкая  укоризна,  -  когда  на  его  стол  подают
подобную ветчину.
   Он отставил тарелку, налил свою кружечку эля  и  слегка  выдвинул  стул
вперед, что дало ему возможность обозреть внутреннюю  сторону  его  ляжек,
которые он затем одобрительно погладил, - мистер  Трамбул  отлично  усвоил
все более или менее чинные  позы  и  жесты,  которые  отличают  главнейшие
северные расы.
   - У вас тут, как я вижу, лежит интересное произведение,  мисс  Гарт,  -
сказал он, когда Мэри вернулась в  гостиную.  -  Автора  "Уэверли",  иными
словами сэра Вальтера Скотта. Я сам приобрел одно из  его  произведений  -
приятная вещица, превосходно изданная  и  озаглавленная  "Айвенго".  Такой
писатель, чтобы его побить, я думаю, не скоро  сыщется  -  его,  по  моему
мнению, в ближайшее время превзойти никому не удастся. Я только что прочел
вступительные строки "Анны Гейрштейнской". Превосходный  приступ.  (Мистер
Бортроп Трамбул пренебрегал простым словом "начало" и в частной жизни, и в
объявлениях.) Вы, как вижу, любительница чтения. Вы  состоите  подписчицей
нашей мидлмарчской библиотеки?
   - Нет - ответила Мэри. - Эту книгу привез мистер Фред Винси.
   - Я сам большой поклонник книг, - продолжал мистер Трамбул.  -  У  меня
имеется не менее двухсот томов в кожаных переплетах, и льщу  себя  мыслью,
что выбраны они со вкусом. А  также  картины  Мурильо,  Рубенса,  Тенирса,
Тициана,  Ван  Дейка  и  других.  Буду   счастлив   одолжить   вам   любое
произведение, какое вы пожелаете, мисс Гарт.
   - Я весьма вам обязана, - ответила Мэри, вновь поспешно  направляясь  к
двери, - но у меня почти нет времени для чтения.
   - Уж ее-то братец, наверное, в  завещании  упомянул,  -  сказал  мистер
Соломон еле слышным шепотом, когда дверь закрылась, и кивнул головой вслед
исчезнувшей Мэри.
   - Первая-то его жена была ему не пара, - заметила миссис Уол.  Никакого
приданого не принесла,  а  эта  девушка  всего  только  ее  племянница.  И
гордячка. Братец ей жалованье платил.
   - Но весьма разумная девица, по моему мнению, - объявил мистер Трамбул,
допил эль и, поднявшись, одернул жилет  самым  решительным  образом.  -  Я
наблюдал, как она капала лекарство. Она, сэр, следит за тем,  что  делает.
Прекрасное качество для женщины и  весьма  кстати  для  нашего  друга  там
наверху, бедного страдальца. Человек, чья  жизнь  имеет  ценность,  должен
искать в жене сиделку. Вот что буду иметь в  виду  я,  если  почту  нужным
жениться, и, полагаю, я достаточно долго был холостяком, чтобы не  сделать
тут  ошибки.  Некоторые  люди  вынуждены  жениться,  чтобы  добавить  себе
благородства, но когда в этом возникнет нужда у меня, надеюсь,  кто-нибудь
мне  так  и  скажет  -  надеюсь,  какой-нибудь  индивид  поставит  меня  в
известность об этом факте. Желаю вам всего  хорошего,  миссис  Уол.  Всего
хорошего,  мистер  Соломон.  Надеюсь,  мы  еще  встретимся  при  не  столь
печальных обстоятельствах.
   Когда мистер  Трамбул  удалился,  отвесив  изысканный  поклон,  Соломон
придвинулся к сестре и сказал:
   - Уж поверь, Джейн, братец оставил этой девчонке кругленькую сумму.
   - По тому, как мистер Трамбул тут разливался,  догадаться  нетрудно,  -
ответила Джейн. И помолчав, добавила: - Его послушать, так мои дочки уж  и
капель накапать не сумеют.
   - Аукционщики сами не знают, что болтают, - отозвался Соломон.  -  Хотя
Трамбул немало нажил, это у него не отнимешь.



33

                                                      ...Закройте
                                      Ему глаза и опустите полог;
                                      А нам предаться должно размышленьям.