мо изменилась, утрачено нечто важное, и  еще  более
отчетливо, чем прежде, представляла  себе  свое  будущее.  Люди  с  пылким
сердцем  в   поисках   непроторенного   пути   нередко   посвящают   жизнь
осуществлению своих призрачных замыслов.
   Однажды,  когда  Доротея  наведалась  во  Фрешит,   согласно   обещанию
намереваясь там переночевать и присутствовать при купании дитяти, к  обеду
явилась миссис Кэдуолледер, чей супруг отправился на рыбную  ловлю.  Стоял
теплый вечер, и даже в  уютной  гостиной,  из  распахнутого  окна  которой
открывался вид на пологий зеленый берег заросшего лилиями маленького пруда
и яркие клумбы, была такая духота, что Селия, порхающая по комнате в белом
кисейном платьице и с непокрытой кудрявой головкой, призадумалась,  каково
же приходится ее сестре во вдовьем чепце и траурном платье. Правда,  мысль
эта возникла лишь после того, как кончилась возня  с  младенцем,  и  Селия
могла  себе  позволить  думать  о  постороннем.  Она   немного   посидела,
обмахиваясь веером, затем проворковала:
   - Додо, душечка, сними чепец. Как тебе только дурно не делается в таком
наряде!
   - Я привыкла к этому чепцу, он для меня  все  равно  что  раковина  для
улитки, - с улыбкой  отозвалась  Доротея.  -  Без  него  я  чувствую  себя
неловко, как раздетая.
   - Нет, душечка, его необходимо снять: на тебя смотреть и  то  жарко,  -
сказала Селия и, положив веер, подошла к Доротее.  Очаровательное  зрелище
являла собой эта юная мать в белом кисейном платье, когда,  сняв  чепец  с
высокой, более осанистой сестры, бросила его на кресло. В тот  миг,  когда
темно-каштановые косы упали, распустившись, на плечи  Доротеи,  в  комнату
вошел сэр Джеймс.  Он  взглянул  на  освобожденную  от  неизменного  убора
головку и удовлетворенно сказал: "О!"
   - Это я сняла его, Джеймс, - сообщила Селия. - Додо совсем не нужно так
рабски блюсти траур. Вовсе незачем ей носить чепец в кругу семьи.
   - Селия, дружок мой, - возразила леди Четтем. - Вдове  положено  носить
траур по крайней мере год.
   - Если она не выйдет за это время замуж, - сказала миссис  Кэдуолледер,
любившая   иногда   ужаснуть   подобными   высказываниями   свою    добрую
приятельницу, вдовствующую леди.
   Раздосадованный сэр Джеймс,  нагнувшись,  принялся  играть  с  болонкой
Селии.
   - Надеюсь, это бывает  весьма  редко,  -  сказала  леди  Четтем  тоном,
предостерегающим от таких крайностей. - Кроме миссис Бивор, никто из наших
родственников  не  вел  себя  подобным  образом,  и  лорд  Гринзел   очень
огорчился, когда она так поступила. Ее первый брак  не  был  удачным,  тем
более странно,  что  она  поспешила  замуж  вторично.  Расплата  оказалась
жестокой. Говорят, капитан Бивор таскал ее за волосы и целился  в  нее  из
заряженного пистолета.
   - Значит, плохо выбирала!  -  сказала  миссис  Кэдуолледер,  в  которую
словно какой-то бес вселился. - Если плохо выбрать  мужа,  брак  не  может
быть удачным, не важно, первый он  или  второй.  Не  особая  заслуга  быть
первым мужем у жены, если заслуга  эта  -  единственная.  Я  предпочла  бы
хорошего второго мужа плохонькому первому.
   - Ради красного словца вы чего  только  не  наговорите,  моя  милая,  -
сказала  леди  Четтем.  -  Не  сомневаюсь,  что  уж  вы-то  не  стали   бы
преждевременно вступать в брак, если  бы  скончался  наш  милейший  мистер
Кэдуолледер.
   - О, я зароков не даю, а что, если иначе не сведешь концов  с  концами?
Закон, по-моему, не  запрещает  выходить  замуж  второй  раз,  мы  все  же
христиане, а не индусы. Разумеется, если женщина сделала неудачный  выбор,
ей приходится мириться с  последствиями,  а  те,  кто  совершает  подобную
оплошность дважды, не заслуживают лучшей участи. Но  если  жених  родовит,
красив, отважен - с богом, чем скорей, тем лучше.
   - Я думаю, мы неудачно выбрали тему разговора,  -  недовольно  произнес
сэр Джеймс. - Что, если нам ее переменить?
   - Из-за меня не стоит, - сказала  Доротея,  сочтя  момент  удобным  для
того, чтобы отвести туманные намеки по поводу блестящих партий. - Если  вы
хлопочете ради меня, то уверяю вас, трудно найти вопрос, который  волновал
бы меня меньше, нежели замужество. Он занимает меня в  той  же  мере,  как
разговор о женщинах, принимающих участие  в  охоте  на  лисиц:  ими  можно
восхищаться, но их примеру я не последую. Так пусть же миссис  Кэдуолледер
развлекается этим предметом, если для нее он интереснее других.
   -  Любезнейшая  миссис  Кейсобон,   -   сказала   леди   Четтем   самым
величественным своим тоном, - вы,  надеюсь,  не  подумали,  что,  упоминая
миссис Бивор, я намекала на вас. Мне просто вспомнился  этот  случай.  Она
была падчерицей лорда Гринзела, женатого вторым браком на миссис  Теверой.
К вам это не имеет ни малейшего отношения.
   - Ну, конечно, - сказала Селия. - Мы совершенно  случайно  начали  этот
разговор - из-за чепца Додо. А миссис Кэдуолледер говорит  чистую  правду.
Во вдовьем чепце не выходят замуж, Джеймс.
   - Тс-с,  милочка,  -  сказала  миссис  Кэдуолледер,  -  теперь  я  буду
осмотрительнее. Я даже не стану поминать Дидону и Зенобию  (*151).  Только
вот о чем нам разговаривать? Я, к примеру, не  позволю  обсуждать  природу
человеческую, коль скоро это природа и жен священников.
   Вечером, после отъезда миссис Кэдуолледер, Селия сказала,  оставшись  с
Доротеей наедине:
   - Право, Додо, как только я сняла с тебя чепец,  ты  стала  такой,  как
прежде, и не только по наружности. Сразу же заговорила точь-в-точь, как  в
те времена, когда тебя так и тянуло со всеми спорить. Я только не  поняла,
Джеймсу ты возражала или миссис Кэдуолледер.
   - Ни ему, ни ей, - сказала Доротея. -  Джеймс  стремился  пощадить  мои
чувства,  но  он  ошибся,  думая,  что  меня  встревожили   слова   миссис
Кэдуолледер. Я встревожилась бы лишь в том  случае,  если  бы  существовал
закон, обязывающий меня выйти замуж за  образчик  родовитости  и  красоты,
который мне предложит эта дама или кто-либо другой.
   - Это так, только знаешь, Додо, если все же ты выйдешь замуж, то  лучше
уж за родовитого и красивого, - сказала Селия, у которой мелькнула  мысль,
что мистер Кейсобон не был щедро наделен этими достоинствами, а потому  не
мешало бы на сей раз заблаговременно предостеречь Доротею.
   - Успокойся, Киска, у меня совсем  другие  планы.  Замуж  я  больше  не
пойду, - сказала  Доротея,  тронув  сестру  за  подбородок  и  с  ласковой
нежностью глядя на нее. Селия укладывала младенца, и Доротея зашла  к  ней
пожелать спокойной ночи.
   - В самом деле никогда? - спросила Селия. - Ни за кого на  свете,  даже
если он будет само совершенство?
   Доротея медленно покачала головой.
   - Ни за кого на свете. У  меня  замечательные  проекты.  Я  намереваюсь
осушить обширный участок земли и основать небольшую колонию, где все будут
трудиться, и непременно - добросовестно. Я буду знать там каждого, я стану
их другом. Только сперва  необходимо  все  подробно  обсудить  с  мистером
Гартом, он может рассказать мне очень многое из того, что я хочу узнать.
   - Ну, если у тебя есть проект, ты будешь  счастлива,  Додо,  -  сказала
Селия. - Может быть, маленькому Артуру, когда он вырастет, тоже понравится
составлять проекты, и он станет тебе помогать.
   Тем же вечером сэра Джеймса известили,  что  Доротея  и  впрямь  твердо
решила не выходить больше  замуж  и  намерена  посвятить  себя  "всяческим
проектам", наподобие тех, какие замышляла прежде. Сэр Джеймс на это ничего
не сказал. В глубине души он испытывал отвращение к  женщинам,  вступающим
вторично в брак, и сватовство любого жениха, домогающегося  руки  Доротеи,
представлялось ему кощунством. Он понимал, что это чувство выглядит нелепо
в глазах света, в особенности когда речь идет о женщине двадцати лет; свет
на  вторичное  замужество  молодой  вдовы  смотрит  как  на  дело   вполне
дозволенное,  с  которым,  пожалуй,  не  следует  медлить,   и   понимающе
улыбается, когда вдова поступает соответственно. Однако  если  бы  Доротея
предпочла остаться одинокой, этот выбор более приличествовал бы ей.



56

                                          Взгляните, сколько счастлив тот,
                                          Кто не слуга ни у кого:
                                          Правдивый ум - его оплот,
                                          И честность - ремесло его.

                                          Не знает жажды славы он
                                          И пред опалой не дрожит.
                                          Пускай именья он лишен -
                                          Он сам себе принадлежит.
                                                       Генри Уоттон (*152)

   Доверие, которым прониклась Доротея к познаниям  Кэлеба  Гарта,  узнав,
что он одобрительно отозвался о ее домах, возросло еще сильней,  когда  во
время ее пребывания во Фрешите сэр Джеймс уговорил ее  объехать  вместе  с
ним и Кэлебом оба поместья, после чего  Кэлеб,  преисполнившись  столь  же
глубоким почтением к  ней,  сказал  жене,  что  миссис  Кейсобон  обладает
поразительным для женщины деловым складом ума. Вспомним,  что  под  словом
"деловой" Кэлеб разумел  не  коммерческие  таланты,  а  умелое  приложение
труда.
   - Поразительным! - повторил Кэлеб. - Она высказала одну мысль,  которая
и мне не давала покоя, когда я еще был молодым пареньком. "Мистер Гарт,  -
сказала она, - я буду спокойнее чувствовать себя на старости лет,  если  в
течение своей жизни осушу и сделаю плодородным  большой  участок  земли  и
выстрою на нем множество хороших домов, ибо труд этот полезен тем, кто его
будет выполнять, а  результаты  принесут  людям  благо".  Именно  так  она
сказала, таковы ее взгляды.
   - Они, надеюсь, не лишают ее  женственности,  -  сказала  миссис  Гарт,
заподозрив,  что  миссис  Кейсобон  не  придерживается   подобающих   даме
принципов субординации.
   - Она необыкновенно женственна, - ответил Кэлеб, встряхнув  головой.  -
Ты бы послушала, как она разговаривает, Сьюзен. Самыми простыми словами, а
голос словно музыка. Боже милостивый! Будто  слушаешь  "Мессию"  (*153)  и
"тотчас явилось воинство небесное, восхваляя господа и  говоря".  Звук  ее
голоса ласкает слух.
   Кэлеб очень любил музыку и, когда ему выпадала  возможность  прослушать
какую-нибудь ораторию,  возвращался  домой  полный  глубокого  преклонения
перед этим  монументальным  сооружением  из  звуков  и  тонов  и  сидел  в
задумчивости,  глядя  в  пол  и  держа   пространные,   беззвучные   речи,
обращенные, по всей видимости, к собственным ладоням.
   При  такой  общности  взглядов  неудивительно,  что  Доротея  попросила
мистера Гарта взять на себя ведение всех дел, связанных с тремя фермами  и
множеством  входящих  в  Лоуик-Мэнор  участков  арендуемой  земли.  Короче
говоря, надежда Кэлеба трудиться в обоих поместьях  теперь  осуществилась.
"Дело ширилось", употребляя его же слова. Ширились разные  дела,  и  самым
новым из них  была  постройка  железных  дорог.  Согласно  проекту,  колею
намеревались проложить по землям Лоуикского прихода, где паслась  скотина,
чей покой  дотоле  не  смущали  новшества;  так  случилось,  что  рождение
железных дорог проникло в сферу деятельности  Кэлеба  Гарта  и  определило
жизненный путь двоих участников нашей истории, особо близких его сердцу.
   Проложить подводную железную дорогу, вероятно, оказалось  бы  непросто,
однако  дно  морское  не  разделено  между   множеством   землевладельцев,
требующих возмещения всяческих ущербов, в том числе  и  нематериальных.  В
Мидлмарче постройку железной дороги обсуждали с таким  же  волнением,  как
билль о  реформе  и  ужасы  холеры,  причем  самых  крайних  точек  зрения
придерживались женщины  и  землевладельцы.  Женщины,  как  старые,  так  и
молодые, почитали путешествие по  железной  дороге  делом  опрометчивым  и
небезопасным, а их главным доводом служило утверждение, что они ни в  коем
случае не согласятся сесть в вагон; доводы землевладельцев рознились между
собой не в меньшей мере, чем Соломон Фезерстоун и лорд Медликоут, впрочем,
все единодушно придерживались мнения, что, продавая землю  врагу  ли  рода
людского  или  железнодорожным  компаниям,   владельцы   поместий   должны
потребовать с них как можно больше денег за наносимый человечеству ущерб.
   Тугодумам  наподобие  мистера  Соломона  и  миссис  Уол,   живущим   на
собственной земле, потребовалось много времени, чтобы сделать этот  вывод;
если воображение весьма живо рисовало им, как Большое  пастбище  разрезано
пополам и противоестественным образом превращено в два треугольных выгона,
то все, что касалось до строительства мостов и прибылей, представлялось им
далеким и маловероятным.
   - Все коровы, братец, начнут выкидывать телят - заявила  миссис  Уол  с
глубокой скорбью, - если эту колею проложат через  Ближний  выгон.  То  же
самое может случиться и  с  кобылой.  Хорошенькое  дело,  когда  имущество
бедной вдовы расковыряют да раскидают лопатами  и  закон  ее  не  защитит.
Доберутся до моей земли, да и пойдут кромсать ее как вздумается, и кто  им
воспрепятствует? Все знают: я за себя постоять не могу:
   - Лучше всего было бы ничего им не  говорить,  а  поручить  кому-нибудь
отвадить их хорошенько, когда они тут все вымеряли и  шпионили,  -  сказал
Соломон. - По-моему, так сделали в Брассинге. Я уверен, это выдумки,  что,
мол, им больше негде прокладывать дорогу. Копали бы в другом  приходе.  Да
разве можно возместить ущерб, после того как  шайка  головорезов  вытопчет
весь урожай на твоем поле! Разве такая компания раскошелится?
   - Братец Питер, да простит его  бог,  получил  деньги  от  компании,  -
ответила миссис Уол. - Только там был  марганец,  а  не  железные  дороги,
которые из нас всю душу вытрясут.
   - Ну, я одно только скажу  тебе,  Джейн,  -  заключил  мистер  Соломон,
таинственно понизив голос, - чем больше мы будем вставлять компании  палок
в колеса тем больше она будет нам платить, если ей  и  впрямь  так  нужно,
чтобы эти колеса крутились.
   Умозаключение, сделанное мистером Соломоном, возможно,  не  было  столь
безупречным, как ему казалось, ибо предложенная им  уловка  не  в  большей
мере сказывалась на постройке железнодорожных путей,  чем  дипломатические
уловки на общем состоянии солнечной системы Тем не менее он принялся гнуть
свою линию в  лучших  дипломатических  традициях,  а  именно  -  распуская
тревожные слухи. Его земли располагались в наиболее удаленной  от  деревни
части прихода, и кое-кто из его работников жил в одиноко стоящих домишках,
а остальные в поселке под названием Фрик, где имелась мельница и несколько
каменоломен, так что Фрик являлся своего рода центром доморощенной вялой и
сонной промышленности.
   Поскольку  население  Фрика  не  имело  ни  малейшего  представления  о
железных дорогах, общественное мнение склонялось не в  их  пользу.  Жители
этих изобилующих заливными лугами мест не испытывали  свойственной  многим
их собратьям тяги к неведомому, наоборот относились к нему  подозрительно,
полагая, что бедным людям нечего от него ждать, кроме беды. Даже  слухи  о
реформе не пробудили радужных надежд  во  Фрике,  ибо  не  сулили  никаких
определенных  выгод:  дарового  зерна  Хайраму  Форду  на  откорм  свиньи,
посетителям "Весов и гирь"  -  бесплатного  пива,  батракам  трех  местных
фермеров - увеличения жалованья ближайшей  зимой.  Реформа,  не  обещавшая
такого рода прямых благ, мало чем отличалась от нахваливающих  свой  товар
разносчиков, а потому внушала подозрения разумным людям.  Жители  Фрика  с
голоду  не   помирали   и   были   больше   расположены   к   тяжеловесной
подозрительности, чем к легковерному энтузиазму - они скорей  готовы  были
поверить не в то, что провидение о них печется,  сколько  в  то,  что  оно
норовит их одурачить о каковом его стремлении свидетельствовала и погода.
   Настроенные  таким  образом   обитатели   Фрика   служили   благодатным
материалом для  деятельности  мистера  Соломона  Фезерстоуна,  обладающего
более плодородными идеями на этот счет, ибо досуг и  природные  склонности
позволяли ему подвергнуть подозрению все сущее и на земле, и чуть ли не на
небесах. Соломон в ту пору был смотрителем дорог и,  совершая  объезды  на
своем неторопливом жеребчике, не раз  наведывался  во  Фрик  поглядеть  на
рабочих в каменоломнях и останавливался неподалеку от них с  загадочным  и
сосредоточенным видом невольно наводившим  на  мысль,  что  его  задержали
более  веские  причины,   чем   простое   желание   передохнуть.   Вдоволь
наглядевшись, как идет работа, Соломон поднимал взгляд и устремлял его  на
горизонт, и лишь после  этого  дернув  поводья  и  слегка  тронув  жеребца
хлыстом, побуждал его продолжить путь. Часовая стрелка  двигалась  быстрей
чем мистер  Соломон,  обладавший  счастливым  убеждением  что  ему  некуда
спешить.  У  него  была  привычка  останавливаться  по  пути  возле   всех
землекопов и подстригающих живую изгородь  садовников  и  затевать  полную
недомолвок и околичностей болтовню, охотно выслушивая  даже  уже  знакомые
ему вести и ощущая свое преимущество перед любым  рассказчиком,  поскольку
сам он никому из них не доверял. Правда, однажды,  вступив  в  разговор  с
возчиком Хайрамом Фордом, он  снабдил  его  кое-какими  сведениями  Мистер
Соломон  полюбопытствовал,  встречались  ли  Хайраму  молодчики,   которые
шныряют в их краях с планками и  всяческими  инструментами;  говорят,  что
будут строить, мол, железную дорогу, а на самом деле пес их разберет,  кто
они такие и что затевают. И уж во всяком случае, они и виду не подают, что
собираются перевернуть вверх дном весь Лоуикский приход.
   - Э-э, да ведь тогда люди ездить друг  к  другу  не  станут,  -  сказал
Хайрам, тут же вспомнив о своем фургоне и лошадях.
   - Ну еще бы, - сказал мистер Соломон. - К тому же они  расковыряют  нам
всю землю, а в приходе у нас отменная земля. Шли бы лучше в Типтон, говорю
я. Да ведь как знать, чего ради они все это затеяли. Толкуют о поездках, а
кончится-то тем, что испортят землю и принесут вред бедным людям.
   - Лондонский народ, видать, - сказал Хайрам, смутно представлявший себе
Лондон как средоточие враждебных деревне сил.
   - Да уж конечно: Говорят, когда они шныряли в  окрестностях  Брассинга,
местные жители набросились на них, переломали ихние трубки на треногах,  а
самих вытолкали в шею, так что они навряд ли придут еще раз.
   - То-то весело, наверно, было, - сказал Хайрам, которому редко  выпадал
случай повеселиться.
   - Я сам бы не стал впутываться в такие дела, - продолжал Соломон. -  Но
говорят, для наших мест наступают скверные дни: было знамение, что разорят
тут все эти молодчики, которые шастают взад и вперед  по  округе  и  хотят
изрезать ее железными колеями; а стараются они ради того, чтобы  захватить
в свои руки все перевозки, и  уж  тогда  не  останется  у  нас  ни  единой
упряжки, не услышишь даже, как щелкает кнут.
   - Раньше чем до этого дойдет, я  так  щелкну  кнутом,  что  у  них  уши
позакладывает,  -  сказал  Хайрам,  а  мистер  Соломон,  дернув   поводья,
продолжил свой путь.
   Крапиву сеять нет нужды. Пагубное влияние железной  дороги  обсуждалось
не только в "Весах и гирях", но и на лугах, где в пору сенокоса  оказалось
столько собеседников, сколько редко собирается в деревне.
   Однажды утром, вскоре после  того  как  Мэри  Гарт  призналась  мистеру
Фербратеру в своих чувствах к Фреду Винси, у ее  отца  случилось  дело  на
ферме  Йодрела,  неподалеку  от  Фрика:  нужно  было  измерить  и  оценить
принадлежащий  к  Лоуик-Мэнору  дальний  участок,  и   Кэлеб   рассчитывал
произвести  эту  операцию  как  можно  выгоднее   для   Доротеи   (следует
признаться, что, ведя  переговоры  с  железнодорожными  компаниями,  Кэлеб
упорно стремился  выторговать  у  них  побольше).  Он  оставил  у  Йодрела
двуколку и, направляясь