нку,   и  что  увидели?  Как   ему   сломали   в  Москве
<2463">целку, так и пошел, видать... <2464">Званьишко советского
доц<2465">ента зря не дают. В разных там математиках не знаю, а уж где
политика-экономика   --   советский   доцент-профессор  --  это   уж   точно
<2466">эвед      нерца.      За      спиной      вдруг      прозвучало
<2467">оскорбленно-резкое     <2468">сергунино:     --      Эвед
<2469">нерца  имел  право слово  молвить? При хозяине...  Или  ему рот
запирали? -- Голос звенящий, мальчишеский, откуда только силы <2470">.
взялись?..  --  Так вот,  я  советский доцент,  советский человек.  До мозга
костей. <2471">Дов, ты прав  на все сто процентов. <2472">О кей?
--  И  резче, злее: --  Как истинно  советский человек, я никогда не верил и
сейчас,  извини  меня,  не  верю  в   результативность  голодовок,  газетной
трескотни,  радиошума,  митингов и  в  прочий  энтузиазм  рабочих масс.  Как
истинно  советский  человек,  тем  более  отмеченный  за   особое  понимание
социальных  и  экономических процессов научным званием  <2473">"эвед--
доцента", я  твердо  знаю, что  на  нашей доисторическо--  советской  родине
правительство и лично дорогой товарищ Брежнев плевали на  мнение  трудящихся
масс с колокольни Ивана  Великого. Плевали со Спасской башни Кремля и других
тоже.  Не мне  вам  это  рассказывать!.. А наша голодовка для  них вообще --
комар   чихнул.  <2474">"Голос  Америки<2475">"   взовьется   --
глушилку  включат  --  Яша сунул Сергею  флягу, тот жадно  обхватил горлышко
потрескавшимися губами; глотнув, отдал  флягу тут же. -- Вы решили голодать,
я с вами.  Решите  умереть  -- лягу рядом. Слова  не  скажу!..  А  сейчас не
перебивай, Дов, я тебя выслушал... Во что я верю?  В  международные торговые
сделки  верю.  В тайную дипломатию  верю.  В  визиты  конгрессменов, которым
<2476">Шауль списочки <2477">"отказников<2478">"  готовит,
верю.   Когда  сенатор   Кеннеди   в   Москву   собирался,  я  три  дня   не
<2479">спал--  не ел: знаю, что где-то там,  в первой десятке фамилий,
Гуля...  Верю, что одна  власть с  другой договорятся,  пусть  они даже друг
друга за  горло  держат.  Нас продают  и  меняют, как  вещи.  Торговля  есть
торговля.  Ворон ворону глаз  не  выклюет...  Теперь давайте думать  вместе,
отец, Яша. Взгляните  на мир  моими  глазами,  хоть на минуту...  Кто первая
ступенька к возможной удаче Гуров? Шауль  <2480">бен <2481">Ами,
как бы я  или Дов к нему  ни относились. Он -- единственный в  правительстве
Израиля, кто  практически занимается нашими бедами. Поставит он Гулю ближе к
началу списка, глядишь, счастье улыбнется. Вычеркнет --  конец Гуле. Тут все
зыбко. Нужны были как-то для речи президента  США три фамилии диссидентов. В
последний момент вычеркнули <2482">Твердохлебова. Говорят, такое слово
президент  не  сможет произнести. Невыносимо  это  для  английской  гортани:
Тв...рд..<2483">.хл... Многих пытались выручить, а  его -- нет, турнут
<2484">бедолагу     в    тюрьму    или    ссылку,    вот    увидите!..
<2485">Геула,   кровь   из   носу,    должна   остаться   в   списках!
<2486">0'кей?! Как  в  этой  связи,  Дов,  выглядит  твоя  сегодняшняя
матерщина    и    угрозы    <2487">Шаулю?!    Ты    враг    Гули   или
друг<2488">?!.. Психанет Шауль -- и  нет Гули в  списках. Нет Наума  в
списках.  Тогда хоть  бейся головой о Стену Плача!.. --  Да ты  что!  --  не
выдержал Дов.  --  Вычеркнет  --  ему по  земле  на  ходить!..  -- Ты  даешь
гарантию? Не вычеркнет? Дов растерянно взглянул на отца, на Яшу. -- Вот что,
отец,  вот   что,  <2489">Гуры,   --  продолжал  <2490">Сергуня,
отхлебнув  из <2491">яшиной фляжки. --  Пятеро голодают или четверо --
разница    невелика.    Я   должен   быть   там,   возле   списков,   и   --
<2492">костьми лечь,  чтобы  Шауль или  кто другой  Гулю  и  Наума  не
вычеркнул.  --   Он  покосился  на  <2493">Дова  и  снова  вскричал  с
<2494">истеринкой  в гол<2495">ее:  --  Да, я  буду  на  коленях
стоять, продам себя на скотобойню. Мне это пристало, поскольку я эвед нерца!
Яша взял Сергея за руку,  стиснул больно, Сергей чуть успокоился; продолжал,
едва шевеля потрескавшимися губами: -- Такой мне  видится эта операция. Один
из нас  должен быть на  подстраховке. Если вы мне  доверите,  пойду я. Может
отправиться и  любой  другой...  Иосиф  переглянулся  с Яшей; после  долгого
молчания Иосиф сказал  <2496">Сергуне натужно,  казалось, через силу и
тихо: <2497">-- Ос-сторожно  с ним, <2498">с-сынок. Политика  --
дело... да!  нечистое Сергуня  вскочил легко, схватил с  камней свой пиджак,
измазанный в земле и в мелу, и, точно его ветер нес, так легко он промчал по
каменной  площади,  к  воротам,  возле  которых  урчал  дизелем  красный,  в
рекламных плакатах, автобус. Проводили взглядами <2499">Сергуню. Долго
молчали. Первым  заговорил Дов, который стал почему-то  яро,  апоплексически
багровым. -- А может, Сергуня,  и  впрямь  лишь ее<2500">. Гули,  эвед
нерца!  Ее раб до смерти... Извиниться я должен перед ним тогда, вот что! --
Пожевал нервно бороду, сказал, как выдохнул: -- Может, и в  самом деле  так,
отец,    а?    Потому   Шаулю    задницу    лижет?..    <2501">Ох,   с
<2502">опером  иметь  дело!..  Коли   б  так!  Повинюсь.  Раздавим   с
<2503">Сергуней поллитровку...  Отец! Но Иосиф вряд ли слышал Дова. Он
поднялся, подошел к  Стене  Плача, положил  руку  на  ее  белый  ноздреватый
камень.  Рука Иосифа дрогнула,  коснувшись Стены.  А лицо вдруг стало таким,
словно Стена излучала невидимую энергию. Кровь прилила к лицу Иосифа, отчего
седая щетина  точно  <2504">отбелилась,  ожила  на  ветру. Расширились
глаза,  глядевшие с надеждой  куда-то  вдаль...  Он  гладил  шершавый камень
ладонью  и  разговаривал с  ним. Иосиф  вернулся к нам через  час, не ранее.
Когда Яша  протянул  ему фляжку,  Иосиф  долго не мог понять,  чего  от него
хотят.  Наконец,  взял фляжку и присел  рядом  с нами. У  изгороди  заурчали
автомобили. Все происходило точь-в-точь, как в ту декабрьскую голодовку 1970
года, о которой рассказывал  Дов. Сперва прибыло немецкое телевидение. Затем
французское.  А  на другое  утро  --  итальянское.  Израильское  телевидение
пожаловало на шестой день голодовки, когда  все радиостанции мира говорили о
семье Гуров. Иногда о Науме. Но чаще о <2506">Геуле. И в новостях, и в
обзорах, и  в женских передачах, и  в  воскресных  молебнах. На  всех языках
дикторы  произносили имя,  ставшее всемирно известным: --  Геула!..  Гуля!..
<2507">Гиля!..   <2508">Циля!..  <2509">Хиля!..  Хильда!..
"Гуля,   мы   с  тобой!   --  звучал   свистяще--   хрипатый  голос   Иосифа
<2510">Гура, записанный у Стены  Плача на сотни магнитофонных лент. --
Весь мир  <2511">с--  с тобой, Наум!  Держитесь, дети! Гуля,  держись,
девочка моя, держись!.."

   6.  "ГУ-УЛЯ!  ГУЛЕНОК!"Тень  от  <2514">боинга  с белыми  буквами
<2515">ЭЛЬ-АЛЬ  на  гордом  хвосте<2516">  скользнула  по толпе,
прилепившейся  к  металлической  решетке аэропорта. Из-за бетонных  строений
донесся отдаленный шум приземления, шелест, затем  рев  моторов на повороте.
Человек двадцать встречающих закричали "Ура!<2517">" и бросились  друг
к другу  обниматься  и  целоваться.  Возле  них  притормозило  такси,  шофер
крикнул,   высунувшись   из  машины:   что   за  праздник?   Кто   прилетел?
<2518">Гу--    уля!    --   проревели   в   ответ    восторженно.   --
<2519">Геула!..  -- Геула?  --  он пожал  плечами и рванулся навстречу
пестрой  толчее  американских  туристов,  вышедших  из  таможни  на  круглую
площадь.    <2520">Гуры    почти    в    полном    составе,    включая
<2521">яшину  тещу, двинулись в аэропорт, к  стеклянной перегородке со
щелями для записок, остальные разъехались,  договорившись собраться вечером.
Иосиф  <2522">Гур  и  <2523">Лия  просили  у  <2524">Шауля
<2525">бен     <2526">Ами      пропуск,     чтобы      встретить
<2527">Геулу у  трапа  самолета.  <2528">Шауль не  дал.  Выписал
только    один    пропуск,    персональный,    на    имя    Сергея   Гурова.
<2529">Сергуня  ждал у самолета  с  огромным букетом красных  роз,  на
который  оглядывались   все,  кто  спускался  по  белому   трапу.  Протопали
бизнесмены с чемоданчиками типа  <2530">"дипломат<2531">", затем
посыпались  огромные  семьи  грузинских  и  бухарских  евреев  во  главе  со
стариками, в глазах  которых стояли слезы.. -- Наконец, показалась Геула. На
ней  была вязаная спортивная  шапочка, белый,  с  высоким  воротом, полярный
свитер, синие спортивные брюки  в обтяжку.  Точно на соревнования прикатила.
Сергуня  замахал  букетом.  --  Гуля!  <2532">Гу-у-лена!..  Почему без
норковой шубы? Тут норки нет даже у <2533">Голды <2534">Меир! --
лопотал Сергуня, изо всех сил стараясь не разреветься. Геула ткнулась в щеку
<2535">Сергуни. Нос у  нее был холодный.  -- С мороза!  -- восторженно
закричал  Сергуня. --  Что?  Ты о  чем?..  Где  Лия, Иосиф?  -- Только  меня
пустили!  --  Сергуня  поцеловал пригнувшуюся к  нему  Гулю  в  глаза  и  не
удержался, всплакнул.  Гуля пахла  парным  молоком.  Господи, он  ничего  не
забыл!  Ничего!..  Гуля  <2536">поершила  его соломенную  копешку,  он
ткнулся в ее плечо,потерся лбом, губами, нацелился было поцеловать в шею, но
Гуля легко шлепнула его ладонью по темечку. Он тут <2537">же отпрянул,
схватил  ее  кожаную  сумку. Сумка  была  тяжелой: набита  доверху  книгами.
Похоже,  захватила  с собой  все издания Ахматовой,  не доверилась  багажной
службе.  -- Гуля, --  воскликнул Сергей  нарочито-- весело. -- Что  написала
Анна Ахматова по поводу твоего приезда в  Израиль? Геула оглядела стеклянный
куб  аэропорта  <2538">Лод,  грузин  и  бухарцев,  которых  сбивали  в
колонну, чтобы  куда-то вести, и продекламировала: --  "Я не была здесь  лет
семьсот.  И  ничего  не  изменилось...<2539">"  Сергей  засмеялся.  Но
гораздо  громче прозвучал  смех за его спиной.  Геула вскинула глаза.  К ней
шагнул  высокий, с  генеральской  выправкой  израильтянин,  протянул  руку с
длинными пальцами  пианиста: --  Шауль бен  Ами,  специальный  представитель
Голды  Меир. От  имени  правительства Израиля  я  приветствую вас  на  нашей
древней  земле.  Геула протянула  ему  руку,  растроганная,  счастливая.  --
Садитесь  ко мне в машину!  -- распорядился Шауль  бен Ами. -- Я  приехал за
вами. Лицо <2540">Геулы  посерьезнело, Шауль  понял это по-своему:  --
Нет, вам не надо туда, со всеми. Ваши бумаги мы заполним у меня дома.  Геула
ответила, что  вначале ей нужно передать на  Запад письмо Наума Гура.  Шауль
бен Ами воскликнул с шутливой интонацией: -- И вы привезли  послание? Просто
как  в русской сказке: дочка за бабушку, бабушка за дедку, дедка за репку...
Геула  не могла принять его веселого тона: -- Галина Борисовна объявила, что
не отпустит  его никогда. --  Галина Борисовна? -- Шауль недоуменно  вскинул
брови.  --  <2541">Ах, Г.Б.!  --  Он  улыбнулся одной  щекой.  -- Наум
связался с диссидентами?.. Нет? В чем  же  дело? Геула хотела сказать что-то
резкое,  Сергуня толкнул ее  под бок,  и она  замялась. Шауль  заметил,  как
Сергей поддал Гуле под бок, усмехнулся: -- Ладно, не все сразу. Садитесь. --
Он открыл дверцу  подкатившей поближе машины. -- Естественно,  я подвезу вас
вначале к родным. Возьмем багаж... Что? К каким <2542">"коррам"? Мы их
вызовем... -- У тебя два  экземпляра письма  Наума? -- шепнул Сергуня, когда
они  с  Гулей   устраивались   на  заднем  сиденье   длинного  американского
<2543">"Шевроле"...  -- Три? Тогда  ладно.  Машина  выехала с  летного
поля, покружила и подкатила к аэропорту со стороны круглой  площади. Сергуня
сбегал     за     родней,      т<2544">омившейся      у     стеклянной
"границы<2545">". Гуры примчались тут же. Лия  плакала.  Иосиф пытался
выглядеть  молодцом, хлюпнул  носом  раза два,  не более. <2546">Увидя
Шауля,  <2547">Дов  прыгнул  к  <2548">Геуле   кошкой,  прошипел
достаточно  громко: --  Это  --  пахан,  поняла? Пахан! Тот  самый...  Иосиф
положил ему руку на  плечо.  -- <2549">Дов, не  дави  на  мозги!  Гулю
обнимали  все  сразу.  Она  вгляделась  в <2550">Дова,  который что-то
безостановочно шептал ей,  и жалостливо, по-бабьи разревелась.-- Боже, какой
ты <2551">худющий! Тебя же за  бородой  не  видно!..  Слушайте,  что с
вами?   Вы  все   усохли!  Кости  торчат!  Какой-то  молодец  вынес  чемодан
<2552">Геулы,     лимузин    <2553">Шауля     чуть     тронулся,
<2554">Сергуня   вскричал,  высовываясь   из   кабины   по   пояс:  --
<2555">Гуленок! <2556">Геула,  еще раз расцеловавшись со  всеми,
крикнула:  -- До вечера! Машина рванулась, и спустя  <2557">минуту-две
аэропорт  был  уже где-то  позади.Сергуня,  пристраивая сумку  Геулы, увидел
рядом с книгами деревянный парусник,  который  он подарил <2558">Геуле
перед своим отъездом.
   'Трибун  а", 14 августа  1973 г.  -- Гуленок!  -- прошептал он  хрипло,
задохнувшись. -- Привезла, значит... -- А как же!  -- Это было,  пожалуй, их
самой большой совместной радостью. А для <2559">Сергуни и символом. Он
часто думал:  <2560">привезет-- не привезет. При<2561">везла! --
Помнишь? Наше <2562">Пюхе-ярве... -- Конечно,  помню!.. Не наваливайся
на меня  так,  жарко! --  Покосилась на него,  сразу отодвинувшегося к углу,
пожалела, видно,  о  резком восклицании, сказала  теплее:  -- Пюхе-ярве... В
1969  <2563">"шляпы<2564">"  ходили  уж  за  <2565">Геулой
вплотную,   надо   было   как-то   от   них   оторваться,   и   Сергей  увез
<2566">Геулу  ночью  на  такси;  кружили  по  улицам,  пересаживались;
наконец, убедившись, что слежка отстала, умчались на машине друзей в Эстонию
потеряться в глуши,  отдохнуть.  Свернули  к озеру  Пюхе-ярве  под Таллином.
Достали       у       рыбаков        парусник.       Разбили       палатку--
<2567">"серебрянку<2568">". Залезли в свои спальные  мешки. Гуля
проснулась оттого,  что ее целовали в глаза. Откинулась от Сергея, выбралась
из "серебрянки" и, как Сергуня ни умолял ее, устроилась спать возле палатки.
Утром мешок от росы  сырой, у Гули зуб  на  зуб  не попадает.  -- Я уеду. Не
могу!.. Наших там сейчас хватают, судят,  а мы прохлаждаемся... Сергуня  был
неутомимым выдумщиком, а уж на краю пропасти  как не придумать!.. Вскочив на
ноги,  он  изложил  свой  план.  --  Ты  останешься  сама  собой и здесь, --
восторженно заключил он. -- Только  красок надо достать! Выстрел был точным,
Геула  поцеловала Сергея в лоб,  и они бросились искать краски. Нет  красок,
хоть отправляйся в Таллин.  Сергуня и тут  нашел выход. В  кемпинге, который
оказался  на другом  берегу  Пюхе-ярве,  купили  синюю  изоляционную  ленту.
Расстелили парус на траве, нашили  на нем с обеих сторон  слово  "Шалом". На
русском и на иврите. Синее на белом далеко видно. Затем сделали из веток два
треугольника,   обмотали   <2569">изолентой,  сложили  --   получилась
шестиконечная звезда... Как сияли глаза  у Геулы,  когда готовили  парусник!
Радовалась, как  ребенок<2570">! И  закачалась  на  Пюхе-ярве лодочка,
посылая  обоим берегам -- шалом! Новость тут же достигла ближайшего городка.
Незнакомые  люди останавливали  Сергея и Геулу  в  лесу, в городке, куда они
ходили  за  молоком,  интересовались,  не знают ли они,  где  хозяева белого
парусника с названием... -- Тут спрашивающие запинались, затем добавляли: --
Если перевести  на  наш  язык,  то  это  будет:  <2571">"Мир  вам". Не
слыхали?  -- И  рассказывали о паруснике  с восторгом.  А  с  другого берега
пришли   старики:   "Наши   девочки   только   и  говорят,   что  про   вашу
лодку<2572">"...  На  глазах  Геулы  и   Сергея  рождалась  легенда  о
бело-голубом паруснике  с  назва<2573">н  <2574">;м  "Шалом!"  В
конце  недели  они  плавали  по  св<2575">етлому, тихому  Пюхе-ярве  с
почетным охранением яхт, баркасов, лодочек, с которых им махали и  еврейские
девчушки,  и  белокурые,  плечистые  эстонские  парни.  ...Машина  взревела,
выскакивая на шоссе. Геула и Сергей взялись за руки, как дети. Сидели молча,
счастливые, полные воспоминаний о лодочке "Шалом", риске и неравной борьбе с
атомным царством,  воспоминаний, которые  сближают  порой  куда  крепче, чем
брачный контракт.  Их  отвлек  звонок.  <2576">Шауль  <2577">бен
<2578">Ами поднял трубку, лежавшую между ним и шофером. Геула, похоже,
никогда не видела, как говорят по телефону  из несущейся машины. Огляделась.
Высокая антенна покачивалась  над багажником. --  Глушь  ты наша российская,
нерадиофицированная, -- весело протянул Сергуня. -- Держись  ко мне поближе,
не то  узнаешь... Геула отпустила руку Сергея. Из  реплик  Шауля по телефону
стало ясно, что они едут в <2579">кибуц. Спросила <2580">Сергуню
шепотом, где он, этот кибуц. -- На ливанской границе. <2581">-- Где-э?
-- Не пугайся, Гуленок. Мы маленькая страна. Два прихлопа, три притопа, и --
Ливан.  Геула припала лбом к приоткрытому окну.  Шоссе широкое,  как  трасса
Москва  -- Минск.  Даже пошире.  Пальмы -- как верстовые столбы. Провожая их
взглядом, продекламировала: "В  песчаных  степях аравийской земли Три гордые
пальмы высоко росли..." -Эти  не  гордые, -- Сергуня усмехнулся. -- В  самой
вони  стоят. У скоростной трассы.  -- Вздохнул горьковато-- сочувственно: --
Куда ткнули, там и шелестят... -- Геула  снова взяла его за руку:  -- Как ты
себя здесь чувствуешь,  <2583">Сергунь?  Лицо  у  Сергея  черное,  нос
заострился,  словно он только что  завершил тяжкий путь. -- Когда  сел  твой
самолет... <2584">Та-ак!  Час десять  минут назад я  вышел на свободу.
<2585">Финита    ля   комедия!   --   Что-то   не   пойму    я   тебя,
<2587">Сергунь! Сергуня воскликнул  почти весело: -- И  это прекрасно!
Проскочил   высокий  дом  на   горе  и  надпись  возле   ответвления   шоссе
<2588">'ТЕРЦЛИЯ".   Через   двадцать   минут  налево  ржавая   надпись
<2589">"НЕТАНИЯ". -- Здесь была <2590">яшина Брестская крепость!
--   заметил   тихо   Сергей   <2591">--   Что-о?   <2592">Шауль
<2593">бен <2594">Ами  круто повернулся к <2595">Геуле. --
<2596">Геула,  ты только  что из <2597">галута.  Более того,  из
тоталитарного  <2598">галута.   И  сразу  в   мир,  где  ты  абсолютно
свободна... Твои  ощущения?  Геула  впервые  задумалась  над  этим  и  вдруг
осознала  предельно ясно: да, вся ее жизнь -- тюрьма или ожидание тюрьмы. Но
никогда она  не ощущала себя <2599">"галутной", пугливой, затравленной
еврейкой. Она  была внутренне свободна  даже в  Лефортовской камере... Геула
оживилась,  вспоминая, как  она выстукивала  соседу  за  стеной  Лермонтова.
Распрямила  спину,  порозовела,  как  всегда,  когда  декламировала  любимые
строки:

   "Кто б ни был ты,  печальный мой сосед, Люблю тебя, как друга юных лет,
Тебя, товарищ мой  случайный...Тут, помнится,  открылась кормушка,  крик: --
Прекратить! -- Звякнули ключи, а она, знай, стучит:

   ...Хотя судьбы коварною игрой Навеки мы разлучены с тобой Стеной теперь
--  а  после  тайной."Ворвались  надзиратель   и  какой-то   хмырь  в  форме
подполковника КГБ, увели в карцер, а затем в другую камеру. Она  прокопалась
со сборами, пока не выслушала из- за стены ответ: -- "Помереть бы мне в этой
клетке, Кабы не было милой соседки..". Геула вздохнула: -- Так я никогда его
и не  увидела...  --