лжен  жить  в
Израиле,  несмотря  на  то, что  вы  его  травите, как собаку?!  Возмущенные
возгласы звучали теперь со всех сторон. Даже тот, у  кого  выпадала челюсть,
не  мог успокоиться. Крикнет, вставит  че<387">люсть, снова крикнет. У
дверей я взял Иосифа под руку, довел до лестницы.  Из зала заседаний  быстро
прошагал,  на  ходу  набрасывая   плащ,   <388">Шауль  <389">бен
<390">Ами.   Задержался  на  секунду  возле  Иосифа,   который   сразу
распрямился,  перестал   держаться  за   сердце.   --  Сионизм  предполагает
существование <391">Герцеля,  -- бросил Шауль насмешливо. -- Нам новый
<392">Герцль не нужен!.. И в  мою сторону, на ходу: -- И русская элита
тоже!.. Мы застряли  в парадном переждать дождь. Отошли в сторонку. Мимо нас
проскочили, нервно гомоня, Гуля и <393">Сергуня. У <394">Сергуни
подвернулась  плохо надетая  галоша.  Гуля задержалась, протянула отставшему
палец.   Сергуня  схватил  палец,  и  они  выскочили  на  дождь,  размахивая
сцепленными руками, как школьники, и смеясь чему-то. Иосиф  глядел им вслед,
повернулся   ко  мне,   лишь   когда  <395">гулин   "фиат<396">"
затарахтел у ворот, поджидая нас. -- Господи, дай хоть им счастья!

   10. ОБЕРТОН ГЛАВЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА

   --  Поглядели на израильских импотентов?  Насытились<398">?... --
<399">Дов влетел в квартиру  медведем,  сорвавшимся с цепи. - Отец, ты
что  лежишь? Не заболел?.. <400">Что-о?  Решили обратиться к обществу?
Ну, юмористы, ну, фраера!.. Кроме  группки энтузиастов, израильское общество
есть  общество  спасения  на  водах.  Оно  не  хочет  никого  спасать.  Даже
государство,   ежели   нет   войны.   Оно   хочет   спокойно   кушать   свой
<401">фалафель... Я к чему это говорю?..  -- Ни к чему! -  перебил его
отец. - К Даяну стоит идти?  --  Я бы ни  ногой!  -- Когда ты был у  него? -
сердито спросил Иосиф, понимая,  что  сердится он  не на сына,  а  на самого
себя. В жизни еще  не чувствовал себя таким беспомощным, как  сейчас. -- Был
когда?!   --  просипел  он.   --  Ну,  в  марте  71-го,  если  не  ошибаюсь.
Расположились в его саду <403">-_нечто вроде замкнутого дворика времен
римского владычества.  Вокруг --  разные  археологические  обломки. Водки не
было. Генералы пили, как студенты. Полстакана на весь вечер. Затем выступала
какая-то певица.  Пела старые  песни под гитару.  Ну,  такой уютный домашний
вечер.  -- Ни одного серьезного вопроса не задали? --  Задали. Да  только не
они, а <404">Вероничка. Мы с ней искали способы давления  на Брежнева.
Она спросила генералов, можно ли добиться от Америки  торговых  ограничений,
ежели Москва  <405">"закроет форточку". Начнет выпускать только  калек
да псих<406">ов.  -- Ни  в  коем случае, -- ответили  генералы.  --  А
теперь  <407">Джексон  такой закон  готовит!  Сам читал в  газете.  --
Повременим  с генералами, -  заключил Иосиф. - Ладно,  гитарист у  нас есть.
Гитара   тоже.    Сергуня,   бери   гитару!..   <408">--   И   затянул
<409">тоненько....  - Сергуня едва успел подыграть -  из нового фильма
"Скрипач  на  крыше",  который  Иосиф  смотрел  со  слезами  на  глазах.  По
<410">Шолом-Алейхему   фильм.   Бог   мой,   мог    ли    предположить
<411">Тевье-молочник,  что  он когда-либо  запоет про свой деревенский
восход-закат...                                               по-английски?!
<412">"Са<413">нрайз<414">-са<415">нсет...<416">"<417">
Геула  опоздала,  прибыла к  художественной части. Попела  со  всеми  вместе
<418">"Санрайз-сансет"..Затем поднялась и, закрыв глаза, прочитала  из
Ахматовой, с каждой строчкой все тоскливее:

   Меня, как реку, Суровая эпоха  повернула. Мне подменили жизнь. В другое
русло, Мимо другого потекла  она,  И я своих не знаю берегов. О, как я много
зрелищ пропустила, И занавес  вздымался без меня И  так же  падал. Сколько я
друзей Своих ни разу в жизни не видала...И застучала каблучками по лестнице.
Сергуня оглянулся растерянно,  кинул на  диван,  на ноги  к отцу,  гитару  и
бросился  вслед за  Гулей. Да  не успел. Умчала Гуля. И Сергей не  вернулся.
Постоял у фонаря и, как ни кричал  ему из окна Дов, ушел  куда-то в ночь. --
Эх, чего-то с Гулей?! У меня <419">аж сердце захолонуло, - сказал Дов,
вернувшись  к нам. Мы потолковали-поохали о  Гуле, женщине ранимой, которую,
наверное,  после  встречи  с   "партией  и  правительством"  трясет,  как  в
лихорадке... А затем проспорили до полуночи, как всколыхнуть общество. И что
такое  "общество"?  Газеты? Оппозиция?  Конечно, оппозиция,  которая  всегда
хочет  хоть каких-то  изменений!.. Поэтому я так  обрадовался, когда Иосиф и
Дов   предложили    мне   встретиться   с    генералом   <420">Ариэлем
<421">Шароном,       который       просил       собрать       "русских
<422">побоевитее"... Генерал, я  знал это по газетам, ушел из  армии и
занялся политикой. Кажется, хочет создать свою  партию. Может, такой и нужен
Израилю?  Хотя   он,  говорят,   правый   до  умопомрачения.  <423">Э,
правый-левый,   кто-то  должен   же   взять   пожарный   шланг  и  вычистить
<424">Израилевы  конюшни!..  В маленькой  комнатке  собралось  человек
двенадцать  русских.<428">  Дов, <429">Шинкарь,  "самый  храбрый
еврей Советского Союза<430">", еще несколько таких же ребят, пробивших
своей  головой  "железный  занавес<431">"...  Народ,  в  основном,  от
правительства   независимый:   медики,   водопроводчики,   инженеры,  бывший
подпольный   миллионер   <432">Сулико.   И  Иосиф,  не  отводивший  от
<433">Шарона глаз. Моложавый, коротко остриженный генерал полулежал на
откинутой назад кожаной спинке кресла, забросив ноги повыше, как американец.
Говорил он запросто, как с друзьями -- бесхитростный, честный, откровенный -
такое производил впечатление. <434">"Ох, - мелькнуло у меня, -- съедят
его политиканы вместе с пуговицами..." В комнате было жарко. А  вскоре стало
душно, хоть окна открывай. Попытались  открыть - дождь заливает. Захлопнули.
Сильный  вентилятор, стоявший на столе,  был направлен на <435">Ариэля
Шарона, теребил его светлые волосы. <436">Шарон нежился под освежающей
струей, вытягиваясь на спинке кресла и шевеля  ногами в модных полуботинках.
Хорошо  генералу.  Свежо.  Уютно.   Остальные,   по  другую  сторону  стола,
задыхались, прели.  Лица  залоснились. Как в бане.  А он в это время говорил
твердым  командным  голосом  генерала -- национального героя: --  Социалисты
губят <437">алию...  А мы всегда будем  с  вами на равных.  Как в этой
комнате! Как сейчас, так и  всегда!  Равные права, равные обязанности. Я вам
обещаю  это! Твердо!  Только помогите сбросить партию Труда,  четверть  века
губящую Израиль. А потом, как в этой комнате. Как равные... Я тихо поднялся,
махнул  рукой в  сторону  Иосифа - мол,  не  пора  ли отчаливать?  и, пройдя
сослепу  (пот  заливал  глаза)  по чьим-то  ногам, вывалился  из  невыносимо
душного  равноправия. Дня через два Иосиф внезапно получил телефонограмму из
Канцелярии  премьер-министра. Его  вызывала <438">Голда.  Иосиф  снова
нарядился в синий пиджак из советского трико "ударник", в котором он ходил к
<439">Голде <440">Меир (Дов называл этот чуть  лоснящийся пиджак
"правительственным  <441">клифтом").  Хорошо,  что  в  разговоре Иосиф
размахивал   руками,  иначе  <442">Лия  не   заметила  бы,  что  рукав
"правительственного <443">клифта"  полуоторван. Стянула с мужа пиджак,
долго  возилась. И  все  же Иосиф не  опоздал:  повезло с попутной  машиной.
Довезли не только до Тель-Авива, но даже  до ворот Министерства обороны, где
приютился в глубине двора маленький домик председателя Совета министров. Как
раз в  ту минуту, когда  он  входил  в приемную,  помощник <444">Голды
пригласил всех в кабинет. Зашел со всеми вместе и Иосиф. Приткнулся у стены,
за  чьими-то спинами, пытаясь  понять, что за  народ вокруг?  Кто приглашен?
Узнал  только  одного  по  затылку  и   гордой  посадке.   <445">Юваль
<446">Нееман,* президент Тель-Авивского университета.  Остальные тоже,
видать, президенты. Солидный  народ. Портфели  тугие, иные  с  монограммами,
папки, тисненные  золотом.  Сосед  вынул  какие-то бумаги  на бланках,  стал
накладывать резолюции.  Иосиф покосился  на  бланк, прочитал "Институт имени
<447">Вейцмана"...  Так,  ясно,  собрали  научный  Олимп... А  его-то,
Иосифа, зачем?  Вместо  безработных сыновей?.. Может,  так и  задумано?  Вот
Иосиф <448">Гур,  глава семьи, в семье четыре доктора наук... Господи,
неужели вняла?! Протянула руку?.. Голда Меир постучала карандашом по столу и
сказала сипловато,  с мужской хрипотцой: -- Вот не знаю, как быть с  учеными
из  Советского  Союза,  со специалистами оттуда...  Я  несколько раз слышала
советских  скрипачей. Очень хорошо  они играют, технично, но все-таки что-то
не то. Иная школа, не тот  уровень, к  которому привыкли. Всегда  чего-то не
хватает... Это  не  только мое  мнение. Техники  ли, проникновения в замысел
композитора... увы, недостает. Всегда слышится какой-то обертон...  У Иосифа
спина          похолодела.         Глава         государства!         Задала
<449">"обертон<450">"!..      И      главное,     на      уровне
<451">Никитки  Хрущева, только без бумажки...  <452">Э-эх, Наума
бы сюда.  Он бы  показал  ей  "обертон<453">"!.. Пока  Иосиф гневался,
принимал валидол, начались высказывания. По кругу. Хайфа заявила решительно:
у них мест  нет.  <454">Бершева <455">обещала подумать... И  тут
Голда сказала: "Пожалуйста,  следующий, кто  там за вашей спиной?" За спиной
ректора  <456">Бершевского  университета сидел, глотая валидол, Иосиф.
Когда в  его  сторону  обернулись,  он  втянул голову  в плечи,  но  тут  же
распрямился и начал сразу, чтоб Голда Меир  не успела показать карандашом на
соседа, настоящего президента. -- Именно потому, что иным слышится в работах
специалистов   "с  мороза"  подобный  обертон,  они  отбрасывают  крупнейших
специалистов, как собак,  даже не  дают себе  труда понять: им слышится этот
обертон или  он есть?  А может быть, этот  обертон не убавляет,  а наоборот,
прибавляет что-то?.. Некоторые доктора наук из СССР мыкаются здесь почти два
года,  -- кто-нибудь из вас палец о  палец  ударил?! У торгашей,  вроде, нет
обертона.  А у ученых - обертон... А  люди уезжают, люди  уезжают, и госпожа
Голда Меир, еврейская мама, как мы назвали ее в Москве, не понимает  почему.
У  нас  спрашивает...  Если  вы,  господа  президенты  и ректоры,  не будете
выискивать "обертоны"  у  докторов "с мороза", а  примете  людей с  открытым
сердцем, без фанаберии, тогда  ученые из СССР, да! будут  приезжать  сюда! А
станете выискивать... - они, на беду Израиля, поедут мимо. Так уж повелось в
веках,  евреи  не  будут вступать в  ненужные  словопрения.  Евреи  голосуют
ногами!.. Наступила тяжелая  тишина. Похоже, все почувствовали себя неловко.
Как  если бы  они забыли, что  в их компании находится еврей,  и забавлялись
еврейскими  анекдотами.  Поносили  "этих <457">Шмуликов  с  мороза". У
Иосифа,  по крайней  мере,  возникло  именно  такое чувство. Чувство  еврея,
оказавшегося в русской пивнушке, где все хохочут от  веселой присказки: "Два
еврея, третий жид, по веревочке  бежит". Острое и непреходящее ощущение: тут
все свои,  он  один "не свой<458">"... Наконец поднялся Юваль  Нееман,
усталый,  умный  Нееман,  первым открывший  двери  университета  для русских
ученых,   и  начал  искать  выход   из  непривычной,  сковавшей  президентов
тишины...Но  Иосиф уже  не  слышал этого. Он выбрался, держась за  стенку, в
приемную, и помощник <470">Голды, ни о чем не спрашивая, уложил его на
диван и вызвал  врача. Военный врач прибыл тут  же,  выслушал,  сделал укол,
хотел перенести больного на брезентовые армейские носилки, разложенные возле
дивана, но  Иосиф показал рукой, чтоб не трогали. -- Заживет, как на собаке,
-- сказал  он по-русски.  Слов не  поняли,  но  оставили лежать. Врач достал
блокнот  и  стал  выписывать рецепт,  спросил  фамилию  больного... -- Иосиф
<471">Гур! -- почему-то повторил помощник и, вско<472">чив, стал
листать книгу приема к Премьер-министру. --  Вы  рано явились! -- бросил  он
Иосифу. -- Ваша очередь  после этого заседания. -- Вовремя я пришел, -- тихо
возразил  Иосиф  и  закрыл  глаза.  --  Как   раз   к  <473">голдиному
<474">"обертону<475">"... Помощник пожал  плечами,  подал Иосифу
горячего  кофе,  кусок  торта  и  спустя   полчаса-час,  когда  торопившиеся
президенты высыпали из дверей  Премьер-министра, как школьники на переменку,
Иосиф  сбросил   ноги   с  дивана,   поправил   свой  шелковый   воротничок,
торжественный  светло-серый  галстук.  Встал   рывком,   заметив  помощнику:
<476">"Оклемался<477">".  И тут вышла <478">Голда,  что-то
втолковывавшая президенту из Хайфы. Увидев  Иосифа,  она воскликнула: -- Как
хорошо, что  ты  здесь!  Прошу!..  --  И показала ему рукой по направлению к
своей двери.  Иосиф поколебался и  шагнул  в кабинет.  --  Иосиф, -- сказала
Голда, закрывая  за  собой  дверь и  сильно, по-мужски  пожимая ему руку. --
Должна  заметить,  у  тебя  остался  совет<479">ский  взгляд.  Торгаш,
лавочник,  спекулянт.  Ты произносишь это,  как  ругательство...  На  Западе
спекулянт,      лавочник     --     уважаемые      профессии.     Негоциант,
<481">бизнессмен. Опора общества...  Так что, Иосиф, я  ничего не вижу
плохого в том, что мы даем евреям шанс. Шанс не чувствовать себя роботами на
конвейере  современной   индустрии.  Независимость   --   разве  это  плохое
чувство?..  Садись! Не затем позвала...  --  Голда  раскрыла свой  ридикюль,
достала какую-то пилюльку,  бросила в рот,  отхлебнула  кофе.  Нажала кнопку
звонка,  распорядилась,  чтоб  подали  кофе ей и гостю.  Прихлебывая горячий
кофе, сказала хрипловато,  что  после приема в  Иерусалиме она запросила  об
Иосифе <482">Гуре все данные и сейчас хочет выразить ему свое глубокое
уважение. И она просит извинить тех  членов ее кабинета, которые...  --  она
пожевала  толстыми губами,  подыскивая  примирительное  слово...  -- слишком
разволновались...    Голда,    если    б   дело   было   только   в   членах
кабинета!<483">..  --  Понимаю  тебя,  Иосиф,  -  Голда  взглянула  на
собеседника  пристально.  --  Израильское  общество  не  проявляет  большого
гостеприимства... -- И вдруг совсем доверительно,  по-домашнему: -- Когда-то
в    <484">кибуце   <485">Мерхавия    меня    послали    чистить
<486">люль...  как это  по-русски?..  курятник. Я  пустила туда  новую
курицу.  Такую же белую,  как  все. Заклевали!  Насмерть заклевали!..  - Она
усмехнулась<487">. - Видно, законы биологии сильнее разума. -- У  кур!
<488">- едко  заметил Иосиф. Голда подтвердила грустно: -- У кур... --
Положила на стол большую руку со вздутыми венами, сказала, что  только  что,
на заседании,  на  котором  он,  Иосиф,  вы<489">ступал, было  принято
решение учредить  фонды  абсорбции ученых. -- ...Для  начала в фонд выделено
сто    миллионов     долларов.    Государство    будет    платить    ученому
<490">год-два-три, пока ученому не дадут  прижиться... Ты  доволен? --
Вы  создадите  новые  научные  центры<491">?!..  <492">-- Не-эт!
Ученые  будут работать  в уже существующих  институтах,  и те в конце концов
будут  вынуждены   их  абсорбировать...  Иосиф  пожал   плечами.  --  Боюсь,
разлетятся миллионы... мелкими  пташечками. А затем ученых -- в шею!.. Голда
отпила кофе, не отводя глаз от синих губ Иосифа -- У тебя, я вижу, есть свои
предложения?.. Только не надо волноваться! Все  будет хорошо! Ты  уже не т а
м,  Иосиф!  Иосифу хотелось молвить словечко:  мол, вашими молитвами,  -- но
решил  не  отвлекаться от  дела, достал свое  письмо к  <493">Голде, в
котором  он предлагал на  гористом  Севере  Израиля,  в  прохладном  городке
<494">Цфате, создать прикладной  институт, в котором могли бы работать
ученые-исследователи, инженеры, техники, и  местные,  и иммигранты,  которые
пока не нашли  себя в Израиле.  Любые затраты вернутся сторицей. --  Большие
затраты? --  Один истребитель "Фантом". Ученых  России нужно принять, хотя в
Израиле будет одним "Фантомом"  меньше.  Голда взглянула в окно, по которому
барабанил дождь, ответила с едва скрыты<495">м раздражением: -- Почему
ты   считаешь,   что  устройство   Гуров   сейчас  самая   важная   проблема
государства?..  Я  называю,   ты  понимаешь,   Гуров  условно...  Устройство
интеллектуалов  из СССР...  Что?  Хорошо, присоединим к ним южноафриканских,
аргентинских,  даже  американских... Что, это  важнее  <496">кибуцного
строительства,   дебатов   об  Иудее  и  <497">Самарии,  квартир   для
молодоженов,  о  чем  кричат  все  газеты?  Наконец,  важнее  "Фантома"  или
нескольких  "Фантомов"?   Почему  мы  должны  считать  все  жгучие  проблемы
подчиненными,  а  устройство Гуров, в широком понимании,  -- проблемой номер
один? Конечно, оппозиция может так говорить: они  ни  за что не  отвечают...
Иосиф  взглянул  на  <498">Голду  пристально.  Отбрасывает  Гуров,  не
пришедшихся ко двору, или...  действительно ничего  не  понимает? Осталась в
<499">тридцатых-сороковых,  когда   профессора,  беженцы  от  Гитлера,
развозили   навоз?  Сейчас   семьдесят  второй,  не  пойдут  физики  в  твой
<500">кибуц...  Глаза  Голды,  чуть прищуренные, смотрели  честно и...
удивленно.  Большого  труда  стоило  Иосифу продолжать спокойно.  Только  от
напряжения стал свистеть чаще. -- <501">С-спасение  Израиля, в котором
нет полезных <502">ис-с-скопаемых, -- научная  индустрия. Концентрация
ученых,  которые сами идут в руки.  Онкологов.  Электронщиков.  Математиков,
благо  в СССР ныне во главе  математических институтов стали единомышленники
академика <503">Понтрягина, зоологического антисемита. Скоро весь цвет
математиков  будет   здесь...   Как  вы  <504">вс-с-стретите  их?  Как
нас<505">?!..  Международный  раковый  центр   в  Израиле  может  дать
миллионы.  План канала  Средиземное  море  --  Мертвое  море  с перепадом  в
четыреста  метров  даст  столько  энергии...  дух захватывает. Только  такие
проекты,  это  проекты  ваших  ученых,  сделают Израиль  притягательным  для
современного еврея, особенно молодого и средних лет: духовное удовлетворение
для него чаще всего -- профессиональное удовлетворение, вы знаете об этом...
<506">С-сейчас  или никогда! <507">С-сейчас  или  никогда!..  Вы
потеряете ученых  -  вы потеряете  все.  <508">Вс-се!..  С  чего  надо
начать? Начните с  <509">Цфата... Не хотите <510">Цфат, поедем в
<511">Негев,  в  жарищу, но --  начните...  Умоляю, не  распыляйте ста
миллионов, вложите их в создание  научного  центра, который вначале будет на
самоокупаемости,  а  потом  станет  давать  прибыль.  <512">Голда,  мы
приехали д о м о  й. Мы не хотим  быть нахлебниками. Мы хотим,  чтоб Израиль
был богат и независим... Голда чуть сгорбилась,  снова поглядела в слепое от
дождевой ряби окно, ответила вяло: -- Возможно, что ты прав,  Иосиф. Но я не
Сталин,  я  не  могу своей  властью  решить  эти вопросы.  Каналы... --  Она
усмехнулась грустно. -- Даже в России это теперь называют волю... Как?.. да,
волюнтаризмом...  Здесь  же  будет такой крик,  что лопнут  уши. Оставь свое
письмо,  я разошлю его... -- Она пожевала губами... -- В курятники? -- Иосиф
помрачнел,  понимая,   что   ухнут   еще   сто   миллионов   в   прорву,   а
<513">"чужих<514">" как отталкивали, так и будут отталкивать. --
Иосиф,