семидесятые, когда прибывают  десятки тысяч... Те же полтора  человека могут
делать с иммигрантами <1225">чик-чак! -- все, что угодно. Объявить его
героем,  трусом,  сомнительной  личностью,   которую  следует,   при   любой
возможности, обыскивать или, что уже бывало не раз, -- шпионом, агентом КГБ.
   Слово  "шпионом" Сергей почти  выкрикнул. Подликин  простонал, словно у
него вырвали зуб.  --  Стон  геройского майора подбавил Сергею решимости. --
Такая  структура гарантирует полную безнаказанность.  Скажем, только  что  в
Нью-Йорке советскому  еврею, рассказавшему на  митинге, как его встретили  в
<1226">Лоде, воткнули в спину нож...  Кто это сделал? Почему никто  не
вылетел в  Нью-Йорк для расследования? Кто платит мафии, если это ее работа?
М<1227">ы,  может  быть,  отданы  в  руки  <1228">мафиозо?   Это
гипотеза. Не спорю,  о'кэй<1229">! Но уже сейчас эта  отжившая  гнилая
структура  способна довести  приезжего,  который почему-либо  не приглянулся
<1230">одному-двум  чиновникам,  до  самоубийства,   до  изгнания.   И
государство  тут не при чем.  Судебная власть  -- в стороне.  Министры  -- в
стороне. <1231">Кнессет --  понятия не  имеет, первый  раз за три года
окликнул  нас, как  в лесу: <1232">"Ау-у! Живы<1233">?!" Господа
члены  <1234">Кнессета,  миллионы людей в  руках одного человека - это
шутка  дьявола,  так  меня просили  передать  те, кто эти шуточки испытал на
себе.  --  Затем Сергей  начал  говорить  об  экономике  и  связанном  с нею
трудоустройстве, косясь  на красновато-белый муляж, который резко  выделялся
рядом  с  порывистой огненной <1235">Геулой Коен; едва  ей дали слово,
она принялась стучать своим бронзовым кулаком по столу...
   Когда  Сергуня выскочил из  <1236">Кнессета, его белая безрукавка
прилипла  к спине.  Впервые  после  страшной ночи  в  Сирии,  в  бараке  для
военнопленных, он  испытывал горделивое чувство: смог!..  Страх  не  прошел,
увы,  но крепло, веселило, как  вино,  чувство возрождающегося человеческого
достоинства.
   В автобусе  была  давка. Огромный  жирный  парень с полуоткрытым ртом и
пустыми глазами, в черной кипе,  пейсы до плеч колбасками, сидел у открытого
окна,  поигрывая белыми хвостиками талеса,  выпущенными поверх брюк. Впереди
него  колыхалась старушка, вцепившаяся обеими руками в  железную подпорку. А
рядом с ним покачивалась беременная  женщина, тесня  парня  в  кипе раздутым
животом. Сергей обычно не ввязывался  в  автобусны<1237">х коллизии. В
Израиле никогда  не знаешь, во что это  выльется... А  тут он так гаркнул на
парня с  белыми  хвостиками,  что тот  мгновенно  оказался  в  другом  конце
автобуса.
   Сергей  вбежал   по   лестнице,  задыхаясь  от  нетерпения   и   крича:
<1238">Гу-уля! Пересказал  все,  что  было  в <1239">Кнессете, а
затем схватил  гитару и запел  легко,  без обычной горькой  ухмылки, которую
вызывала эта песня:


   Мой друг уехал в Магадан Снимите шляпу, снимите шляпу...
   Заснул, как в  воду  нырнул. Спал,  раскинувшись, на диване под широким
окном  на Иудейские  горы  с  могилой пророка,  воздевшего к  небесам  перст
указующий...
   <1240">Геула  любила  выходить на балкон и всегда выводила гостей
--  угощала синевой Иудеи.  Порой  она часами смотрела  на  эту ошеломляющую
туристскую    красоту.    Она     была    именно     туристской,    чужой...
Кав<1241">каз, Алтай, Гималаи -- она видела  тоже. На Уральском хребте
работала кайлом, за лагерной оградой. Горы не вызывали чувства родного дома,
так остро  живущего в  ней. Росла в <1242">Геуле досада,  которую  она
никогда  не   высказывала:  даже  свои   горы<1243">.  Иудейские,   не
становятся родными. Горы!..
   В Москве у нее была маленькая комнатка с окном во всю стену. Она  почти
физически ощущала,  и весной, и летом, когда окна распахнуты, свежесть и уют
дома, в  который ее  привезли ребенком. Свежесть травы после дождя. Свежесть
кленов,  на  которые она  часто смотрела сквозь  бьющий в  глаза  свет.  Они
подымались  над  самым  окном,  клен  и <1244">клениха. И  Геула точно
знала, когда зацветут и один, и другой.
   Когда  <1245">Лия  привезла  ее  туда,  сразу  после  войны,  они
зеленели внизу, где-то на уровне первого этажа. Когда  уезжала, тянулись уже
выше четвертого. Они стучались, при ветре, в ее окно. И не было терпеливей и
надежней  слушателей,  чем погодки-клены. В  чем  хочешь признайся  им -  не
выдадут.  И  признавалась,  было. Особенно, когда заневестилась,  и  не было
проходу от летающих и ползающих.
   Геула   перевела  взгляд   с   далекой   горной   синевы   на   спящего
<1246">Сергуню,  разметавшегося  на  диване, и  впервые,  на  какое-то
мгновение, ощущение родного  дома охватило ее, словно она приехала к клену и
<1247">кленихе, и они стучали  в  окно... Сергей вскрикнул во сне, она
присела к  нему. Его почернелое, с  <1248">веснущатым носом, лицо было
мокрым  от  пота;  она растолкала <1249">Сергуню,  он  раскрыл глаза и
смотрел  на нее вначале  с ужасом; затем <1250">Сергуня издал ликующий
вопль и, обхватив жену за плечи, повалил ее на скрипучую кровать...
   -- <1251">Ч-черт! -- сказал он, когда они, обессилев и прижавшись
друг к  другу, лежали  на  ковре,  возле кровати, с  которой  скатились,  не
заметив этого. -- Снилось мне, что тебя куда-то тащат. Под руку подхватили и
тащат.  Крадут,  как  на  Кавказе.  Только  суют  почему-то  в  американский
автомобиль. Я хочу закричать:  <1252">"Помогите!<1253">" -- и не
могу.
   Она засмеялась счастливо, поцеловала  его так, что он едва перевел дух.
-- Не украдут, <1254">Сергуня, в этом ты можешь быть уверен!
   ...Вскоре  жара  начала  спадать. <1255">Гуры отмечали  годовщину
женитьбы <1256">"коэна" на <1257">"разводке<1258">" -- все
кричали "горько", как на русской свадьбе: затем притихли, вспоминали Иосифа.
<1259">Дов  показывал  свой  новый узкопленочный  фильм  о  мордовских
лагерях,  который  сняли в  России, по его просьбе, старые зеки,  а  туристы
провезли.  Дов поднял  тост  за  <1260">Сергуню, который  отважился на
штыковую...
   --  Только  так их!  Только так! -- воскликнул он, расплескав водку. --
Тогда,  может,  когти  подберут.  Израиль  --  государство  <1261">"бэ
<1262">дэрех".,   в  дороге...  От   провинции   Оттоманской   империи
оторвалось,  к  <1263">индустриальному государству  не приблизилось, в
собственных лавках да банках забаррикадировалось! По дороге... -- Застольную
речь  <1267">Дова   прервал  резкий  телефонный  звонок.  Государство,
действительно, оказалось в дороге. --  Быстрее сюда! -- кричал полицейский в
телефон. -- <1268">"Азака" ревет с полуночи. Не знаем, где выключить!
   Когда  Гуры   примчали,  сирена  молчала:  провода  перерезали.   Новый
тибетский терьер  Дова  лежал, раскинув лапы.  Убили. Пытались  влезть через
боковое окно.
   -- Вот что,  братья мои, --  сказал Яша. -- Мне надоели эти "шпионские"
жмурки.  С  Могилой  разговаривать смысла  нет, да и отвратительно это  нам,
после  гибели отца.  Я позвоню  тому  <1269">шин-бетчику, который меня
испытывал на "детекторе лжи". Простой крестьянский парень, хоть  имя царское
-- Соломон.  <1270">Шломо. И заключение дал  честное. Помните, как это
всей нечисти рот заткнуло. Он мне  свою карточку сунул  "на  всякий случай".
Скажу парню, что у меня к нему серьезный разговор. С глазу на глаз.
   Наум искоса взглянул на него. Знал, каких усилий стоит это Яше.
   --  Мне  надо  самому  ломиться!  --  просипел  Дов.  --  У  меня  душу
вынимают...
   --  Нет! --  резко возразил Яша. -- С тобой они  не будут разговаривать
откровенно. Сделают голубые глаза и все. Пойду я! Война, так война! Мир, так
мир! Хуже не будет!

   7. ДВОЙНАЯ БУХГАЛТЕРИЯ УСПЕХА
   Яша явился  в кафе,  в котором  Шломо назначил  ему встречу, без десяти
двенадцать. Точно в двенадцать показался он сам,  низкорослый, курчавый, лет
тридцати <1271">сабра с острым спокойным взглядом голубых глаз. -- Ну,
что  выберем  на <1272">ланч? -- спросил  Шломо,  нацепляя на  вешалку
зеленый армейский плащ.
   Яша, едва расположились за столиком, начал было говорить возбужденно  о
странных  грабежах.  Шломо  остановил  его  жестом,  взял у  официанта меню,
простодушно улыбнулся: -- О деле на голодный желудок?
   Шломо в<1273">ыбирал еду неторопливо; не успел он сделать  заказ,
как стеклянная  дверь  распахнулась широко, и  вошел, Яша даже вздрогнул  от
неожиданности,   хорошо  знакомый   ему  <1274">"еврейский  мужик"   с
генеральской    выправкой.    Кафе    было    неподалеку     от    ведомства
<1275">Шауля, и  по тому, как  засуетились официанты, подскочил  к ним
один,  стал в <1276">две<1277">рях, как бы занимаясь  входящими,
другой; Яша  подумал, что  это, пожалуй,  одно и то же  заведение.  Впрочем,
может быть, просто дорожат таким посетителем?
   <1278">Шауль увидел их и, кинув свой плащ официанту, неторопливо,
как бы озирая столики, стал приближаться. <1279">--  О-о! -  Он широко
раскрыл рот, почти пропел  это свое удивленное "о-о<1280">",  -  Какая
встреча! <1281">Гуры  нынче  пошли  в  гору,  устроены, как никому  не
снилось.  Встретишь разве что случайно... -- И  без перерыва. -- Можно к вам
присоединиться?
   Яша  хотел извиниться,  что, мол, у  нас конфиденциальный  разговор. Но
<1282">Шломо, опередив его, сделал широкий жест рукой.
   Выпили  <1283">апельсиновй  сок из  холодильника,  съели по куску
парной  нежирной  баранины  с <1284">"хацелим"  -  баклажанной  икрой,
смешанной с острыми, обжигающими  рот  израильскими специями.  Поговорили  о
погоде. Затем Шауль  <1285">бен  <1286">Ами  попросил три  рюмки
коньяка "Наполеон"  и сыру.  Яша молчал... Когда Шломо, <1287">вытерев
салфеткой   губы,   попросил   Яшу   начать   рассказ,   Яша   едва   сидел:
<1288">"случайный"   характер  встречи  был,  как  на  ладони.  Шломо,
человек,  возможно, их делу сторонний,  передает его  точно  по  адресу. Яша
<1289">аж    зубами    заскрипел:    "суженого    и   на    коне    не
объедешь<1290">"...--  Может,  встать  и  уйти,  --  мелькнуло. Но  он
заставил себя остаться.
   Если  бы на его  месте были Наум  или <1291">Дов,  они, возможно,
начали  бы  менее  резко.  Яше надо было  преодолеть самого  себя, и потому,
упомянув убийство отца  в  <1292">Бершеве и  свой  вызов  в Шин-Бет, и
взъяренный воспоминаниями, кинулся на <1293">Шауля,  точно с кулаками:
--  Если  не вы ломитесь к <1294">Дову, что вполне допускаю, почему вы
запрещаете  писать  об   этом?!  Ведь  это   --   гангстеризм!  И  взлом,  и
укрывательство взломщиков! -- Яша  посмотрел на Шауля в упор. На длинном,  в
паутине морщин, неподвижном  лице Шауля  не  было даже тени  тревоги.  Сытое
благодушие. А вот и глаза прикрыл, точно задремал.
   -- Двойной  взлом  --  это уж не только Галина Борисовна! Кто-то, пусть
безо всякой ее просьбы, обеспечивает ей тишь да гладь...
   Шауль  бен Ами  не перебивал: он знал  обо  всем не  хуже  Яши.  Грел в
ладонях  рюмку  с  коньяком,  пригубил  его,  причмокнул,  наслаждаясь.  Яша
взвился: -- Вы, извините, -- позорите  Израиль! Каждым своим  шагом позорите
Израиль!
   -Я?! -- воскликнул Шауль, словно просыпаясь.
   -- Может быть, я ошибаюсь, но вы не возразили главному редактору газеты
<1296">"Едиот  <1297">Ахронот",  который  твердит,  что двадцать
процентов советских евреев являются шпионами!  Каждый пятый,  значит!.. Нас,
Гуров,  не считая матери,  которая,  конечно  же,  старая шпионка:  в России
сидела за шпионаж<1298">!, нас, Гуров, - пять душ. Значит, один из нас
на зарплате КГБ.
   --  Яков Натанович,  дорогой!  -  протянул  Шауль  добродушно.  --  Кто
обращает внимание на старого маразматика из <1299">"Едиота"! Ему нужна
сенсация. В каждом номере. Он ищет сенсаций днем с огнем. Это его право!
   -- В таком  случае,  почему вы запретили ему опубликовать  сенсационную
статью об ограблении  <1300">Дова?  О том, что увезли материалы, часть
из которых  была  оглашена на комиссии Сената  США и  вызвала  интерес всего
мира?.. Да что вы со мной разговариваете, прошу прощения! как с дурачком?! -
Яков  воскликнул  зло и достаточно  громко. Официант у дверей  вытянулся  по
стойке "смирно", не  сводя глаз  с Шауля. -- Может быть, вы все-таки  будете
говорить со  мной серьезно? Как  профессионал? --  добавил  Яша  желчно. Тут
только, казалось, Шауль бен Ами проснулся  окончательно. Широко открыл серые
холодные глаза.
   --  Как еврейский  мужик,  то есть? --  произнес  он,  усмехнувшись,  и
продолжал неторопливо,  без улыбки, поставив бокал на стол: --  Не обращайте
внимания на идиотов. Даже, если они члены <1302">Кнессета... У русских
достаточно  денег,  чтобы  купить  австрийского   гражданина,  американского
бизнесмена, испанского гранда,  английского лорда  и так далее. С подлинными
паспортами  и биографиями. Без легенд.  Что  они и делают... С эмигрантскими
документами?  Попадаются!  Но чаще всего  <1303">бедолаги,  вроде того
больного старика, стоп, не вы  ли передали нам письмо о  нем... Он -- шпион?
Еще одна несчастная  еврейская судьба! Сказали старику в Москве: десять  лет
лагерей или командировка в Израиль на год. Вернешься - расскажешь народу всю
правду... Семью, естественно, в Москве оставишь. Ждать папочку... Мы  за ним
следили, начиная  с <1304">Лода. Пил горькую, бедняга.  Мы его жалели,
как  отца родного, на  работу  устроили. В Тель-Авиве. Жалко  человека! - Он
усмехнулся, поглядел свою рюмку на просвет.
   Яша пригубил коньяк, чтобы успокоиться. Не помогло. -- Семью Гуров, вы,
уважаемый  гуманист,  как известно, не только  на работу не устраивали. Но -
разбросали по всей стране. Как горох рассыпали. С какой целью?
   <1305">--  Ну-у, - протянул Шауль почти благодушно. -- Это не мои
дела, Яков. Дебри абсорбции.  Целое  министерство... крутит-вертит. Там  сам
черт ногу сломит.
   Яша молчал, плотно сжав губы.
   -- И  потом,  --  не  сразу  продолжал Шауль веселым  тоном, мол,  это,
конечно,  шутка. -- Я  политик.  Может  ли политик приветствовать  появление
конкурирующей группировки? Разве Гуры это есть семья? Это  есть... это целая
партия. Со своими фракциями.
   У  Яши  вспотели  ладони:  недавно   он  разговаривал  с  женой  Шауля,
заглянувшей в его  госпиталь кого-то проведать. У нее была газета, в которой
сообщалось   о   том,  что   наконец  будет  предъявлено   обвинение   Яшеру
<1307">Ядлину,   всесильному   начальнику   <1308">Купат-Холима,
уличенному  во  взяточничестве.  Все, естественно, толковали об  этом.  Жена
Шауля, оказывается, вовсе не разделяла  возмущения  Яши.  -- Он  брал не для
себя,  - раздраженно вырвалось у нее,  и она посмотрела Яше прямо в глаза.--
Не для себя, понимаете? А -- для партии...
   "В этом суть!<1309">"  --  Яша  вытер  ладони  платком,  произнес
устало  и спокойно, словно  они  говорили сейчас о меню:  --  Не  Израилю вы
<1310">служите,  господин   <1311">Шауль.  Даже  если  вы  лично
уверовали  в свое  служение ему. Вы служите своей партии, благодаря  которой
заняли  столь  высокое  кресло. И  страшно  именно  то,  что  вы  отнюдь  не
исключение!  Извините!  Одни  воруют  для  партии.  Другие тридцать  лет  из
партийных  соображений  не  печатают "Черную книгу<1312">"... Вот  уж,
действительно, все морально,  что  на пользу... "партии  труда". Все,  как в
СССР. Беззаветная преданность партии... ради собственного кресла. Извините!
   Шауль скривил побелевшие губы в  усмешке. -- Нет, вы  мне  положительно
нравитесь,  дорогой наш хирург. В вас бушует  кровь  <1313">маккавеев.
Наверное, в хирургии это качество бесценно...
   --  Я вам могу нравиться  или  не  нравиться,  господин Шауль,  но  вам
придется заняться  этим странным  ограблением:  мафия <1314">Ашкелонит
или арабы из <1315">Рамаллы не крадут бумаг  на незнакомом языке, если
им  за  это  не  платят. Вы  принимаете меры  или мы, в  порядке самозащиты,
вынуждены  будем   собрать  <1316">прессконференцию,   которую  вы  не
сможете,  как выражается  мой  друг,  прикрыть  шляпой "панама".  Это  путь,
которым мы шли в Москве, и потому -- выжили... Вы  хотите, чтоб мы двинулись
привычным путем? -- Яша поднялся на ноги.
   --  Дорогой наш  хирург,  --  Шауль поставил  на  стол пустой бокал  и,
полуобняв,  усадил Якова. -- Гарантирую, что не весь чиновный  идиотизм идет
от меня. Или через меня... Как это по-русски, не весь  светоч в окошке... Вы
хотите,  чтоб  я  принял  меры.  Быть  по  сему,  дорогой!  --  он  подписал
поднесенный    официантом    счет,    отстранив   деньги,    протянутые    и
<1317">Шломо,   и   Яшей.   Заключил  спокойно.  --   Ну,  так!..   Вы
преувеличиваете мое значение. Я не... -- Он не удержался от ухмылки. -- Я не
<1318">Сарра  Борисовна. Я даже не  ее родственница.  Шломо  может это
подтвердить.  Мы  из  разных ведомств.  Тем  не  менее,  <1319">Гурами
интересовался.  По  долгу службы. Сообщаю  вам как  профессионал,  этого  вы
хотели?..   <1320">Гуры,  как  жена   Цезаря,   вне   подозрений.  Все
<1321">Гуры! Наума только что назначили  руководителем  проекта высшей
секретности. Лично  вы...  о  вас, собственно,  что  говорить,  вы  даже  не
обрезанный? -- Так что?
   --  Если  бы  русская  разведка послала вас  в Израиль, так,  наверное,
обрезала  бы,  а?  -- Оба захохотали, и Шауль  тотчас  поднялся  со стула, и
широким  жестом,  поскольку Яков Натанович был гостем, предложил ему  пройти
вперед. К выходу...
   Яша вернулся домой, в  сердцах иронизируя  над собой: "Ты  что,  хотел,
чтоб  они к  тебе в  ноги  повалились.  "Виноваты, <1322">де?.." Шауль
<1323">Голду  пересидел,   и   всех  пересидит   в   своей   "бетонной
крепости<1324">"...
   А дома и того  не легче. Регина с трудом открыла дверь,  вторая  рука у
нее  на перевязи.  Оказалось,  какие-то мальчишки с  пейсами  опять швырнули
камень в окно прозекторской. Разбили окно, осколок рассадил палец до кости.
   -- Грозили?
   -- Выло два звонка.  Обещали изрезать  на куски,  если вскрою  труп  их
любимого <1325">ребе. Странная мораль: труп резать нельзя, а живого --
в самый раз...
   -- В полицию звонила?
   -- Какой смысл?
   Так  Яша  и  не  сказал  жене о  своем  походе  в  никуда.  Треволнений
достаточно и  без  того. Подумал  тоскливо, подавленный, что  они  попали  в
клещи. Между  религиозными  фанатиками и  секретной службой.  Как  из  этого
выберутся?..
   --  Пирожок  хочешь? - весело  спросила  Регина.  Яша  улыбнулся,  взял
горячий, в масле, пирожок с творогом. Взглянул на Регину благодарно. Сколько
уж  лет  она  разглаживает  на  его  лбу  морщины этим простым вопросом.  Он
поспешил к детям, возился с ними, думая о давнем...
   Четверть  века  назад,  в   коридоре  мединститута,  подошла   к  нему,
первокурснику,  незнакомая  девушка  в офицерской  гимнастерке  и  спросила:
"Пирожок  хочешь?"  Яша  был  голоден  зверски. Не помнил  себя сытым. Когда
кто-либо  разворачивал домашний завтрак, у Яши начинались голодные  спазмы в
желудке.
   -- Нет, не хочу! -- ответил он, не отрывая глаз от пирожка, который она
достала из  сумочки. -- Никогда не <1326">зри! -- назидательно сказала
Регина,  подавая  ему  вываленный  в табаке пирожок,  который он не съел,  а
<1327">заглотнул.  Пошли   вместе,  она  рассказала,  что  только  что
вернулась  из армии; на войну удрала  в  сорок  четвертом,  шестнадцати лет,
сказав в военкомате, что ей семнадцать.
   -- Никогда не ври! -- повторил Яша ее слова, назидательно подняв пале