Все!  Я   остаюсь   с
<2720">Геулой.  Запишите новую пословицу: <2721">"Кашку  слопал,
чашку об пол<2722">". Пригодится... -- Ты отказываешься от поездки? --
еще  не веря услышанному, спросил <2723">Шауль. -- Я тебя  выдвинул  в
постоянные   представители   Всемирного   Сионистского  Конгресса...   и  ты
отказываешься?.. -- От  всего! От всего! -- <2724">Сергуня сжал руки в
кулаки. -- Я никуда не поеду!  Провалитесь  вы все в... К счастью, скрипнула
дверь  ванной;  прошлепав по  коридору, в комнату  вошла <2725">Геула,
раскрасневшаяся, с распущенными до пояса бе<2726">лыми волосами. Шауль
вскочил: -- Есть же  сушилка  для волос! -- Принес сушилку, приладил, вручил
<2727">Геуле,  улыбаясь  всеми  своими  золотыми  коронками: --  Жанна
д<2728">'Арк  должна быть  хорошо  высушена. --  Для гербария, --  зло
добавил Сергей.  Пришла жена <2729">Шауля. Высокая, гибкая, как Геула.
Ходит  бесшумно,  лицо  тонкое,  мягкое.  Учительница,  что  ли?  Оказалось,
заведует  в  <2730">кибуце   хозяйством.  <2731">"Действительно,
семейный  <2732">кибуц", -- удивилась Геула. Подошли дети. Девочке лет
четырнадцать. Застенчивая, нос в рыжих конопушках, к стене жмется. О  втором
Шауль заранее предупредил. Раненый. Во  время  Шестидневной войны. И впрямь.
Один глаз неподвижен, похоже, не видит совсем. Они давно  дома,  а появились
лишь,  когда  их  окликнули. <2733">"Вышколены<2734">", подумала
Геула  с  уважением. И  разговоры все  о кибуце.  Надой.  Отел. Крестьянские
разговоры. -- Бог  мой!  -- не удержалась Геула.  -- И  это у  каждой коровы
такой надой?!  В СССР столько дают только рекордистки на  <2735">ВДНХД
Тогда  вы  действительно  можете прокормить  пол-Израиля.  Взаправду!  Свечи
зажгли. Суббота. Молитв никаких не бормотали  -- социалисты. Это понравилось
Геуле. Без вранья  дом. Рыба была остро наперченной, салат из  авокадо  -- с
лимонной   горчинкой.  --  Моя   еда!  --  радостно  воскликнула  Геула.  --
<2736">Ой, спасибо! Шауль поднялся, достал из бокового столика длинную
коробочку, налил вина и поднял тост за <2737">Геулу,  которой он дарит
золотое  перо,  чтобы  она писала  воспоминания. Он  протянул  ей  картонную
коробочку с "Паркером". -- Вы и участник прорыва, и историк  по профессии...
Вам  и...  как  это? Вам и карты в  руки...  В <2738">Кирьят-Шмона вам
никто  не  будет  мешать.  Даже  телефона не  поставим. Чтобы  не  отвлекали
пустяками... Он  чокнулся и  взял трубку,  протянутую ему сыном. Выслушал, и
лицо  его, подобревшее,  домашнее, мгновенно  стало непроницаемым, холодным.
Только  в Америке  Сергей  понял, что это  был  за  звонок. Из министерства,
видно, сообщили <2739">Шаулю, что около десяти международных еврейских
организаций:  "Комитет  35",   организованный  в  защиту  <2740">Рейзы
<2741">Палатник,  почти все  женские сионистские  объединения Европы и
Америки --  прислали Геуле  приглашения. Три из них  перевели даже деньги на
билеты. Сергей не  донес рюмки до губ, так и остался сидеть с открытым ртом,
когда Шауль, вернувшись к столу, снова поднял так и не выпитый бокал и будто
продолжал оборванную на  полуслове фразу:--  Да, не  отвлекали... Этим я вам
советую заняться сразу после возвращения из международного вояжа, в  который
вас посылает Министерство иностранных дел Израиля... Поедите, отдохнете и на
самолет. Итак,  за триумфальный полет <2743">Геулы...  Что?.. Ни о чем
не беспокойтесь, Геула.  С  вами будет переводчик и организатор, один бывший
московский инженер по фамилии <2744">Меламуд. Все выпили, кроме Геулы.
Она  поставила   бокал  на  <2745">зеленовато-искряющуюся,  как   поле
авокадо, скатерть и спросила настороженно: --  Это какой Меламуд? Аркадий?..
Так он же стукач! Шауль взмахнул  обеими руками. -- Геула, дорогая! Вас тоже
надо показывать нашим психиатрам?.. Может быть,  обойдемся без этого?  Геула
вдруг заговорила на  иврите, словно русский язык был Шаулю  неведом. --  Рак
<2746">рега!  (Секунду) Я проходила  с этим  <2747">Меламудом по
одному  делу. Он заложил всех нас. Более того, он даже разработал "Философию
предательства<2748">".   Не   улыбайтесь!..   Вызывали   перепуганного
свидетеля,  и  Меламуд  говорил на  очной ставке:  "Наша  цель  -- уехать  в
Израиль. Если этому типу,  -- Меламуд  кивал в сторону следователя, которого
презрительные  словечки  <2749">Меламуда  почему-то  не  обижали,   --
...если этому типу что-то надо, да ну их всех к черту, всех этих Буковских и
<2750">Григоренко, подписывайте,  и дело с концом. -- Геула и так была
после ванны  красной, а сейчас горела -- просто огонь. -- Меламуд закладывал
всех, кого следователь  хотел посадить. --  Рак <2751">рега!  -- Шауль
поднял вилку.  --  Почему у тебя болит душа  о Буковском или об этих хохлах,
которые  заполнили на  Украине  евреями все  рвы  и  канавы. Бабий  Яр  стал
символом. Как <2752">Освенцим... Может быть, и сейчас в Америке, когда
соберутся  сенаторы-- конгрессмены, ты будешь требовать, чтобы они поднялись
на  защиту Буковского. Или этого  татарина... как его?  -- Несомненно! Шауль
снова поднял  обе  руки вверх, как  бы сдаваясь. -- Слушайте, может быть,  я
устарел  и ничего  не понимаю. Спросим у Сергея... -- Он мельком взглянул на
него. -- Или у моего Авраама, --  торопливо добавил он, оборачиваясь к сыну,
у которого чуть  задрожала  голова: видно, он  принимал  разговор  близко  к
серд<2753">цу.  Авраам ваш сверстник, даже <2754">чуть помоложе.
Он отдал за Израиль здоровье. Почти жизнь. На него наткнулись в Синае, когда
он  был  уже без пульса... Что  ты скажешь, Авраам?  Авраам не  поднял глаз.
Только  коротко стриженная  голова его  дрожала все сильнее. -- Веками евреи
заботятся  о  русских,  об  американцах,  о неграх. --  Авраам не говорил, а
выталкивал слова  укороченными,  обезображенными  взрывом губами, видно, это
было  ему не легко. -- Веками о других. Хватит! Я уже  устал от разговоров о
<2756">"тремпистах"... Этим с нами не по пути, тех хорошо бы подвезти.
Они едут  с нами  только до того  пункта, который  им  нужен. А  затем еврея
убивают, а  <2757">"тремписты" мчат на других попутных... Я не  всегда
согласен с  отцом.  Здесь  он прав: нам не  нужны  <2758">"тремписты".
Лично мне  нет  до  них дела. Мне только  до евреев  дело.  Меня волнуют  их
интересы,  их жизнь,  а не жизнь тех, кто  их бросает.  Или сам... -- Он  не
договорил,  положил  вилку,   вытер   салфеткой  побелевшее  лицо  и  вышел.
<2759">Шауль заговорил вдруг твердо, словно он был не у себя дома, а в
служебном кабинете: -- <2760">Геула, ты  распыляешься.  Это не поможет
никому... Ты  хочешь  вытащить  Наума или  не хочешь?..  Тогда изучи тактику
борьбы! Десять имен --  для мира  -- десять жертв.  Миллион  --  статистика.
Бумага...     Так      пусть     мир      кричит     на     всех     языках:
<2761">"Наум<2762">!",        <2763">"Наум<2764">!",
"Наум<2765">!", как вчера еще вопил о <2766">Дове, об Иосифе или
о  тебе... -- Шауль  поднялся и стал  разливать вино по рюмкам,  балагурить,
словно  никакого  разговора  и  не было,  пиршество только  начинается... --
Хорошо! Допустим, эта поездка целенаправленная, -- выдавила  из  себя Геула,
пригубив субботнего израильского вина. -- Я привезла отчаянное письмо Наума.
Вы считаете это  недостаточным. Посылаете нас спасать Наума...  Спасибо!  Но
почему спасать Наума летят вместе со мной не его отец, не мать, не его брат,
а  известный   барыга,   стукач?   Кого  вы   посылаете?  Какими  принципами
руководствуетесь?.. Мой интерес не праздный, уверяю вас!.. Я слежу за жизнью
Израиля   много   лет...   Когда-то   ваша   партия   заткнула    рот   Юрию
<2767">Марголину.  Он  написал  "Путешествие  в   страну  Зека",  свой
"Архипелаг  Гулаг".  Напечатал в  46-ом  году.  В  Париже был  процесс,  где
<2768">Марголина  уличали  во лжи... Вы  предали Марголина,  отбросили
его,    сделали    его    жизнь    невыносимой...    А    теперь?   Какая-то
<2769">яичница-болтушка. Воров, стукачей, сионистов-зеков  --  всех  в
одну упряжку... Я не желаю быть в одной упряжке с ворами и доносчиками. Это,
извините,  мое право. --  И вдруг  вырвалось у  нее, Сергей  <2770">аж
похолодел: -- Вы хотите объединить  или перессорить?! -- Геула, дорогая,  --
Шауль  говорил  медленно, спокойно. Сергей видел: спокойствие  давалось  ему
ценой  титанических  усилий,  он  умел  не  показывать  своих чувств,  Шауль
<2771">бен  <2772">Ами... -- <2773">Меламуд  отсидел свое.
Не  десять  лет  и  даже   не  пять,  но  достаточно...  Стукач,  меньшевик,
большевик...  Давайте большевистскую  терминологию оставим там, за  железным
занавесом. Договоримся:  "Кто  старое  помянет, тому..." --  Я  не  поеду  с
<2774">Меламудом!  --  прервала  его Геула...  --  Впрочем,  поеду. Но
каждую встречу, каждую пресс-конференцию буду начинать с таких слов: -- "Вот
сидит стукач, предавший  всех нас..."  Лицо  <2775">Шауля, и  без того
<2776">удлинненное,  узкое,  вытянулось еще  больше. От  горной  козы,
которая прыгает через границу, как через веревочку, можно ждать всего. Много
сил  потребовалось  от  него,  чтобы  изменить собственное  решение,  но  он
заставил себя сделать это. В эту минуту он возненавидел  <2777">Геулу,
-- так он ненавидел, пожалуй, только <2778">Дова. В детстве весь класс
Шауля жил идеей Великой Литвы, весь  класс из местечка возле Каунаса  бредил
этим; письма князя Курбского, спасшегося в Великой Литве от  Ивана Грозного,
помнили наизусть.  Но...  Шауля  они  в  свою  "Великую  Литву" не брали. Он
чувствовал себя уязвленным. Это чувство прошло лишь в Израиле... Израиль был
для   него,  Шауля  бен  Ами,  новорожденным,  едва  <2779">выхоженным
младенцем. Любой ветер мог его  застудить... А эти,  "с  мороза". Мало того,
что перепархивают границы, так  еще кричат о разных <2780">Буковских--
Григоренко. Теперь все  помешались на  Сахарове.  Они  вытаскивают из  тюрем
своих  дружков,  надо отдать им  справедливость, но  почему никто из  них не
думает об Израиле? Израиль <2781">как изделие гончара. Почему никто из
них не вспомнит о еврейской притче: "Камень упадет на горшок -- горе горшку.
Горшок  упадет на  камень  --  горе горшку. "Эти опять столкнут нас с Иваном
Грозным! Опять  столкнут нас с  Иваном. Как  пять веков назад, когда рухнули
Великий Новгород,  Великая  Литва... Неважно, какой  идиот напялит на себя в
тот момент  шапку Мономаха, они  столкнут  нас  с Иваном  Грозным,  безумные
<2783">Гуры,  думающие только  о себе. Рубят сук, приютивший  их, и не
понимают,    завороженные    своими    <2784">"гоями",    ни    черта.
<2785">Голда права. Как  она права!.. И зачем только согласился  он на
эту  адскую работу. Можно сойти с ума! Едут сотни, двинутся, похоже, тысячи,
десятки  тысяч... И каждый  тычет в лицо чьим-то письмом и  требует, чтоб мы
немедленно  погрозили Москве кулаком. Его  боль --  ему больнее всего. А там
хоть трава не расти... Эти и подобные им размышления обострили его ненависть
к <2786">Геуле,  но голос Шауля  бен  Ами  даже не  дрогнул.  --  Будь
по-вашему, Геула! Нет <2787">Меламуда!.. -- Добавил,  чтоб уж не очень
воспарила: -- Он поедет не с вами... Но на всякий случай вам нужен попутчик.
С  кем бы вы хотели  поехать?  Геула  подняла  глаза на Сергея,  который  от
избытка  чувств даже  привстал. -- Да вот с <2788">Сергуней! Шауль  не
скрыл усмешки. -- <2789">Серж заявил, и  очень торжественно! что он не
поедет -- от нашего министерства -- никуда и никогда... -- С Гулей поеду! --
вырвалось  у Сергея.  --  <2790">Н-ну...  --  Шауль ответил  не сразу,
продлил Сергею  наказание, насладился  паникой, мольбой, которую Сергей и не
скрывал. -- Ну,  будь  по  сему!..  После  еды Шауль  предложил взглянуть на
столовую <2830">кибуца. -- Не хуже, чем кремлевская. Геула засмеялась.
--   Не  знаю,   не   бывала...   Вечер   точно   на   апельсиновых   корках
<2831">настоен.  Не  хочется с  улицы  уходить.  Столовая  с огромными
окнами.   Как   в   дорогих   черноморских   санаториях.  <2832">Геулу
познакомили со стариком в  фартуке, который собирал со столов посуду. -- Это
министр  транспорта, -- шепнул Сергей. -- <2833">Кто-о?  --  оторопело
воскликнула  Геула,  хотя и слышала о <2834">ра<2835">венстве  в
<2836">кибуцах.  Равенство   равенством,  но  чтоб  настолько!..  Нет,
какая-то во. всем этом липа. Кухарка, управляющая государством... "Еврейский
мужик<2837">" с белыми руками... -- И вы тоже  со столов убираете? Вот
так, тряпочкой?  -- спросила она  <2838">Шауля,  которому  проходившие
<2839">кибуцники   кивали  второпях,  небрежно,  словно   он  не   был
представителем  <2840">Голды  на  земле.  --  У  раздаточной списочек,
подойдем?.. Вот я... каждый третий четверг со столов убираю я. И мою посуду.
И подметаю.  --  Фантастика!  --  воскликнула <2841">Геула.  На  стене
напротив дверей, где  в СССР обычно  висят портреты вождей, она заметила  на
обоях  темный  квадрат.   Геула  приотстала  от  Шауля  и  спросила  пожилую
<2842">кибуцницу в платочке, повязанном, как и  в русской деревне, под
подбородком.  --  У  вас  здесь  что,  картина висела?  -- Нет,  не картина.
Портрет... --  Чей? --  Да Сталина!- И  вдруг  попросту, по-бабьи: -- Только
четыре  года как  сняли.  Как раз  после  Шестидневной  войны. У кого ребята
погибли, кто сам пришел с костылем... Тогда и сняли!.. Что? А до того никому
не верили. <2843">Геулу  точно холодным ветром  обдало,  она обхватила
ладонями  локти.  <2844">"Та-ак!"... Значит,  усатый  красовался здесь
после XX  съезда  еще лет  двенадцать.  Р<2845">ты  нам  затыкали, как
смертникам  перед  казнью. Укусы гадючьи, сталинские. Только  яд выдохся. Не
смертелен... В ней  проснулась дерзкая, рисковая отвага  <2846">зечки,
которая обескураживала и приводила в ярость следователей Лубянки. Она быстро
нагоняла  по  полутемной  аллее  Шауля  и  Сергея.  <2847">Шауль  ушел
недалеко; вечер был  сыроватым, вокруг тишина первозданная, доносилось почти
каждое  его  слово,  которое  он не говорил, а шипел: -- Оставь свои штуки--
шуточки!.. Ты отвечаешь за каждый  ее  шорох.  Пеняй на себя,  если... Землю
будешь есть! Наконец, она настигла  их,  и, когда  заговорила, в  голосе  ее
послышалось такое бешенство,  что  Сергей  испугался. --  Что  с  тобой?  --
перебил он  ее.  Перебил он  ее,  пожалуй, вовремя. Она  замолчала, а  затем
сказала  небрежно  и  спокойнее:  --  Вспомнила гадюк из  курятника.  А  что
расползлись? Мрак вокруг. Гляжу под ноги... И все  ж не удержалась,  врезала
<2848">Шаулю  на  прощанье. Взглянув  в  его  настороженные,  льдистые
глаза,    добавила    с   весело-злой    бесшабашностью   <2849">"девы
<2850">лубянской", которой нечего терять: --  Знаете, какая была среди
московских  активистов  ваша  партийная кличка?  -- Какая?  Любопытно...  --
Могила!.. 7. ВЫКУП .Радио в  аэропорту било, как колокол" Нон-стоп Тель-Авив
- Нью-Йорк. Геула едва успела дозвониться  в Иерусалим, Иосу и Лие,  чтоб не
беспокоились. -Дай С-сергея! -- просипел Иосиф встревоженно. -- Сергуня, она
первый    день   на    Западе.   Оберегай!   Но   на    мозги    не    дави,
<2856">с-слышишь?! У нее своя голова на плечах... Если опять подбросят
какую-нибудь   дох<2857">лую  кошку,   как  <2858">Дову,   звони
немедля. Смотри  в оба, зри в три! Едва Иосиф положил трубку, снова раздался
звонок.  <2859">Дов басил  т<2860">ек,  что  отец  чуть  отдалил
трубку от  уха. --  Отец! У меня в руках  свежий номер <2861">"Едиота"
<2862">Голда   на  Сио<2863">нистском   конгрессе.  Приветствует
приезд Гули в  Израиль, сообщает, что  Гуля -- героиня еврейского  народа, а
кончает <2864">речу так: "Нам сообщили, что она собирается в Америку с
серией  лекций  против  Советского Союза и<2865">"...  -- ты  слышишь,
отец?! -- и <2866">что-де это  может только повредить  евреям, которые
остались  там. Ты чуешь, чем пахнет?! Гуля еще не долетела до Штатов, а наша
дорогая  Голда  уже  от нее открещивается.  Как бы  сообщает  советским:  не
обращайте внимания! Она  не выражает точки зрения правительства Израиля... Я
это к чему, отец? Я в Тель-А<2867">вив<2868">е. Буду через сорок
минут. -- Сейчас? На ночь глядя? Дов прикатил  в полночь. Узнав,  что матери
нет дома -- ночует у Яши, пробасил удовлетворенно: -- Это-то лучше! -- Залез
в холодильник, выпил из горла бутылочку "кока-колы", сказал, вытирая рукавом
губы:  -- Наум -- это  <2869">нешто только  Наум?  Выпустят  Наума  --
поедут с<2870">пециалисты  самого высокого класса: физики, математики,
конструкт<2871">оры.  Лицо  Израиля  изменится.  Так вот!  Если  Голда
закроет  дорогу Науму, я пришью  Могилу... У Иосифа дрогнули руки. -- Напишу
заранее  документ в <2873">Кнессет и  во все  газеты.  За что  я  убил
Могилу. Всех перечислю, кого он прода<2875">л, все его преступления, и
<2877">--      пришью!..     Отец,     я     кончал     стукачей     в
<2878">воркутинском   бараке,   ты   зна<2879">ешь!   Это   было
спасением. <2880">-- Дов! -- Иосиф уже стоял на ногах, схватил книгу в
толстых <2881">обложках и, не открывая,  просипел  единым<2884">
выдохом:  -- <2885">"И простер  Авраам  руку  свою, и  взял нож, чтобы
заколоть <2886">сыи" своего..." С той минуты, Дов, что  Бог  отвел нож
Авраама,     у    евреев     <2887">да!     запрещены     человеческие
жертвоприношения...   --  Струхнул?  --  мрачно   пробасил  Дов.  --  Получу
пожизненное <2889">заключение? Я пойду на это,  отец! Будет процесс. Я
там все  скажу. И все напечатают! Только так можно приковать внимание к этой
"панаме<2891">".  Без  громкого  суда  два  миллиона  русских   евреев
останутся  там  и  в   конце  концов   погибнут   в  лагерях   или  в  новом
<2898">Биробиджане,  по сути таком  же лагпункте!..  Без  процесса они
остановят <2899">алию. И быстро... Письма пошли в  Россию,  ты знаешь?
Потоком  хлынули. Люди выплакивают свое. На чужой роток  не накинешь платок.
Да и  надо ли? С  какой стороны  ни взгляни...  --  Ты  с нормальной стороны
взгляни. -- Иосиф начал приходить в  себя, поставил  чайник на плиту, достал
зачерствелые  пирожки с капустой.  -- С человеческой. И так слух идет, что в
обществе  Узников  <2900">Сиона половина  --  воры,  выдавшие себя  за
политических. Теперь  скажут: одна  половина -- воры, другая -- убийцы. Тебя
проклянут,  как Ирода.  Все! И воры, и  сионисты... <2901">Ай,  что  я
говорю?! Разве  в  этом дело! <2902">Дов,  бери пирог  и слушай  меня,
мальчик! <2903">Т  а <2904">м мы были среди врагов.  Тюремщиков.
Убийц. Там нож в рукаве был единственной возможностью выжить. Здесь мы дома.
Среди своих. Ты об этом мечтал всю жизнь. И да! хочешь войти сюда  в русских
сапогах и наследить?.. Хватит резать евреев! Это делали без тебя. И успешно.
Мы дома,  Дов,  мы --  дома, и другого дома у нас нет. -- Отец, Могила -- не
еврей!  Могила,  если  хочешь знать, это  двойное  предательство.  И русских
кончает,  и Израиль,  которому евреи, как воздух.  Дом  он продает, кровавая
сука, ты согласен? -- Сядь, сын. Не мельтеши, -- тихо сказал Иосиф, в голосе
его прозвучала такая боль, что  Дов шагнул к  нему, присел на краешке стула.
Губы у отца шевелились, похоже, он произносил слова молитвы. -- Могила, сын,
маленький чиновник, -- наконец, заговорил Иосиф.  -- Маленький  чиновник  за
большим