ку.   Израильский
истребитель  "Битфаер".  И беспилотный  разведчик,  похожий  на  авиамодель.
Рабочее название  "Муха-цокотуха, позолоченное брюхо". Точно "позолоченное".
Оптики  насовали  в  брюхо на  сто тысяч долларов. - Наум улыбнулся, хлопнул
меня  по  плечу.  --  Старик,  а  как  иначе  прокормить  родных  паразитов.
Приходится ишачить.  -- Он  налил мне  из термоса горячего  кофе  и,  спустя
полчаса, мы двинулись  прочь от берега. Свернули  в сторону  ржавой железной
стрелки со сверкнувшими от света фар буквами: Бершева... км.
   На дверях Дова была прикреплена записка. "Остался в Сдоме. Вези Гришу к
Фиме Файнблюму. Или еще куда...Утром жду его автобусом 5.10..."
   -- Сдом -- это действительно библейский Содом?
   -- Конечно! Дову только там и  работать!  -- Наум засмеялся. -- Кто еще
выдержит?
   Голубой автобус с зашторенными окнами подошел к остановке ровно в  5.10
утра. Я окоченел  в  своей  рубашечке-апаш,  поджидая  его.  Не  пустыня,  а
холодильник.
   Когда я взобрался по  его  высоким ступенькам, показалось, что  попал в
Москву. На заднем  сиденье расположился русоволосый,  точно владимирский или
рязанский,  паренек,  брат  Слепака, с которым  мы  переписывались; и  этого
ширококостого  бородача  я видел.  Не  то в ОВИРе,  не  то  возле московской
синагоги, на "собачьей площадке". Он поднялся и назвал себя: -- Эфраим!
   Не  сразу  понял,  что это и есть  легендарный  Фима  Файнблюм,  "глава
русской  мафии",  за  которого в Москве,  помнится, поднялись горой  русские
рабочие, весь  заводской цех. Отстояли родного Фиму от родной партии... Лицо
у него, действительно, сильное, широкое, со смешинкой в глазах.
   -- Мне  было легче, чем Науму, --  сказал он позднее. --  Здесь ведь не
университет, а Содом. Летом бывает до пятидесяти по Цельсию. В гиблых местах
хороших людей больше.
   В  автобусе  стоял  полумрак. Над головой урчал кондиционер.  Почти все
спали. Я чуть  сдвинул  занавеску, на сантиметр,  не более.  Огляделся. Нет,
никто не проснулся. Вскоре после Димоны автобус начал  спускаться к Мертвому
морю,  кружить,  натужно  ревя  мотором.  Сколько  видел  глаз  -- выжженная
пустыня, пересохшие "вади" -- каменные распадки. На одном из поворотов вдруг
показался, далеко внизу, весь  Содом... Над ним дымка. Ощущение такое, будто
летишь  на  самолете.  На посадку  заходишь,  только  почему-то  штопором...
Появилось несколько сверкающих на солнце бассейнов, которые  трудно отличить
от  самого Мертвого  моря.  Проскакивают  у окна коричневые  лессовые скалы.
Осколки  камней. Спуск  -- круче, дымка  -- гуще. Ощущение, будто  и в самом
деле спускаешься в  преисподнюю...  Деревьев почти нет. Изредка  мелькают --
низенькие, скрюченные, точно  в Воркуте,  за  станцией Сивая  Маска,  только
листва другая  -- раскидисто-плотная,  прижатая  пеклом к самой земле, вроде
бы,  деревца  пытались защититься  от жара, да не успели  поднять  над собой
плотного зеленого зонта. Стволы тянутся куда-то  в сторону, а не вверх. Даже
деревьям здесь тяжело...
   --  Тут все пробивается  с  трудом,  -- сонным  голосом  произнес  брат
Слепака,  разлепляя рыжие  ресницы. --  Пока  Эфраим  наладил дело,  у  него
кровушки попили -- ой-ой!
   -- Я у Дова больше попил, -- буркнул Эфраим. --  Я заказчик, я принимаю
его  корпуса... Если  говорить  серьезно,  мы  выжили  в  Содоме потому, что
прибыли  из  России.  От  большой  индустрии.  Русских  инженеров  здесь  --
половина, рабочих -- две трети.
   -- Так это ж вы сами набираете... Эфраим усмехнулся, не ответил.
   Когда я спрыгнул  со ступеньки автобуса, у меня было ощущение, что меня
завезли  в финские  бани. Я сразу стал мокрым.  От слепящих глаза  бассейнов
тянуло каким-то аптекарским запахом. Оказалось, преисподняя пахнет бромом.
   Дова не было. Кто-то положил мне руку на плечо. Эфраим. -- Пошли!..
   Он привел  меня в  огромный,  еще  не завершенный  зал.  Пахло масляной
краской
   -- Здесь будет  столовая-кафе-  ресторан --  работяги должны не  просто
поесть, а --  отдышаться. Порой  придти в  себя.  Здесь  все должно радовать
глаз. Ну, вот, я предложил заказать панно Льву Сыркину* художнику из Москвы.
Знаешь его,  наверное?  Толстенький, добродушный...  Начальство заулыбалось,
мол, опять своего русского  тащишь. Улыбки и колкости продолжались, пока Лев
Сыркин не  принес на утверждение эскизы. Эскизы  были на  исторические темы.
Одна стена, из керамики,  изображала не  огонь,  --  огнь, рвущийся из  недр
земли. А  другая  --  Всемирный Потоп. Когда люди увидели,  что сделал  этот
взятый "по блату" художник, все разговоры о протекции прекратились.
   --  ...Вот так и  со всеми, -- Эфраим усмехнулся. -- СодОм. Он блата не
терпит. Как Памир. Как Эверест. Подсадишь по блату? С о д о м...
   Дов появился, когда я  уж совсем  не мог бороться со  сном. Задремал за
чьим-то столом.
   -- Это бром,  сука! -- пояснил  Дов. -- Нутряной запах  Мертвого  моря.
Новички спят, как сурки.
   Двинулись по раскаленному песку, клюка Дова врезалась в песок глубоко.
   -- Дов, ты  всех знаешь, как облупленных, не  только Эфраима. Знакомые,
соседи за те  девять лет, которые ты в  Израиле --  стали  лучше или хуже?..
Нет,  не в Содоме.  Здесь  -- провал  в земной коре.  На  глубине  дерьмо не
держится. Вообще...
   Он задумался. -- Ты каких имеешь в  виду? Из России которые?..  Кто там
лепился к власти, как банный лист к жопе, тот и здесь. Тут сволоте,  правда,
труднее:  власть   анонимок  не  принимает.  Ну,  а  люди...  Люди  потеряли
прекраснодушие,  розовые сны.  А это придавало шарм. Поэтому иногда кажется,
что стали хуже... К чему я это говорю, Григорий?.. Нет, точно, не стали люди
хуже. Жара плавит позолоту.  Человек здесь,  за редким  исключением,  такой,
какой он на самом деле. Голый на горячем песочке, подпрыгивает, сердечный...
О Науме не говорю, ты сам его видел. Государственные мОзги! Отец был мудрым,
Гриша. Мораль, говорил, надо поддерживать, как штаны. Впереди войны и войны.
Коли  не будем  "поддерживать  штаны",  кто  нам  протянет руку? Не  приведи
Господь, Третий  Храм шатнется... Из-за Веспасианов и Навуходоносоров?! Жила
у  них  тонка  -- нас порешить...  Если  кто Израиль кончит, так это  родные
партийные унитазы. Десять лет собственными глазами вижу, как они  друг друга
в говне топят, а промышленность в стране как была, так и... да что говорить!
Как  беда, так с  длинной рукой на паперть. К дяде Сэму...  Эфраим это давно
понял.  Вон  какую горушку  осилил...  Что?  Комбинат  -- комбинатом. Мы все
ввинчивались  в  дело,  каждый  по  своей  профессии. Не он один. Он "господ
бершевцев", как их  Наум-сука окрестил, из  Бершевы дустом вытравил. Гуры  б
такое не смогли. И  не  взялись бы... Нам, Гурам, от слова "партия"  блевать
хочется. Я услышу "партия в шахматишки", и то икну. А  они  не побрезговали.
Вступили  в правящую  партию  Авода  всем  гамузом.  Сразу  тысяча  "олим ми
Руссия"... При  чем тут идеология и прочие словеса! Тут  кто  кого за  горло
держит. Ныне  это называется политика. Объединились с иммигрантами  из Южной
Африки, с местной молодежью, сабрами, которым  ходу не давали, как и олимам,
и,  глядь,  у них в  Комитете более  51%  голосов.  Бершевских  старцев чуть
кондратий не  хватил: уплыла  власть.  Теперь  в Бершеве обидь  кого!  Та-ак
врежут!  Нет,  молодцы, хоть  и  политики...  Недавно  с  комбината Махтишим
уволили  двадцать  работяг  за критику. Вытолкали  в  пустыню Негев. На  все
четыре стороны.  Комитет на  дыбки--  обратно взяли работяг.  Такое возможно
лишь в Бершеве. Разъярили,  видать, народ. Может, оттого,  что именно  здесь
"господа  Бершевцы"  раздевались  догола.  А  скорее,  оттого, что Эфраим  с
дружками от  партийной вони не  шарахнулись. Не  побрезговали. Чистят  казан
изнутри, а?.. Нет, меня озолоти...
   --  Дов,  а  если вообще вывести  "ад  абсорбции"  за  скобки? Прилетел
человек  в Лод,  а --  ада  нет!.. -- Я пересказал  ему разговор с Наумом об
"ЭЗРЕ"... -- Еврейские общины США и Европы разберутся, кто -- кто...
   Дов долго молчал,  облизывая пересохшие губы; наконец,  сказал, что это
бы, наверное, спасло Израиль, да как приступить? Кошель  у Сохнута отнимать,
шутишь? Отчет  за каждый шекель... -- Похоже, он думал  об этом всю  дорогу,
стал вдруг называть имена людей, которые годились бы для этого "неподъемного
дела". -- Он усмехнулся. Губы сложились в жесткой складке.
   Я ждал, он назовет среди знакомых ребят и Геулу. Кого, если не ее?.. Но
Дов  Геулу почему-то  даже  и не  вспомнил... Я все думал о  ней.  С  минуты
приезда  думал. А  тут еще Наум напугал  в  машине  своим плачем. Я брел  за
Довом,  дыша  открытым  ртом. А  спросить  не решался.  Солнце  зависло  над
головой,  как белая  раскаленная болванка.  Кажется, сорвешь  с головы кепи,
поминай, как звали. Каторжное местечко.
   -- А мне как раз  завтра  в мелуим, -- просипел Дов. -- С винторезом по
дорогам.
   -- Как?! Ты же инвалид войны. С клюкой, вон, не расстаешься.
   -- Власть, вроде,  "не  замечает".  И  я  не намекаю. Людишек, знаю, не
хватает.
   Сели  мы в раскаленный  автомобиль;  диваны как сковороды с  огня. Руль
только что не дымится.  Дов  включил  кондиционер, полегче стало.  Двинулись
вдоль Мертвого моря, на север,  к Иерусалиму.  Глаза режет, Дов протянул мне
стопку очков с закопченными стеклами,  -- выбирай! Сказал вдруг  в горестном
раздумье: -- А вот Гуля... лучше?.. хуже становилась?.. Как-то спросила меня
в трудную минуту. Еще до женитьбы с Сережкой: "С юности у нас с тобой тюрьма
или  ожидание тюрьмы... Правильно ли мы жили? А, может быть, надо было быть,
как все? Напрасно бедовали? Ишачили в лагерях. Остались одинокими..."
   " Гуленок, -- ответил  я ей,--  а  могла ли ты жить иначе? Когда кругом
беда.."-- Дов сжал горячий руль так, что его  бурые корявые пальцы побелели.
--  Ах, Гуля-Гуленок,  Жанна  д'Арк еврейского прорыва.  Да  рази  ж  только
еврейского!..
   -- Что с ней?! -- вырвалось у меня в страхе. Дов посмотрел на меня, как
на привидение.
   -- Ты что? Не слыхал?
   -- Нет! Где она?!
   -- В могиле Гулька...
   Мертвое море  слепило  до слез.  Я сидел,  сжавшись  в  комок и  слушая
скрипучий низкий бас Дова.
   --  Умоляла Гулька  своего,  не лети  на это  распроклятое сборище! Как
чувствовала!..  Серега --  гордый. И за Наумом был,  вроде, как за  каменной
стеной. 'Так, сказал, Гулька,  и  будем жить вчерашними  страхами..."  Гордо
сказал...
   Ну,  думаю, лети-лети, мать  твою ети...  Чем  его  Могила прихватил?..
Пришла газета, а  в ней реча представителя Израиля Сергея Гура: 'Тащить и не
пущать!" "Кто  не в Израиль, пусть подыхает в  своих Биробиджанах..." Не так
говорил? Брось! По смыслу так!
   Слегла Геула, с сердцем, что ли, стало плохо. Говорит Лие сквозь слезы:
"Его, как ребенка, нельзя отпускать одного. Особенно после Сирии".
   А через два дня, как на зло, пришла официальная бумага о том, что Геула
утверждена  в  Бершевском  университете  старшим  преподавателем.  Два  года
мурыжили, а  тут как  раз  подоспела. Гулька взяла в  руки,  бумажка тонкая,
папиросная, при  мне это было, -- смяла ее в ладони, говорит: -- Вот  и наши
тридцать сребреников. Расщедрился Синедрион.
   На другой день -- инсульт. Сгорела за две недели...
   Я закрыл лицо руками, долго сидел так, закусив губу; лишь когда Мертвое
море осталось внизу, спросил о
   Сергее.
   -- А что  Сергей? -- Дов говорил с  трудом. -- Каким был... Бросил все.
Ушел  в  Меа-Шеарим  -- в Ешиву.  К  кипастым.  Лева-физик его подобрал.  Не
подобрал -- увезли бы в Акко. А, скорее, повесился бы...
   Из преисподней мы поднимались долго, петляли, огибая скалистые выступы.
Мотор ревел натужно.
   -- Где похоронили?
   -- Тут, у Гефсиманского сада. Рядом с отцом.
   Я улетал спустя  неделю. На маленькой круглой площади "Кикар  Цион", на
которой бомбы  террористов взрывались уже трижды, увидел из окна такси Дова.
В зеленой  рубашке и узких  брюках  солдата израильской  армии, с  автоматом
"Узи" через  плечо,  он  стоял  у  железных поручней, где  только  вчера был
страшный взрыв, площадь забрызгало кровью прохожих. С другой стороны площади
прохаживались,  теснясь  друг к другу, трое мальчишек в солдатской форме и с
длинными многозарядными винтовками.
   Небо стало  серым.  Опять дул горячий ветер из  аравийской  пустыни  --
хамсин.  Хамсин развевал  бороду Дова. Она клубилась,  придавая его жесткому
багровому лицу яростный библейский облик.

   май 1979 - май 1982

   П Р И Л О Ж Е Н И Е:
   К ЧАСТЯМ 1 И П (Газетные и журнальные публикации даются в сокращении)

   ПОЧЕМУ НАС ОКЛЕВЕТАЛИ? Газета "Маарив", 13 февр. 1970 Автор -- Дов Ш.
   ...О нашей предстоящей  поездке стало известно Министерству иностранных
дел  Израиля.  Сразу началисьпопытки  сорвать  наши встречи  с американцами.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ  ИЗРАИЛЬСКОГО  КОНСУЛАТА  В  НЬЮ-ЙОРКЕ звонил  дважды  в  день
Бернарду  Дойчу (организатору поездки -Г. С.) и каждый раз... пыталсяубедить
его, что мы  советские  шпионы и что наше турне  нанесет непоправимый  ущерб
советскому еврейству.
   В  конце концов,  он  известил,  что  премьер-министр  Голда Меир  и ее
министры протестуют против нашейпоездки  и лично  просят не принимать  нас и
отменить все дальнейшие встречи... Любопытно, что
   Министерство  иностранных  дел  даже не  пыталось  связаться  по  этому
вопросу с нами, израильскимигражданами... Оно просто  широко оповещало всех,
что мы  "шпионы  и агенты  Кремля": и руководителейстуденчества в Нью-Йорке,
Лос-Анжелесе, Бостоне (Гарвард  и другие университеты), и члена  Конгреса от
11-го  округа Франка И. Браско, который согласился организовать нашу встречу
с  пятьюдесятью  членамиКонгресса  США...   Руководители  Израиля   пытались
предотвратить  вмешательство   американского   Конгресса  впользу  советских
евреев, а также  наших родных  и  близких... Вышедшие  из  себя  израильские
функционеры сделали все, чтобы разрушить в сердцах лучшей части американской
молодежи   веру  в  государство  Израиль.  Они  достигли  вершины  лжи,   не
рекомендовав корреспонденту  влиятельной христианской газеты "Крисчен Сайенс
Монитор" интервьюировать нас, потому что доподлинно известно,  что мы (далее
шел полный наборклеветы -Г. С.) шпионы и агенты КРЕМЛЯ и т. д. и т.п.

   ГОЛДА МЕИР "БЫЛА ГЛУХА К НОВЫМ ВЕЯНИЯМ В САМОМ ИЗРАИЛЕ"
   "Маарив"
   "Джерусалем пост" В 1971-72 гг. в Израиль  прибыло: 41,9%  лиц с высшим
образованием, так называемых  "академаим", т.  е. людей, занятых  умственным
трудом. 31,8% - промышленных рабочих,  горняков, ремесленников, строителей и
транспортников. 0,2% лиц, занятых всельском хозяйстве.

   Г. МЕИР:  "РЕПАТРИАНТЫ  ИЗ  СССР  ДОЛЖНЫ СЕЛИТЬСЯ  В РАЙОНАХ  РАЗВИТИЯ"
"Трибуна
   13.3 1972  г.  Иерусалим.  Большинство израильских граждан  смотрело по
телевидению  программу   'Третий  час",  вызвавшую  многочисленные  отклики.
Премьер  министр выразила надежду, что репатрианты из Советского Союза будут
селиться в районахразвития, создавать свои  собственные сельскохозяйственные
поселения типа кибуца  и мошава, так же, как  и делали первая и вторая алии.
Голда   Меир   отметила,  что  уже   существует  такое  поселение   недавних
репатриантов из Советского  Союза  в кибуце  Маром Аголан, что  на Голанских
высотах.

   К  ПЕРВОЙ  ГОДОВЩИНЕ  СО  ДНЯ   СМЕРТИ  ГОЛДЫ  МЕИР  "Джерусалем  пост"
Перепечатано из журнала "Израиль сегодня", No 12, дек. 1979 г.
   Она твердо держала в руках бразды правления и  прекрасно умела ладить с
американцами, но  была  глуха к новым  веяниям в самом  Израиле. Когда Голде
что-то не нравилось, она этого попросту  не замечала. Еебезусловная верность
товарищам по партии заставляла Голду покрывать множество грехов и ошибок, за
которые партия Труда в конечном  счете  заплатила поражением на выборах 1977
года. Но, несмотря на все это, она возвышалась скалой в море серой, безликой
посредственности, затопившей современную мировую политику.
   Не случайно Голду считают величайшей "идише  мамэ" всех времен.  И наше
отношение к Голде  Меир  сродни  любви к  матери. Такое чувство не оставляет
места для равнодушия.

   РУКОВОДИТЕЛИ ИЗРАИЛЯ О СТРАНЕ И ЭМИГРАЦИИ.
   Ариэль ШАРОН:
   Мы скорее  смахиваем на провинцию, чем на центр еврейской культуры.  И,
по-видимому,  еврейский  гений  не  присутствует  среди  нас.  У  нас  масса
талантливых  людей, но нельзя сказать, чтобы  чаяния евреев всего  мира были
устремлены  к  Израилю  как  к  культурной  метрополии.  К  этой  цели  надо
стремиться.
   Однако, нам не удастся сделать Израиль центром еврейского народа,  если
мы не станем высоконравственной страной.
   50  лет тому  назад в мир  пришло грубое физическое закабаление в  виде
большевистского  режима. У  нас вот уже 50  лет  существует  замаскированное
угнетение, невидимое простым глазом.
   Наиболее хитрый трюк состоит в том, что  принуждение осуществляется под
прикрытием  благородных  идеалов. Это произошло  в 20-е  годы,  когда лидеры
рабочего движения пришли к  выводу, что  путь к власти лежит через обращение
людей в состояние  полной экономической зависимости. И вот уже 50 лет у  нас
почти  нет такой области,  в которой  человек  мог бы  действовать свободно.
Главный  канал  распространения  угнетения  -  экономический: место  работы,
жилищная проблема и т. д.
   А когда все  находятся в зависимом  положении  и  все  угнетены,  почти
невозможно выйти со свежей идеей. "Неделя в Израиле"

   ЛОД - КЛОАКА... Трибуна.
   ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОХНУТА ГОСПОДИНУ АРЬЕ ДУЛЬЦИНУ
   Уважаемый господин Дульцин!
   В  соответствии  с моим  анализом положения, отсев выезжающих  из  СССР
возник не под  влияниемвнешних факторов (военное  положение в Израиле), не в
результате того, что отсутствует еврейское воспитание в Советском Союзе, а в
основном,  как  следствии  политики абсорбции"  проводимой  в нашей  стране.
Создание отдела  для работы  с "прямиками",  возглавляемого Леей Словиной  и
укомплектованного  целиком  олим  из  СССР, не  только  не  опровергает, но,
наоборот, подтверждает сказанное  выше.  В самом  деле,  если согласно моему
анализу  отсев образовался, главным  образом, в результате порочной политики
внутри  страны, то  так называемый  "русский  отдел"  при Сохнуте  не  может
изменить  положения с  абсорбцией,  ибо он лишен прав в  том,  что  касается
процесса абсорбции и приема новых олим. Госпожа  Словина рассказала  в своем
интервью журналу "Круг",  что она  в  вопросах абсорбции всего  лишь "лобби"
русской алии,  то есть  всего  лишь  "ходатай" и "проситель", если перевести
слово "лобби" на русский язык.
   Встает  вопрос:  ходатай и проситель  --  перед  кем? Перед  теми,  кто
занимается абсорбцией и сознательно или бессознательно (в результате низкого
культурного  уровня  или злой  воли) погубили (и успешно продолжают  губить)
"русскую"  алию?  В Отделе  алии  из  Советского  Союза  прекрасно  знают  о
бесчинстве  чиновников  в  Лоде. По  словам работников отдела,  "Лод --  это
клоака"  (цитата).  Работникам  "русского  отдела" в  Лод вход  запрещен. Не
случайно возникло сравнение  Вены и  Рима с агитпунктами, где  захлопывается
крышка и начинается "адская жизнь" по всем правилам.
   Нет  почти семьи,  которая бы с ужасом не вспоминала лодское чистилище.
Разве факты издевательств в  Лоде неизвестны Министерству абсорбции? Отлично
известны  -  из писем, из жалоб, из газет  и журналов,  из радиопередач. Как
реагирует Министерство абсорбции? Увольняет  с работы  нерадивых чиновников?
По логике, если тебе дорога алия, то так надо было и поступить. Министерство
поступает иначе.  Как?  Ононаграждает  званием  "Отличного  работника"  г-на
Шустермана, ведающего Лодским отделением  Министерства  абсорбции и несущего
личную ответственность за прием олим в Лоде.
   Имя  г-на Шустермана известно далеко  за пределами  Израиля, и  даже  в
письмах из России спрашивают,продолжает ли  он  работать.  Да,  продолжает