кольцами, и вся улица имени Шестидневной войны, набившаяся в зал, закричала:
"Мазал <787">тов!.. Счастья<788">!.."
   Тучная марокканка  со  слезами на глазах, мать Абрахама,  вдруг  издала
горловой  переливающийся  звук: -- <789">А-а-а-а!..  Все вздрогнули  и
переглянулись.  Но  Лапидус объяснил, что это означает радость и приветствие
невесте. -- <790">...А-а-а-а-а!..  -- Гортанный звук не умолкал, в нем
слышались и слезы, и доброта, и мольба к Богу.
   -- Африка! -- не сказали, а выдохнули из толпы восхищенно. -- Во дает!
   С  реплики <791">"во дает!<792">" возобладал  русский язык.
Столы  кричали:  "Горько<794">!",  как  в  России.  К  этим  возгласам
подключилось  вскоре  даже  Марокко. Понравилось, видно,  что  после каждого
выкрика жених  и невеста должны целоваться.  -- <795">Хо-ор-р-х-хо! --
весело кричали братья <796">Абрахама и хлопали в ладоши.
   Но,  в  конце концов, от  <797">Геулы и  Сергея  отстали.  Сергей
подошел  к  длинному отощавшему  Леве  --  физику-теоретику,  который жил  в
<798">Меашеариме, в <799">ешиве, нигде  не появляясь, и которому
Сергей    послал    специальное   приглашение.    Потолковав   о   пустяках,
<800">Сергуня спросил  его, понизив голос, что он думает о религиозных
ортодоксах...   с  общечеловеческой  точки   зрения.  --   Скажем,   возьмем
<801">Меашеарим. По сравнению  с  остальным Израилем, жители его лучше
или хуже... как люди, а?
   -- По моим наблюдениям, -- задумчиво произнес Лева, -- в Меашеариме  --
по  сравнению  с  остальным  Израилем  --  честных  больше и  жулья  больше.
Серединки, болота  -- меньше... Строго говоря,  этот аспект для социолога --
непочатый край...
   <802">Геула   отыскала   глазами   <803">Сергуню,   который
провожал Леву и раввина  к дверям. Сергуня  о чем-то возбужденно выспрашивал
раввина.  Тот  остановился,  ответил,  вызвав  на  лице  <804">Сергуни
горькую усмешку.
   С   рассветом,  когда  Сергей  и  Геула  отправились  на  своем  синем,
полуободранном  "фиате"  в свадебное  путешествие, Геула спросила, о  чем он
вчера  так <805">взбудораженно  разговаривал  с  <806">ребе.  --
Гуленок,   я   спросил    его   о   нас   с   тобой...   <807">Галаха,
о<808">'кэй!  Древний  закон,  но  зачем  он  соблюдается  вами  столь
скрупулезно? Ведь  это  тексты тысячелетней давности. Сейчас  многие  пункты
только осложняют жизнь. Более того, приносят несчастье, ...Фанатики из секты
<809">Натурей Карта не признают Израиль лишь потому, что его  возродил
к жизни не Мессия, а люди. Но вы-то, говорю, не фанатики. Вы дети двадцатого
века,  за вашими  спинами  Оксфорд  и Гарвард, почему  вы  так  держитесь за
<810">Га-лаху?  За  каждую  ее запятую! Это  же абсурд! Нонсенс!..  Ты
знаешь,  что  он мне ответил,  наш  интеллигентный  ребе?  "Тут только тронь
что-нибудь. Столько <811">посыплется!.."
   Часа через три Сергуня сменил <812">Геулу у руля, она прикорнула,
отодвинувшись к самой двери и опустив голову  на  его плечо. Они мчались  по
прямому,  как  струна,  и   чуть  бугристому  шоссе   на  <813">Эйлат,
<814">которое  называется  "дорогой  любви".   Ветер  свистел.  Машина
подскакивала  порой, как челнок на море. Они были счастливы, забыв раввинат,
как забывают дурной сон.
   Израильская зима с  ее дождями и ветрами осталась  за спиной. Здесь все
было наоборот. Пустыня цвела.
   Геула  и Сергей  бродили  по <816">эйлатскому  пляжу,  на котором
спали, в мешках, туристы изо всех стран. Заросшие хиппи пытались угостить их
огромными  <817">цыгарками и  никак  не могли  понять, почему  русские
пугаются слова гашиш?.. Затем  решили искупаться в  Красном море. Геула чуть
не  заплыла  в  Иорданию, синевшую  по другую сторону  <818">Акабского
залива. Она могла плавать часами. Сергуня бегал по песчаному пляжу, стараясь
не потерять из виду  ее головы в красной  резиновой шапочке. Попробовал воду
ногой. Холодна! Только позднее, когда, отъехав от <819">Эйлата, сидели
на безлюдном пляже с  надписью <820">"КОРАЛ БИЧ<821">", Сергуня,
пристыженный  <822">Геулой,   вошел  в  воду.  И,   нырнув,   едва  не
захлебнулся от восторга:  оказалось, если нырнуть и открыть под водой глаза,
попадешь  в неправдоподобное царство ракушек и черно-синих, красных, золотых
рыб.
   Под вечер позвонили <823">Лие. <824">Лии не  было.  Набрали
номер Яши:  Регина вечерами всегда дома... Никого!..  У  Наума  откликнулась
дочка,  Динка-картинка. Прокричала в трубку с паническими нотками  в голосе:
-- Горит <825">Дов!.. Что?.. Папа звонил! Все там!..

   5. ИЗ ОГНЯ, ДА В ПОЛЫМЯ
   -- Та-ак!.. Голому собраться --  только подпоясаться! -- сказала Геула.
Это было  решением. Чемоданы  уложили мгновенно,  благо  еще  не  разбирали.
Поздно  вечером  подкатили  к  окраине Тель-Авива,  где  Дов  запустил  свой
домостроительный  комбинат. Вроде,  все на  месте. На  плоской  крыше  горит
большой прожектор,  похожий на паровозный. Освещает желтым  огнем площадку в
песке,  с  черным  пятном  старого пожара; черный  угол стены. Это когда еще
пытались  поджечь,  до  войны, когда  в газетах  написали о "чудо-заводе..."
Кто-то кинул  через  ограду из "колючки" бидон  с бензином, а  затем горящую
тряпку.
   Комбинат  <829">Дова  --  не  банк. Не  отель. Швеллерные  балки.
Металлические фермы, бетонные плиты  и блоки --  попробуй-ка воспламени!.. К
тому   же   ночной   патруль   мимо  ехал,   на   "виллисе"   с   пулеметом,
<830">"зеленые  береты"  выскочили,  в  пять  лопат закидали  коптящий
огонь. Не пришлось даже пожарных звать.
   Геула с Сергеем оглядели завод кругом - цел пока! И рванулись дальше...

   Когда  они  примчались  в маленький  городок  под  Тель-Авивом, где Дов
недавно купил дом с каменистым садиком, полиция уже уехала. Сосед рассказал,
что в полночь залаяла  собака и тут же замолкла. Когда начало рассветать, он
вышел, видит,  дверь Дова  <831">Гура распахнута.  Терьер  Дова лежит,
уткнувшись мордой в песок... Сергей  обошел  комнаты.  Чешские, со стеклами,
полки пусты, шкафы пусты. Сброшенные на каменный пол книги  валяются грудой,
с раскрытыми обложками, отлетевшими страницами.  Перетряхивали каждую книгу,
что ли?
   Бумаги  увезли все.  Все  папки  с материалом  <832">о  советских
лагерях.  <833">"Мешков  восемь-десять набили,  суки<834">",  --
определил <835">Дов. Ящик с конвертами и марками вытряхнут на пол, чек
на две  тысячи  восемьсот  долларов  и тугие пачки  с израильскими лирами не
взяли. Колечко,  браслетики, купленные <836">Довом для жены, -- все на
месте.   Иностранного  паспорта  нет.  Чтоб  получить  его  вторично,  нужно
потратить полгода. Поломанную "спидолу" забрали. Новый <837">"грюндик"
и дорогой немецкий телевизор не тронули. Кассеты, записные книжки, альбомы с
фотографиями Орловской психушки, личные письма -- все как ветром выдуло. - А
полиция-то что? --  спросил  Сергей. Дов  махнул рукой. -- Писали протокол и
повторяли, как  заведенные:  "А украли-то что<838">?!" Так и уехали на
своих  черных  <839">"форд-кортинах"  расстроенные.  Весь дом вывезен,
кроме ценных вещей. Как понять?"
   <840">Гуры    стали    прощаться.     Задержались    Наум,     да
<841">Геула с  <842">Сергуней. Наум говорил по-английски с женой
<843">Дова Руфью. Руфь вернулась к мужу после войны Судного дня, удрав
от  матери,  не желавшей даже слышать  об "этом русском хаме<844">"...
Дов  окликал  Руфь "пташкой" или в  раздражении  -- "пташечкой".<845">
Сергуня  поглядывал  на  "пташку"  искоса.  Маленькая,  <846">худющая,
ключицы  под   майкой   торчат,  волосы   цвета  воронова  крыла,   гладкие,
распущенные,  <847">колышатся  при  ходьбе  вокруг  узких  плеч.  Руки
смуглые,  лицо  белое.  В  Израиле модно  быть не загорелой, что  ли?  Ходит
плавно. Поворачивается неторопливо. Глаза опущены долу. Потолковала с Наумом
по-английски, затем с Довом почти  по-русски -- спокойно, только прорывались
во всех языках  ее польские  <848">"пш-бж-дж..." Но как только перешла
на иврит, заговорила  с такой экспрессией, что  Сергуня оторопел. Голос стал
громким, резким,  взрывным.  Словно  пробудилось  вдруг  в  девчушке  что-то
древнее, огненное... С такой же страстью она и общалась сейчас по телефону с
редакциями  газет, затем выстукивала  одним пальцем  письма на  иврите Главе
правительства, в <849">Кнессет, Государственному контролеру.
   --  Пташка,  полегче на поворотах, --  басил Дов, заглядывая  через  ее
плечо  в  бумаги, которые  она  печатала. --  Не  они  же украли. -- Они  не
<850">украдли.  Но  кто   злодеев  <851">распущил?   В   Израиле
<852">пшед тым злодеев не <853">быво!
   Дов     снова    принялся    внимательно     осматривать    распахнутую
дверь<854">"  книжные  полки; брошенные  на пол вещи обошел с лупой  в
руках; сказал, работали профессионально, в перчатках.  -- <855">Неужто
дом, как  завод,  колючкой огораживать? Да пулемет  с  фотоэлементом?  -- Он
тяжело  опустился  на диван, подпер  голову ладонями: --  Мать  их в душу...
Пташка,  извини!..  Год  материал  собирали.   По  крохам.  Сколько  дружков
рисковало жизнью. Второй посадкой...
   Первым  примчался корреспондент израильского  телевиденья. Молоденький.
Уши торчат,  как у зайца. Заснял пустые полки.  Горку ценных вещей на  полу.
Воскликнул удивленно, точь-в-точь, как полицейские: -- Ничего не взяли?! Ну,
ладно,  в  девять часов  смотрите!  -- Взвалил аппарат  на  плечи и  бегом к
машине.  Дов  запер  за  ним  дверь,  походил  по  разоренной  квартире.  --
<856">Да-а, братва! Разгулялась Галина Борисовна. Как у себя дома... У
нее   деньги   несчитанные.   Купила   каких-то   сук...   Звонить   Могиле?
<857">Ох,  смерть моя! -- Он присел на корточки у груды растеребленных
книг, принялся их разбирать и забубнил, засипел:-- Позавчера фильм о лагерях
привезли, а  сегодня  нагрянули... Кто продал? Зачем продал?  Не напихали же
они своих людей под  каждый  куст?.. Счастье, коробки с кинолентами не вынул
из багажника, с собой таскал.
   На  другой  день,  в  девять  вечера,  включил  телевизор.  Израильские
новости.<858"> "Хадашот",  которых  здесь ждут, как  хлеба  насущного.
После новостей  политических  и  военных перешли  к  местным  происшествиям:
<859">бензовозка опрокинулась, показали. Дым  на весь экран.  Пожар на
улице <860">Яфо. Ничего не видно, кроме черного дыма. А потом сразу --
погода...   Дов   поглядел   растерянно  на   жену.--   Вот,   дали   год...
<862">О-ох, суки болотные!
   Наум привез мать. Закричал с порога, вытирая сияющую от пота лысину: --
Выключите  шампунь!  Выключили.  Охали-ахали  возле  пустых  полок.  Наконец
<863">Лия, расстроенная  донельзя,  сказала  <864">Дову, который
водил ее по опустелым комнатам. -- ...Ну, скажи, <865">зацем тебе  все
это   надо?  Болят  лагерные   раны?   У  всех   болят.  В   Израиле  каждый
<866">цетвертый  побывал там, где "пляшут и  поют<867">"... Но у
тебя же гигантское дело. Каждому  дать  по  квартире. Даже холостякам!  Тебе
вставляют палки в колеса. Жгут! ...Так не разбрасывайся!
   Побагровев,  Дов  рванул  на  себя   ящик  стола  и  стал   остервенело
вышвыривать  оттуда бумажки:  белые, серые, с опаленными краями бумажки.  На
каждой    надпись     по-ру<868">сски:    "Открывать    только     при
стрельб<869">е." "Дополнительные пучки  заряда 120  <870">ПМ..."
"Укладчик <871">Чудинова,  контролер  Панова"  Дов  собирал их в  свое
время  из снарядных ящиков, брошенных сирийцами. Все <872">Голаны были
в  этих  советских бумажках. Ветер кружил их по горным склонам,  как  пух во
время погрома. На  мать,  на Наума,  на всех  сыпались  сейчас белые, серые,
пробитые осколками инструкции по стрельбе тяжелыми снарядами. -- Давно снега
не видали?  -- просипел Дов. --  <873">Пожалте, русский снег!.. На что
он? Убедим Запад, что Россия ныне в лагерях, как в нарывах, -- может, начнут
задумываться,  к   чему  бы  это?..  Интеллигенцию   мордуют,  религиозников
мордуют... -- Он вдруг налил полстакана водки, опрокинул в рот, как воду. --
Нас это касается?  Лия только головой покачала. -- К чему  я это  говорю? --
Дов поджал губы, задумался. --  Я националист с пеленок. Так, мама? А теперь
я вырос из пеленок... Да!..  Что  такое еврейское  самосознание -- без остро
осознанного  чувства  человеческого  достоинства?..   Вообще,  я   пришел  к
убеждению, что  национальное движение сохранит свою силу  лишь в том случае,
если соединится с демократами  и националистами всех задавленных меньшинств,
вот как! -- Он сплел огромные пальцы рук так, что  они побелели. -- Только в
этом   единственном   случае,  ежели  Галина   Борисовна  всерьез   узрит  в
<874">еврейце  катализатора  вольнодумства  и  беспорядка, нас  начнут
выстреливать из России, как из рогатки. А иначе, хрен!.. Простите, женщины.
   <875">Лия  сидела  со скептически поджатыми губами. Сдаваться она
не  собиралась.  Очень  ей  не  хотелось,  чтобы  <876">Дов  занимался
русскими  лагерями.  Убьют  не за  понюшку табака.  Уехали от  них, и  слава
Богу!..
   Дов  посмотрел на  мать искоса,  хотел  что-то сказать, но. тут  сильно
<877">пустучали в дверь. Нагрянули,  почти в  полночь, корреспонденты,
которых привезла <878">Вероничка. Дов обо всем рассказал, те записали.
Один из журналистов, высокий неулыбчивый поляк, заметил уходя: -- Да, почерк
Москвы!  <879">Жди завтра  в  <880">"Едиот  <881">Ахронот"
целую страницу!
   Но  ни  на  другой  день,  ни  через неделю в  израильских  газетах  не
появилось   ни    строчки.   Поляк    из    <882">"Едиота"    позвонил
<883">Дову,  сообщил  виноватым  <884">тоном,  что  Министерство
иностранных дел наложило лапу. "Они ведь всегда перед Советами спину гнут. И
тебя зарезали!<885">"
   И тут  только  <886">Дова  как  током  пронзило:  к  т о?  Галина
Борисовна или... Тьфу! Тьфу! И про себя-то такое  произнести -- страх Божий!
Любой израильтянин, услышь это, плюнул бы тебе в лицо. И -- правильно! А все
ж, кто? Галина Борисовна или... Сарра Борисовна?
   Наум  и  Лия  склонялись к  тому, что это, конечно же, Г. Б.  На  черта
<888">Шин-Бету материалы о советских концлагерях, к тому же наполовину
опубликованные. У них своих забот -- полон рот.
   Дов уселся на диван в раздумье, подперев ладонями лицо. Наконец забасил
тяжело: --  Чем больше, <889">други, я  к  этому <890">говенному
миру приглядываюсь, тем яснее  вижу,  что прав не Маркс,  не  Энгельс, а  --
<891">Варлам    <892">Шаламов.   Читали    в    самиздате    его
<893">"Сучью войну"?  Великая  книга!  Меня  на любой  лагерной вахте,
перво-наперво, спрашивали:  "какой масти?"  Вор  в законе, мужик или сука?..
Попадешь не в свой барак -- нож в спину. К чему я  это говорю? А к тому, что
Варлам  не  ведал,  как  он  велик!  За   <894">его  лагерной  войной,
перво-наперво,  вся история СССР. Ленин  был "вором в законе". Уничтожал  по
собственному,  им,  российским паханом,  возведенному  закону.  А  своих  --
ни-ни... Сталин, известно, кто! Обмануть, перекинуться, стравить  "рябчиков"
--  сучья  работа. Запада Варлам не видел.  Не привелось.  А, кажись, законы
здесь те же...  Сидим,  голову  ломаем: "Старая  сука  Галина Борисовна  или
родимая Сарра Борисовна? -- Дов с силой ударил кулаком  по валику дивана. --
Слушайте,  <895">Гуры, прав я или не прав? Ежели  Галина Борисовна, то
почему израильская цензура накладывает лапу?  Ежели  Сарра  Борисовна, то ее
действия понятнее. <896">Ох, похоже, рука руку моет,  и обе грязные...
По  <897">Шаламову  крутится шарик, по  <898">Варламу,  ну,  что
скажете?..
   Приближались выборы в  <900">Кнессет. О  выборах двух  мнений  не
было.   Почти  все  были  согласны  с   <901">Довом.  "Жаждущие  стать
колхозниками,   да   станут   ими".  Правда,   <902">Сергуня   заметил
меланхолично, что  у <903">Бегина нет  реальной программы.  Но на него
набросились дружно. -- Банкроты  войны Судного дня и воры  должны  уйти!  --
сказала <904">Геула. -- Это по совести. Пусть <905">Голда нянчит
внуков!
   В день выборов мне позвонил Сергей. -- Григорий, где  наш избирательный
участок?  Зайдете  за  нами?   --  Ты  готова?  --  спросил  я  жену   почти
торжественно. -- Не забудь паспорта.
   Всю  жизнь  мы  голосовали в Москве. Со сталинских лет помню поразившую
меня реплику  шофера,  который,  оставив  на  улице  грузовик  с  заведенным
мотором, вбежал  в избирательный  участок, крикнув на бегу: <906">"Где
тут у вас прошв<907">ырнуться!"
   В последние  годы  "выборный  фарс" не  скрывали  настолько,  что  даже
депутатов в Верховный Совет подбирали по масти и  полу, как лошадей на парад
или   ярмарку.   Как-то   я   был   этому   свидетелем   в   отделе   кадров
<908">Стройтреста N<909">^3, который возводил Юго-запад  Москвы.
Райком   партии   давал    указание   --   срочно   подобрать    кандидатуру
женщины-строителя для выдвижения в Верховный Совет СССР: -- Значит, так,  --
настаивала телефонная трубка. -- Национальность  -- русская, образование  --
восемь-десять классов... нет, инженершу не надо! Так!  Постоянная прописка в
Москве. Чтоб была замужняя.  С <910">детями.  Ну, чтоб не рожа!.. Что?
Красавица  есть? Нет, красавиц не требуют. Это не кино. Чтоб не рожа! Вполне
достаточно. -- Указания были всесторонние, долгие. Заранее не предопределили
разве  что  цвета глаз  <911">кандидатши... -- А  зачем непременно  --
замужняя? -- спросил я завкадрами, принявшую указания райкома партии.
   --  Чтоб   не  гуляла  с  мужиками!  А  ежели  гуляла<912">,   то
<913">осторожненько...
   И мы оба засмеялись: и я, и завкадрами.
   И в самом  деле, чего стесняться в  своем отечестве! Даже если выдвинут
пьяницу, дурака,  "рожу", -- все  равно, за единственного и неведомого  тебе
"кандидата блока коммунистов и беспартийных" будет  подано 99,9<914">%
голосов.
   И вот наступили  первые  наши выборы на Западе.  И я,  и  Полина  остро
ощущали праздничность  своих  первых в жизни свободных решений. Мы  вдумчиво
читали  биографии кандидатов.  Их было много.  Одних  партий  в  Израиле  --
чертова дюжина.  Какая из них  -- коалиция, какая -- оппозиция?..  Мы  очень
хотели  не  ошибиться  и  не  избрать,  по ошибке или  малограмотности  (все
документы   --    на    иврите)<915">,   господина   <916">Шауля
<917">бен  <918">Ами или какую-нибудь  другую  "могильную рожу".
Теперь все зависело  от нас. Мы надели  свои  лучшие костюмы, новые ботинки.
Нас не <919">тормошили агитаторы, как в СССР. Никто не требовал, чтобы
мы проголосовали в шесть утра.
   Мы  шли  <920">табунком,  вместе  с  сыном  и  соседскими детьми,
захватили по дороге <921">Геулу с Сергеем, затем <922">Лию и еще
несколько семей из России. Кто-то нес на плечах мальчишку.
   В Израиле была зима.  День был не дождливый,  теплый. Мы не торопились,
радуясь  солнцу,  мягкому  ветерку,  празднику.   К  избирательному  участку
подходили  взволнованной демонстрацией.Я протянул женщине  с розой в волосах
паспорта нашей  семьи,  она поелозила  карандашом по спискам и ответила  без
удивления, спокойно, что наших фамилий в списках нет.
   Спустя десять  минут  выяснилось, что никого из пришедших с нами  нет в
списках.    Ни    <923">Лии    <924">Гур,    ни    Сергея,    ни
<925">Геулы.  Ни  одного  <926">"олим  ми   <927">Руссия".
Женщ