ки, -  тихо  ответил  Яша, присев на корточки  у  хрипящего
приемника. -- Что  ты  на меня уставилась,  Рыжик?!  Ненависть  посеяли  еще
тогда,  когда  нам  и  американцам  вручали  ключи  от  льготных квартир.  А
черным-то - от ворот поворот... Тогда-то и начался "холодный погром". Обиды,
неприязнь,  клички "вус-вусники"... Будущим цезарям, видно, невдомек, что он
может стать горячим, со сверканием ножей. Прольется кровь...
   -- Плевать  мне на всех цезарей! -  в голосе  Регины появились яростные
нотки. Надо спасать детей! Русский погром может начаться с часу на час, а он
теоретизирует...
   Я сидел, признаться, ни жив-ни мертв. Никогда не думал, что мои слова в
"Маариве" в 1972 году, вынесенные газетой в заголовок, обретут  вдруг  столь
горячее, как хлещущая из артерий кровь, наполнение:
   "В России мы были евреями, в Израилем мы русские..."

   Позвонил  дверной  звонок,  ввалился  Наум,  раскаленный, как  стальная
болванка. Казалось, плесни водой -- зашипит.  Отлепил от мокрого лба волосы,
возгласил: -- Выключите шампунь!
   Яша,  прижимаясь  ухом  к приемнику, поднял  руку.  --  Т-с-с!  Русские
дела...
   Я вскочил с кресла, мы расцеловались с Наумом, и он присел на корточках
рядом с  Яшей,  который уж  вовсе  сполз  на  пол, к  хрипящему  приемничку.
Машинально выпил стакан холодного сока, поданного  Региной. Затем  плеснул в
рот коньяку, не разобрав, что он королевский. И только  после этого, придя в
себя, Наум стал осмысливать хрипящий звук.
   Он тут же  полистал телефонную  книгу  и,  набрав номер государственной
радиостанции, начал что-то быстро говорить на иврите; бросил Яше по-русски:
   -- Это  у  них китайский  уклон:  "Пусть расцветают все цветы..."  Яша,
поскольку ты у Гуров  цветик - ты, бери трубку и жарь. До спора не унижайся.
Тут словами не поможешь...
   Яша взял трубку и,  встав с корточек, отправился, вместе с телефоном на
длинном шнуре, в соседнюю комнатку.
   Сосед  прислушался   к   голосу  Яши  и  вдруг   забубнил:  --  Чо   он
несет-молотит?  Доктор  Гур --  уважаемый  человек...  "Израиль должен  быть
духовным  центром мирового еврейства...  Это --  единственный  шанс  Израиля
выжить". Ха! Я человек рабочий, слесарь по металлу. Мне мировое еврейство до
фени. Меня интересуют цены на курей и чтоб границы не у самого курятника, да
еще буду я собачиться под ружьем кажный  год или нет? А мировое еврейство...
духовитый центр... это мне, извините, как  рыбке зонтик. -- И он двинулся  к
выходу,  размахивая   в  раздражении  огромными  кулачищами.  --   У  дверей
оглянулся: -- Позовите меня, я  доктору запоры  поставлю, как  на банковском
сейфе. С музыкой. По-соседски, за полцены.  Стальные запоры  -- это дело при
двоих детишках, а не, извините, это мировое... ХА-ХА!
   Регина,  все   еще  багровая  от  тревог,  поставила  на  стол  тарелку
украинского  борща  с  накрошенным  зеленым луком,  присела  за  стол,  и мы
заговорили  о Канаде, о Полине. Подсел, наконец, Яша, еще  не остывший после
разговора  по телефону.  Губы  поджаты. И тут  снова звонок.  Звонил Дов, из
Бершевы, просил дать мне трубку.
   --  Гриш-ш! --  донесся  его  сипатый бас.  --  Я  по дороге в  Сдом  к
Вероничке заезжал. В офис.  Ее  партия у власти, ну,  и  она  там  в  верхах
плавает.  Сказала,  что сегодня в  Сохнут  звонили  четверо,  сообщили,  что
приехал Свирский Григорий писать об  Израиле, и чтоб отговорили... Ну?! Чтоб
ты  их,  сук,  распотрошил  аж до  селезенки!  Партийные  унитазы.  Привыкли
шу-шу-шу по телефону, а ты уж висишь -- язык синий... Еще потолкуем, лады?!
   Я  положил  трубку, сказал  Гурам, о  чем была  речь, и тут  Наум вдруг
отложил ложку и сказал, вытирая губы тыльной стороной ладони:
   -- Вы  будете ржать, но я прикатил по той же причине.  Гриша, ты у меня
запланирован  на завтра и на  субботу, как договорились, а тут вызывает меня
самый, самый  и сообщает точь-в-точь, что информаторы  Сохнута:  "Приехал...
отговорите..."  Я  так  понимаю,  ему звонил  Могила, с  которым они  вместе
загибались в  Синае.  Дружок! Теперь  сам Шауль к Гурам ни-ни, только  через
дружков. Такова метода... Я так  понимаю, Могила,  как социалист, опасается,
как бы ты не вышел за рамки социалистического реализма...
   Регина  расхохоталась   --  закашлялась,   спросила,  что  я  собираюсь
писать?.. О шпионах? Чего вдруг?! Наум сразу сообразил, о чем речь:
   -- Григорий,  давай потолкуем об  этом серьезно. Алеф! Поедут  ли после
твоей книги  в Израиль? И без  того  девять десятых  эмигрантов из СССР мчит
мимо нас,  не  оглядываясь. При нынешнем положении, нужно ли выносить сор из
избы?
   -- А-а, "сор из избы"? -- язвительно заметил Яша. -- Добавь еще, на чью
мельницу льем воду? Будто в Москву вернулся... Там с начальством не поладил,
тебе  лепят  "антисоветские  настроения".  А,  Боже  упаси,  напечатался  за
границей -- все! Вражеская  вылазка... И тут  хочешь так же?! Я  тебе, Наум,
вот что скажу. Социалисты у власти были, считай, полвека. Еще до образования
Израиля  имели свою армию, свой Гистадрут. Ты  разве не видишь -- социалисты
успели  связать  себя,  в  головах  многих,  даже  с самой  идеей  еврейской
государственности.  "Государство  --  это  я!"  Ну,   просто   не  евреи,  а
Людовики... Не так? Ругаешь Могилу - ругаешь Израиль. Да  что Могилу, любого
фиксю  тронешь -ругаешь Израиль.  А уж Голду покритиковал  -- поднял руку на
весь еврейский народ... Нема, дорогой, не на этом ли держится коррупция? Без
ветра мы сгнием...
   -Не-эт! Ты меня  не так понял! -- нервно вырвалось у Наума. -- Ругайся,
критикуй! Хоть криком кричи! Но - здесь! В самом Израиле!
   Яша улыбнулся грустно.
   --  Наум,  ты  что,  в  самом  деле  хочешь видеть  Израиль  зеркальным
отражением Союза?!.  Кого  привлечет  тоталитарный Израиль.  Забыл,  кто нас
спасал?  И тебя, возможно, более, чем других. Все радиостанции  мира. Теперь
ты спасен и ухожен, и не прочь метнуться... к кому?
   -- Понимае-эшь, Яша, сионизм и так держится на кислородных подушках...
   -- Может быть,  хватит  об  "измах"!  - воскликнула  Регина, напряженно
внимавшая разговору.  --  Миллиард  людей  уже  погиб из-за "измов"...  Люди
должны  знать, что  их  ждет! "Кол Исраэль" искричалось до хрипу, какой  тут
рай. Для  всех! И  молодых, и старых! О Яше  они  обмолвились? Об Иосифе они
обмолвились?.. Не врали  бы так оголтело, было бы легче...  Приедут те, кого
не испугает правда... Другие тут нужны?!
   Яша  долго  прислушивался  к  препирательствам  жены  и  Наума, который
по-прежнему опасался, следует ли потенциального  иммигранта огорошивать всей
правдой-маткой? Наконец, произнес своим мягким голосом, с  едва сдерживаемым
гневом:
   --  Может быть, я  снова  ошибаюсь,  Наум, но в эту треклятую минуту ты
мыслишь,  как убийцы нашего отца...  Вот  кто страшится правды!  До холода в
желудке! Их не проучила  даже война  Судного дня.  Оставим  монополию вранья
Могиле  и  героям   Сохнута,  которым  платят  с  доставленной  головы,  как
опричникам Ивана Грозного...  К книге еще  не приступили, а уж Могила поднял
на ноги своих дружков.  И, думаю, не только  в  Израиле. Все  безмозглые  им
подвоют,  все  рептилии:  "Зачем  ворошить  старое?" "Кто  помнит Бершевский
съезд?"...Мы! Мы его помним, Наум! Я, ты, Дов, Лия... И не забудем! До конца
жизни не забудем!.. А что будут голосить рептилии... На-пле-вать!
   Там, в России, должны знать в с  ю правду. Женщины  мудрее нас:  хватит
суетиться вокруг "измов". Мы  перестали видеть  за ними людей.  Было  время,
даже собственных  отцов... -- Он  стал задыхаться, выпил сока, поданного ему
Наумом;  продолжал с тоскливым беспокойством:  -- Моя  боль -- прямики. Если
Израиля не будет, и им жизни не будет...
   --  А я  о чем  говорю!  -- перебил  Наум.  --  Если бы  нас было здесь
полмиллиона-миллион, думаешь,  мы не справились бы с окаменелым  чиновничьим
дерьмом?
   -- Для этого идти в ногу с Могилой?  -- непримиримо сказал Яша. - Врать
на  всех волнах? Заманивать? Ты  помнишь, что говорил  отец: "Нас  не  убьют
арабы, нас  не  прикончат  дезертиры; если нас что-то  убьет,  так  это  наш
собственный аморализм. "
   Наум не ответил, посидел молча, в раздумье, взял ложку, зачерпнул борщ,
взглянув на часы, втянул  в себявоздух, точно обжегся горячим. Похлебал стоя
и  сказал, что он меня  забирает. Они  созвонились  с Вероничкой, гостю надо
проветрить мозги...
   --  Правда-то  нашим  патриотам,  как  попу гармонь!.. -- Мы сбежали  с
лестницы под хохот.
   Новый "форд-континенталь" Наума рванулся, как со старта. -- Слышал глас
народа -- глас Божий? --  спросил Наум, когда мы пробивались  по провонявшим
бензиновой  гарью   улочкам  Тель-Авива.   Я  думал,  он  снова  вернется  к
пресловутому разговору -- "брать зонтик  -- не брать зонтик", но  нет, более
ни о "прямиках", ни о литературных делах и слова не вымолвили... Заговорил о
соседе в длинных "семейных трусах", прибегавшем к Яше включить радио.
   Мировое еврейство ему до  фени...  Индеец  чертов!  А ведь парень-то  с
биографией.  Аушвиц,  "Маки",  говорит  на  пяти  языках -- лагерная  школа.
Учиться,  правда,  не   стал   -   пятеро  по  лавкам.   Словом,   "простой"
советско-антисоветский  рабочий. Душа-парень. -  Наум повернул  ко мне  свой
опухший от хамсина нос, сморкнулся; в хамсин нос Наума всегда припухал. -- А
ведь  он -- враг!  Заклятый! Тут, Гриша, смысл философии всей: победим мы --
Израиль станет научным и культурным маяком -- к нему  потянется и русское, и
европейское, и американское еврейство.  Только тогда он  наполнится  молодой
кровью  и  --  выживет!..  Победит  наш  индеец  --  конец!  У  Израиля  нет
"серединного  решения"... Или-или... "Запад есть Запад, Восток есть. Восток,
и с места они не сойдут..."
   Наконец  машина вырвалась  из  Тель-Авива.  Куда  мчим?  "Прикатим,  --
ответил  Наум,  чихнув, -- увидишь...  Понимаешь,  колесо  совершило  полный
оборот. Когда  мы  приехали, дома  стояли  пустыми.  Работы  не было. Сейчас
наоборот. Спасибо Бегину  - домов нет... За то  технари на  вес золота... Не
веришь?
   -- Чудес на свете не бывает.
   --  Израиль  без  чудес  --  не  Израиль.  Сто  или  двести  москвичей,
ленинградцев, киевлян достигли примерно таких же позиций, как я...  Нанимаем
мы! Скажем, в  Бершеве Фима  Файнблюм,  бородач. Местные "господа  бершевцы"
окрестили его  "руководителем русской мафии". Берет русских с  ходу-- как же
не  руководитель  мафии? Каждую новую фамилию вводит в компьютер.  Компьютер
"женит..." Мы устроили уже тысячи людей. Без нервотрепки, семейных драм.
   --  Слишком  сладко ты поешь...  А если  прибыл такой ученый, как ты, и
ходит  по  Израилю,  как  ты.  В  одном  тапочке. Из-под всех  заборов  лает
местечковое кодло, что тогда?
   -- "Эзра!".
   -- Какая еще, к лешему, Эзра?
   -- "Эзра" на иврите значит -- помощь. Когда мы организовали "Эзра" пять
лет назад, нас было трое: я, Дов и Яша... Мы отчисляем от своей зарплаты три
процента. Теперь в обществе более пятисот душ. На сундук с деньгами посадили
Яшу. Регина не понимает, бранится,  а  для него  это спасение.  Живая  вода.
Только  потому  и вышел из  депрессии... Мы  не  одалживаем деньги, а просто
даем. "Эзра!" Мы раскидали, наверное,  сотни безвозвратных  ссуд, и  не было
случая,  чтоб  человек,  устроившись  на  работу, не  вернул  деньги... Нет,
никаких расписок  не берем. Ученый или инженер приходит,  рассказывает и  --
получает деньги.
   Машина  свернула в  сторону  моря.  Потянуло  свежестью, запахом  иода,
водорослей. Заскрежетали тормоза.  Уперлись  в  шлагбаум,  полосатый,  как в
николаевской России. Наум показал какую-то карточку в плексигласе. Часовой с
автоматом "Узи" протянул руку и за моими бумагами.
   -- Со мной! -- бросил Наум; шлагбаум открылся мгновенно. Мы рванулись с
места, ветер засвистел, влажный, теплый.
   -- Слушай, Наум! А как вы ладите с правительственными учреждениями?

   -- Вывели их за скобки.
   -- То есть? Они все-таки власть на Святой земле.
   --  В  этом  и парадокс! Мы на одной  земле существовать не  можем.  На
Святой тем более.  Государственныйчиновник  породит тысячу бумаг прежде, чем
одолжит человеку тысячу лир под зверские "старушечьи" проценты... Мы,  как я
сказал,  не  одалживаем.  Даем.  Чистыми  руками  Яши.  Никаких процентов  и
обязательств...
   -- Наум, а есть еще подобные "Эзра"?  На других комбинатах?  Если бы вы
все объединились...
   --  Чтоб  все  русские  объединились?! Скорее,  Иордан потечет  вспять!
Могила и советская власть свою работу сделали...
   -- Идея, возможно, сплотит ?.
   -- Какая идея?
   -- Избавить Израиль от "ада абсорбции"...
   -- Отогнать чиновников от кормушки?! -- Наум хмыкнул.  -- Это никому не
удавалось, ни в одной стране. Даже Хруща из-за этого скинули.
   -- Но в Израиле необычная ситуация. Чиновничество, по сути, кормится не
государством, а деньгами  американских евреев. Послать  людей  "Эзра" во все
еврейские общины, дать  общинам то,  что никогда  не давал  Сохнут: отчет за
каждый  доллар. Начать  с малых сумм,  завоевать  доверие и, в конце концов,
перебросить американские деньги от Сохнута на всеизраильский комитет "Эзра",
волонтерский, избранный, свободный от чиновничьей...
   Наум усмехнулся: -- Прирежут! Немедля!
   Я  глядел на пустынные берега  с желтыми песчаными буграми. Куда  же мы
все-таки едем? ...Наум заговорил о другом, о том, что, видимо, его мучило.
   --  Наша боль,  Гриша, "прямики". Яков  не  преувеличивает... Мы дорогу
сюда пробили грудью, голово-о-ой.  А кто  за нами пошел?.. Теперь вступили в
действие новые  законы. Уж не только  слухи  о смерти Иосифа или омытарствах
Гуров  и других  порождают "прямика". Сейчас едут к родным, друзьям, соседям
-- нынешним американцам, австралийцам. Едут даже самые законопослушные, рабы
по  духу... Россия опротивела  даже  им. Бытовым антисемитизмом. Отсутствием
колбасы, молока...  -- Он  усмехнулся. --  Словом, едут  сплошные  шпиены...
Кстати, ты знаешь, чем кончил "настоящий  шпио-он"?.. Да был такой старик...
как  его? Семен..  Семен, как  его?  Бог  с ней, с фамилией! летел с нами  в
Израиль, а  через год, как ему  было предписано, вернулся в Москву, выступал
по телеку, клеймил  сионистов... Вспомнил эту историю?.. Так вот!  Отравился
старик свободой. Все ему стало в Москве немило. Туда  не ступи, то не скажи.
К  тому  же  соседи  сторонятся,  родные  дети  и  вовсе  не  разговаривают.
Запросился снова в Израиль, настоящим  иммигрантом. Гебисты  похохотали  над
ним и... дали  визу в Израиль. Из Вены  позвонил  Могиле,  просит  денег  на
дорогу.  Могила  аж  руками  развел.   Дал  денег.  Здесь   помыкался  Семен
один-одинешенек.  Кто  только  в  него ни плевал!  С горя женился в Хайфе на
портовой проститутке, а недавно  --  повесился... Ну, скажи, шпион  это? Или
еще одна еврейская судьба-а?..
   Ладно,  вернемся к главному.  Что делать с  "прямиками". Алеф! Евреи, о
которых  твердят,  что  они  хитры,  оказались  наивно-податливы  глобальным
обманам:  Ленину и прочим  утопиям. Не делают выводов,  хотя бы  на  два-три
поколения вперед. Если существует национальный характер, то именно это в нем
есть. Бет!  Обожглись на  советской мякине,  так уж и  от  собственного дома
рысцой-рысцой.  Скачут, негодники, из  галута  в  галут. Отстраиваться -- до
новой  резни.  Наум обхватил  руль  изо  всех  сил,  пальцы  побагровели,  и
вскричал, видно, выстраданное, хранившееся где-то в глубине души:
   -- Ка-аждый, кто едет мимо Израиля,  плюет мне в лицо! Ка-аждый плюет в
лицо! Бросают  нас  на расклев жулья, от которого  не продохнуть...  Что? --
вскричал он необычно пронзительным, почти визгливым  голосом. -- Оставь свои
хьюмэн райты  Яше. Он всегда был с "пунктиком".  "Зе-емский  доктор"...  Или
Дову.  У того лагерные раны гудят к непогоде... Челове-эческая личность! Это
звучит  гордо...  Слыхали-читали. Нам государство  надо  строить! Раз в  две
тысячи  лет такое выпало... Евреям надо  удержаться, любой ценой... Что? Все
государства основаны на крови! Но  крови черных,  белых, желтых!  Гегель  не
самый последний  идиот,  -  он  писал  черным по белому,  ВСЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ
РАЗУМНО... Да,  возможно, кровью  писал.  Своей  и чужой  вперемешку. Других
путей нет!.. Мало, что я раньше говорил. Я в евреев верил, в русских евреев!
На американских  давно рукой махнул! Жалеть дезертиров?.. Рано или поздно --
устраиваются  все!  "Эзра"  поддержит!  Получил  вызов  из Израиля  --  будь
любезен...  Будь я  проклят,  если я  не придумаю  вызов  евреев  из  России
напрямую...  По этапу? Как  зеков? Как  хочешь, так  и называй. Напрямую  --
Москва -- аэропорт Бен Гуриона. Или  в Израиль -- или ты не еврей... подохни
в столице нашей бывшей  родины. Подохни вместе с выводком своим. -- В голосе
Наума  послышались истерические ноты. -- Продают нас за чечевичную похлебку,
про-одают!..  --  Он  задохнулся от ярости. -- А  будешь  в  своих  писаниях
защищать  "прямика", мол, гуманизм,  свободный  выбор и прочее, желаю тебе в
будущей книге какого-нибудь  скандального ляпа. Такого ляпа желаю,  чтоб все
погонщики мулов увидели,  что  ты в  Израиле  не  разглядел сути, вообще, не
понял  ни  аза!  Чтоб   над  тобой   ржали  все  ослы  Ближнего   Востока...
Гуманисты-онанисты! --  Голос  его пресекся. -- Ты цифры знаешь, грамотей?..
Из  Москвы  в  этом  году  100%  мимо  Израиля,  из   Ленинграда  --  99,8%.
Мимо-мимо-мимо  Третьего Хра-ама!.. --  Это  уж  была  истерика. -- Куда  ни
уползут дезертиры, мы им та-ам создадим та-акую жизнь!..
   Я прервал его вопросом о Сергее. -- Что это  был за звонок в Вашингтон?
Что сообщили Сергуне?.. Могила остался? Это и устрашило парня?
   Наум затормозил. Меня бросило вперед, едва головой в ветровое стекло не
ткнулся. Он снял очки. Глубокие глазницы его были полны слез.
   -- Я  во всем-всем винова-ат. Один я! Зачем я их  притащил назад?! Жили
бы, как люди, в твоей Канаде... -- Наум остановил машину, и не мог вести ее.
Сгорбился почти до руля и вдруг разрыдался.
   Я ругал себя на  чем свет стоит. Влез все-таки! Наверное, Гуры спустили
Сергуню с лестницы... А Геула? Ей тридцать пять, поздняя любовь. Ведь сказал
себе -- не касайся открытых ран. Идиот!
   Наум выбрался из машины, постоял возле нее, на обочине, затем снова сел
за  раскаленный  солнцем  руль,  отдернул ладони,  наконец,  преодолел  боль
обожженных рук, сказал обессиленно:  "Извини, Гриша!",  и вот мы  подъехали,
наконец,  к  зеленым  армейским машинам,  к  странному  сооружению из  труб,
похожих  на перископы.  Вокруг  белые  вагончики  с кондиционерами. Ящики  с
кока-колой  и  соками стоят  прямо на  земле. Двое  военных спорят о чем-то,
прихлебывая кофе из бумажных стаканчиков.
   Оказалось, мы  прибыли на испытание нового оружия. Катерок  тащил  -- в
багровом  закатном  Средиземноморье  --  на  длинном  канате  щиты.   Грохот
реактивного  самолета  обрушился с неба обвалом.  Отгрохотал гром  небесный.
Щитов на воде больше не было.
   Наум припал глазами к своим "перископам". Недалеко  от берега все время
вертелась маленькая моторная лодка.  Делала вид, что  ее нет, но, как только
море вставало на дыбы, тут же приближалась к опадающим "смерчам".
   Наум оторвался  от  трубы  и сказал:  --  Если  б  я не знал,  что  это
любопытный еврей, я бы мог подумать, что это шпион.
   От нашего бивуака  отделился  зеленый "джип". Никто не обратил на  него
внимания. Через некоторое время "джип" вернулся,  и офицер, выпрыгнувший  из
него, сказал: -- Проверили! Действительно, любопытный еврей. Едва прогнали.

   Солнце  зашло,  ветер  стал  холодным, я  начал  пританцовывать, тереть
посиневшие пальцы. Взрывов  этих я  нагляделся-наслушался за  свою юность --
жизней на десять.
   -- Н-наум, -- сказал я ему. -- Зачем ты  меня сюда привез?  Тут военные
секреты. Супер оптика. Наум засмеялся. -- Этот военный секрет я повезу через
неделю   в  Париж.  На  международную  авиационную   выстав