все  хирурги, во главе  с  <1416">Розенгардом, --
смотреть русский метод. Доктор <1417">Гур  выписал  генерала Эйтана из
больницы через пять дней...
   Недели  через  две  зазвонила  в  кармашке  доктора   Гура   моторолла.
Взволнованный  голос  госпитальной  телефонистки  сообщил,  что  его  просит
позвонить по такому-то номеру генерал <1418">Рафаэль Эйтан. -- Зажило,
как на собаке!  --  послышался в трубке хриплый  и  веселый голос. -- Сейчас
заеду!
   <1419">Рафуль  прикатил  в  госпиталь,  зашел  в  кабинет  Яши  с
деревянной скамеечкой подмышкой.  На высокой  спинке  скамеечки  был вырезан
ножом пиратский корабль, несущийся под всеми парусами. -- Это тебе!  Поставь
сюда,  начальство войдет, носом прямо в  корабль. -- Снял с плеча  громадный
пистолет-пулемет:  не захотел оставлять  его  в машине.  Оперся о стол, стол
зашатался.  --  Будет  время, приеду, сделаю распорки. Негоже, чтоб  у  тебя
шатался стол.  А  как  стул?  Тоже? Все  обновим!  <1420">Ждем тебя  в
субботу. Моя жена и я приглашаем на <1421">шабат.
   Подружились   Яков   и  Рафуль.   То   Рафуль   к   Яше,   то   Яша   к
<1422">Рафулю, захватив,  по русскому  обычаю,  пол-литра. Как-то  Яша
приехал в поселок, где жила семья <1423">Рафаэля Эйтана. Эйтан возился
в  столярной  мастерской,   клеил  какие-то  стулья.  Похоже,  и  впрямь,  в
знаменитом генерале израильской  армии жил столяр-краснодеревщик. -- Ты чего
принес? -- Он кивнул на пакет в руках Яши. -- Опять?
   --  Опять, --  виновато  подтвердил  Яша.  Рафуль  взял бутылку,  выбил
ладонью  пробку, запрокинул  коротко  подстриженную голову  и  --  в бутылке
осталась треть, не более. Выдул, словно он не генерал, а русский мастеровой.
   -- А я и есть русский мастеровой, --  подтвердил Рафуль. Оказывается, в
этом поселке все из России. И фамилия родителей Эйтана была некогда - Орлов.
Да и внешне он походил на сибирского  мужика. Чалдон из глубинки. Невысокий,
плечи крупные, лицо красноватое, обветренное. Взгляд прямой, пристальный. --
Когда гуляли еврейские праздники, -- сказал Эйтан, отрываясь от ножки стула,
-- то три дня вся деревня была в стельку!
   -- Значит, и вы еврейский мужик! -- вырвалось у Яши почти испуганно.
   -- А что, есть еврейский мужик, который доставляет тебе неприятности?
   -- Есть один, -- неохотно признал Яша.
   -- Считай,  что его нет! - пробасил Рафаэль Эйтан. -- Израильская армия
берет  тебя  под  свою защиту...  Подождешь?  --  Он  показал  на  последний
колченогий стул.
   Яша  с  удовольствием вдыхал запахи столярного  клея,  сосновых  досок,
припасенных для чего-то. Рафуль оторвал сломанную  ножку стула, взял  доску.
Пощупал ее, поглядел края на свет.
   Мужик!  Яше  было  приятно,  что  Рафуль  похож  на сибирского  мужика.
Сибирский мужик бескомпромиссен, прост. А какой и мудр. Он глядел на то, как
шаркает  Рафуль  рубанком,  и   думал  о  том,   как  повезло  Израилю,  что
<1424">Голаны во  время  войны Судного  дня  оборонял  Рафаэль  Эйтан.
Многие  ли  могут оставаться  в траншее,  не  побежать, когда на  них  лезет
восемьсот танков Т-54...
   -- Пират, ты  по-прежнему  воюешь  с правительством? -- Эйтан приподнял
голову.
   -- Нет!
   -- Ослаб?
   <1425">-- Н-не думаю. После войны Судного дня ежу ясно, что перед
нами  за люди. -- Он помолчал. --  Не заблуждаются они, а не желают перемен.
Хотят, чтоб мы так и гнили. Стоя!
   -- Вот как? Что же делать?
   -- Ну, поскольку меня  теперь поддерживает  израильская  армия, я знаю,
что мне делать...
   Рафуль  расхохотался, положил руку  на плечо  Яши.  Ручка  у него  была
тяжелая, крестьянская. -- Расскажи, пират, почему русские едут мимо? Знаешь?
Это меня беспокоит, пират. Каждый кричит свое, а -- в чем дело?..
   Доктор <1426">Розенгард теперь каждый раз хлопал Якова по спине и
спрашивал,  как  жена,  сынки? Очень  за них беспокоился... Спустя некоторое
время  обронил: -- У тебя  нет гордости!..  В Израиле освободились два места
заведующих отделениями, а ты не подаешь документы. Подавай, и - уходи.
   Яша   <1427">обессиленно   плюхнулся   на   свой  венский   стул,
проклеенный только что <1428">Рафулем. -- Доктор Розенгард,  а почему?
Что я, бельмо на  глазу? Все ребята, все сестры ко мне чудно относятся. Я их
учил и -- выучил. Никаких грубых ошибок у меня, по-моему, не было.
   Розенгард  был  питомцем  американской  школы,  впитал в  себя  все  ее
особенности. -- Какие-то вы, русские,  непонятливые! -- сказал  он. --  Тебе
надо слетать в Штаты... хотя бы на месяц. Опаснее всех тот, кто знает больше
тебя, умеет -- лучше! Ясно? Нет?! У тебя опыта больше, чем у меня. И делаешь
ты многое лучше меня. Так кто ты мне -- друг или враг?! Я здесь заведующий!
   Через неделю он сказал уже с раздражением: -- Я  звонил  в комиссию! Ты
не подал бумаги. У тебя что, нет желания работать самостоятельно?..
   --  Есть!  Но  я  не сторонник  авантюр.  У  нас есть  хирурги, которые
родились в Израиле. Учились в Штатах. Воевали во всех войнах. Наверное,  они
имеют больше прав стать заведующими.
   -- Оставь  эти  свои советские штучки! В хирургии  решает  талант, а не
анкета. -- И  вдруг как закричит:  --  Ты  что, не понимаешь, нам вместе  не
работать!  Садись,  заполняй  анкеты!  Я привез все, что надо! Проси  у этих
скотов себе должность!
   Через   месяц  Яков  <1429">Гур  получил  официальное  извещение.
Такого-то       числа-месяца       заседала       Центральная       комиссия
<1430">Купат-Холима.  Доктор  Яков Гур единогласно  избран  заведующим
хирургическим отделением в городе Афула.
   Яша,  по  правде  говоря,   не   поверил.  Решил,  кто-то  из   дружков
разыгрывает.  Не было еще русских <1431">олим  заведующих отделениями.
Не подпускали к "феодальным"  должностям. Заставил перечитать бумагу Регину,
у которой, как  считал, с ивритом получше. Она  пробежала взглядом, кинулась
обнимать.<1432">  Гуры  гуляли почти неделю:  гости катили волнами. Со
всех городов Израиля.
   В   те   дни   мне  прислали  приглашение  из  Канады,  из  Торонтского
университета.  Просили   прочитать  в  новом  учебном  году  курс  лекций  о
современной русской литературе. <1433">Гуляние продлили...
   Затем мы с женой уехали  в отпуск на границу с Ливаном. Вернувшись, раз
в неделю  звонили Яше, слыша в ответ неизменное: "Тянем!" Только голос у Яши
становился все глуше, порой в нем угадывалось отчаяние: <1434">'Тянем,
потянем, вытянуть не..."
   Однажды  набрал  <1435">яшин  номер,  --  трубку  взяла   Регина.
Ответила каким-то зажатым, незнакомым голосом: -- У нас беда!
   Мы  мчали к  Яше,  срезая  углы. Поворачивая, на полупустых улицах,  на
красный свет.--  Передо мной все  время горит  красный свет!  --  закричал я
оторопевшему полицейскому в лицо. -- Так и ждать?!
   Пришла беда  -- отворяй ворота. Внезапно пришла только для меня. И Яша,
и Регина ждали чего-либо  подобного давно...Когда Яша  приступил к  работе в
дальней старенькой больнице, ему "забыли" дать ассистентов, на которых можно
было  оставить  больницу хоть на час.  Он  умолял прислать  старшего  врача.
Приходили с направлениями почему-то только вчерашние студенты, от  которых в
операционной нельзя было отойти ни на шаг.
   И недели не прошло, в больниуе началась забастовка, Забастовали сразу и
врачи,  и сестры,  и  санитары.  По  Израилю  поплыл  слух,  что  с  русским
отказываются  работать...Яша  собрал  врачей и  сестер,  спросил  устало,  с
досадой: -- Вы рук моих не видели, словом со мной не перекинулись, почему вы
требуете, чтоб я ушел с работы?
   Оказалось, лично против доктора <1445">Гура израильтяне ничего не
имели.  Но  в  тот день,  когда  Гур прибыл, из Купат-Холима  сообщили,  что
открывается второе отделение хирургии -- ради него-то  Гур и появился,  -- а
людей не добавят. А в больнице и без того работали порой по двенадцать часов
в сутки.
   Яша сказал, что это  вранье. Никакого второго отделения не будет. И все
же   вышла  на   работу   только   половин<1446">а.   Остальные  ждали
официального разъяснения из Купат-Холима.
   Яше редко  удавалось  ночевать  дома,  он  крутился,  не  присаживаясь,
"нянькой для  всех".  Один --  на  вечном дежурстве. Через несколько месяцев
сплошного  аврала, нервотрепки, перебоев с медикаментами  Яша  почувствовал,
что  "выжат" до  предела.  Даже подняться  после короткого сна было  трудно.
Регина пыталась  подбодрить: -- Ты всегда говорил, мафию не  одолеешь. А вот
ведь!.. -- И готовила ему бифштексы "с полкоровы", с зеленой травкой, как он
любил.
   В конце  концов  Яша  позвонил  профессору  <1447">Розенгарду,  с
которым у него  остались  отношения самые дружеские, почти душевные.  Доктор
Гур был, по словам <1448">Розенгарда, самым лучшим человеком, которого
он только  встречал...Яша  сказал  Розенгарду,  что он выжат, как  лимон,  а
оставить  от<1449">деление не  на  кого. Розенгард немедля прислал Яше
своего  старшего  врача.  Яков  познакомил  его   с  больными,  сел  в  свою
<1451">"форд-кортину",      посадил       рядышком      Регину,      и
<1452">порулили вниз к Мертвому морю, где заказали номер в гостинице.
   Дальше  этого  места Яша,  которого  я  отыскал  в  больничной  палате,
рассказывать не  мог. По  большому  доброму лицу  его,  наполовину  скрытому
повязкой,  потекли слезы. Досказала Регина, кусая губы, <1453">страясь
не разреветься.
   Дорога к Мертвому морю  трудная.  Теплый провал в земной коре, ниже нет
на земле места. Крутой серпантин. Вниз и  вниз... И  вдруг Яша, на одном  из
поворотов, говорит Регине: -- Я не вижу дороги!
   Регина  стала корректировать, сама не  водила машину,  дотянула Яшу  до
гостиницы,   как  поводырь  слепца.   Прибыли,  внесли  в   номер  чемоданы.
Отдышались:  номер хоро<1454">ший, с кондиционером. Ветерок  дует. Яша
спросил жену, который час. Был полдень. А для Яши -- наступила ночь...
   ...Спустя  месяц я уезжал. Приехал прощаться.  Яша сказал, что глаза --
ничего. Правда, очень узкое поле зрения. И какой-то туман...
   Установили, воспаление сетчатой оболочки  глаза. Перенапрягся.  Нервные
стрессы... Он принялся наливать мне коньяк и стал лить мимо рюмки.  Я взял у
него бутылку. Он попросил виноватым голосом:  -- Налей мне  тоже. Справим по
хирургу Якову Гуру поминки. Не встревай, жена! Поминки дело тихое...
   Я  объехал  всех  Гуров.  Наум  просил меня  вернуться. Убеждал,  что в
Америке я не  уживусь.  Да и как ужиться? -- Понимаешь, Гриш, американцы  --
рабовладельцы. Раньше у них рабы были черные, теперь --  зеленые. Рассказал,
что работал в Штатах,  рядом с ним,  югослав.  Хороший инженер, на  такой же
позиции, как и он. Ему,  Науму,  как  и  остальным американцам  на  подобных
должностях, платили  шестьдесят  тысяч  в  год.  А  югославу --  пятнадцать.
Спросил  он, Наум,  у  босса, почему такая несправедливость?  --  Так  он же
зеленый! -- воскликнул босс. -- В Америке без году неделя, и десяти лет нет.
<1455">--  А  я?  --  Ты  --  гость.  Прилетел-улетел,  а  югослав  --
иммигрант. Я ж тебе сказал -- <1456">зе-ле-ный!
   Очень просил Наум, чтоб не остался  в Америке. -- ...Они рабовладельцы,
-- кричал он, когда я садился в машину. -- Как были, так и остались!..
   <1457">Дова  я  отыскал  в  его комбинате. Он стеклил  крышу.  От
застывающих  в  формах  бетонных  панелей  подымался  белый парок, духотища.
Спустился    ко   мне,   буркнул    со    свойственной    <1458">Гурам
определенностью: -- Гриша, если зацепишься  там, молись! В Израиле  выживает
кто? Кто с нашим еб...н<1459">ым  правительством шары-вары крутит. Или
как я: от ихнего <1460">"изьма" в сторонке. Своя крыша -- свои мыши. А
ты кто? Ты, извини, гуманитарий, значит, навсегда <1461">подмогильный.
На крючке. Так что, если зацепишься... -- И он сунул  мне  свою жесткую, как
коряга, и почти черную руку.
   <1462">Геула и  Сергей  не отвечали. Я звонил,  стучал  кулаком в
дверь.  Никого.  Заехал к  ним раз, другой. Наконец  в день отлета. Стучал в
дверь так долго, что из соседней квартиры вышла соседка-марокканка.
   -- Они  уехали, --  буркнула  она  мрачно. -- Навсегда уехали!.. Третий
день, как уехали!
   -- Кто? -- воскликнул я  оторопело. --  Геула?! Сергей?! Этого не может
быть! Геула сидела за Израиль в тюрьме!
   -- Уехали, говорю! Все русские бегут. Вот и они...
   9. 2,000 ЛИР
   Я  был  так ошеломлен,  что,  отыскав  телефонную  будку,  набрал номер
<1464">Лии.  Услышав  ее  тихий голос,  сообразил, что  новость  может
оказаться  для   нее  роковой:   она  только  что  поднялась  после  второго
ин<1465">фаркта.  Нажав  на  рычажок,  позвонил <1466">Дову.  Не
знаю, рулил он на своей  <1467">"пожарке" или летел, но через  полчаса
он подъехал к  дому  <1468">Геулы. Дернул дверь  квартиры на себя, она
открылась безо всяких ключей. На пустом столе белела записка.

   <1469">"Лия,  дорогая  наша мама.  Мы уезжаем  из Израиля.  Иначе
погибнем.   Полетим   в   Италию   или  в  Вену,  или  еще  куда,  где  есть
<1470">"Хаяс".  Появится  адрес;  сразу  напишем.  Мама,  умоляем,  не
волнуйся!

   Обнимаем всех наших. Целуем тебя, мама. Гуля, Сергей.<1471">"
   <1472">Дов взглянул на меня, я -- на него.
   -- <1473">В-вот, дали  год... --  Он, наконец, обрел дар речи. --
<1474">Серегу  кто-то трахнул  пыльным  мешком  из-за угла, испугался,
сердечный...    Но   --   Гуля?   <1475">Гу-уля?!   --   Он   повертел
<1476">обескураженно бумажку  в руках;  письмо Геулы было написано  на
обратной    стороне    официального    бланка    <1477">Иерусалимского
университета. Дов впился в него глазами.
   --  Да  это договор!.. Не о <1478">"Черной  книге<1479">"?!
Черта с два! "Евреи  в  Киевской  Руси". Тема, конечно,  актуальнее  "Черной
книги<1480">"... Слушай, не тут ли собака зарыта?
   Мы  принялись  переводить.  Договор  был  между  <1481">Геулой  и
"подвальным   царством   <1482">Шмуэля",   как   называли   Центр   по
исследованию  еврейских  проблем,  расположенный  в  полуподвале  одного  из
университетских корпусов. Судя по дате, договор прибыл день или два назад.

   Договор  был  позорный,   казуистический.  Эмигрантский.   Пожалуй,  он
выделялся      и      среди     эмигрантских.     Исполнительница      Геула
<1483">Гур-Левитан,  естественно, никаких  прав  на  работу не  имела.
"Денежное вознаграждение" назначалось вдвое  меньше минимальной  зарплаты  в
Израиле.  К индексу цен не  прикреплялось.  Это означало,  что при  нынешних
темпах девальвации  израильской лиры, "вознаграждение" уже через полгода-год
стало бы  грудой мусора. Об этом <1484">Шмуэль Митинге<1485">р и
его   канцелярия  знали  точно,  и   потому  в  договор  был  включен  пункт
<1486">N  <1487">2-б:  <1488">"Вышеуказанная  сумма...  не
изменится  ни по  какой  причине, хотя бы исключительной".  Более того, чтоб
исполнитель навсегда остался невидимкой, безымянным "сезонником", не вздумал
вдруг апеллировать к профсоюзу, добавлен специальный пункт <1489">No8:
"Настоящим  провозглашается...  что  отношения  между  сторонами  -- это  не
отношения  между  работником  и  работодателем,  хозяином  и помощником,  но
исключительно      отношения     ме<1490">жду     обслуживающим      и
<1491">обслу<1492">живаемым...     госпожа    <1493">Геула
<1494">Гур-Левитан  не   будет  претендовать  каким-либо  способом  на
получение от <1495">"центра<1496">" прав,  вытекающих из рабочих
отношений<1497">..."
   -- Плантаторы! Гады! -- прорычал  <1498">Дов. --  Распоясались до
того, что  в  официальных  документах возглашают, что нанимают  раба... И не
стыдятся, а?  Слушай,  да  это  почище  <1499">Ашдода?  Кого в  вечные
сезонники?  Гулю!..  <1500">Ашдод! <1501">Ашдод им нужен, сукам!
Кол  в задницу! Врубил же  им <1502">Володька-математик: "Ничтожества!
Большевистские  гниды!" И не дал  себя  обобрать!.. Забаррикадировалась бы в
кабинете <1503">Шмуэля, объявила бы голодовку... <1504">Э-эх!..
   Я    усомнился,     правильно     ли     перевели?     Постучался     к
<1505">соседу-сабре...  Все  точно!   Похоже,   <1506">Митингеры
перешли   в   общее   наступление.   Только  что  его   жена,  преподаватель
<1507">Ривка Митинге<1508">р,  катапультировала двух  ученых, не
пожелавших приписать  ее имя к своим открытиям.  В тот  же  день  подвальный
"Центр" отправил <1509">Геуле это "свидетельство раба".
   Дов исследовал  брошенную квартиру; мебель и холодильник не продали, на
плите  <1510">сережкин  зеленый  чайник   со  свистком,   в  ванне  --
<1511">гулины духи, расчески. В раковине -- сажа. Жгли бумаги. Все это
походило на паническое отступление  во время войны. Танки врага  ворвались в
город --  хозяева бежали...  Дов снова взглянул на  записку.  "Мы уезжаем...
Иначе погибнем..." У него вырвалось с болью:
   -- Кого испугались?! Да звякни они мне...
   Я тяжело опустился на стул.
   Иммигранты  из  России  называли  подвальное  царство  Шмуэля  доильным
аппаратом  системы "Елочка".  "Елочки" стоят в  СССР в совхозных коровниках.
Стойла  расположены  под  углом, и  все  вместе напоминает  по  форме  елку.
Иммигрантов  из  России,  как  коров,  отдаивали  партиями.  Отдоили  -- иди
гуляй...
   Доильный аппарат "Елочка" работал бесперебойно, пока не стали приезжать
профессионалы. Доктора наук  не  хотели,  чтобы  с  ними обращались,  как  с
животными.  Не  желали  подписывать контракты, в  которых  юридически  точно
указывалось, кто они есть...
   Не желают  подписывать  "свидетельства  раба" -- пусть  таскают  уголь.
Свободными людьми...
   --  Вы нам не нужны,  -- заявил моему знакомому, журналисту  из Москвы,
один из  "дояров".  --  Вы человек  пишущий.  А  нам нужны  поставщики сырых
фактов.  Информационные доноры. А писать и исследовать  будем сами. Са-ми!..
Если с Наумом не церемонились, то уж в "гуманитарном углу!.."
   Мы вышли из квартиры, которую  Дов запер и поставил на дверь печать при
помощи  сургуча  и  монеты в пять лир. Затем  позвонили Науму. Тот прихватил
Яшу, заявившегося со своим докторским саквояжем. Поохали, отправились к Лие.
   Лия  мяла  в руках записку  и плакала. Наум  два<1519">жды снимал
телефонную трубку и клал  на место. Не  хотелось ему звонить Могиле. Ох,  не
хотелось!.. Но как иначе узнать, куда их прибило? Куда ему, Науму, лететь?

   В голосе Шауля не было удивления: -- Убежали?.. Даже матери не сказали?
   Нет, он не хотел звонить ни  в  Рим, ни в  Вену. С "Хаясом" он дела  не
имеет.Однако  голос его  стал обеспокоенным,  едва  он  узнал  о записке  на
оборотной  стороне "подвального" контракта. -- Приезжайте ко мне!  -- сказал
он  резко. --  Подумаем  вместе. Наум направился  к  дверям под  наставления
семейства: -- Не унижайся перед ним, сынок!
   -- Не давай ему договора в руки! Ух, сука с арабского шУка.
   Шауль бен  Ами  прочитал мятую  записку,  изучил договор. В одном месте
Лия, теребя бумагу, затерла буквы, поглядел сквозь лупу.
   -- М-да!..  Рабский, говорите,  контрактик? Допустим...  Но из-за этого
уезжать? Позвонила бы мне.
   -- На похоронах  все  умные и добрые! -- вырвалось у Наума. -- Помогите
хоть теперь. Я хочу  немедля вылететь  к ним. В каком они  "Хаясе"?  В Риме,
Вене, Брюсселе? Для вас узнать -- минута времени.
   Шауль сцепил свои руки, хрустнул пальцами.-- Спешка  тут  не нужна! Раз
они не предупредили даже  вас, состояние их легко представить. Поругаетесь с
ними, и только. У меня есть к вам предложение.
   Предложение было заманчивое. Он, Шауль, дает деньги. Наум объезжает все
отделения  <152