кто  тебе  эта  <515">Геула?  --  Голда  снова  взглянула   на
собеседника  испытующе. --  ...  Кто она?..  Историк-доктор?  Боюсь,  она не
найдет здесь работы... Иосиф поднялся. -- Я так и думал. В голосе нашей Гули
всегда слышится какой-то обертон... -- Иосиф!  - воскликнула Голда. -- Я  не
сказала о ней ничего плохого!  Но Иосифа  <516">Гура в кабинете уже не
было. Он  шел к  воротам,  стараясь  унять раздражение. Хотя о его визите  к
генералу  <517">Ариэлю Шарону не было сейчас произнесено ни  слова, он
почувствовал, что  <518">Голду волнует  не  столько их судьба, сколько
иное: с кем  пойдут  русские евреи?  С ней  или  с  Ликудом  --  многолетней
оппозицией?  Против  нее...  Иосиф  после разговора  с <519">Голдой  к
официальным лицам  более не ходил. <520">"У  меня к ним идиосинкразия,
--  говорил  он.  --  Отравился  <521">"кухней   <522">Голды"...
Продолжал  обивать  пороги<523">, только <524">Дов. Он, наконец,
точно  выяснил,  кто именно  в <525">"орвеловском  министерстве  имени
<526">Пеледа", как  он называл  министерство  абсорбции,  распределяет
средства. Наконец, Высокое Лицо  согласилось его принять. Дов  положил перед
ним чертежи домостроительного комбината,  в который он хотел превратить свою
убогую  площадку для  отлива  блоков.  Заключения  экспертов. Две  разбухших
папки. -- Что  даете вы? --  жестко спросило Высокое Лицо, косясь на подписи
экспертов.  Дов  сообщил  деловито, без улыбки: -- У меня в кармане  вошь на
аркане! Ну,  железные  подкосы, песок, цемент, когда выцарапаю. Высокое Лицо
не поняло. Затем усмехнулось  и стало ронять стереотипные  фразы  чиновников
министерства  абсорбции: -- Государство  --  не  дойная корова...  фонды  не
предназначены...  Можете  оставить  документацию...  На очередном  заседании
межминистерской комиссии... И  вдруг лицо его  подалось  вперед и, казалось,
чуть  заострилось, как у гончей, почуявшей добычу: -- Слушай!  А  ты  не  из
Риги<527">?!.. Дов  собирался уж ответить уныло, что, мол,  нет, не из
Риги, но увидел,  как преобразилось,  зажило  лицо  чиновника.  Тугие, как у
младенца, щеки стали наливаться вишневым цветом. И Дов подтвердил, как нечто
само собой разумеющееся: <528">--  А то откуда же! В Риге он не бывал,
но  зато сидел на Лубянке  с полусумасшедшим рижанином,  который  целые  дни
бредил  Ригой;  ходил  по  камере  и  твердил сомнамбулически: "<529">
Жде<530">шь  на  углу  Суворова. И в  <531">"Блаз-му"  на  новый
фильм... А потом вечер в <532">"Грибке<533">"... Боже, как ели в
"Грибке<534">"!..      А     утром     с      <535">Мартой     в
<536">Сигулду!.." Дов закрыл глаза  и начал бормотать сомнамбулически,
почти как сосед по <537">лубянской камере: -- Наколешь девочку на углу
Суворова... И в <538">"Блазму", на новый  фильм... Если девочка теплая
-- вечер с ней в "Грибке<539">"... <540">Ма-ать твою...  как ели
в "Грибке"!  А утром девочку под крендель и -- в "Сигулду<541">"!.. --
Дорогой  мой!  -- вскричало Высокое Лицо,  вскакивая на ноги.  -- Что же  ты
сразу не сказал, что ты из Риги?! Я так скучаю по Риге! По летней прохладе в
<542">Дзинтари!.. Они стояли, полуобнявшись,  вспоминая  родимую Ригу;
затем  Высокое  Лицо,  улыбаясь  <543">Дову,  как  брату,  достало  из
несгораемого шкафа бланк и спросило: --  Сколько?.. Дов  глядел завороженно,
как  плодятся на  бумаге черные  нули.  Он  схватил  документ  и  вылетел из
кабинета, не  веря  самому себе. Остановил свой красный <544">машинчик
возле первой  телефонной будки. Специальных жетонов для разговоров у него не
оказалось. Он трахнул по  телефону  кулачищем, жетоны зазвенели, посыпались,
только собирай. --  Отец! -- забасил он на всю улицу. -- Повернулась  она ко
мне,   сука!..  Что?  Абсорбция   --  сука.   Не  задом  повернулась,  а  --
<545">Пеледом!..  Пеледом,  говорю.  Понятно?! Я искренне радовался за
<546">Дова.    Но,    возможно,    только    после    этого    подарка
<547">"земляку"  я начал  постигать <548">"израильский балаган",
как  называют местные  порядки  сами  израильтяне.  Случайно дали на  доброе
дело...  А  сколько  миллионов  роздано землякам  <549">"просто  так",
расшвыряно, проиграно в Лас Berace и Монте-Карло, на ипподромах? Каждый день
газеты оппозиции  приносили  что-либо подобное...  Мы  считали месяцы,  дни,
оставшиеся до  смены  правительства  <550">Голды  <551">Меир.  А
Сергей  даже  набросал  по  просьбе  отца  на  последнем  листке  отцовского
календаря за 1973 год огромную рыжую лошадь, которую выпрягают из  колымаги.
-- С  Первой  Конной  пора кончать!  --  заключил  Иосиф жестко.  Вскоре  он
позвонил мне,  просил зайти. Оказалось, сегодня проводы Наума.  Он  улетал в
Америку.  Фирма  <552">Ай-Би-Эм  предложила  ему  оклад  --  60  тысяч
долларов в год. Контракт на три года. Мы  пили за его удачу. Он опаздывал. А
потом позвонил откуда-то из-за города, что явится поздно. Он задерживается у
<553">Бен  <554">Гуриона.  -- <555">Где-э? --  вырвалось у
Иосифа...  -- И  что? Наум не мог проститься с  Израилем,  не побывав у  Бен
Гуриона. Купив билет, он позвонил  <556">Геуле. Она  приехала на своем
<557">"фиатике" тут же. Наум был как-то торжественно взволнован, сидел
в ее машине, распрямившись, как палка.  -- Наум! --  воскликнула  Геула.- Не
собираешься ли возвращать авиабилет,  а? Наум молчал, только  повел  длинной
шеей. -- Точно! Ты собираешься собрать полки и под командованием Бен Гуриона
двинуться     на    Иерусалим,    захватить    общественный     гальюн     и
<558">кнессет!..   Наум  усмехнулся:  --  Ты  меня  поддержишь,  птица
<559">Гамаюн?  --  Заедем за  <560">Сергуней!  С  гор  скатимся,
налево -- <561">Арад...  -- Давно бы так! -- радостно воскликнул Наум.
-- А... ничего не так, -- сердито возразила <562">Геула. <563">~
Просто  мы  с  ним  обиваем  пороги  вместе.  Дерьма  наглотались по уши.  А
сейчас... нечестно его  в  стороне  оставить, не так?  -- Так!  Так! -- Наум
захлопал длинными руками, как  крыльями. Он ничего не  мог скрыть, тем более
своего  восторга.  Воскликнул,  когда  они круто  --  колеса  заскрипели  --
свернули в Арад: -- Но если ты ему подсунешь, как мне, отмороженный на  ноге
палец,  Бог тебя не  простит... -- Еще слово, и я тебя высаживаю! Наум затих
немедля: эта высадит! Посредине пустыни! И глазом не моргнет! Такая порода..
.  Пока  Геула  ходила за Сергуней, он думал о Бен  <564">Гурионе. Все
говорят,  что   он  был  олицетворением  жестокой  воли.  Диктатором!  Когда
государство повисло на  нитке, бросил необученных евреев прямо с  корабля на
этот   проклятый  <565">Латрун.  Знал,  что  половина  поляжет,  а  --
погнал... Когда  люди  <566">Бегина  доставили  транспорт  с  оружием,
взорвал  транспорт  прямо  у  причала.  Говорят, вместе с командой... А  как
насаждал  иврит!  Образовал  патрули,   которые  даже   к  <567">Хаиму
<568">Нахману  <569">Бялику,  беседовавшему на улице  со  своими
гостями   на  идише,   подступили,  как   с   ножом   к  горлу.   --  Доктор
<570">Бялик! Говорите на иврите! -- Ну, антисемиты, --  смущенно шутил
Бялик, видя,  что  его гости  из  Европы  сердятся.  --  Не  дают поговорить
по-еврейски... А в Буэнос-Айресе все разошлись <571">так как никто  не
понимал   ни   слова,   а   Бен   <572">Гурион  как   начал,   так   и
<573">завершил доклад о вновь образованном  государстве Израиль  -- на
иврите... И ведь он победил,  железный Бен Гурион! Мертвый  язык стал живым.
Внедрил!  Теперь на нем говорят дошкольники,  торговцы,  ученые,  изучают во
всех университетах мира... "Почему же <574">сейча-ас, когда он ушел от
дела, война всех против всех... Почему  бы ему не грохнуть кулаком по столу!
Он  же не  иммигрант!  Основатель Рабочей  партии!  Железный диктатор! Иначе
<575">херутовцы его и  не называют. Впрочем,  кроют и похлеще. Ныне на
его глазах все трещит по швам... Да подай он клич, полстраны  подымется. Вот
кому  сказать о ста миллионах долларов,  которые могли  бы  пойти  на  дело.
Только  сейчас  Наум понял,  отчасти поэтому  и поехал.  Наконец,  примчался
<576">Сергуня. Даже в полумраке угадывалась его  счастливая улыбка. --
Молодец!  --  воскликнул Наум,  когда  тот  пролез  на  заднее  сиденье.  --
Выглядишь, как огурчик. На длинном лице <577">Сергуни появился оттенок
самодовольства, и Наум продолжил почти без интервала: -- Зелененький, весь в
пупырышках.  Геула усмехнулась:  -- Ну, Наум,  ну,  бес! Часа через  два они
добрались,  наконец,  до  <578">кибуца  <579">Сде-Бокер  на  юге
пустыни <580">Негев.  Попали  на  ужин. На  пустыре  высилась большая,
вновь  отстроенная  столовая.  Огромные   окна,  как  маяки...  Бен   Гурион
располагался в  центре за общим  столом.  Наума, <581">Геулу и  Сергея
посадили   напротив   него.   Кто-то   пояснил   громко:   --   Они   только
что<583">.из  России! -- А, вновь  прибывшие, --  отозвался Бен Гурион
слабым голосом. Крупноголовый, в  парадно-черном  костюме, он глядел куда-то
поверх  голов, вспоминая о своем визите в  Москву  в 1923 году. Он стоял  на
Красной  площади<584">', смотрел парад...  -- Тогда было совсем не то,
что при Сталине.  Евреи были, как все  другие... Ленин был демократом, не  в
пример  Сталину.  --  По-моему,  вы  сильно  идеализируете Ленина!  Как  все
социалисты!  --  не  удержался  от возражения Наум,  и Сергуня  толкнул  его
локтем. <585">Бен  <586">Гурион не ответил, оставаясь,  видно, в
кругу своих давних воспоминаний, оживленный ими. Он был мал ростом, ноги его
не  доставали  до  пола. И, когда говорил,  болтал ногами. Наум заметил это,
когда  уронил  вилку  и   нагнулся  за   нею.  Это   мешало   теперь   Науму
сосредоточиться, смешило.  <587">"Железный  диктатор, а ножки коротки,
--  весело мелькнуло у него.  --  Нет  опоры. Государство маленькое..." Наум
встряхнул головой, чтобы  уйти  от ненужных мыслей. Бен Гурион, что  уж  там
говорить, производил впечатление человека умного и сильного. Говорил кратко,
немногословно.  Он  был  суровым  логиком,  за  это Наум  простил  ему  даже
болтающиеся ножки. Особенно он тронул его,  когда сказал, что всегда верил в
русских евреев. Имена гостей, представившихся ему, он  не запомнил; спросил,
намазывая на  хлеб авокадо, правда ли, что  они  пели  в Москве  сионистские
песни.  <588">Сергуня попросил  гитару,  они  начали  песню  "О  нашей
стране, которую  видели только  во сне..." Давид  бен Гурион заплакал. Слезы
покатились   по   его   обвислым,    бульдожьим    щекам.    Затем    запели
<589">"Кахоль <590">ве <591">даван", песню о своих любимых
цветах--   цветах   израильского   флага--   белом   и    голубом.   У   Бен
<593">Гуриона  стали трястись  губы. Он  был взволнован,  более  того,
потрясен. <594">Гуры оживили в нем,  сами того не подозревая, прошлое.
После ужина, когда все разошлись, Наум спросил маленького Большого Давида  о
том, ради чего прикатил. Что будет с инженерами, техниками, учеными, которые
приедут из СССР. Смогут ли они бросить <595">якорь, если первая группа
ничего не может найти? Сто миллионов дали на поддержку ученых, но деньги эти
разлетятся  мелкими пташечками,  и  ученых станут  выталкивать...  -- ...Это
ужасно, господин Бен Гурион!  Инженеры, техники, доктора  наук -- это же для
Израиля...  манна  с  неба.  Неоценимое  богатство,  доставшееся  даром... и
богатство выбрасывают  на  помойку!.. Если бы создать  на эти деньги научный
центр?! А<596">?!..  Бен Гурион молчал, и Наум  спросил, существуют ли
какие-нибудь  планы   экономического  развития  страны,   которые  дали   бы
возможность евреям из СССР найти  в Израиле свое место. Стать нужными. Давид
бен Гурион снова поглядел куда-то поверх голов и сказал: --  После еврейских
погромов XIX  века  была  <597">алия  <598">Билу. Первые погромы
дали этих  знаменитых Билу, которые  не  боялись ни лихорадки,  ни голода...
Знаешь  ли ты, сколько процентов из тех знаменитых Билу осталось  в Израиле?
-- Понятия не имею! -- вырвалось у Наума, его снова поддели локтем в бок. На
этот раз  <599">Геула.  --  .Из  тех  знаменитых  Билу  99%  вернулось
обратно... --  В Россию?! -- вырвалось у Наума. -- Ну, вернулись куда-то, не
удержались в Израиле. -- Помолчал, поболтал ногами.-- А знаешь ли ты,  какой
процент первой  <601">алии вернулся обратно?..  98<602">% уехало
обратно. А знаешь ли  ты,  сколько  вернулось из  второй алии? Тоже  98%.  А
сколько  ушло  назад из  немецкой  алии? Из  чудом уцелевших? --  Бен Гурион
по-прежнему смотрел куда-то вверх, взгляд его скользил над  головами гостей.
Никаких вопросов не задал.  Не  поинтересовался, кто  они по  профессии, эти
люди, решившие потревожить основателя государства, как его величают. Какие у
них судьбы?  Есть  ли семьи?  И зачем потревожили? Из любопытства?..  --  Из
каждой алии, -- продолжал он монотонным голосом,  -- возвращалось назад 98%.
Ну,  и  что? Советские евреи  тоже  могут уехать обратно... -- Они  не могут
вернуться  обратно<603">'  --  вскричал  Наум.   --  У  них  нет  даже
гражданства!   И  зачем  они   вернутся?   На  муки?!  Подохнуть  в  болотах
Биробиджана?!   Бен   Гурион    пожал   плечами.    Наум    переглянулся   с
<604">Геулой,  вытащил   платок,  <605">промакнул  свою  лысину.
Похоже, судьба  отдельных  людей Бен Гуриона  как-то  не  затрагивала...  На
Наума, <606">Геулу и <607">Сергуню он  больше не смотрел, так ни
разу  более не взглянул.  Глаза  его  отрешенно  скользили над  головами,  и
вспоминал он так, словно разговор шел о событиях III века до нашей эры или о
греческих войнах!  <608">"А знаете  ли  вы, сколько  осталось  в живых
после  битвы  при  <609">Фермопилах?"  Поколения  --  как  волны.  Что
вспоминать? Волны приходят, разбиваются о берег, откатываются в белой  пене.
Наползают  новые. -- Настоящие сионисты  --  это  те, кто сумели остаться  в
каждой  алии,  --  завершил   он  столь  же  бесстрастно,  как  и  начал.  И
<610">болтнул ногами. -- Кто остался, несмотря ни на что! -- и он стал
сползать  со  стула,  нащупывая  пол  загнутыми вверх мысами  ботинок.  Наум
поднялся и, едва Бен  Гурион ушел, нырнул  в  ночь,  стараясь, чтоб  Геула и
Сергей  не  заглянули  ему  в  глаза.   <611">"Дов   же  предупреждал!
<612">Дов  же  предупреждал!<613">" --  повторял он  с  горечью,
забыв, что  <614">Дова он обругал, <615">Дову не  поверил. Геула
ухватила Наума за рукав. -- Куда ты мчишься. Машина <616">во-он где!..
Боже,  да ты плачешь? -- Что ты, Гуля! Глаз засорил.  Песок чертов. Пустыня!
Не Синай, правда, но песка и колючек... каждому хватит... Мы провожали Наума
на другое утро. Иосиф в аэропорт не приехал. Болел. <617">Лия осталась
при  нем. Дов  и  Сергуня опаздывали. Геула  с  Яшей  помогали Нонке  тащить
какие-то сумки и пакеты, которые все время развязывались. Похоже, Наум спать
не ложился. Да и у Яши глаза красные. Видать, проговорили  братья всю  ночь.
--  Вот так,  -- сказал Наум. -- Израиль уезжает из Израиля... Нескромно, но
факт!  Ребята,  только  не  трогайтесь  за  мной...  Приеду  -- проверю!  Мы
зах<618">охотали, расцеловались с Наумом. Яша вздохнул.  -- Ну,  Наум,
твой путь ясен,  -- сказал он с доброй грустью. -- <619">"Пан Америка"
уже заводит моторы. <620">Дов вообще на коне. Яша взглянул на меня. --
Писатель может писать свое даже на вулкане Фудзияма. -- Особенно плодотворно
во время  извержения!  --  воскликнул  Наум. Яша  не  улыбнулся.  Не  принял
шутливого  тона. Сказал с прорвавшейся  вдруг горечью,  которую  я  не  могу
забыть по сей день: -- А я попал в капкан!..

   II. КАПКАН

   Яша произнес это с таким отчаянием, что я остался с ним. Угарный огонек
безумия  почудился мне  в  его  глубоко посаженных  синих  глазах.  В  таком
состоянии   стреляются   или   убивают   других.   Я   отказался   сесть   в
<621">геулин <622">"фиат<623">", заявив, что  у  меня есть
дела  в  Тель-Авиве.  Никаких  дел  у  меня  не было. Я  бросился  за Яшей к
автобусу, мы успели впрыгнуть в  отходившую  машину. -- Яша,  что  с  тобой?
Когда-то <624">Лия  сказала, что у Яши глаза <625">врубелевского
демона. О, Господи!  Чего только не покажется  матери! В <626">запалых
синих   глазах  Яши   стыли   ужас   и  виноватость   вечного  "ч   с  и   р
а<627">",<628">1      гонимого     <629">"члена      семьи
репрессированного", которому нет места на этой земле. -- Да что с тобой?! --
Ничего  особенного,  -- ответил он  тихо;  хотя автобус был  пуст, он прошел
назад и  сел  на последнюю  скамью.  Уставился  в окно, на толпу только  что
прилетевших,   среди  которых  выделялись   русские  --   своими  картонными
"еврейскими" чемоданами. --  Еще каких-то  идиотов  принесло! -- вырвалось у
него.  -- В Вене был открыт  для них  весь мир. А они сюда... -- Яша, что  с
тобой?!   .Может    быть,   помогу?    Напишу.   --   Ты   уже   защищал   в
<630">"Маариве" дирижера "с  мороза<631">"... И  что?  Все мы  в
дерьме по уши!  Больные  ждут  операции  по полгода.  В  поликлиниках  врачи
принимают  по  шестьдесят  человек в  день.  Слушают сердце  через  рубашку:
раздеваться-одеваться пациенту нет времени. А эти гады<632">!... -- Он
не  договорил:  его  била  дрожь.  Надо  было  как-то  снять  напряженность,
рассмешить его, что ли? -- Яша! -- воскликнул я, как мог, весело.  -- Ты зря
от писателей отбрыкиваешься. Кто спас  от небытия древнюю цивилизацию? Гомер
или  римские легионы? Он покосился  в мою сторону и --  захохотал. Хохот был
сухим,  отрывистым,  как кашель, но вместе с тем  стал нервной разрядкой. --
Пойдем,  Гомер, выпьем! -- предложил он, когда  автобус подкатил  к грязному
восточному  базару,  который  почему-то  назывался  Центральной   автобусной
станцией Тель-Авива. -- Ну, да... выпьем!.. Что ты  на  меня уставился?  Яша
был единственным непьющим  в семействе Гуров.  Он прихлебывал  на вечеринках
молоко,     и     поэтому    Дов    окрестил    его    <637">"молочным
братом<638">"... -- Я  начинал в  <639">Беломорске, -- продолжал
он с усмешкой. <640">-- Водку там пьют дамы. Мужчины глушат карельскую
бражку. Стаканами. Зелье вроде мутного,  сладковатого пива. Разит  сивухой и
дрожжами. <641">Бр-р!.. Домой тебя несут, как царя... Пора вернуться к
истокам.  <642">Однова  живем!..  Мы проходили по полутемному коридору
автостанции,  гудящему  от  телефонных  страстей;   какой-то   шутник   смел
телефоны-автоматы,  как  мусор,  в  один  угол.  Абоненты с  трубкой в руках
болтались  из  стороны в сторону,  как  висельники,  заткнув свое второе ухо
пальцем.  Чуть поодаль, на  каменном полу, позванивали баночками с  монетами
нищие. Тучный инвалид демонстрировал прохожим свою культю. Кто-то кинул  ему
медную монетку. Инвалид тут же швырнул ее обратно  в спину жертвователю. Яша
буркнул  подавленно:  --  Израильские  нищие   наглы,  как   государственные
чиновники. Мелочь  не  берут.  У  выступа  стены  приткнулся газетный киоск,
увешанный английскими и <643">ивритскими журналами с порнографическими
рисунками  на  пестрых  обложках. Яша <644">метнулся к  нему, пробежал
одну из  обложек загоревшимся  взглядом  и  --  отвернулся с отвращением. Он
прочитал  издали  <645">"Записки  спаниеля<646">",  а  оказалось
"Записки Сталина". Тьфу! Мы купили пол-литра водки, заглянули в одно кафе, в
другое. Всюду толчея. Яша укоризненно выговаривал мне,