важное поручение. Узнав, о чем идет речь, он  тотчас  же
сказал мне:
   - Этого достаточно: я уже обдумал всю церемонию; можете мне довериться.
   - Смотрите, - сказала  ему  матушка,  -  не  устраивайте  похорон  хоть
сколько-нибудь пышных. Они должны быть возможно  скромнее,  так  как  весь
город знал моего супруга за одного из самых бедных стремянных.
   - Сеньора, - возразил Сипион, - будь он даже еще беднее, я не сбавлю ни
одного мараведи. Я в этом деле имею в виду лишь  своего  хозяина:  он  был
любимцем герцога Лермы; его отец должен быть похоронен по-благородному.
   Я одобрил план своего секретаря и  даже  велел  ему  не  жалеть  денег.
Остаток тщеславия, еще сохранившийся  в  моей  душе,  проявился  при  этом
случае; я льстил себя мыслью,  что,  затратившись  на  похороны  отца,  не
оставившего мне никакого  наследства,  заставлю  людей  восхищаться  моими
щедрыми повадками. Матушка, со  своей  стороны,  несмотря  на  скромность,
которую она на себя напускала, была не прочь, чтобы мужа ее  похоронили  с
почетом. Итак, мы предоставили полную свободу Сипиону, который,  не  теряя
времени, принял все необходимые меры,  чтобы  придать  погребению  должную
пышность. Это удалось ему лучше, чем  надо.  Он  устроил  такие  роскошные
похороны, что возбудил против меня весь город с пригородами: все обитатели
Овьедо от мала до велика были возмущены моим чванством.
   - У этого наскоро испеченного министра, - говорили одни, - есть деньги,
чтобы похоронить отца, но не было денег, чтобы его кормить.
   - Лучше было  бы  с  его  стороны,  -  замечали  другие,  -  доставлять
удовольствие живому отцу, нежели оказывать почести мертвому.
   Словом, не жалея, трепали языками: каждый отливал какую-нибудь  пилюлю.
Но этим они не удовольствовались: не успел я, Сипион и  Бертран  выйти  из
церкви, как они принялись поносить нас, осыпать  ругательствами,  оглушать
гиканьем, а нашего возницу проводили до  гостиницы  градом  камней.  Чтобы
разогнать чернь, собравшуюся против дядюшкиного дома, моей матери пришлось
показаться и публично заявить, что она очень мною довольна. Были и  такие,
которые побежали на постоялый двор, где стояла моя карета, с намерением ее
разбить, что они, без сомнения, и учинили бы, если б  хозяин  с  женой  не
нашли способа утихомирить этих бесноватых и отклонить  от  первоначального
решения.
   Все оскорбления, мне нанесенные и являвшиеся следствием тех  пересудов,
которые заводил про меня в городе молодой бакалейщик,  внушили  мне  такое
отвращение к моим землякам, что я решил возможно скорее  покинуть  Овьедо,
где при других условиях провел бы довольно долгое время. Я прямо заявил  о
том матери, которая, будучи сама задета приемом, оказанным  мне  жителями,
не возражала против скорого моего отъезда. Теперь речь шла только  о  том,
как я поступлю с нею.
   - Матушка, - сказал я, - коль скоро дядя нуждается в вашей помощи, я не
буду больше настаивать на том, чтобы вы  меня  сопровождали,  но  так  как
кончина его, по-видимому, уже близится, то обещайте  мне  приехать  в  мое
поместье, как только он отойдет в другой мир.
   - Я не дам такого обещания, ибо его не сдержу, -  отвечала  матушка.  -
Мне хочется провести остаток дней в Астурии и быть совершенно независимой.
   - Разве вы не будете, - отвечал я ей, - полной хозяйкой в моем замке?
   - Почем я знаю! -  возразила  она.  -  Стоит  вам  только  влюбиться  я
какую-нибудь девчонку: вы на ней женитесь, она станет мне снохой, а я ей -
свекровью, и мы не уживемся друг с другом.
   - Уж очень издалека вы ждете несчастий, - возразил я ей. - У  меня  еще
нет никакой охоты жениться; но если бы мне даже это  вздумалось,  я  сумею
заставить свою жену слепо повиноваться вашим желаниям.
   - Не много  ли  вы  на  себя  берете?  -  возразила  матушка.  -  Я  бы
потребовала в том поруки с перепорукою. Боюсь, как бы ваши чувства к  жене
не одержали верх над голосом крови. Готова, пожалуй, поклясться,  что  при
наших ссорах вы станете скорее на сторону своей жены, нежели на мою,  хоть
будь она сто раз не права.
   - Золотые ваши слова, сеньора, - воскликнул мой секретарь, вмешавшись в
разговор, - я думаю, как вы, что покорная сноха - величайшая редкость.  Но
для того чтобы вам помириться с  моим  хозяином  (раз  уж  вы  обязательно
хотите жить в Астурии, а он в Валенсийском королевстве), необходимо, чтобы
он назначил вам пенсию в сто пистолей, которую я буду привозить  вам  сюда
ежегодно. Таким образом, мать и сын будут  жить  в  полном  довольстве  на
расстоянии двухсот миль друг от друга.
   Обе заинтересованные стороны одобрили  предложенное  соглашение,  после
чего я уплатил за первый год вперед и на следующий день выехал  из  Овьедо
еще до света из боязни, Что толпа поступит со  мной,  как  со  св.Стефаном
(*183).
   Таков был прием, оказанный  мне  на  родине.  Отличный  урок  для  всех
простолюдинов, которые, разбогатев  в  чужих  краях,  возвращаются  домой,
чтобы поважничать! Чем больше они будут выставлять напоказ свое богатство,
тем ненавистнее станут своим землякам.



   ГЛАВА III. Жиль Блас направляется в Валенсийское королевство
   и, наконец, прибывает в Лириас. Описание его замка. О том,
   как его там приняли и каких людей он там застал

   Мы проехали через Леон,  а  затем  через  Валенсию  и,  продолжая  свое
путешествие быстрыми переходами, под конец десятого дня  прибыли  в  город
Сегорбе,  откуда  на  следующее   утро   направились   в   мое   поместье,
расположенное всего в трех милях от города. По мере приближения к  нему  я
заметил, что мой секретарь с большим  вниманием  разглядывает  все  замки,
открывавшиеся  его  глазам  то  справа,  то  слева.  Заметив  какой-нибудь
величественный дворец, он каждый раз говорил, указывая на него пальцем:
   - Хотелось бы мне, чтобы здесь и было наше убежище.
   - Не знаю, мой друг, - сказал я ему, - как ты  представляешь  себе  это
жилище; но если ты воображаешь, будто у нас  будут  роскошные  палаты,  то
предупреждаю тебя, что ты жестоко заблуждаешься. Если ты не  хочешь  стать
игрушкой собственной фантазии, то представь себе домик Горация в Сабинской
земле неподалеку  от  Тибурта,  подаренный  ему  Меценатом.  Дон  Альфонсо
преподнес мне приблизительно такой же презент.
   - Так, значит, мне  придется  увидать  какую-то  хижину!  -  воскликнул
Сипион.
   - Вспомни, - отвечал я ему, - что я всегда описывал тебе это строение в
самых скромных красках, а теперь можешь  судить  сам,  правильна  ли  была
нарисованная мною картина. Брось взгляд в сторону Гвадалавиара и на берегу
подле поселка в девять или десять труб ты увидишь дом о четырех  башенках:
это и есть мой замок.
   - Черт возьми! - вскричал мой секретарь восхищенным тоном.  -  Да  ведь
это не  дом,  а  жемчужина!  Помимо  благородного  вида,  сообщаемого  ему
башенками, можно сказать, что он прекрасно расположен, отлично построен  и
окружен местностью, еще более  очаровательной,  чем  окрестности  Севильи,
которые принято называть земным раем. Если бы мы даже сами выбирали место,
то не могли бы найти такого, которое больше  пришлось  бы  мне  по  вкусу.
Поистине я нахожу его очаровательным: река орошает его своими  струями,  а
густой лес предоставляет тень, если захочется прогуляться среди  дня.  Что
за приятное уединение! О, дорогой хозяин, мне сдается, что мы долго  здесь
проживем.
   - Мне чрезвычайно отрадно, - отвечал я, -  что  тебе  понравилось  наше
убежище, всех приятностей коего ты еще не знаешь.
   Беседуя таким образом,  мы  подкатили  к  воротам,  которые  тотчас  же
открылись перед нами, как только Сипион объявил, что приехал  сеньор  Жиль
Блас де Сантильяна, чтобы вступить во владение  своим  замком.  При  звуке
этого имени, столь уважаемого теми, кто его услыхал, мою  карету  впустили
на обширный двор, где я из нее вышел. Затем, тяжело опираясь на Сипиона, я
с важным видом проследовал в зал. Не успел я туда вступить, как  появилось
семь   или   восемь   человек   прислуги.   Они   сказали,   что    пришли
засвидетельствовать мне свое почтение как новому хозяину, что дон Сесар  и
дон Альфонсо де Лейва приставили их ко мне: одного  в  повара,  другого  в
поварята,  третьего  в  привратники,  а  прочих  в  лакеи,  с  запрещением
принимать от меня деньги, так как эти сеньоры брали на себя все расходы по
моему хозяйству. Повар, по имени мастер Хоакин, был самым важным  из  этих
слуг и говорил за всех. Он проявил величайшую услужливость и сообщил  мне,
что заготовил обильный запас самых ценимых в Испании вин,  а  в  отношении
стола выразил надежду, что, прослужив шесть лет  в  поварах  у  монсеньора
архиепископа Валенсии,  сумеет  изготовить  такие  рагу,  которые  приятно
пощекочут мое небо.
   - Я сейчас покажу вам образчик своего умения, - добавил он. -  Извольте
прогуляться, сударь, в ожидании обеда; обозрите свой  замок  и  взгляните,
готов ли он к принятию вашей милости.
   Само собой разумеется,  что  я  не  отложил  этого  обхода,  а  Сипион,
которому еще больше, чем мне, не терпелось все высмотреть, потащил меня из
комнаты в комнату.
   Мы обошли весь дом сверху донизу. Ни один уголок (по крайности, так нам
казалось) не ускользнул от нашего разгоревшегося любопытства,  и  везде  я
мог видеть доказательства того благоволения, которое  питали  ко  мне  дон
Сесар  и  его  сын.  Между  прочим,  особенно  поразили  меня  два  покоя,
обставленные  настолько  хорошо,  насколько  это  возможно  без   излишней
роскоши. В одной висел голландский настенный ковер; кровать и стулья  были
покрыты бархатом; все это было очень чисто, хотя и сработано  во  времена,
когда мавры еще  владели  Валенсийским  королевством.  Обстановка  второго
помещения  оказалась  в  том  же  вкусе:  мебель  обита  старинным  желтым
генуэзским шелком, а кровать и кресла обтянуты той же материей и оторочены
синей шелковой бахромой. Все эти  вещи,  которые  не  составили  бы  особо
ценной статьи инвентаря, здесь производили весьма хорошее впечатление.
   Подробно осмотрев все, мы с Сипионом  вернулись  в  зал,  где  уже  был
накрыт стол на два куверта; мы уселись, и в ту же минуту нам подали  такую
отменную олью подриду, что мы пожалели архиепископа Валенсии,  потерявшего
повара, который ее изготовил. Правда, и аппетит у нас был хороший,  отчего
она  казалась  нам  еще  вкуснее.  При  каждом  проглоченном   куске   мои
новоиспеченные   лакеи   подавали   нам   большие   стаканы,   наполненные
превосходным ламанчским вином. Сипион, не решавшийся в их присутствии дать
волю своему внутреннему удовлетворению, выражал  мне  оное  красноречивыми
взглядами, а я тем же способом давал ему знать, что так же доволен, как  и
он.
   Жаркое из зайчонка, распространявшее дивный  аромат,  с  двумя  жирными
перепелками по бокам заставило  нас  оторваться  от  рагу  и  окончательно
насытиться.
   Наевшись, как  беглецы  из  голодного  края,  и  выпив  соответствующее
количество вина, мы вышли из-за стола  и  пошли  в  сад,  чтобы  предаться
сладостному отдохновению в каком-нибудь прохладном и приятном месте.
   Если мой секретарь до сих пор оставался доволен  всем,  что  видел,  то
удовлетворение его  еще  возросло  при  виде  сада.  Он  сравнивал  его  с
эскуриальским. Правда, дон Сесар,  от  времени  до  времени  наезжавший  в
Лириас, находил удовольствие в том,  чтобы  сад  содержался  в  порядке  и
украшался. Дорожки, тщательно усыпанные песком и окаймленные апельсиновыми
деревьями, большой белый бассейн, посреди которого бронзовый  лев  изрыгал
воду широкой струей, прелесть цветов  и  разнообразие  плодов  -  все  это
приводило Сипиона в восторг; но в  особенности  был  он  очарован  длинной
аллеей, которая вела, постепенно спускаясь, к дому  арендатора  и  которую
развесистые деревья  покрывали  густой  листвой.  Расхвалив  место,  столь
удобное, чтобы служить убежищем во  время  жары,  мы  остановились  там  и
присели у  подножия  молодого  вяза,  где  сон  без  труда  овладел  двумя
здоровыми молодыми людьми, только что плотно пообедавшими.
   Пробудились мы внезапно от  нескольких  пищальных,  выстрелов,  которые
прозвучали так близко, что испугали нас. Мы  сразу  вскочили  на  ноги  и,
чтобы спросить, в чем тут дело, направились к дому арендатора, где застали
восемь или десять крестьян, обитателей поселка, которые  собрались  там  и
теперь разряжали свои ружья, дабы этой пальбой  почтить  мое  прибытие,  о
коем их только что оповестили. Они по большей части знали  меня,  так  как
неоднократно видели в замке еще на положении  управителя.  Не  успели  они
меня увидеть, как все в один голос закричали:
   - Да здравствует наш новый барин! Добро пожаловать в Лириас!
   Затем они  вновь  зарядили  ружья  и  почтили  меня  другим  залпом.  Я
приветствовал их со  всей  возможной  любезностью,  но  не  без  некоторой
важности, так как считал неудобным быть  с  ними  слишком  запанибрата.  Я
обещал им свое покровительство и даже отсыпал  им  десятка  два  пистолей;
причем из всех моих повадок эта последняя вряд ли была  для  них  наименее
приятной.  После  этого  я  предоставил  им  палить  в   воздух,   сколько
заблагорассудится, а сам вместе со своим секретарем удалился в лес, где мы
прогуливались до  вечера,  не  уставая  любоваться  деревьями:  так  много
прелестей являет нам недавно приобретенное имущество!
   В это время повар, его помощник и поваренок не сидели сложа  руки:  они
трудились над изготовлением трапезы еще лучшей, чем  прежняя,  и  мы  были
окончательно поражены, когда, вернувшись в тот же зал, где раньше обедали,
увидали, как на стол поставили блюдо с четырьмя жареными куропатками, а по
бокам: с одной стороны фрикасе из кролика, а с другой - рагу  из  каплуна.
Перед десертом нам подали свиные уши,  цыплят  в  маринаде  и  шоколад  со
сливками. Мы обильно выпили лусенского и  отведали  еще  несколько  других
сортов великолепных вин, а когда почувствовали, что не можем  больше  пить
без вреда для здоровья, то решили удалиться на  покой.  Тогда  мои  лакеи,
прихватив  светильники,  отвели  меня  в  самую  роскошную  комнату,   где
принялись раздевать. Однако, как только они  подали  мне  халат  и  ночной
колпак, я отослал их, сказав с барственным видом:
   - Идите, господа, больше вы мне сегодня не нужны.
   Удалив их всех и удержав одного Сипиона, чтобы некоторое  время  с  ним
поболтать, я спросил его, что он думает об отношении, проявленном  ко  мне
сеньорами де Лейва.
   - Клянусь честью, - отвечал он, - по-моему, лучшего и  быть  не  может;
желаю только, чтоб это продолжалось подольше.
   - А я совсем этого не желаю,  -  возразил  я  ему,  -  мне  не  следует
допускать, чтобы  мои  благодетели  так  на  меня  тратились:  я  не  хочу
злоупотреблять их щедростью. Кроме того,  я  никогда  не  соглашусь  иметь
лакеев на чужом иждивении; мне вечно будет казаться, что я не у себя дома.
Да к тому же я приехал сюда вовсе не для того, чтобы жить  здесь  с  таким
треском и блеском. Что за сумасбродство! К чему нам  столь  многочисленная
челядь! Нет, помимо Бертрана, нам нужны только  повар,  поваренок  и  один
лакей.
   Хотя  мой  секретарь  и  не  прочь  был  прожить  всю  жизнь  за   счет
валенсийского губернатора, однако не стал по  этому  поводу  осуждать  мою
деликатность и, сообразуясь с моими  желаниями,  одобрил  задуманную  мною
реформу. Когда это было решено, он вышел из  моей  спальни  и  удалился  в
свою.



   ГЛАВА IV. Жиль Блас едет в Валенсию и посещает сеньоров де Лейва.
   О беседе, которая произошла у него с ними, и о любезном приеме,
   оказанном ему Серафиною

   Окончательно раздевшись, я лег в постель, но, не чувствуя ни  малейшего
желания спать, предался размышлениям.  Я  думал  о  благоволении,  которым
сеньоры де Лейва платили за мою к ним привязанность, и,  глубоко  тронутый
знаками оказанного мне расположения, решил посетить  их  на  следующий  же
день, ибо мне не терпелось поскорее выразить им  свою  признательность.  Я
также  заранее  предвкушал  удовольствие  от  свидания  с  Серафиною;   но
удовольствие это было слегка омрачено: я не мог  без  неприятного  чувства
думать о том, что  одновременно  мне  придется  выдержать  взгляд  госпожи
Лоренсы Сефоры, которая, быть может, еще помнила случай с пощечиной и едва
ли будет рада снова меня увидать.
   Наконец,  разум  мой  утомился  этими  противоречивыми  мыслями,  и   я
задремал, а на другой день проснулся уже после восхода солнца.
   Вскоре я был на ногах и, весь занятый обдумыванием предстоящей поездки,
наскоро оделся. Я заканчивал свой туалет,  когда  мой  секретарь  вошел  в
спальню.
   - Сипион, - сказал я ему, - перед тобой - человек, собирающийся ехать в
Валенсию. Мне не терпится засвидетельствовать почтение  сеньорам,  коим  я
обязан всем своим  скромным  состоянием;  каждое  мгновение  отсрочки  при
исполнении этого долга как бы упрекает меня в неблагодарности.  Тебя,  мой
друг, я освобождаю от обязанности меня  сопровождать:  живи  здесь  в  мое
отсутствие; я вернусь к тебе через неделю.
   - Поезжайте, сеньор, - отвечал он, - старайтесь как можно лучше угодить
дону Альфонсо и его отцу: они, по-видимому, чувствительны к преданности  и
очень благодарны за услуги, которые им оказывают. Знатные  особы  с  таким
характером настолько редки, что  с  ними  необходимо  обходиться  возможно
бережнее.
   Я приказал оповестить Бертрана, чтобы он приготовился к отъезду, а пока
он  запрягал  мулов,  я  пил  свой  шоколад.  Затем  я   сел   в   карету,
предварительно внушив слугам, чтобы они смотрели на моего  секретаря,  как
на меня самого, и исполняли его распоряжения, как мои собственные.
   Я добрался до Валенсии меньше чем за четыре  часа  и  вышел  из  кареты
прямо у губернаторских конюшен; там я оставил свой  экипаж,  а  сам  велел
проводить себя в апартаменты дона Альфонсо, которого застал в обществе его
отца, дона  Сесара.  Я  без  церемонии  отворил  дверь,  вошел  и  сказал,
обращаясь к ним обоим:
   - Слуги входят к господам без доклада; вот один  из  ваших  служителей,
явившийся засвидетельствовать вам свое почтение.
   С этими словами я собирался преклонить перед ними колени, но они  этого
не допустили и обняли меня с выражением искренней дружбы.
   - Ну, что, дорогой Сантильяна, - сказал мне дон Альфонсо, - съездили ли
вы в Лириас, чтобы вступить во владение своим поместьем?
   - Да, сеньор, - отвечал я ему, - и прошу у вас разрешения  вернуть  вам
обратно эту землю.
   - Почему же? - спросил он, - разве она обладает  недостатками,  которые
вам противны?
   - Сама по себе нет, - возразил я. - Напротив,  я  от  нее  в  восторге.
Единственное, что  мне  там  не  нравится,  -  это  необходимость  держать
архиепископских поваров и штат прислуги  втрое  больший,  чем  мне  нужно,
который служит лишь для того, чтоб вводить вас в расход, столь же крупный,
сколь и бесполезный.
   - Если бы вы, - сказал дон Сесар, - согласились принять  пенсию  в  две
тысячи дукатов, которую мы вам предлагали в Мадриде, мы  удовольствовались
бы тем, чтобы предоставить вам один только  омеблированный  замок.  Но  вы
сами отказались от денег, и мы, в виде возмещения, считали себя обязанными
сделать то, что сделали.
   - Этого  слишком  много,  -  отвечал  я  ему.  -  Ваша  доброта  должна
ограничиться дарованием одного только поместья, которое содержит все, чего
я могу пожелать. Уверяю вас, что независимо  от  затрат,  причиняемых  вам
содержанием всей этой  челяди  на  высоких  окладах,  эти  люди  для  меня
неудобны и  стеснительны.  Одним  словом,  сеньоры,  либо  возьмите  назад
поместье, либо дозвольте мне пользоваться им по своему усмотрению.
   Я с такой настойчивостью произнес последние  слова,  что  отец  и  сын,
нисколько не желавшие меня принуждать, наконец, разрешили мне поступать  в
моем замке так, как мне захочется.
   Я принялся благодарить их за предоставленную мне свободу действий,  без
коей я не мог б