меня
избалуются...

8. КОГДА ОТДЫХАЮТ МОЗГИ

   Если дрова не колоть, их можно ломать.  Разъярясь  окончательно,  Хвостов
арестовал Симановича, которого  доставили  в  охранное  отделение,  где  его
поджидал сам министр в замызганном пальтишке  и  демократической  кепочке  -
набекрень. Ювелира запихнули в камеру, и в приятной  беседе  без  свидетелей
Хвостов бил его в морду.
   - Ты передавал в Царское письма Штюрмера и  Питирима?  Отвечай,  что  еще
задумала ваша шайка? Какие у тебя связи с Белецким?..
   Шестнадцать суток аферист высидел в секретной камере МВД на воде и хлебе,
но не скучал, ибо знал, что хвостовщина обречена на  поражение,  а  Распутин
вскоре станет велик и всемогущ, как никогда. Шима Симанович,  старший  сынок
его, надел мундир студентатехнолога, поехал в Царское Село.
   Вырубова провела его к императрице. Выслушав рассказ проворного студента,
как его папочку уволокли агенты Хвостова, Алиса глупейше воскликнула:
   - Это уже революция! Хвостов - предатель. - С жиру взбесился, -  уточнила
Вырубова. Штюрмер названивал на Фонтанку - к Хвостову:
   - Не вешайте трубку! Куда делся Симанович? - Хам с  ним...  воздух  чище.
Штюрмер говорил МанасевичуМануйлову.
   - Невозможно разговаривать... Он опять пьян!
   Хвостов был трезв. Симанович уже ехал  в  Нарым,  а  галдящий  табор  его
ближайших и дальних родственников изгонялся из столицы без права  проживания
в крупных городах. Манасевич тоже видел себя в зеркале со свернутой шеей...
   Обычно он беседовал с премьером от 6 до 8 часов утра ("потом я его  видел
в 4 и в 5 часов. Это был совершенно конченый человек,  он  при  мне  засыпал
несколько раз... Он как-то умственно  очень  понизился,  но  это  был  очень
хитрый человек!"). Ванечка позвонил в  Петропавловскую  крепость  -  Лидочке
Никитиной, чтобы приехала со  шприцем  и  морфием.  После  инъекции  Штюрмер
малость прояснился в сознании.
   - Ржевский, - доложил ему Ванечка, - уже арестован, а  Хвостов,  кажется,
избивает его в своем кабинете,  потом  передаст  Степану  Белецкому,  а  тот
выкинет какой-нибудь неожиданный фортель!
   - Так что же мне делать? - спросил Штюрмер.
   - Забирайте портфель внутренних дел.
   - Но там же Степан Белецкий... он тоже...
   - Да ну его к черту! - обозлился  Ванечка.  Утром  7  февраля  состоялась
завершающая эту историю встреча министра и товарища министра  -  Хвостова  с
Белецким.
   - Итак, - сказал министр, - при  аресте  Ржевского  было  обнаружено  мое
письмо. Естественный вопрос: где оно? Белецкий пошел на разрыв.
   - Если мне не изменяет память, в молодости вы были  прокурором  ("Да,  вы
изучили мою биографию", - вставил  Хвостов,  чиркая  спички),  и  вы,  таким
образом, знаете, что в местностях на  военном  положении  жандармы  обладают
правами судебных следователей...
   - Жандармы? - сказал Хвостов, забавляясь игрой  огня.  -  Но  я  ведь  не
только министр, я еще и шеф корпуса жандармов его величества. Итак, вторично
спрашиваю - где мое письмо?
   - Подшили к делу.
   - Ах, портняжка! Чей лапсердак вы шьете?
   - Шьем самое примитивное дело:  о  преступлениях  Ржевского  на  товарных
станциях столицы и взятках, которые он брал.
   - Вот куда я влип! Но мое-то письмо зачем вам?
   - До свиданья, - сказал Белецкий, хлопая дверью...
   На прощание Хвостов тоже решил трахнуть дверьми  министерства  внутренних
дел с такой силой, чтобы в Царском Селе вздрогнули все бабы.
   Одним  махом  он  убрал  с  Гороховой  охрану,  что  насмерть  перепугало
Распутина, и он скрылся (по некоторым сведениям, варнак эти дни прятался  на
даче у Вырубовой).

****

   - Мои мозги здесь отдыхают, - часто говорил в Ставке царь, и это  правда,
ибо всю работу за него  проводили  генералы,  а  делами  империи  занималась
жена... Николай II проживал в доме могилевского губернатора. На первом этаже
размещалась охрана, вежливо, но твердо Предлагавшая  всем  приходящим  сдать
огнестрельное и холодное оружие. В один из дней к дому подкатил  автомобиль,
за рулем которого сидела красивая  женщина,  одетая  в  дорогие  серебристые
меха. Следом за мотором скакала на рысях сотня  Дикой  дивизии  -  отчаянных
головорезов в драных черкесках, обвешанных оружием времен Шамиля. Из  кабины
легко выпрыгнул худосочный генерал в бешмете, с кинжалом у пояса. При  входе
в дом его задержали.
   - Будьте любезны, сдайте кинжал и револьвер.
   - Прочь руки! Я брат царя - великий князь Михаил...
   Да, это был Мишка, которого на  время  войны  братцарь  келейно  простил;
теперь  он  командовал  необузданной  Дикой  дивизией,  наводившей  ужас  на
немецкую кавалерию.  Братья  скупо  облобызались.  Михаил  сбросил  лохматую
папаху, показал на заиндевелое окно:
   - Наталья в  моторе.  Можно  ей  подняться  сюда?  Николай  II  расправил
рыжеватые усы.
   - Ддаа... Но лучше пусть едет в гостиницу.
   - Но так же нельзя! Пойми, что я  люблю  эту  женщину.  Если  ты  боишься
Аликс, так я обещаю не проговориться об этом визите, Император круто изменил
тему разговора:
   - Как дивизия? Джигиты не мародерствуют?
   - Да нет, не очень... А ты  постарел.  Говорят,  вдали  от  Аликс  крепко
попиваешь? Смотри, какие мешки под глазами.
   - Пью не больше, чем другие. У меня много неприятностей, - сознался царь.
- Не только фронтовых, но и внутренних, Автомобиль с  Натальей  тронулся  по
заснеженной улице Могилева в  сторону  вокзала,  за  ним  с  воем  и  визгом
поскакала "дикая" конвойная сотня.  Михаил  сказал  брату,  что  надо  гнать
Распутина.
   - Я не вмешиваюсь в твои личные дела (хоть ты не стыдишься вмешиваться  в
мои), но послушай, что говорят в народе... Даже мои  джигиты  уже  понимают,
что добром это не кончится, и средь них появились большевики. Война  ведется
глупо и неумело. В тылу у тебя - бестолочь, разруха. Поезда не столько едут,
сколько простаивают на разъездах.  Надо  ввести  карточную  систему  на  все
продукты, как это сделано у Вилли. А у нас один обжирается в  три  горла,  а
другой не знает, где ему купить хлеба...
   - Мне все это знакомо, - отвечал царь, - Так делай что-нибудь! Это раньше
Распутин был лишь анекдотом, а теперь это уже громадная язва,  от  нее  надо
избавиться.
   - Миша, ты ничего не понимаешь.
   - Объясни, если я не понимаю.
   - У меня роковая судьба...
   - Мама тоже говорит, что ты обречен. Пойми,  что  мне  плевать  на  шапку
Мономаха, я потерял на нее права после женитьбы на  Наталье,  но,  как  брат
брату, я хочу сказать... уступи!
   - Уступать не буду. А рок есть рок.
   Михаил нервно подвытянул кинжал из ножен, рывком задвинул его обратно.
   Прошелся. Длинный бешмет хлестал его по ногам.
   - Ты мне часто говорил, что надо уметь идти против течения.  А  видел  ли
ты, как в степях останавливают табун диких лошадей? Это страшная картина!
   Когда несется табун, горе тому, кто решится встать на его пути. Но  умные
люди выскакивают на скакунах в голову табуна и уводят его за собой  куда  им
нужно... Мудрость правителя в том и заключается,  чтобы  не  биться  лбом  о
стенку, а скакать впереди событий, стараясь даже обогнать их.
   - Это красиво, но... - Николай II полистал важные бумаги. - Не знаю,  что
делать, - произнес тихо.  -  Надобно  утвердить  государственный  бюджет  на
шестнадцатый год, уже февраль шестнадцатого. А для этого необходимо созывать
Думу.
   - Так созови.
   - Не хотелось бы... Родзянко снова начнет учить меня, как надо жить.
   Левые раскричатся о предательстве в верхах. Даже правые сейчас  стараются
испортить мне настроение...
   - Скажи, зачем ты назначил Штюрмера?
   - Владимир Борисыч - хороший человек.
   -  Но  этого  слишком  мало  для  представительства  державы.   Обыватель
рассуждает: что это, глупость или измена?
   - Пойдем обедать, - сказал царь, ставя точку.
   Ставка считалась "на походе", и посуда была только металлическая (серебро
и золото). Царских  лакеев  приодели  в  солдатские  гимнастерки.  Никто  из
генералов не спешил к буфету, пока к водке не приложился его величество.
   Николай  II  трепетною  рукой  наполнил  водкой   платиновый   стаканчик,
вызолоченный изнутри. Выпил на  "гвардейский  манер",  как  принято  пить  в
русской  гвардии,  -  залпом,  не  морщась.  И,  соблюдая  правила  хорошего
офицерского тона, он не сразу потянулся к обильной серии закусок. После царя
к водке подошел Мишка, за ним потянулись генералы. Справа от царя сел  брат,
слева Алексеев. Подумав о Наталье, которая одиночничает в  гостинице,  Мишка
дернулся прочь из-за стола.
   - Я, пожалуй, тебя покину, - сказал он.
   - Передай привет жене, - ответил царь. - И не спеши отъезжать  на  фронт.
Вопрос о созыве Думы еще не решен, а ты можешь мне понадобиться...
   Вечером приходи. Поболтаем.
   Вечером его удержала Наталья:
   - Зачем тебе лишний раз перед  ним  унижаться?  Побудь  со  мною.  Ты  бы
слышал, что недавно говорил мне Сазонов. Он в ужасном настроении, и  поверь,
такое же настроение у всех честных людей. Сазонов сказал, что царица  у  нас
явно  сумасшедшая,  она  ведет  к  гибели  не  только  Россию,  но  и   свое
семейство...
   Здесь, в Ставке, великий князь узнал одну некрасивую историю. Николай  II
был настолько затюкан своей женой, что однажды при появлении Алисы  он,  как
мальчишка, спрятался под стол. "Пьян был?" - не поверил Мишка.  "Да  нет,  -
ответили ему, - абсолютно трезвый". Император дал брату  прочесть  последние
письма жены. "Будь стоек - будь властелином, - приказывала она.
   - Покажи всем, что ты властелин, и твоя воля будет исполнена...
   Будь Петром Великим, Иваном Грозным,  императором  Павлом  -  сокруши  их
всех...  Будь  львом   в   битве   против   маленькой   кучки   негодяев   и
республиканцев!"
   Михаил решил заговорить о другом:
   - А  мама  состарилась.  Так  же  красится  и  румянится,  но  глаза  уже
потускнели, ходит медленно... Годы!
   - Мы тоже не молоды, - согласился царь.
   - Наверное, нас что-то всех ждет... ужасное.
   - Я верю в это, - отвечал Николай II спокойно. - Но я не  изменю  мотивам
самодержавия до конца, каким бы он ни был!

****

   Императрица велела срочно вернуть Симановича с дороги в Нарым, а Белецкий
сразу же возродил в подъезде дома ј 64 по Гороховой улице  службу  охраны  и
наблюдения. Гришка вернулся на  свою  квартиру...  Первым  делом  он  учинил
выговор филерам:
   - Кой пес из вас написал, будто я дам на колени себе сажал? Ваше  дело  -
не болтать, а беречь меня аки зеницу ока...
   Митька Рубинштейн подарил ему "просто так" триста  тысяч  рублей,  Гришка
загулял, пел на улице песни и плясал перед прохожими, чуя победу.  Филерские
списки показывают, что Симанович с Гейне таскались на Гороховую до пяти  раз
в день. Таскались сами и таскали к Распутину каких-то молоденьких евреек...
   Однажды, поднимаясь по лестнице, Распутин неопределенно сообщил филерам:
   - Там вот наследили, теперь подтирать будем...
   Он имел в виду заговор Хвостова и его связь с Илиодором. Вино  носили  на
квартиру в эти дни ящиками и корзинами. В один из дней, когда филеры  мерзли
в подворотне, сверху их окликнул зычный голос Распутина: "Эй, ребята!  Валяй
ко мне чай пить".  Филеры  не  отказались.  На  столе  пофыркивал  громадный
самовар. Уселись, дуя на замерзшие пальцы. Озирались косо.
   - Собачья у вас жистя, - пожалел их Распутин.
   - Да уж хужей не придумать, - отвечал за всех старший Терехов. -  Ты  бы,
Ефимыч, хоть к полуночи домой прибредал... Жди тебя! У нас ведь тоже  семьи,
детишки от рук отбились, отцов не видят.
   - Ну, будет скулить. Чай, в окопах на фронте солдатам еще хуже,  чем  вам
на Гороховой... Чего сахар-то не кладете?
   - Боимся, как бы не обидеть тебя, - отвечал младший Свистунов.  -  Нонеча
сахарок по карточкам... Оно всем кусается!
   - Клади, - щедро размахнулся Распутин. - Меня трудно обидеть. Я  карточек
сроду не видывал и, даст бог, так и околею, не повидав, каки оне  таки,  эти
самые карточки...
   Все время трещал телефон. Распутин орал:
   - Нюрка! Скажи, что меня дома нетути...
   Был он в состоянии серьезного похмелья, и в разговоре с ним телохранители
вежливо спросили:
   - Чего ты, Ефимыч, кислый сегодня?
   - Покоя не вижу, - отвечал Распутин. - Велено  мне  свыше  подумать,  как
быть с этой занюханной Думой. Клопы там... Пахнет!  А  буджет  без  Думы  не
зафунансишь. Ты о Думе что кумекаешь?
   Терехов, лакая чаек, отвечал добропорядочно:
   - Ежели я о таких материях стану кумекать, так мне от начальства по шапке
накладут, так что без пенсии останусь.
   - Я здесь хозяин, вот и ответь как на духу.  Терехов  поставил  блюдце  и
вытер мокрые усы.
   - Нук, ладно, скажу, как думаю... Пошлика ты самого царя в Думу -  вот  и
пусть сам с нею разбирается.
   - Башка! - похвалил филера Распутин. - Тебе в министерах ходить. Я так  и
сделаю: папка, скажу, валяй в Думу...
   Мнение  филера  сыграло  решающее  государственное  значение  -   Штюрмер
моментально явился в Думу, сообщив Родзянке: "Государь прямо из Ставки  едет
сюда.." Хвостов, знавший о разговоре филеров с Распутиным,  немало  хохотал,
когда прослышал, что кадетские лидеры приезд царя в Думу приписывали  своему
влиянию. Николай II, прихватив из Ставки  брата  Михаила,  на  автомобиле  -
прямо с вокзала! - прибыл в Таврический дворец "под несмолкаемые крики "ура"
и приложился к кресту. Государь был очень  бледен,  и  от  волнения  у  него
тряслись руки...". Политически появление  в  Думе  царя  не  имело  никакого
значения, ибо забастовки, потрясавшие страну, уже определяли будущее страны.
   Обойдя помещение Думы,  царь  перекинулся  с  депутатами  незначительными
словами, сел в автомобиль и поехал к жене. Зато Мишка остался на  заседании,
когда Штюрмер зачитал пустопорожнюю декларацию правительства, представ перед
обществом  как  политическое  ничтожество.  В  ответ  выступил   язвительный
Пуришкевич, сравнивший Штюрмера с  гоголевским  Чичиковым,  который  всех  в
губернии уже объехал, не знал, куда бы еще нагрянуть, и решил - черт с  ним,
заодно уж заверну и в Думу...
   Михаил навестил Родзянку в его председательском кабинете.
   - Что же дальше-то у нас будет? - спросил он.
   - Паршиво будет, ваше высочество... Садитесь.
   -  Благодарю,  -  сказал  великий  князь,  присаживаясь.  -  Вы  бы   как
председатель Думы поговорили с моим братцем.
   - Поговорили бы вы как брат с братом. Вам это легче!
   - Я пробовал. Но все бесполезно.
   - А я не только пробовал, я ему даже талдычил, что страна  скатывается  в
хаос, нас ждут небывалые потрясения, надо спасать монархию, но... увы!
   Женское влияние сильнее моего.
   - Я с этой женщиной, - отвечал Мишка, имея  в  виду  императрицу,  -  дел
никаких не имею. Как будто ее не существует.
   - А я ее даже побаиваюсь, - сознался Родзянко...
   Вечерняя мгла закутывала высокие  окна  Таврического  дворца,  на  улицах
неслышно кружился снег. Зазвонил телефон - Родзянко выслушал, и было  видно,
как он внутренне помертвел.
   -  Поздравляю!  -  сказал,  бросая  трубку.  -  Вот  только   что   убили
Распутина... Убил какой-то граф... на "Вилле Родэ"!
   Великий князь и председатель Думы заключили друг друга в крепкие объятия;
Родзянко, не скрывая чувств, даже прослезился на радостях, оба повернулись к
иконе - благодарили всевышнего.
   - Я позвоню на "Виллу Родэ", - сказал Мишка.
   Владелец шантана Адолий Родэ сказал ему, что час назад была  колоссальная
драка, посуды и стекол  набили  кучу,  сейчас  здесь  сидит  полиция,  пишет
протоколы. Распутина в основном  бил  граф  ОрловДенисов,  но  драка  носила
локальный характер - из-за какой-то пошлой хористки.
   - Так он разве жив? - в отчаянии спросил Мишка.
   - Распутин вырвался и убежал...
   При свидании с Родзянко царь неожиданно согласился с ним, что атмосфера в
столице слишком накалена, надо дать ей чуточку остыть. 27 февраля Николай II
(выдержав истерику жены и рыдания Вырубовой) распорядился выслать  Распутина
на его родину. Газеты при этом обязались хранить вежливое молчание - никаких
комментариев... Они и молчали! Только  никому  не  известный  журнал  "Божия
Коровка" проявил гражданскую  смелость.  Он  опубликовал  странный  рисунок,
изображавший ощипанную птицу с длинным носом, в зад которой воткнуто  пышное
павлинье перо. Лишь очень опытный глаз мог в этой "птице" угадать Распутина,
и рисунок без помех прошел цензуру. Одновременно с рисунком "Божия  Коровка"
поместила сообщение: "По дошедшим до редакции слухам, недавно из  Петрограда
в Сибирь экстренно выслан вагон с битой  птицей".  А  через  несколько  дней
царица велела срочно вернуть Распутина, и старательная "Божия Коровка", тихо
ползая меж цензурных рогаток, дала такое объявление: "Редакции журнала стало
известно, что на  днях  из  Сибири  в  Петроград  возвращен  вагон  с  битой
птицей..." Распутин в богатейшей  шубе,  купленной  на  деньги  Рубинштейна,
снова появился на улицах столицы, с высоким цилиндром на голове, похожий  на
купцастарообрядца, гневливо стучал всюду палкой. "А ваш  Хвостов  убивец,  -
твердил он филерам на лестнице, - зато Степа - парень хошь куды!"  Он  велел
дворнику соорудить лавку для сидения филеров  -  пожалел,  что  они  сутками
маются на ногах. Сидя на этой лавке, сунув носы в воротники  пальто,  филеры
горько оплакивали свою незавидную судьбу:
   - Сколь били его, сколь калечили - и хоть  бы  что!  Неужто  не  найдется
героя, который бы пришлепнул его раз и навсегда? Так и сдохнем мы возле этой
двадцатой квартиры...

****

   Из рязанской ссылки вернулся и Побирушка!

9. ТОРТ ОТ "КВИСИСАНЫ"

   Заговор Хвостова воедино  сплотил  всю  распутинскую  когорту,  и  теперь
симановичи, гейне, рубинштейны, манасевичи (и Белецкий!) стали для  Царского
Села дороже любого министра. Февраль 1916 года целиком  посвящен  небывалому
движению автомобилей, сновавших от Гороховой до  Александрии:  то  Симанович
визитировал Штюрмера, то Гейне навещал Вырубову...
   Ощутив приступ творческого вдохновения, Белецкий рискнул пойти на подлог,
чтобы сразу и навсегда отделаться от Хвостова. Материалы о  заговоре  против
Распутина  он  подкинул  в  "Биржевые  Ведомости",   а   когда   газета   их
опубликовала, он, дабы замести  свои  следы,  дурно  пахнущие,  напечатал  в
"Новом Времени" письменный протест против публикации, делая вид,  будто  эти
материалы у него выкрали... Он умел "шить дела", но на этот раз сшил  белыми
нитками! Справедлива народная поговорка - на каждого мудреца бывает довольно
простоты. В "желтом доме" на Фонтанке раздался страшный хруст - это  сломали
шею Белецкому. Увлекшись добиванием соперника,  он  не  рассчитал  одного  -
публикация обнажила  перед  обществом  всю  гниль  и  разврат  в  верхах,  и
распутинская мафия разом набросилась на него же - на Белецкого. Его ободрали
как липку: лишили прав товарища министра  внутренних  дел,  велели  ехать  в
Иркутск и  там  потихоньку  губернаторствовать...  Хвостов  не  удержался  -
поздравил его по телефону:
   - Ну что, Степан? Вырыл ты могилу для  меня  глубокую,  а  угодил  в  нее
сам...  со  женою  и  со  чадами!  Езжай,  соколик.  Сибирские  волки  давно
подвывают, желая обглодать твои бренные кости.
   - Не я, так другие, - в ледяной ярости отвечал Белецкий,  -  но  столкнут
тебя, супостата, в могилу - поглубже моей!
   - А я не такой дурак, как ты обо мне думаешь, - сказал ему  Хвостов  и...
объявил прессконференцию для журналистов.
   Может, он сошел с ума?  Министр  внутренних  дел  (в  дни  войны!)  решил
допустить прессу в потаенное средоточение всей государственной скверны.
   Хвостовщина выписывала одну из сложнейших синусоид реакционного взлета  и
падения. Да! Я вынужден признать, что этот  толстомясый  аферист  не  боялся
доводить воду до крайних градусов кипения, чтобы с кастрюль срывало крышки.
   Кроме головы, ему уже нечего было терять, и Хвостов на  прощание  устроил
фееричное цирковое представление... Его кабинет заполн