нских банках. Юсупов отказался  и  от  жемчужины!  Наконец,  гитлеровцы
предложили Юсупову... российскую корону,  но  и  в  этом  случае  Феликс  не
согласился служить врагам Отчизны.
   После войны он с Ириною поселился в заброшенной конюшне Парижа, на  улице
Пьер-Жерен, 38-бис; крыша  текла,  и  старики  спали,  растворив  над  собою
зонтики. Феликс был по-прежнему строен, как  юноша,  только  у  него  болели
глаза, и он стал носить дымчатые очки. Конюшню князь своими руками превратил
в уютный жилой дом, украсив его стены портретами  своих  предков...  Феликсу
Феликсовичу было уже семьдесят восемь лет,  когда  его  навестили  советские
журналисты, которым он заявил, что еще не потерял надежды побывать в  гостях
на любимой Родине. Кстати, он спросил, что сейчас  находится  в  его  бывшем
дворце на Мойке, где он убивал Гришку Распутина.
   - Дом ленинградского учителя, - ответили ему...
   Осенью 1967 года советские газеты  известили  читателей  о  смерти  князя
Ф.Ф.Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон в возрасте восьмидесяти лет. Этот знак
внимания оказан князю, очевидно, как патриоту, который, сохранив достоинство
аристократа, никогда не унизил себя до того, чтобы  вмешиваться  в  заговоры
против своей Отчизны... Мир праху его!

****

   Владимир Митрофанович ПУРИШКЕВИЧ (1870-1920).
   За этим  человеком  не  числилось  громких  титулов,  но  за  ним  стояла
поддержка думских кругов и страшная сила черносотенного  аппарата.  Это  был
оригинальный и яркий мракобес реакции!  О  нем  следует  говорить  спокойно,
чтобы не впасть в грубо-обличительный тон, -  грамотный  советский  читатель
сам сделает выводы.
   Пуришкевич -  внук  крестьянина,  сын  протоиерея,  уроженец  Бессарабии,
мелкий землевладелец. Учился в университете, окончил историко-филологический
факультет. Писал остроумные пародии, всегда  был  склонен  к  иронизированию
серьезных  вещей.  Служил  мелким   чинушей   в   МВД   (при   хозяйственном
департаменте), являлся идейным основателем "Союза русского народа", а  когда
в нем произошел  раскол,  он  образовал  свою  партию  -  "Палату  архангела
Гавриила".  Избирался  депутатом  в  Думу  трижды  и,  выходя  на   трибуну,
выворачивал перед обществом свое реакционное нутро без  маскировки,  никогда
не притворяясь передовой и светлой личностью. Его речи никогда  не  отвечали
запросам  русского  общества,  но  зато  имели  острый  характер  и   потому
привлекали к себе внимание.  По-своему  (на  монархический  лад)  Пуришкевич
глубоко и надрывно любил Россию, он искренне  страдал  за  неудачи  русского
народа, в его поступках никак нельзя отнимать мотивов "духа и сердца"
   (карьеристом он никогда не был!).
   Убежденный враг народной демократии, он  был  также  страстным  врагом  и
лево-буржуазных партий. Своих реакционных взглядов не  скрывал,  видимо,  не
считая эти взгляды "дурной болезнью", которой следует стыдиться. А сам болел
этой болезнью и много лет подряд лечился сальварсаном... Впрочем, был женат,
имел двух сыновей, выпивал  в  меру,  считался  хорошим  семьянином.  О  нем
вспоминали  потом,  что  "он  обладал  громадной  инициативой,   чрезвычайно
обширным  и  разносторонним  образованием  и  начитанностью  в   истории   и
классической литературе, большим ораторским талантом,  обнаруживал  на  всех
поприщах не  совсем  обычную  для  русских  неутомимую  деятельность...".  С
началом войны Пуришкевич заявил, что, пока льется кровь, он отказывается  от
политической борьбы. На свои личные деньги основал санитарный поезд,  работу
которого и возглавлял,  спасая  жизнь  раненных  на  фронте.  Средь  военной
публики Пуришкевич пользовался заслуженным уважением. При пенсне  и  лысине,
он был отличным стрелком из револьвера, что и сыграло большую роль  в  сцене
убийства Распутина.
   Февральскую встретил враждебно,  выступая  за  свержение  Керенского,  за
реставрацию монархии. Скрываясь от ищеек, сбрил  усы  и  бороду,  сделавшись
неузнаваемым. Керенский велел  арестовать  его  как  "врага  народа".  Когда
охранники явились на Шпалерную, дом ј 32, Пуришкевич сам же открыл им двери.
   - Пуришкевича ищете? Нет его, канальи поганого...
   И сам, со свечкою в руках, водил агентов Керенского по квартире,  говоря,
что негодяй Пуришкевич смылся. А когда охранники спускались по лестнице,  он
не выдержал (в нем проснулся  юморист,  желающий  повеселиться  над  людской
глупостью):
   - Дураки, ведь я и есть тот самый Пуришкевич!
   - Не морочь голову, Пуришкевич-то с бородой... -  А  для  чего  же  тогда
существуют парикмахерские?
   Со словами "там разберутся" его схватили. Керенский держал Пуришкевича  в
тюрьме, как своего личного врага, а Октябрьская революция отворила перед ним
двери тюрьмы. Пуришкевич с борьбы против Временного правительства  мгновенно
переключился на борьбу с Советской властью. В ноябре  был  раскрыт  обширный
заговор,  возглавляемый  Пуришкевичем,   и   открытый   суд   Петроградского
ревтрибунала приговорил его к четырем годам принудительных работ. Но  1  мая
1918 года Пуришкевич был освобожден (В  его  характере  была  одна  черта  -
искренность, которая многих подкупала. Известный чекист Я.X.Петерс, член  ЦК
ВКП(б) и соратник Дзержинского, писал о причинах  освобождения  Пуришкевича,
что он "держался хорошо, в  результате  произвел  впечатление  на  некоторых
товарищей, и когда вопрос (о  нем)  обсуждался  в  коллегии,  то,  благодаря
одному воздержавшемуся, он остался жив..." (статья Я.X.Петерса "10 лет ВЧК -
ОГПУ").) и тут же отъехал на юг страны, где в Ростове-на-Дону стал  издавать
черносотенную газету "Благовест". Одновременно он выпустил  свою  нашумевшую
книгу об убийстве Распутина и продавал ее за пятнадцать рублей. Часть тиража
книги он сдал на хранение в кафешантан Фишзона (где пела Иза  Кремер  и  где
убили Борьку  Ржевского).  Сионисты,  нежно  припавшие  к  трупу  Распутина,
гонялись за книжкой Пуришкевича, чтобы облить ее керосином и сжечь.
   Симанович в кабаре Фишзона уничтожил массу экземпляров. Пуришкевич открыл
по нему огонь из револьвера на улице. Но "лутший ис явреив" имел свою охрану
из девяти человек, и нападение было отбито. Деникинская  контрразведка,  как
это ни  странно,  всегда  была  на  стороне  Симановича,  а  Пуришкевича  за
покушение выслали...
   Вскоре он объявился в Новороссийске с целой серией публичных докладов  на
тему  о  "грядущем  жидовском  царстве".  Сионисты,  чтобы  сорвать  доклад,
напустили на него лже-матроса Баткина, колчаковского агента, о котором я уже
писал в романе "Моонзунд" и повторяться не буду. Лекция была сорвана,  а  на
другой день Пуришкевич опять стрелял в "лутшаго ис явреив". Симанович бежал,
ища спасения у белогвардейского коменданта города.
   Пуришкевич заболел тифом... и тут  произошло  необъяснимое.  Его  отвезли
лечиться  в  еврейский  госпиталь.  "Врачебный  персонал  лазарета   состоял
исключительно из евреев, поэтому принятие в него Пуришкевича  вызвало  много
толков... В лазарете, - писал Симанович, -  раздавались  замечания,  что  не
стоит о нем заботиться". К удивлению врачей, Пуришкевич очень  быстро  пошел
на поправку, удивляясь тому, что угодил в самый центр того "царства", против
которого выступал. Но выздороветь ему  не  дали!  Пуришкевичу  был  поднесен
бокал шампанского, от которого он тут же скончался. "Признаться, -  заключил
Симанович, - известие о его смерти я принял с  большим  облегчением".  После
Пуришкевича остались две книги. Судьба жены и детей неизвестна.

****

   Когда анкета на убийц заполнена, я скажу главное:  к  этому  времени  уже
окончательно вызрел заговор. Был задуман тронный переворот, каких уже немало
знала история русской династии.
   Убийство Распутина стояло в первом параграфе заговора! А затем на Царское
Село должны двинуться четыре гвардейских полка, чтобы силой штыков заставить
царя отречься  от  престола.  Если  откажется  -  убить!  Алису  упрятать  в
монастырское заточение. Царем объявить наследника Алексея  (под  регентством
дяди Николаши).
   Буржуазия, рвавшаяся к власти, была извещена о перевороте. Военная  хунта
выдвигала в регенты царского брата Михаила с его женою Натальей Брасовой.
   Монархистам из этого плана удалось  исполнить  лишь  пункт  ј  1,  но  до
последнего  они  так  и  не  добрались:  две  революции   подряд   разломали
самодержавие, и его обломки оказались разбросаны по всему миру.

3. "НЕ СПРАШИВАЙ, НЕ ВЫПЫТЫВАЙ, ЛЕВКОНОЯ..."

   Феликсу мать внушала, что "теперь поздно, без скандала уже не  обойтись",
от царя Надо потребовать "удаления управляющего (так она звала Распутина) на
все время войны и невмешательства Валиде (это про царицу) в  государственные
вопросы.  И  теперь  я  повторяю,  что,  пока  эти  два  вопроса  не   будут
ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это  медведю  Мишке  (то
есть Родзянке) от меня...". Мать дала понять сыну, чтобы крови он не боялся!
Я склонен думать, что сильный моральный нажим  со  стороны  княгини  Зинаиды
сыграл решающую роль;  если  при  этом  вспомнить,  что  княгиня  уже  давно
замышляла   убийство   Распутина,   щедро   раскрыв   свой   кошелек   перед
А.Н.Хвостовым, то справедливо считать, что она же и толкнула сына на мысль о
физическом истреблении, "управляющего"... Это на нее похоже! Зинаида Юсупова
до самой смерти гордилась, что ее сын убивал Распутина.
   Речь Пуришкевича, прозвучавшая 19 ноября, была лишь отправной точкой  для
перехода к действию. Однако еще задолго до этого Феликс начал искать пути  к
сердцу Распутина, снова установив с ним приятельские отношения; при этом  он
действовал через Муньку Головину, которая  была  рада  возвращению  князя  в
распутинскую  компанию.  Помирившись  с  Гришкой,   Феликс   направил   свои
аристократические  стопы  к  "общественности",  пытаясь  в  ее  среде  найти
поддержку своим криминальным планам.
   Он повидался с думским кадетом В.А.Маклаковым  (братом  бывшего  министра
внутренних дел Н.А.Маклакова) и напрямик сказал  ему,  что  согласен  отдать
миллион,  не  задумываясь,  любому  типу,   который   согласится   укокошить
Распутина.
   - Неужели, - спросил Юсупов, - нельзя найти очень хорошего убийцу, вполне
надежного и благородного человека?
   - Простите, князь, но я никогда не держал бюро по найму убийц, -  отвечал
Маклаков. - А как юрист могу сказать одно: убийство  -  вещь  простая,  зато
возня с трупом - вещь сложная. Такие дела не так делаются!
   Наемные убийцы миллион от вас загребут, а за полтинник на  пиво  продадут
вас полиции.
   Разговор происходил на квартире Маклакова.
   - Я бы и сам, - признался  Феликс,  -  охотно  угробил  Гришку,  но  тут,
понимаете,  выпала  экзаменационная  сессия.  Сдаю  экзамены   в   Пажеском,
приходится много зубрить... Просто некогда!
   Маклакова стала мучить "гражданская совесть".
   - Мне так неловко, что  я  отказываюсь  от  участия  в  замышляемом  вами
подвиге на благо Отечества. Чтобы вы не подумали обо мне  скверно,  я  внесу
достойный вклад в великое дело  устранения  с  земли  русской  этой  гнусной
личности - Распутина!
   Сказав так, юрист подарил Юсупову гимнастическую гирю в несколько  фунтов
весом, отлитую из чистого каучука.
   - Простите, Василий Алексеич, а... зачем она мне?
   - Как зачем? - возмутился блюститель закона. - Да такой гире цены нет! Вы
берете ее  вот  так  (Маклаков  показал),  размахиваетесь  и  со  всей  силы
трескаете Гришку по кумполу... Бац! Еще удар, третий - и перед вами  уже  не
Гришка, а его хладный труп! Как видите, убийство дело простое, но я еще  раз
подчеркиваю, что предстоит утомительная возня с кадавром убитого...
   Юсупов  гирю  взял,  не  сыскав   более   весомой   поддержки   в   среде
"общественности". Маклаков раскрыл лицо подлинного  либерала:  показал,  как
надо убивать, даже  вручил  орудие  убийства,  но  сам,  опытный  юрист,  от
кровопролития уклонился Пуришкевич же не боялся замарать руки!

****

   Санитарный поезд Пуришкевича стоял в тупике товарной станции  Варшавского
вокзала, загружаясь по мере сил медикаментами и продуктами, чтобы  в  исходе
декабря снова отправиться за партией раненых в Яссы...
   Юсупов сдавал  экзамены,  а  Пуришкевич  был  занят  беготней  по  всяким
хлопотам.
   Однако они находили время для встреч, взаимно дополняя друг друга (Юсупов
был собран и сдержан, а Пуришкевич горяч и быстро загорался).  Феликс  тихим
голосом говорил, что время речевой терапии кончилось - пришел момент браться
за хирургический нож...
   21 ноября Пуришкевич вечером посетил Юсупова в его  дворце  на  Мойке,  и
хозяин предупредил его, что квартира Распутина - мало подходящее  место  для
расправы с ним:
   - Толчется уйма народу, лучше убивать у  меня.  Пуришкевич  заметил,  что
напротив дворца, за каналом Мойки, виднелось здание полицейского участка:
   - Услышат драконы выстрелы и сразу сбегутся.
   - Нужен яд, - ответил Юсупов, после  чего  они  спустились  в  подвальное
помещение дворца. - А здесь можно стрелять.:.
   Подвал  был  необжит,  и  Пуришкевич  сказал,  что  нельзя  же  Распутина
принимать в подвале: он сразу почует неладное.
   - Не волнуйтесь, - мило улыбнулся князь, - я уже нанял мастеров, и  скоро
этот подвал они превратят в роскошные  апартаменты...  Здесь  я  дам  Гришке
последний ночной раут!
   Во дворец  на  Мойке  прибыл  стремительный,  румяный  с  мороза  Дмитрий
Павлович, явился и капитан Сухотин, внешне неповоротливый, серьезный офицер,
недавно вышедший из госпиталя после тяжелого ранения. Пуришкевич сказал  им,
что у него в  поезде  служит  приятель,  который  тоже  пойдет  на  убийство
Распутина.
   - Это доктор Станислав Лазоверт, поляк  и  хороший  человек,  получил  за
храбрость два Георгия, отличный автомобилист.
   Юсупов стал развивать план убийства.
   - Распутин относится ко мне хорошо и любит, когда я  бываю  у  него,  ему
нравится, как я пою романсы под гитару. Я ему сказал,  что  моя  жена  Ирина
хотела бы с ним познакомиться, и он сразу загорелся... Ирины нет в Питере  и
не будет! Она с нашей маленькой доченькой  дышит  кислородом  в  Крыму,  где
собралась сейчас вся моя родня. Но я уже сказал Распутину, что  Ирина  скоро
приедет и тогда они могут повидаться.
   Великий князь Дмитрий заговорил об охране:
   -  Ее  не  проведешь!  Помимо  Ваньки  Манасевича,  который  крутится  на
Гороховой, Гришку, как мне удалось выяснить от  полиции,  ежедневно  берегут
двадцать четыре агента.
   Юсупов напомнил, что Распутина охраняют еще и  "банковские"  агенты.  Он,
кажется, спутал. Не банковские агенты, а тайная агентура Симановича, который
из сионистского подполья берег Распутина, -  как  зеницу  ока...  Пуришкевич
закрепил общий разговор, предложив всем встретиться 24 ноября:
   - В десять вечера в моем вагоне...
   За эти дни он вовлек в заговор доктора Лазоверта, и тот охотно согласился
устранить Гришку с помощью цианистого калия. В вагоне-библиотеке, опустив на
окнах плотные шторы, Пуришкевич принял заговорщиков, и два часа  подряд  они
обсуждали предстоящее убийство - в деталях.  Выяснилась,  что  Маклаков  был
прав, когда говорил, что возня с трупом - дело сложное. Сообща  решили,  что
вода все грехи кроет: Распутина лучше всего засунуть под лед. Но  для  этого
надо отыскать прорубь.
   - Он же всплыть может, - говорил Пуришкевич, - значит, необходимы гири  и
цепи... Впрочем, я это беру на себя. А у вас, князь, как подвигается дело  с
ремонтом подвала?
   - Монтеры уже налаживают электропроводку.
   - Гришку, - сказал  Дмитрий  Павлович,  -  так  ведь  просто  в  воду  не
швырнешь. Надо во что-то завернуть, антихриста!
   - Не пожалею даже любимого ковра, - согласился Юсупов и передал Лазоверту
цианистый калий (часть яда была в кристаллах, а частично яд был уже разведен
во флаконе).
   - Откуда он у вас? - полюбопытствовал врач.
   - Это еще один щедрый дар конституционно-демократической партии:
   Маклаков отдарился сначала гирей, теперь ядом.
   Расходились, как и положено убийцам, ровно в полночь.  Следующую  встречу
назначили на 1 декабря;  Пуришкевич  обещал  все-таки  втянуть  Маклакова  в
заговор, а Юсупов хотел поговорить на эту же тему с Родзянкой:
   - Дядя Миша, как-никак, мой родственник...
   28 ноября Пуришкевич снова заехал к Юсупову  на  Мойку,  чтобы  осмотреть
работы в подвале. Войдя во  дворец  с  главного  подъезда,  он  был  поражен
громадной свитой княжеской челяди.
   - Вы что? И Гришку так же встречать будете?
   - Да нет, - засмеялся Юсупов, - я всех холопов разгоню к чертовой матери,
оставлю лишь двух дежурных солдат.
   Осмотрев подвал, Пуришкевич спросил о  Родзянке  -  согласен  ли  думский
"медведь" ломать Гришкины кости?
   - Дядя Миша от души благословил всех  нас,  сказал,  что  рад  бы  и  сам
удушить Гришку, но уже староват для этого дела.
   - Ладно, а я сегодня нажму на Маклакова. Одной только гирей и ядом он  от
меня не отделается...
   Пуришкевич посетил Таврический дворец,  где  усадил  Маклакова  под  бюст
царя-освободителя  Александра  II  и   долго   втолковывал   кадету,   какая
благородная задача стоит перед ними:
   - Спасти Русь от этого чалдона... вы согласны?  Маклаков  сложил  ладони,
как католик на молитве.
   - Владимир Митрофаныч, душа вы моя! Обещаю дам, что, когда вас схватят, я
все свои юридические познания и весь опыт адвоката  приложу  к  тому,  чтобы
вытащить вас из петли. Но убивать я... не умею! И очень прошу:  сразу  после
убийства  Гришки  дайте  шифрованную  телеграмму   из   двух   слов   "когда
приезжаете", тогда я пойму, что Гришка - ау, и смогу вздохнуть свободно...
   Пуришкевич обругал кадета "кадетом"! Огорченный, он гулял с папиросой  по
Екатерининскому залу, когда его остановил националист Шульгин, попросивший у
него прикурить.
   - А вот новость! - сказал он. - Вашу речь от 19 ноября  в  Царском  сочли
крамольной и сейчас выпирают со службы сановников, которые отозвались о  ней
положительно...
   Пуришкевич пытался и Шульгина втянуть в заговор, но Шульгин сказал  вещие
слова:
   - Разве корень зла только в Распутине? Какой смысл убивать змею,  которая
давно ужалила? Яд  распутинщины  уже  всосался  в  кровь  нашей  империи,  и
монархию ничто не спасет. Допускаю, что вы  убьете  Распутина,  но  разве  в
России станет лучше? Поздно вы схватились  за  топоры...  Надо  было  еще  в
пятом!
   В эти дни Юсупов, ведя оживленную переписку с сородичами, сообщил Ирине о
намерении убить Распутина, и жена одобрила его замысел (она отвечала ему  из
Кореиза: "Главное - гадость, что ты решил все без меня. Не вижу, как я  могу
теперь участвовать, раз все уже устроено. По-моему, это дикое свинство...").
Ночью, ложась спать, Пуришкевич о том же поведал своей супруге:
   - Тебе, дорогая, в ночь убийства предстоит не спать. Ты должна как  можно
жарче истопить  печку  в  вагоне,  привезут  одежду  Распутина,  которую  ты
испепелишь во прах...
   Утром доктор Лазоверт завел на морозе  один  из  автомобилей  санитарного
поезда, которые обычно возились  на  платформах,  и  отвез  Пуришкевичей  на
Александровский рынок, где супруга купили гири и цепи.  Потом  Пуришкевич  с
Лазовертом колесили по городу, высматривая проруби в реках и каналах.  Стоял
жестокий морозище, оба продрогли в машине и  еле  отогрелись  коньяком.  Они
отыскали лишь два места для сокрытия трупа:  одно  на  Средней  Невке  возле
моста, перекинутого  на  острова,  другое  -  слабо  освещенный  по  вечерам
Введенский канал, идущий  от  Фонтанки  к  Обводному,  мимо  Царскосельского
вокзала... При сильном морозе только там чудом уцелели незамерзшие проруби!
   Хотя в тайну заговора было посвящено немало посторонних лиц, никто из них
не проболтался. Болтуном оказался сам... Пуришкевич, у которого  наблюдалось
"отсутствие задерживающих умственных центров". Аарон  Симанович  пишет,  что
заговор от самого начала раскрыл его тайный агент Евсей Бухштаб, который был
"дружен с одним врачом по вен