ры, миссис Гарднер, - двух  королей!  -
Глаза Эллери засверкали.  -  Иными  словами,  нас  бомбили  подарками  в
следующем порядке:
   Вначале туфли, корабли, Сургуч, капуста, короли!
   Воцарилось напряженное молчание. Затем мисс Эмми Уиллоуз выдохнула:
   - Морж и Плотник! "Алиса в Стране чудес"!
   - Мне стыдно за вас, мисс Уиллоуз. Где именно  произносит  свою  речь
Тру-ля-ля в дилогии Кэрролла? Казалось, все черты Эмми засветились: -  В
"Зазеркалье"!
   - В "Зазеркалье", - повторил Эллери. -  А  какой  подзаголовок  имеет
"Зазеркалье"?
   Полным священного ужаса голосом Эмми ответила:
   - "И что там увидела Алиса".
   - У вас превосходная память на тексты, мисс Уиллоуз.  Таким  образом,
нам  подсказывали,  что  надо  пройти  сквозь  зеркало  и,  естественно,
посмотреть, что же там, по ту сторону, связано с  исчезновением  мистера
Оуэна. Фантастично, не так  ли?  -  Эллери  наклонился  вперед  и  резко
сказал:  -  Позвольте,  однако,  вернуться  к   первоначальной   цепочке
рассуждений. Согласно одной  из  версий  я  не  увидел  отражения  часов
потому, что на месте не  было  зеркала.  Но  стена-то  по  крайней  мере
неподвижна, следовательно, подвижным должно быть зеркало. Каким образом?
Вчера я два часа потратил на поиски этого секрета.
   Все в ужасе воззрились на высокое, вставленное в стену  зеркало.  Оно
мерцало в ответ, отражая свет лампочек.
   - А когда мне удалось разгадать секрет, то я и заглянул за зеркало. И
что, по-вашему, я - неосторожная Алиса, там увидел?
   Ответом было молчание.
   Эллери неторопливо подошел к зеркалу, встал  на  цыпочки,  на  что-то
нажал, и произошла странная вещь: зеркало  выдвинулось  вперед,  как  на
шарнирах. Он просунул пальцы в образовавшуюся щель  и  потянул.  Зеркало
повернулось наподобие двери, открыв ход  в  маленький,  узкий  чуланчик.
Женщины вскрикнули в один голос и закрыли лица руками.
   Окостеневшая  фигура  Шляпника-Оуэна  таращилась  на  них  из  чулана
страшным, мертвым, остекленевшим взглядом.
   Пол Гарднер вскочил на ноги, задыхаясь, рванул воротник: -  О-О-Оуэн!
- Ему не хватало дыхания. - НЕ МОЖЕТ этого быть! Я же с-сам закопал  его
под камнем в лесу, за домом!
   О боже!
   Он улыбнулся дикой улыбкой и замертво рухнул на пол.
   Эллери вздохнул:
   - Отлично, Де Верр.
   Шляпник зашевелился и сразу же перестал походить на Ричарда Оуэна.
   - Можете вылезать. Мастерски сыграно, но роль, согласитесь, несколько
статична. Главное, трюк сработал, как я и предполагал. Так работают  мои
люди, Ногтон. А теперь можете допросить миссис Гарднер. Полагаю, она  не
станет отрицать, что была любовницей Оуэна. Гарднер об этом узнал и убил
его. Осторожно, ей тоже плохо!
   - Чего я не могу  понять,  -  после  долгого  молчания  сказала  Эмми
Уиллоуз, сидя рядом с Куином в ночном  поезде  на  Пенсильванию,  -  так
это... Впрочем, я многого не поняла.
   - Все было довольно просто, - устало ответил Эллери, глядя в  темноту
за окном.
   - Кто это - Де Верр?
   - А, Де Верр! Мой знакомый "по прежним делам. Актер.
   Играет характерные роли. Вряд ли вы о нем слышали. Видите  ли,  когда
дедукция подвела меня к зеркалу и я догадался, как его открыть,  я  ведь
нашел там труп Оуэна в костюме Шляпника. Она вздрогнула:
   - Для меня это слишком реалистичная драма. Почему вы сразу об этом не
рассказали?
   - И что тогда? Против убийцы не было и тени доказательств, мне  нужно
было время, чтобы продумать способ, как заставить его выдать себя. Я  не
стал трогать тело.
   - Уж не хотите ли вы сказать, что все это время сидели там  и  знали,
что убийца - Гарднер? - с откровенным недоверием спросила Эмми.
   - Конечно, - Эллери пожал плечами.  -  Оуэны  прожили  в  доме  около
месяца. Секрет чуланчика настолько хорошо запрятан, что, не зная  о  его
существовании,  его  невозможно  обнаружить.  В  пятницу  вечером   Оуэн
обронил, что дом проектировал Гарднер. Я вспомнил об этом. Кому, как  не
архитектору, знать о секретном чуланчике? С какой  целью  он  задумал  и
сделал эту потайную комнатушку,  теперь  нетрудно  догадаться.  Так  что
совершить это мог только Гарднер, понимаете?
   Он задумчиво посмотрел на пыльный потолок вагона.
   - Я довольно легко восстановил все преступление. В пятницу, когда все
улеглись, Гарднер спустился к Оуэну, чтобы выяснить отношения между  ним
и своей женой, этой похотливой  девкой  Кэролайн.  Между  ними  возникла
ссора, и архитектор убил Оуэна. Первым порывом  Гарднера  было  спрятать
тело. Вытащить его из дома в пятницу ночью  он  не  мог  из-за  сильного
дождя, он бы весь вымазался в грязи. Вот тут-то  и  пригодился  потайной
чуланчик за зеркалом. Туда он и засунул труп, чтобы спокойно подготовить
место захоронения,  когда  земля  подсохнет.  Так  вот,  когда  я  ночью
открывал дверь в кабинет, Гарднер как раз  запихивал  тело  в  чуланчик,
поэтому-то часы и не отражались в  зеркале.  Потом,  когда  я  прошел  в
библиотеку, он закончил свое мерзкое дело и  метнулся  наверх.  Я  вышел
довольно быстро, и он решил сыграть в наглую,  даже  сделал  вид,  будто
принял меня за Оуэна. Во всяком случае, это он усыпил нас всех в субботу
вечером, чтобы без помех вынести тело и закопать его. Вернувшись,  он  и
сам принял снотворное, чтобы все выглядело естественно.
   Мне удалось созвониться с Де Верром, проинструктировать его, что надо
сделать. Тот раздобыл где-то костюм Шляпника, достал в театре фотографию
Оуэна и приехал. Пока  человек  Ногтона  держал  вас  в  библиотеке,  мы
устраивали его в  чуланчике.  Я  хотел  накалить  обстановку,  заставить
убийцу проговориться, сломать его  морально.  Мне  нужно  было  добиться
одного - чтобы он выдал место захоронения. И мой план сработал.
   Актриса скосила  на  Эллери  глаза.  Детектив  вздохнул,  старательно
отводя взгляд от ее стройных ног, вытянутых к противоположному сиденью.
   - Но самое непонятное, - она попыталась нахмуриться, эти дьявольские,
фантастические посылки. Кто все-таки их отправитель, скажите, ради бога!
   Эллери долго не отвечал, потом сказал сонным, едва слышным из-за шума
дождя и стука колес голосом:
   - Вообще-то вы.
   - Я? - От изумления у нее широко открылся рот.
   - Да, в некотором  смысле.  -  Эллери  прикрыл  глаза.  Ваша  идея  -
поставить "Безумное чаепитие" из "Алисы" на радость  Хозяину  Джонатану.
Царивший накануне убийства дух преподобного Доджсона спровоцировал  цепь
фантазий и в моей голове.
   Просто открыть чулан и объявить, что здесь лежал труп Оуэна,  -  даже
заставить Де Верра изобразить мертвого Оуэна было недостаточно. Гарднера
надо было озадачить, дать ему понять, пусть не сразу, куда ведут посылки
с подтекстом. Его надо было помучить. Мне не  составило  большого  труда
созвониться с моим  отцом  -  инспектором,  он  прислал  мне  на  помощь
сержанта Вели. Я тайком передавал ему взятые из  дома  вещи;  оставалось
лишь упаковать их, ну, и все  остальное.  Актриса  резко  выпрямилась  и
сердито посмотрела  на  Куина.  -  Это  что  же,  так  принято  в  ваших
детективных кругах?
   Он сонно улыбнулся:
   - Ничего другого не придумаешь.  Драма,  мисс  Уиллоуз,  есть  драма.
Попытайтесь  понять.  Убийцу  надо  было  окружить  непонятными  вещами,
смутить, если хотите, окончательно задурить ему голову, а потом  нанести
нокаутирующий  удар,  чтобы  сокрушить  его...  Без  лишней   скромности
признаюсь, с моей стороны это было дьявольски тонко задумано.
   Эмми наградила собеседника долгим взглядом. При этом ее  мальчишеская
фигурка так грациозно изогнулась, что Эллери услышал биение собственного
сердца.
   - Что вас, - спросил он шутливо, - заставляет смотреть на  меня  так,
дорогая? Разве не все в порядке? Как вы себя чувствуете?
   - Как сказала бы Алиса, - нежно ответила девушка, слегка наклоняясь в
его сторону, - все страннее и страннее. 12


1





ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС

Агата КРИСТИ
Перевод с английского А. Шарова



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru


   Рауль Добрюль перешел по мосту через Сену, насвистывая себе под  нос.
Это был молодой французский инженер приятной наружности, со свежим лицом
и тонкими темными усиками. Вскоре он добрался до  Кардоне  и  свернул  к
двери дома под номером  17.  Консьержка  высунулась  из  своего  логова,
сердито  обронив  "доброе  утро",  и  Рауль  ответил  ей  жизнерадостным
приветствием. Затем он поднялся по лестнице на  третий  этаж.  Стоя  под
дверью  в  ожидании  ответа  на  свой  звонок,  он  еще  раз  просвистел
полюбившуюся мелодию. Нынче утром  Рауль  Добрюль  пребывал  в  особенно
приподнятом настроении.
   Дверь открыла пожилая француженка.  Ее  испещренное  сеточкой  морщин
лицо расплылось в улыбке, когда она увидела, кто пришел.
   - Доброе утро, месье!
   - С добрым утром, Элиза, - поздоровался Рауль,  входя  в  переднюю  и
стягивая перчатки. - Госпожа ждет меня, не правда ли? - бросил он  через
плечо.
   - О, да, разумеется, месье, - Элиза прикрыла дверь  и  повернулась  к
гостю. - Если месье пройдет в малую гостиную,  госпожа  через  несколько
минут выйдет к нему. Она прилегла.
   - Ей нехорошо? - Рауль поднял глаза.
   - "Нехорошо"?! -  Элиза  негодующе  фыркнула.  Она  распахнула  перед
Раулем дверь малой гостиной. Он шагнул внутрь, и служанка  вошла  следом
за ним. - "Нехорошо"? - повторила она. - Как  же  она,  бедняжка,  может
чувствовать себя хорошо? Вечно эти сеансы! Это никуда  не  годится,  это
противоестественно! Разве такое предназначение уготовил  нам  милостивый
Господь? Не знаю, как вы, но я прямо скажу: все это - общение с лукавым!
   Рауль успокаивающе похлопал ее по плечу.
   - Полноте, Элиза, - увещевающим тоном проговорил он. - Не заводитесь.
Слишком уж вы склонны видеть происки дьявола во всем, чего  не  в  силах
постичь умом.
   - Ладно уж, - Элиза с сомнением покачала головой. -  Что  бы  там  ни
говорил месье, а не по нутру мне все это. Взгляните на госпожу! День ото
дня она все больше бледнеет и худеет. А эти ее головные  боли!  -  Элиза
взмахнула руками, - Ох, не к добру он, спиритизм этот. Духи - поди ж ты!
Все добрые духи  давно  уже  пребывают  на  небесах,  а  остальные  -  в
преисподней!
   - Ваш взгляд на загробную жизнь прост  до  безмятежности,  -  заметил
Рауль, опускаясь на стул.
   - Я добрая католичка, месье, только и  всего.  -  Женщина  расправила
плечи. Она осенила себя крестным знамением и двинулась к двери. Взявшись
за ручку, Элиза остановилась. - Месье, -  с  мольбой  обратилась  она  к
Раулю, - ведь все это прекратится после вашей свадьбы?
   Рауль слабо улыбнулся в ответ.
   - Вы - славное и верное существо, Элиза, и вы преданы своей  хозяйке.
Не опасайтесь: после того, как госпожа  станет  моей  женой,  всем  этим
"спиритическим делишкам", как вы их называете,  придет  конец.  У  мадам
Добрюль не будет никаких сеансов. Элиза просияла.
   - Честное слово?
   Ее собеседник кивнул с серьезным видом.
   - Да, - отвечал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к  ней,  -
да, пора с этим кончать. Симонэ наделена дивным  даром,  которым  вольна
пользоваться по собственному усмотрению, но она уже сыграла  свою  роль!
Как вы только что заметили, Элиза, госпожа чахнет и бледнеет не по дням,
а по часам. Самое трудное и  мучительное  в  жизни  медиума  -  страшное
нервное напряжение. Вместе с тем, Элиза, ваша хозяйка - лучший медиум  в
Париже, если не во всей Франции. К  Симонэ  стремятся  попасть  люди  со
всего света, ибо  знают,  что  с  ней  можно  не  опасаться  ни  ловкого
надувательства, ни шарлатанства.
   - "Надувательства"! - презрительно процедила Элиза. - Еще чего! Мадам
не способна провести и младенца, даже пожелай она этого!
   - Она - сущий ангел! - пылко воскликнул молодой  француз.  И  я..,  я
сделаю все, что в силах сделать мужчина, чтобы дать ей счастье.  Вы  мне
верите?
   Элиза  расправила  плечи  и  заговорила  просто,   но   с   некоторым
достоинством:
   - Я служу у госпожи не первый год,  месье,  и  не  кривя  душой  могу
сказать, что люблю ее. Если б я не верила, что вы обожаете ее,  как  она
того достойна, я бы разорвала вас в клочья!
   - Браво, Элиза! - Рауль рассмеялся. - Вы - настоящий друг  и,  должно
быть, одобрите мое решение настоять, чтобы  ваша  хозяйка  бросила  всех
этих духов и прочий спиритизм.
   Он ожидал, что женщина воспримет это шутливое замечание с улыбкой, но
ее лицо почему-то сохранило мрачно-серьезное выражение,  и  это  удивило
Рауля.
   - А что, если... - нерешительно молвила Элиза, - что, если духи так и
не оставят ее, месье?
   - О! Что вы хотите этим сказать? - Рауль вытаращил на нее глаза.
   - Ну.., я говорю, что будет, если вдруг духи так и  не  отвяжутся  от
нее? - повторила служанка.
   - Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза. А я и не верю.  -  В
голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. - Какой дурак в них  поверит!
И все-таки...
   - Так-так.
   - Мне трудно объяснить вам это, месье.  Понимаете,  я..,  мне  всегда
казалось, что эти медиумы,  как  они  себя  величают,  -  просто  хитрые
прохиндеи, которые надувают несчастных,  лишившихся  своих  близких.  Но
госпожа совсем не такая. Госпожа  хорошая.  Она  честная  и...  -  Элиза
понизила голос, в ее речи зазвучали нотки благоговейного трепета: - Ведь
все получается. Никакого обмана. Все выходит, и именно  этого  я  боюсь.
Потому что, я уверена, месье, все это не к добру. Это противно природе и
всемилостивейшему  Господу   нашему.   И   кому-то   придется   за   это
расплачиваться.
   Рауль поднялся со стула, подошел к служанке и потрепал ее по плечу.
   - Успокойтесь, милая Элиза, - с улыбкой сказал он. - У меня есть  для
вас добрая весть: сегодня - последний сеанс. С завтрашнего дня их больше
не будет.
   - Выходит, один сеанс  назначен  на  сегодня?  -  В  вопросе  пожилой
женщины сквозила подозрительность.
   - Последний, Элиза, последний.
   - Госпожа не готова, ей нездоровится... - Элиза  сокрушенно  покачала
головой.
   Договорить ей  не  удалось:  распахнулась  дверь,  и  вошла  высокая,
красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а ее лицо напоминало  лик
мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько
вышла, оставив их одних.
   - Симонэ! - Он взял ее длинные белые руки в свои и принялся  целовать
их.
   Женщина нежно произнесла его имя:
   - Рауль, милый!
   Он вновь осыпал поцелуями ее руки, потом  пытливо  вгляделся  в  лицо
хозяйки.
   - Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла.  Уж  не
захворала ли ты, любовь моя?
   - Нет.., не захворала. - Она замялась. Рауль подвел ее  к  кушетке  и
усадил рядом с собой. - Тогда в чем дело?
   Девушка-медиум тускло улыбнулась.
   - Ты будешь думать, что все это глупости, - пробормотала она.
   - Я? Буду думать, что это глупости? Никогда! Симонэ высвободила руки,
замерла  и  минуту-другую  молча  смотрела  на   ковер.   Потом   глухой
скороговоркой проговорила:
   - Я боюсь, Рауль.
   Он молча ждал  продолжения,  но  девушка  безмолвствовала.  Тогда  он
ободряюще сказал:
   - Ну, и чего же ты боишься?
   - Просто боюсь... Боюсь, и все.  Он  изумленно  взглянул  на  нее,  и
девушка поспешила ответить на этот его взгляд:
   - Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую  себя  именно  так.  Боюсь,
просто боюсь. Не знаю, в чем тут причина, но меня ни на миг не оставляет
мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.
   Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.
   - Нельзя поддаваться смятению, милая, - сказал он. - Я  знаю,  в  чем
тут дело, Симонэ. Это все  напряжение,  нервное  напряжение,  в  котором
живет медиум. Все, что тебе нужно, - это отдых, отдых и покой.
   - Да, Рауль, ты прав. - Она благодарно взглянула на него. - Все,  что
мне нужно, - это отдых и покой.
   Она закрыла глаза и мягко откинулась назад, в его объятия.
   - И счастье, - шепнул Рауль ей на ухо. Он  крепче  обнял  Симонэ;  та
глубоко вздохнула, не открывая глаз.
   - Да, -  пробормотала  она,  -  да...  Когда  ты  обнимаешь  меня,  я
испытываю ощущение безопасности, забываю про эту ужасную жизнь  медиума.
Ты многое знаешь, Рауль, но даже тебе невдомек, каково это!
   Он  почувствовал,  как  напряглось  ее  тело.  Глаза   Симонэ   вновь
раскрылись, и их взгляд опять устремился в пространство.
   - Человек сидит в темной комнате  и  чего-то  ждет.  А  тьма  пугает,
Рауль, потому что это тьма пустоты, небытия. И человек нарочно  отдается
ей, чтобы затеряться в ее  глубинах.  Он  ничего  не  знает,  ничего  не
чувствует, но потом в конце концов мало-помалу наступает пробуждение ото
сна, медленное, мучительное возвращение. И  оно  так  изнурительно,  так
изматывающе!
   - Я знаю, - промямлил Рауль, - я знаю.
   - Так изнурительно...  -  шепотом  повторила  Симонэ,  и  тело  ее  в
изнеможении обмякло.
   - Но ты великолепна, Симонэ. - Он взял ее за руки, стараясь  ободрить
и заразить своим воодушевлением. - Ты  неповторима.  Величайший  медиум,
какого только видел свет.
   Она слабо улыбнулась и покачала головой.
   - Да уж поверь! - стоял на своем Рауль. Он  вытащил  из  кармана  два
письма. - Видишь, это от профессора Роше и от доктора Женера  из  Нанси.
Оба умоляют тебя не отказывать  им  и  в  дальнейших  услугах,  хотя  бы
иногда.
   - Нет! - вскричала Симонэ, вдруг резко поднимаясь на  ноги.  -  Я  не
смогу, не смогу! С этим должно быть покончено, ты мне обещал, Рауль!
   Молодой человек в изумлении смотрел на Симонэ. Та повернулась к  нему
и дрожала, словно загнанный зверек. Он встал и взял ее за руку.
   - Да, конечно, - сказал он, - с этим будет покончено, ясное  дело.  Я
упомянул об этих двух письмах единственно  потому,  что  горжусь  тобой,
Симонэ.
   Она метнула не него косой настороженный взгляд.
   - А  не  потому,  что  когда-нибудь  снова  захочешь  заставить  меня
работать?
   - Нет, что ты! - горячо заверил ее Рауль.  -  Разве  что  тебе  самой
захочется помочь старым друзьям.
   - Нет, никогда. - Голос ее зазвучал взволнованно. - Это  небезопасно.
Поверь мне, я чувствую. Опасность очень большая.
   Она сжала ладонями виски, постояла немного, потом подошла к окну.
   - Обещай, что мне больше  никогда  не  придется  заниматься  этим,  -
попросила она чуть более спокойным тоном.
   Рауль подошел и обнял ее за плечи.
   - Милая, - с нежностью проговорил он, -  даю  слово,  что  начиная  с
завтрашнего дня ты больше никогда не будешь этим заниматься.
   Он почувствовал, как она вдруг вздрогнула.
   - Сегодня... - прошептала Симонэ. - Да, я  совсем  забыла  про  мадам
Икс.
   - Она может прийти с минуты на минуту. - Рауль взглянул  на  часы.  -
Но, быть может, Симонэ... Если тебе нездоровится...
   Симонэ почти не слушала его, думая о своем.
   - Она странная женщина, Рауль, очень странная.  В  ее  присутствии  я
испытываю какое-то отвращение и едва ли не ужас.
   - Симонэ!  -  Голос  его  звучал  укоризненно,  и  девушка  сразу  же
почувствовала это.
   - Да, Рауль, я знаю: ты - истый француз, и мать для тебя  -  святыня.
Бесчеловечно  с  моей  стороны  испытывать  такие  чувства  к   женщине,
потерявшей родное дитя и так убивающейся по умершей малютке. Но.., я  не
могу этого объяснить.., она.., она такая огромная и черная... А ее руки?
Ты обращал внимание  на  ее  руки,  Рауль?  Громадные,  сильные  ручищи,
сильные, как у мужчины. О!
   Она поежилась и закрыла глаза. Рауль снял руку с ее плеча и заговорил
почти холодно:
   - Я и впрямь не понимаю тебя, Симонэ. Ведь ты - женщина  и  наверняка
испытываешь сочувствие к другой женщине матери, лишившейся единственного
ребенка.
   - О, тебе этого не понять, друг мой! - Симонэ  раздраженно  взмахнула
рукой. - Тут невозможно ничем помочь. В тот миг, когда я впервые увидела
ее, я почувствовала.., страх! - Девушка резким движением простерла руку.
- Ты помнишь, как долго я не соглашалась проводить  с  ней  сеансы.  Она
принесет мне несчастье, я предчувствую это. Рауль пожа