торожно и нежно прижимая к себе. Сначала она ощущала только восхитительное удовольствие от того, что он держит ее, как сокровище, бесконечно драгоценное для него. Однако постепенно Катрин почувствовала, как напрягается его тело. Ее сердце подпрыгнуло и забилось сильнее, когда его губы прильнули к ее шее.
     - Ты знаешь, как сильно я тебя хочу? - прошептал он.
     Катрин заставила себя расслабиться. Она знала, что этот момент наступит, и думала, что подготовилась к нему. Катрин нервно рассмеялась.
     - В ночь, когда мы поженились, ты сказал, что не любишь худых женщин.
     - Я солгал.
     - Позже я заподозрила, что ты сказал мне не правду.
     Они долго молчали.
     Франсуа зарылся в ее волосы, и голос его звучал глухо:
     - Необязательно сегодня ночью. Я могу подождать. Катрин испугалась. Она могла сказать, чтобы он подождал. И тогда ей не пришлось бы сегодня встречаться со страхом.
     Но, если она так решит, это будет означать, что она снова прячется.
     - Нет. - Голос Катрин дрожал. - Сейчас. Хотя я, наверное, не смогу доставить тебе удовольствие.
     - Ты доставишь мне удовольствие. - Его пальцы нашли шпильки, удерживавшие ее тяжелые волосы, он вынимал их одну за другой и бросал на пол. - Ты доставишь мне удовольствие, - повторил он, - даже если просто позволишь прижать тебя к себе, смотреть на тебя, слышать твой смех. - Он пропустил пальцы сквозь ее длинные волосы. - В этом и есть различие между любовью и похотью, Катрин.
     Его зеленые глаза смотрели столь пристально, улыбка была столь нежной, что Катрин ощутила, как рассеивается страх.
     - С чего... начнем?
     Франсуа поднял длинную шелковистую прядь и потерся о нее губами.
     - С чего захотим. Мы можем делать все, что угодно. Никаких правил нет. - Неожиданно его улыбка стала озорной. - Знаю. Почему бы мне не расчесать тебе волосы, моя родная?
     Тяжелые удары сердца Катрин стали ровнее, когда она подняла голову и посмотрела на Франсуа.
     - Это... все?
     Тело Франсуа сотрясала дрожь, он отодвинулся и лег рядом.
     - Да. - Его грудь неровно вздымалась. Он повернул Катрин и прижался к ее спине. - Пока.
     - Ты был очень... напряжен. - Катрин поразмыслила. - Тебе это всегда доставляет такое наслаждение?
     - Это всегда доставляет наслаждение, но в этот раз... - Он поцеловал Катрин в ухо. - Это необыкновенно, любовь моя.
     - Почему?
     - Может быть, потому, что я люблю тебя? Другой причины придумать не могу.
     - Мне приятно сознавать, что я доставила тебе удовольствие. Мне от этого... как-то теплее.
     Франсуа замер.
     - Но ты сама никакого наслаждения не ощутила, да?
     - Я не знаю, что ты имеешь в виду. Я же сказала...
     - Ты испугалась?
     - Сначала да, потом - нет. - Катрин поцеловала его руку, прижимавшую ее. - Ты был так добр ко мне. Я боялась, что увижу... Но это был только ты.
     - Это хорошо. - Голос Франсуа звучал глухо. - Но я хочу для тебя большего. Расскажи мне, что ты почувствовала, Катрин. Мне надо знать.
     - Тепло, уют, любовь. - Катрин устроилась поудобнее. - Это было на самом деле очень приятно.
     - И больше ничего?
     - Ближе к концу какое-то... покалывание. - Катрин поспешила ободрить мужа:
     - Но ты не сделал мне больно. Я знаю: ты был очень осторожен.
     - Недостаточно. Мне надо было потянуть подольше. Я пытался, но... - Его губы скользнули по ее уху, и голос вдруг зазвучал хрипло. - Я слишком давно люблю тебя, Катрин.
     - Почему ты так огорчен? Я же говорила, что, думаю, ты...
     - Добрый и мягкий. - Франсуа крепко прижал Катрин к себе. - По-моему, я слишком нетерпелив.
     - Что-нибудь не так? Я должна была сделать что-то еще?
     - Нет, я просто благодарен господу, что ты меня не боишься. - Франсуа нежно поцеловал Катрин. - Ну, ничего, в другой раз. А на сегодня достаточно.

***

     - Ты пришла. - При виде Нана Сарпелье Дюпре почувствовал прилив острого наслаждения. Он не был уверен, что Нана послушается его, даже при том, что это означало бы вызвать недовольство графа. В течение последних недель Дюпре пристально следил за ней и знал, что она, не задумываясь, прыгнет в постель к любому понравившемуся ей мужчине. И тем не менее она казалась исключительно независимой натурой. - Заходи. - Дюпре отступил, и Нана вошла в комнату. - Я, разумеется, ждал тебя. Ты виделась с Эчеле?
     - Я же сказала вам, что не смогу быстро связаться с ним.
     - Сгодится и завтра. - Дюпре закрыл дверь и оглядел Нана. - Сними плащ.
     Нана послушалась. Плащ она бросила на стул.
     - Мне это не нравится, Дюпре.
     - Но ты же любишь лишние деньги, которые дает тебе граф.
     - Каждой женщине надо что-то есть.
     - Есть и другие нужды, которые надо удовлетворять. - Дюпре уселся на стул с подушками и оперся рукой на стоявший рядом стол. - И ты, конечно, представляешь, что в своем нынешнем состоянии мне приходится испытывать некоторые трудности с женщинами. Не так-то просто уговорить их доставить мне удовольствие.
     - Насколько я понимаю, девок в Пале-Рояле мало волнует, как выглядит мужчина, лишь бы у него были деньги в кармане.
     - Но они не могут дать мне того, что нужно. Прежде у меня была избранная любовница, и она была совершенно великолепна. Она была актрисой в "Комеди Франсез". Камилла Кадо. Возможно, ты слышала о ней?
     Нана покачала головой.
     - Она была немного похожа на тебя. Высокая, рослая, с пышной фигурой. Она изумительно подходила для моих целей.
     - В таком случае предлагаю вам вернуться к ней.
     - О, я не могу. Пока я был в Испании, она завела другого любовника, а когда я попытался заставить ее передумать, отказалась меня слушать.
     - Возможно, вам удастся уговорить ее, чтобы она поняла, какую ошибку делает, отказывая такому поистине восхитительному мужчине, как вы.
     - Сарказм не допускается, - заявил Дюпре. - Ясно, что мне придется обучить тебя так же, как я обучил ее.
     - Вряд ли стоит тратить на это время, если ваша Камилла уже...
     - Камилла мертва. - Дюпре улыбнулся, увидев потрясенное лицо Нана. - Я просто не мог допустить, чтобы она ложилась в постель к другому мужчине. Это бы осквернило роль, которую она играла.
     - Роль?
     - Я же сказал тебе, что она была актрисой. - Дюпре указал на большой шкаф у стены. - Там ты найдешь платье и парик. Они принадлежали Камилле, но я уверен, что тебе они тоже подойдут. Надень их.
     Нана в ужасе уставилась на него. Что это еще за игры?
     - Ну, давай же, ты ведь ни за что не пришла бы сюда, если бы не собиралась мне подчиняться. Нана подошла к шкафу.
     - Вы уже решили, каким способом избавиться от мальчика-короля?
     - С помощью яда, наверное. На улице Марата аптекарь с удовольствием окажет мне любую услугу. Яд оказался бы надежным и разумным средством, его мог бы выбрать и Робеспьер, а у меня уже нет сил для физической борьбы.
     - Королю всего восемь лет. Он не будет бороться за трон, достаточно...
     - Я не хочу говорить о короле. Надевай платье.
     Спустя двадцать минут Нана стояла перед Дюпре в розовом парчовом платье, запихивая собственные русые волосы под искусно уложенный седой парик.
     Дюпре глядел на нее и чувствовал, как в нем нарастает возбуждение.
     - Великолепно, - задыхаясь, произнес он. - В тебе есть сила, какой никогда не было у Камиллы. - Он сунул руку в карман и вынул маленькую серебряную табакерку. - Наклонись. Последний штрих.
     Нана с деревянным лицом склонилась над Дюпре.
     Он открыл табакерку, осторожно вынул мушку в форме сердечка и прикрепил ее рядом с левым углом ее рта.
     - Ну вот, теперь ты просто совершенство. - Руки Дюпре дрожали, когда он закрывал табакерку и снова клал в карман. - Встань передо мной на колени.
     Поколебавшись, Нана подчинилась.
     - Прекрасно. Теперь слова. Ты должна произносить их очень искренне, иначе я буду недоволен.
     - Что за слова?
     В голосе Дюпре появились высокие жеманные нотки:
     - "Рауль, обещай мне, что мы всегда будем вместе. Ты мамин родной, сладкий мальчик. Я больше никогда не буду тебя наказывать".
     Нана повторила слова.
     Ладонь Дюпре с треском ударила ее по щеке.
     - Искренне! Еще раз.
     Глаза Нана излучали гнев, недоумение, презрение. Ей не сразу удалось справиться с бушующей яростью. Она несколько раз глубоко вздохнула. И через несколько минут повторила слова.
     - Уже лучше. А теперь скажи: "С моей стороны было так нехорошо сажать тебя в деревянный ящик с этими гадкими существами".
     - С моей стороны было так нехорошо сажать тебя в деревянный ящик с этими гадкими существами.
     Дюпре наклонился к Нана, все еще стоявшей на коленях у его стула, дыхание вырывалось из его груди с короткими сильными всхлипами.
     - "Умоляю тебя, прости меня".
     - Умоляю тебя, прости меня. - Нана подняла голову и увидела лицо Дюпре, искаженное до неузнаваемости от наслаждения. Ее мутило от отвращения к этому жалкому выродку.
     - Повтори.
     - Умоляю тебя, прости меня. - Нана с минуту помолчала. - Это все?
     - О нет. - Дюпре улыбнулся, его глаза сияли от удовольствия. - Есть много чего еще. Ты можешь поцеловать мне руку.

***

     Следующим вечером за ужином Катрин старательно избегала заговаривать с Людовиком-Карлом и сосредоточилась на том, чтобы понравиться Симонам. К своему удивлению, она обнаружила, что это не такая уж сложная задача. Как и говорил Франсуа, они были грубыми, неотесанными людьми, не слишком большого ума, однако казались добродушными. Из них двоих Катрин предпочла женщину ее мужу. Мадам Симон была коренастой, плотной, маленькой женщиной с тяжелым мужеподобным лицом в веснушках, однако у нее была теплая улыбка, и она, казалось, по-настоящему привязалась к мальчику.
     И только когда мужчины уселись за карты, а мадам Симон взялась за шитье у очага, Катрин отважилась как бы невзначай подойти к Людовику-Карлу, читавшему у окна.
     - У печки слишком жарко, - сказала она. - Можно, я посижу здесь рядом с тобой?
     - Как хочешь, гражданка. - Людовик-Карл настороженно посмотрел на Катрин и сразу вернулся к чтению.
     Катрин охватила волна жалости. Франсуа говорил, что Людовик-Карл был стар для своих лет, и теперь она поняла, что тот имел в виду. Мальчик был удручающе угрюм. Катрин присела на стул напротив и стала украдкой поглядывать на мальчика из-под ресниц. Это был по-настоящему красивый ребенок, хотя он лишь немного походил на Марию-Антуанетту. У него были такие же светлые волосы и широко расставленные голубые глаза, однако черты лица его были утонченнее и красивее, чем у матери.
     - Я не люблю, когда люди на меня смотрят, - сказал Людовик-Карл, не поднимая глаз от книги. - Я бы хотел, чтобы ты этого не делала.
     - Я думала, что ты немного похож на свою мать.
     Людовик-Карл быстро поднял глаза.
     - Ты видела мою мать?
     - Давно, когда ты был еще младенцем. Она была очень добра ко мне.
     Мальчик с готовностью кивнул.
     - Она всегда добрая. - И понизил голос:
     - Но мы не должны говорить о ней здесь. Им это не нравится.
     - Очень мудро. Что ты читаешь?
     - Книгу Руссо. Гражданин Робеспьер считает, что он прекрасный человек. Они забрали у меня все книги, которые мне подарил папа, зато дали вон те. - Людовик-Карл кивнул на четыре книги, сложенные рядом с ним на столе.
     Катрин протянула руку за томом в темно-синем переплете.
     Людовик-Карл быстро положил на книгу руку, чтобы помешать Катрин взять ее.
     - Нет.
     Катрин с удивлением посмотрела на него.
     Мальчик встретил ее взгляд.
     - Это не та книга, которую тебе следует смотреть, гражданка.
     - Почему?
     - Там картинки с раздетыми мужчинами и женщинами, и они делают... - Людовик-Карл умолк, а затем неохотно пояснил:
     - Такую книгу неприлично смотреть даме, которая знала мою маму.
     - А для тебя прилично? Мальчик пожал плечами.
     - Не знаю. - И кивнул в другой конец комнаты на Симона:
     - Он говорит, это единственные книги, какие должен читать мужчина.
     - Ты ему веришь?
     - Не знаю, - повторил Людовик-Карл. - Откуда мне знать, что правда, а что не правда, когда все говорят мне разное?
     - Тебе нравятся гражданин Симон и его жена?
     - Знаешь, они часто бывают веселые. - Из его глаз на короткое время ушло так старившее его выражение взрослой обреченности, и мальчик тоскливо сказал:
     - Только я бы хотел, чтобы они иногда разрешали мне видеться с мамой.
     - Но ведь она... - Катрин осеклась, потрясенно сообразив, что мальчик говорит о матери как о живой. Людовик-Карл думал, что его мать жива! Катрин с минуту помолчала, затем спросила:
     - А где твоя мама?
     - В квартире этажом выше с моей сестрой и тетей. - Рука мальчика крепче сжала книгу. - Они говорят: она плохая женщина и я не должен о ней говорить.
     Приступ острейшей жалости пронзил Катрин.
     - Я не считаю ее плохой и думаю, об этом ты должен сам судить, Людовик-Карл.
     - Шарль. Здесь меня называют Шарль.
     Катрин улыбнулась.
     - Постараюсь запомнить.
     - Да, трудно запомнить все, чего от тебя хотят. - Взгляд мальчика снова стал невыразительным и усталым, как у древнего старца. - Мама говорит, нужно все делать как можно лучше, когда делаешь.
     Катрин понимала, что слишком задержалась здесь и ей следует возвращаться к компании у очага, однако ей очень не хотелось оставлять мальчика. Людовик-Карл был так страшно одинок.
     - Ты любишь цветы?
     Мальчик кивнул.
     - В Версале у нас были красивые сады, и даже в Тюильри... - Он умолк, а потом его взгляд устремился к лицу Катрин. - Моя мама любит цветы. У нее духи с запахом фиалок.
     - У моего кузена в городе есть сад, где растут очень красивые фиалки. Хочешь, я принесу их тебе? Ты мог бы ухаживать за ними и смотреть, как они растут.
     Людовик-Карл неуверенно сказал:
     - Я ничего не знаю о том, как выращивать цветы.
     - Тогда я тебя научу. У меня есть сад, он даже больше, чем сад в Версале, и называется Вазаро, я тебе про него расскажу.
     Лицо ребенка осветилось надеждой.
     - По-моему, мне бы это понравилось.
     - Я знаю, тебе понравится. - Катрин встала. - И я расскажу тебе про моего друга Мишеля. Мишель тебе тоже понравится. Он лишь немного старше тебя и знает все про цветы, духи...
     - А он придет сюда навестить меня? Мы могли бы поговорить и поиграть в мяч в... - Неожиданно радость сошла с лица мальчика. - Я забыл. В Тампль никто не должен приходить.
     - Зато я буду навещать тебя, - мягко произнесла Катрин. - И по крайней мере могу рассказывать тебе о Мишеле. У меня есть еще подруга, она знала твою маму гораздо лучше, чем я, и тебя тоже. Ее зовут Жюльетта, и мы можем поговорить о ней тоже.
     Людовик-Карл кивнул и робко улыбнулся.
     - Ты очень добра. Я знаю, что не должен просить слишком много.
     Слезы жгли ей глаза. И было трудно говорить спокойно.
     - Я приду к тебе послезавтра, Людовик-Карл.
     - Шарль, - серьезно поправил он. - Просто Шарль.
     Катрин отвернулась и подошла к компании, собравшейся у очага.
     Она села рядом с мадам Симон, и та небрежно подняла глаза от вязания.
     - Вы долго говорили с Шарлем.
     Катрин замерла. Неужели ее интерес к мальчику показался подозрительным?
     - Он славный мальчик.
     Мадам Симон согласилась.
     - Все вечно таращат на него глаза и норовят потрогать. Жена пекаря даже предложила мне лишний ломоть хлеба, если я отрежу для нее прядь его волос.
     Катрин откинулась на стуле.
     - Вы дали ей прядь?
     - С какой это стати? - встрепенулась мадам Симон. - Бедняга в неделю остался бы лысым, если бы я раздавала его кудри всем желающим. А потом они гоняются за волосами короля, а Шарль уже просто добрый республиканец. - Женщина посмотрела на мальчика, сидевшего в углу, и ее лицо засияло гордостью и любовью. - Мы хорошо поработали с Шарлем, да будет мне позволено самой так сказать.
     Катрин старалась не смотреть на мадам Симон.
     - Я вижу, он читает Руссо.
     - Республиканская книга. Сама-то я и словечка не пойму, но то, что нравится гражданину Робеспьеру, сгодится и для меня.
     - Он не знает, что его мать умерла.
     Мадам Симон бросила тревожный взгляд на Катрин.
     - Вы ему не сказали?
     Катрин покачала головой. Женщина облегченно вздохнула.
     - Муж хотел ему рассказать, но я запретила - нет смысла расстраивать Шарля.
     - Я обещала принести ему ящик с фиалками. Это ничего?
     Мадам Симон пожала плечами.
     - Почему бы и нет? Если он сам будет за ними ухаживать. Мне некогда с ними возиться, а муж почти все время смотрит в свой стакан. - Мадам Симон робко улыбнулась Катрин. - Я рада, что вы приехали к Франсуа. Мужчине нужна жена, даже если он думает, что она ему без надобности. - Мадам бросила кислый взгляд на мужа. - И будет просто приятно поговорить еще с одной женщиной.
     Катрин просияла.
     - Надеюсь, мы станем друзьями. - Она старательно отводила глаза от места, где сидел с книжкой мальчик. - Очень хорошими друзьями.

***

     - Я хочу сделать хоть что-нибудь. - Катрин прижалась к Франсуа, невидящими глазами глядя в темноту. - Бедный ребенок!
     - Мы делаем все, что можем.
     - Я хочу, чтобы его вывезли отсюда. Дети так беззащитны. Сначала Мишель, а теперь Людовик-Карл. Но Мишель счастлив и свободен. Я хочу, чтобы Людовик-Карл тоже был на свободе.
     Франсуа погладил волосы Катрин.
     - Скоро.
     - Как скоро?
     - У меня есть кое-какие мысли. Завтра мне надо поговорить с Жан-Марком, а потом поехать в кафе "Дю Ша". Возможно, к концу следующего месяца мы сумеем освободить его.
     - Боже милостивый, надеюсь.
     - Я тоже, любовь моя. - Франсуа закрыл глаза. - А теперь спи.
     - Сейчас?
     Его глаза снова открылись.
     - Ты не хочешь спать?
     - Мне казалось, что мы могли бы... Я знаю, что прошлой ночью тебе было не совсем приятно. - Катрин задержала дыхание. - Я подумала, что мы могли бы попробовать снова.
     Рука Франсуа, гладившая волосы Катрин, замерла на ее затылке.
     - Родная, это не делается по обязанности.
     - Это было приятно. Мне нравится быть к тебе близко.
     Франсуа медленно притянул к себе Катрин.
     - Тогда, я думаю, мы сделаем смелую попытку стать очень-очень близкими друг другу, любовь моя.

***

     - Это похоже на цветок, отдающий свой аромат, правда? - мечтательно спросила Катрин. - Ты хотел, чтобы я именно это почувствовала?
     Франсуа засмеялся.
     - Так я и думал, что ты найдешь сравнение, которое напомнит нам о Вазаро.
     - А для тебя это тоже так? - Катрин приподнялась на локте и посмотрела на него. - Ты это чувствуешь?
     - Да. - Он поцеловал Катрин в плечо, голос его звучал глухо. - Целое поле цветов отдает свой аромат, сияет солнце и идет тихий дождь.
     - Это всегда так?
     - Нет, иногда это просто приятное ощущение, способ прогнать одиночество.
     Катрин сочувственно посмотрела на него. Должно быть, он часто чувствовал себя одиноким за эти годы, что жил двойной жизнью и никому не мог доверять.
     - А ты... - Катрин умолкла. У нее не было права расспрашивать его о прошлом, и все же она отчаянно хотела все знать об этих таинственных годах. Она хотела знать его. Все о нем. Как-то Франсуа сказал ей, что в нем скрыто много людей, а Катрин знала лишь разгневанного Франсуа Эчеле, Франсуа из Вазаро и Франсуа-возлюбленного. Теперь она хотела узнать Уильяма Даррела. - А был кто-нибудь, кто помогал тебе... - Катрин не знала, как лучше сформулировать вопрос. Франсуа насторожился.
     - В чем дело, Катрин? - Она не отозвалась, и он пристально вгляделся в ее лицо. - После Вазаро не было никого, кроме тебя. Так не было.
     - Но кто-то же все-таки был?
     Франсуа кивнул:
     - Кое-кто.
     - Кто же?
     - Нана Сарпелье.
     - Та, о которой ты мне рассказывал? Она работает в кафе "Дю Ша"? Жюльетта говорит, она прекрасная женщина. - Катрин с минуту помолчала. - Ты... любил ее?
     - Я любил ее как друга, как товарища, Катрин. Она помогала мне. Бывали черные