дни, и иногда она делала жизнь светлее.
     - Понимаю.
     - О чем ты думаешь? - Франсуа взял ее лицо в свои ладони и насильно заставил заглянуть себе в глаза. - Ты моя любовь. Она мой друг. Здесь есть разница. Пожалуйста, поверь мне.
     - Я верю тебе. - Лоб Катрин пересекла задумчивая морщинка. - Мне бы хотелось познакомиться с ней, Франсуа. Ты возьмешь меня с собой в кафе "Дю Ша"?
     - Я же сказал тебе...
     Катрин приложила пальчики к его губам и ласково улыбнулась.
     - Я не сержусь. Я, возможно, ревную к ней, но пока что я в этом не уверена. Но я благодарна ей за то, что она помогла тебе, и, по-моему, я должна с ней познакомиться.
     Франсуа засмеялся.
     - Ты понимаешь, что ведешь себя совершенно не так, как полагается жене?
     Катрин крепче прижалась к его обнаженному сильному телу.
     - Я люблю тебя. Я доверяю тебе. Я хочу, чтобы тебе было как можно лучше. Разве это может быть поведением, не подобающим жене?

***

     Ящик размером примерно два на два фута был заполнен до краев темно-зелеными листьями и белыми фиалками, едва начавшими цвести.
     Людовик-Карл мягко тронул хрупкий бутон.
     - Он как бархатный, как юбки одного из маминых платьев... только прохладнее.
     Катрин села за маленький столик.
     - Робер, садовник моего кузена, говорит, что ты должен поливать их не чаще чем раз в четыре дня, иначе они погибнут.
     - Я буду осторожен. - Мальчик сел рядом с Катрин. - Но здесь мало солнечного света.
     - Фиалки любят тень. Дома в Вазаро мы сажаем их большими клумбами под деревьями. Запах самый сильный среди ночи, когда темнее всего. - Катрин придвинулась ближе. - Ты поймешь, что я имею в виду, если проснешься ночью и почувствуешь этот аромат. Мишель говорит, аромат - это душа цветка.
     Серьезный взгляд Людовика-Карла был зачарованно прикован к лицу Катрин.
     - Какая странная мысль! Он сумасшедший?
     Катрин засмеялась, протянула руки и быстро обняла мальчика - так она поступила бы с Мишелем.
     - Ни в малейшей степени. Просто он думает не так, как все.
     Людовик-Карл задумчиво нахмурился.
     - Ты хочешь сказать, он не верит в то, во что ему велят верить?
     - Да.
     - Наверное, это приятно - когда ты можешь сам решать за себя, - мечтательно произнес мальчик. И снова тронул цветок. - Расскажи мне об этом Мишеле.
     - Рассказать, как я с ним познакомилась? Я была страшно расстроена одной вещью, случившейся со мной, и вот однажды утром я проснулась и пошла на поле гераней...

***

     Наступило время обеда, а Пьер Баршаль был из числа таких людей, кто с бесконечным уважением относится к радостям желудка, о чем свидетельствовали жирные складки, выпиравшие из его полотняной рубашки, а также розовые пухлые щеки. Он сидел за конторкой в своей аптеке, поглощая огромный ломоть хлеба, четверть фунта сыра и запивая их бутылкой вина. Баршаль без всякого восторга посмотрел на открывшего дверь Дюпре.
     - Достал? - живо спросил Дюпре, подходя к конторке и вглядываясь в пухлое лицо Баршаля.
     Баршаль сунул руку под прилавок и протянул маленький зеленый флакончик.
     - Как быстро?
     - Что-нибудь около полминуты. - Баршаль пожал плечами. - Но начинает действовать мгновенно. Он не сможет закричать, если это то, что тебя беспокоит.
     - Превосходно. - Дюпре вручил аптекарю деньги. - Ты уверен, что флакон хорошо закупорен?
     - Ни капли не прольется.
     - Сколько мне понадобится?
     - Всего несколько капель. Не знаю, зачем ты столько заказывал.
     - Я всегда должен быть готов к любой неожиданности. - Дюпре удовлетворенно улыбнулся. - Ты хорошо справился, гражданин.
     - Этот яд не безболезнен.
     - Неважно, если действует быстро. Это и было самым важ... - Дюпре осекся и вздрогнул от боли. - Матерь Божия!
     Баршаль бесстрастно посмотрел на него.
     - Что случилось?
     - Нога, - выдохнул Дюпре, прислонившись к прилавку. - Я слишком долго ходил сегодня. Лауданум. Приготовь настойку...
     - Это обойдется тебе в дополнительную сумму.
     Лицо Дюпре исказилось.
     - Мне плевать. Эта боль...
     Баршаль пожал плечами и отправился в провизорскую. Через несколько минут он вернулся со стаканом жидкости, напоминавшей по цвету молоко.
     Дюпре поспешно схватил стакан и осушил его.
     - Благодарю, гражданин. - Он наклонил голову и несколько раз глубоко вдохнул воздух. - Уже помогает.
     - Четыре франка.
     Дюпре поднял голову.
     - Ты слишком много просишь.
     Баршаль вздернул плечо.
     - Ты же сказал, что заплатишь.
     Дюпре неохотно протянул ему четыре франка.
     - Я постараюсь больше не заходить в твою лавку. - Он повернулся и захромал к двери. - Всего хорошего, гражданин.
     Баршаль ухмыльнулся в спину уходящему Дюпре и положил деньги в кассу. "Так ему и надо, уродливому мерзавцу", - удовлетворенно подумал он. От одного вида его физиономии у Баршаля все нутро переворачивалось и ноги отказывались слушаться. Он потянулся за хлебом и сыром и откусил по изрядному куску того и другого, а потом взялся за бутылку и в три глотка прикончил ее.

***

     Рука Дюпре, когда он торопливо шагал по улице, ласкающе коснулась флакона. Жаль, что ему пришлось избавиться от аптекаря. Аморальный человек его профессии был очень полезен, но Баршаля знали, помимо Дюпре, и другие. Графа необходимо поставить в известность, каким острым было его новое оружие и как безжалостно оно разило.
     Дюпре взвесил крошечный флакончик - какой неощутимый, смертельный вес. И все же даже при том, что он подлил в бутылку с вином Баршаля всего несколько капель яда, Дюпре был уверен, что для достижения его цели этого более чем достаточно.

***

     - Вы не можете сегодня с ним увидеться, - сообщила Катрин мадам Симон, когда та пришла к двери камеры три дня спустя. - Мальчик лежит в кровати, уставился в одну точку, молчит и ничего не ест.
     Сердце Катрин тревожно забилось.
     - Он заболел?
     - Нет. - Губы мадам Симон сжались, и она сверкнула глазами на мужа, нежившегося с кувшином вина у огня. - Это все мой дурень муженек. Нализался да и ляпнул Шарлю, что старик Сансон отрубил башку его маменьке.
     - Когда-то же он должен был узнать, - ворчливо сказал Симон. - Все кругом знают.
     - Только вот нечего тебе было плясать и делать вид, что ты держишь голову этой суки, - сердито заявила мадам Симон. - Он был не готов к тому, чтобы ему так выложили эту новость.
     Катрин охватила жаркая, раскаленная волна гнева, и ей пришлось отвернуться, чтобы Симоны не увидели выражения ее лица.
     - Я приду завтра.
     - Меня вы не увидите, - с горечью сказал Симон. - Я уезжаю из башни. Меня надули.
     Взгляд Катрин устремился к мадам Симон.
     - Что случилось?
     - Коммуна пообещала ему местечко получше, и он отказался от должности опекуна мальчика.
     - Но они не дали мне нового места, а теперь не разрешают взять назад свою отставку. - Симон осушил стакан. - Они еще пожалеют. Никто не относился к этому мальчишке лучше, чем я.
     - А что они собираются делать с Шарлем?
     - Вы думаете, я выброшу четыре тысячи франков в год только из-за того, что мой дурень муженек уезжает из башни? - Мадам Симон нахмурилась. - Я, конечно, останусь с мальчиком до тех пор, пока мне позволят.
     Стало быть, теперь, если они будут действовать быстро, останется лишь справиться с мадам Симон, чтобы освободить мальчика. Франсуа должен немедленно узнать об этом. Катрин направилась к двери.
     - Катрин!
     Она обернулась и увидела Людовика-Карла, приподнявшегося на локте.
     - Не уходи, Катрин.
     Катрин умоляюще посмотрела на мадам Симон.
     Та пожала плечами и вернулась на свое место у плиты.
     - Посмотрите, может, сумеете заставить его поесть.
     Катрин пересекла комнату и подошла к маленькой кровати.
     Людовик-Карл с отчаянием смотрел на нее, и из-за мертвенной бледности его лица голубые глаза мальчика казались огромными.
     - Они отрубили ей голову, Катрин, - прошептал он. - Как папе.
     Катрин села рядом с ним на кровать.
     - Да.
     - Ты знала?
     Молодая женщина с трудом сглотнула комок и кивнула.
     - Она не была плохой, - с неожиданной яростью сказал Людовик-Карл. - Они не должны были делать этого.
     - Ш-ш-ш. - Катрин бросила взгляд через плечо на чету, сидевшую у огня, но те, похоже, ничего не услышали. - Ты должен быть осторожен, Людовик-Карл.
     - Почему? Они всего-навсего собираются мне тоже отрубить голову.
     - Нет, тебе - нет.
     - Я король. А королей больше никто не любит. - По лицу мальчика катились слезы. - Но им незачем было отрубать ей голову. Она была всего лишь королевой. Надо было убить меня вместо нее.
     Катрин ласково отвела волосы с лица мальчика.
     - Я знаю. Трудно разобраться, почему происходят плохие вещи. Я сама не могу их понять.
     - Он сказал, что они и не похоронили ее как следует. Просто бросили ее тело в яму вместе с другими предателями и налили туда извести, чтобы никто даже не знал, что она когда-то жила на свете. Он сказал, что, раз над ней не совершили нужных обрядов, она не попадет в рай. - Глаза мальчика лихорадочно блестели. - Она погибла, Катрин!
     Катрин про себя проклинала Симона. Мало ему было рассказать ребенку, что его мать мертва, так он еще и приговорил ее душу! "Что же сказать?" - лихорадочно соображала она.
     - Послушай, Людовик-Карл, помнишь, что я тебе говорила о некоторых ароматах, которые живут тысячелетиями? Возможно, души тоже как ароматы и им на самом деле не нужны тело, обряды или освященная земля, чтобы продолжать жить.
     Людовик-Карл с отчаянием впился взглядом в лицо Катрин.
     - Значит, она не погибла?
     Катрин покачала головой. С минуту она молчала, а потом заговорила, медленно подыскивая самые нужные слова:
     - По-моему, память - это и есть аромат души. До тех пор, пока мы помним твою маму, она останется с нами. И не погибнет.
     - Я буду ее помнить, буду вспоминать о ней, - прошептал Людовик-Карл, нервно сжимая худенькими пальцами одеяло. - Я буду думать о ней каждый день, и она никогда не погибнет.
     - Не обязательно каждый день. - Катрин взяла платок и ласково вытерла мокрые щеки мальчика. - Иногда в Ва-заро мы едва замечаем аромат цветов, потому что он всегда с нами. А потом что-то случается и напоминает нам о нем. Идет дождь, и запах становится сильнее, или после долгого затишья налетает сильный ветер. Не надо пытаться вспомнить то, что уже и так часть твоей жизни, Людовик-Карл. Понимаешь?
     - По-моему, да. - Мальчик сокрушенно покачал головой. - Не знаю. Я хотел бы иметь что-то на память о ней. Боюсь, она ускользнет от меня, если у меня ничего не будет о ней на память. Они все время говорят мне разные вещи, и иногда я им верю. Я ведь не такой, как твой друг Мишель.
     - Тебе и не надо походить на Мишеля. Ты хорош и такой, как есть. - Катрин поцеловала ребенка в лоб. Монахини скорее всего осудили бы Катрин за каждую сказанную ею фразу, но она отчаянно пыталась помочь мальчику, и каждое слово ее шло от сердца. - Может быть, ты теперь поешь немного?
     Людовик-Карл вздохнул.
     - Не хочу. Ты не принесешь мне мои фиалки?
     Катрин встала, подошла к шкафчику и вернулась с ящиком фиалок.
     - Я вижу, у тебя появились новые бутоны.
     Людовик-Карл не сводил глаз с цветов.
     - Если мне не отрубят голову, то когда-нибудь у меня будет целый сад фиалок.
     - Они не... - Катрин осеклась на полуслове. Как могла она заверять мальчика, Что этот мир не отнимет у него жизнь, когда он уже отнял ее у его родителей? Если им не удастся скоро вытащить Людовика-Карла из тюрьмы, он вполне может лишиться головы. - Я привезу тебе еще один ящик с фиалками в следующий раз, когда поеду навещать кузена.
     Она не была уверена, что мальчик услышал ее. Его голова была склонена над фиалками, и он глубоко дышал, впитывая их аромат. Он что-то пробормотал, но Катрин не совсем разобрала слово.
     Это могло быть "спасибо".
     А возможно, "мама"...

24.

     - Вы удивлены, что я послал за вами? - Дантон откинулся в кресле и устало рассматривал Жан-Марка Андреа-са. - Я сам несколько недоумеваю. В какой-то момент я был сильно раздражен. Из-за вас я потерял залог величия в образе Танцующего ветра.
     - Нельзя потерять то, чем никогда не обладал. - Жан-Марк опустился в кресло напротив письменного стола Дантона. - Впрочем, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.
     - Разумеется, - сардонически улыбнулся Дантон. - Однако вы должны знать, что я был раздосадован настолько, что не сообщил вам о визите ко мне одного нашего общего знакомого несколько недель назад.
     - Вот как?
     - Рауля Дюпре.
     Жан-Марк почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось.
     - Вы хорошо обработали этого мерзавца. У него все тело изуродовано, а физиономия украсит любой ночной кошмар.
     - Судя по всему, недостаточно хорошо. Я собирался убить его.
     - Я знаю. Он мне сказал. Он весь кипел и строил планы мести. Сказал, что заберет у вас статуэтку и мы вдвоем разделим славу Танцующего ветра. - Дантон слабо улыбнулся. - Естественно, предусматривалась весьма болезненная кончина для вас.
     - Надо же, как странно, а я-то думал, он меня любит.
     - Он также упомянул вашу кузину мадемуазель Катрин и Жюльетту де Клеман.
     - И что же?
     Дантон покачал головой.
     - Я отказался от его услуг. В то время я был слишком занят, пытаясь помешать Робеспьеру отрубить головы половине Парижа, и был совершенно не заинтересован в том, чтобы мне принесли вашу.
     - Полагаю, я должен быть благодарен вам за то, что вы были заняты другими делами.
     - Дюпре клялся, что пойдет к Робеспьеру, когда я не взял его к себе. - Дантон нахмурился. - Но, поскольку вы до сих пор живы, сомневаюсь, что он выполнил свою угрозу.
     - Могу я поинтересоваться, почему вы вдруг озаботились моим дальнейшим благополучием?
     - О, меня оно совсем не волнует. Вы, как и мы все, должны рисковать, - с горечью произнес Дантон.
     - Тогда зачем вы меня предупреждаете?
     - До меня дошли слухи о том, что ваша кузина теперь живет в квартире Франсуа Эчеле в Тампле. С ее стороны это романтический и глупый жест.
     - Согласен. Но я не смог переубедить ее.
     - Если мне известно, что она в Париже, разумно предположить, что об этом знает и Дюпре. У него большие связи в Париже, а Пирар, его прежний лейтенант, теперь служит в Тампле. Было бы разумно для вас оберегать ее.
     - Я попытаюсь это сделать. - Жан-Марк встал. - Благодарю за предостережение. Могу я спросить, почему вы дали себе труд позаботиться о мадемуазель Катрин?
     - Я вспомнил ее лицо в ту ночь в аббатстве... - Дантон устало вздохнул. - Она достаточно настрадалась. Так много невинных гибнет!.. Вы слышали о моей жене Габриэль?
     - Да, приношу вам свои глубочайшие соболезнования, гражданин.
     - Я теперь снова женился. Люсиль - кузина Габриэль и прекрасная женщина. После свадьбы мы на несколько месяцев уехали в деревню. Мы были там очень счастливы. - Дантон помолчал. - Мне не хотелось возвращаться.
     - Но вы все же вернулись.
     - Я должен был попытаться остановить все это, - сказал Дантон. - Тележки все катят и катят к гильотине. Робеспьер считает, что террор - единственный способ, при помощи которого революция может выжить.
     - Удачи вам, - серьезно произнес Жан-Марк. - Я бы не поставил на то, что у вас есть шанс остановить этого безумца.
     - Я тоже в этом не уверен. Господи, как же я устал от всего этого! - Дантон поднялся. - До свидания, Андреас. Хорошенько охраняйте свою кузину.
     - Ее будет охранять Франсуа.
     - Франсуа. - На мгновение на лице Дантона промелькнула печаль, затем оно стало жестким. - Надеюсь, ей он будет более верен, чем мне.
     - Прощайте, Дантон. - Жан-Марк повернулся, чтобы уйти.
     - Жюльетта де Клеман.
     Жан-Марк бросил взгляд через плечо.
     - Дюпре лишь мимоходом упомянул вашу кузину, однако насчет мадемуазель де Клеман он был настроен весьма мстительно. По-моему, он пойдет на все, и, если не избавится от нее сам, я уверен, найдет способ отправить ее на гильотину.
     - Он так и сказал?
     Дантон кивнул:
     - Если она вам дорога, то отошлите ее от греха подальше.
     - Она мне дорога.
     Жан-Марк открыл дверь и вышел из кабинета.

***

     ... - Назначьте день, - коротко сказал Жан-Марк Франсуа. - Я хочу, чтобы все это закончилось.
     - Даже если я назначу день, нам, возможно, придется менять его, - нахмурившись, произнес Франсуа. - Мы не можем быть уверены...
     - Я же сообщил вам, что сказал Дантон. - Жан-Марк круто развернулся от окна к Франсуа. - Это же Дюпре, ради всего святого! Вы же знаете, что он за чудовище. Кто знает, когда он решит начать действовать против нас?
     - До сих пор он ничего не предпринимал.
     - Назначьте день. Я хочу отправить Жюльетту подальше от всего этого.
     Франсуа кивнул, рассеянно глядя на изображение Танцующего ветра, висевшее на стене в противоположном конце золотого салона.
     - Что ж, прекрасно, мы вытащим мальчика из Тампля девятнадцатого января.

***

     - Девятнадцатого января. - Нана натянула на голову парик и стала запихивать под него волосы. - Они собираются сказать Симону и его жене, что есть угроза побега мальчика с помощью Уильяма Даррела. Они подкупили четырех охранников, чтобы те выступили в роли эскорта, а Жюльетта де Клеман подделает подпись Робеспьера на предписании освободить мальчика под ответственность Эчеле И отправить его в безопасное место. - Она подошла к зеркалу и взяла из серебряной шкатулки мушку в форме сердечка. - Как только они уедут от Симонов, мальчика под эскортом охранников провезут через ворота и вывезут из Парижа в Гавр.
     - Очень умно. Мушка слишком близко к твоему рту. Сдвинь ее чуть влево. - Вид у Дюпре был задумчивый. - Этой стерве де Клеман придется попрактиковаться в подписи, чтобы она хорошо получалась. Мне нужна одна из бумаг, которые она выбросит, но только с одной подписью. Больше ничего. Понятно?
     - Я не дура.
     - У тебя слишком дерзкий язык. Тебе посчастливилось, что в остальном я тобой доволен. Я же говорил тебе, что сделал с Баршалем. - Дюпре критически оглядел Нана. - Хватит суетиться. Теперь ты прекрасно выглядишь. Иди сюда.
     Нана повернулась и медленно направилась к нему.
     - Стало быть, мы начнем действовать девятнадцатого января?
     - Почему бы и нет? Было бы забавно воспользоваться их планами, чтобы осуществить мои. Я сегодня разговаривал с Пираром, и он полон желания заработать щедрый куш за день работы. Встань на колени.
     Нана опустилась перед Дюпре на колени.
     - Вы рассказали Пирару о графе?
     - Я сказал ему ровно столько, сколько ему "необходимо знать в рамках его обязанностей в этом деле. Люди вроде Пирара - всего лишь орудия. Тебе противно становиться передо мной на колени, да?
     - Да.
     - Но ты все равно это делаешь. - Дюпре указательным пальцем дотронулся до мушки на ее щеке. - Камилле она нравилась. Но я предпочитаю твое отношение. Это приносит больше удовлетворения.
     - Начинать?
     - Сию минуту. - Дюпре погладил пышные волосы парика. - Однажды я сниму с тебя одежду и посажу тебя в тот шкаф в другом конце комнаты. Ты ведь так со мной поступила, да? Это был ящик в подвале, и ты сказала, что я должен научиться...
     - Я вам этого не говорила.
     Дюпре с силой ударил ее по щеке.
     - Конечно, это была ты. Скажи это.
     - Это была... я.
     - А потом ты посадила ко мне тараканов. Я ведь не мог сделать ничего настолько гадкого, чтобы заслужить это, правда?
     - Нет.
     - Но не волнуйся. После того как я выпущу тебя из ящика, я обниму тебя, буду гладить и скажу, что тебе надо делать, чтобы быть хорошей девочкой и мне угодить.
     Голос Нана дрожал от неподдельного ужаса.
     - Не... сажайте меня в шкаф.
     - Сейчас - нет, - согласился Дюпре. - Таким наказанием надо наслаждаться. - Он откинулся на стуле. - Можешь начинать.
     Голос Нана по-прежнему дрожал, когда она изменила его на