и преуспевала, - рассказала,  что  нынешним  утром  произошла
целая битва. В Холмах Кордесе, к западу от города.  А  может,  в  Холмах
Раннох, по ту сторону залива. А может...  Удивительно  хорошенькая  была
эта Мэйлин, но не очень смышленая. Олвер мог бы смотреть на нее часами -
если бы она не раскрывала рта. Но и она  не  припоминала,  чтобы  видела
мальчика в... Какого цвета, господин сказал, была куртка?
   Мэт услышал о беспорядках и  сражениях,  услышал  о  весьма  странных
тварях, которых видели в  небе  или  на  холмах,  а  им  самое  место  в
Запустении.
   Он услышал, что Возрожденный Дракон  вот-вот  обрушится  на  город  с
тысячами способных направлять Силу мужчин, что  айильцы  наступают,  что
целая армия Айз Седай... Нет,  то  армия  Белоплащников.  Пейдрон  Найол
умер, и Дети Света  намерены  отомстить  за  него,  хотя  почему  именно
жителям Эбу Дар,  оставалось  загадкой.  Можно  было  предположить,  что
город, в котором распространялось  множество  подобных  слухов,  охвачен
паникой, но даже  те,  кто  пересказывал  их,  не  вполне  верили  своим
собственным словам. Итак, он услышал гору всякой чепухи, но ни  слова  о
мальчике в красной куртке.
   За несколько улиц до  реки  Мэт  услышал  громовые  раскаты,  сильные
глухие  звуки,  казалось,  доносились  с  моря.  Люди   с   любопытством
поглядывали на безоблачное небо,  недоуменно  скребли  в  затылках  и...
продолжали заниматься своими делами. Так же  поступил  и  он,  продолжая
опрашивать всех попадавшихся ему продавцов сладостей и  фруктов  и  всех
хорошеньких женщин. И все без  толку.  Добравшись  до  длинной  каменной
набережной, которая тянулась вдоль берега, Мэт остановился,  разглядывая
серые причалы и корабли. Снова сильно задул ветер,  натягивая  швартовы,
скребя бортами кораблей о причалы. Набитые  шерстью  мешки,  подвешенные
вдоль стен для  защиты,  лишь  немного  смягчали  удары.  В  отличие  от
лошадей, корабли Олвера не интересовали, для него они всего лишь  способ
добраться из одного места в другое. В Эбу Дар  на  кораблях  работали  в
основном   мужчины,   хотя   грузы,   которые   они   перевозили,   чаще
предназначались для женщин. Редкие женщины на причалах принадлежали либо
к торговому сословию и не спускали глаз со своего добра, либо к  гильдии
грузчиков. Вряд ли тут могли оказаться торговцы вкусненьким.
   Уже решив возвращаться, Мэт вдруг заметил, что вокруг  замерло  почти
всякое движение. На пристанях обычно царила суета,  но  сейчас  на  всех
кораблях, в поле его зрения, люди стояли у поручней или даже залезали на
снасти и  вглядывались  в  сторону  залива.  Бочки  и  корзины  валялись
брошенные, а голые по пояс мужчины и жилистые женщины в зеленых  кожаных
жилетах столпились на краю пристани, глядя между  кораблями  куда-то  на
юг, туда, откуда доносился гром. Там столбами поднимался  густой  черный
дым, ветер клочьями гнал его на север.
   Поколебавшись лишь мгновение,  Мэт  рысцой  припустил  по  ближайшему
причалу. Сперва  корабли,  стоящие  у  причала,  мешали  ему  разглядеть
что-либо на юге, кроме дыма. Однако  береговая  линия  изгибалась  таким
образом, что каждый док выдавался чуть  дальше  предыдущего.  Когда  Мэт
ворвался в гудящую  толпу,  собравшуюся  на  краю  пристани,  перед  ним
открылась неспокойная зеленоватая поверхность реки, уходящая  к  заливу,
где волны просто бушевали.
   На широком пространстве залива по крайней мере две дюжины кораблей, а
может и больше, пылали, охваченные пламенем с носа до кормы.
   Множество других уже затонули, только нос или корма  еще  возвышались
над водой, быстро погружаясь. Даже за то короткое время, пока он стоял и
смотрел, нос большого двухмачтового корабля,  на  котором  билось  знамя
красного, голубого и золотого цветов, знамя Алтары, внезапно с  грохотом
разлетелся на части. Послышался мощный гул, похожий на раскат  грома,  и
быстро густеющие валы дыма поползли во все стороны, уносимые  ветром,  а
нос корабля почти сразу ушел под воду. Сотни судов метались по заливу  -
все, которые тут находились. Трехмачтовые гонщики  Морского  Народа,  их
скиммеры  и  двухмачтовые  парусники,  каботажные  суда  с  треугольными
парусами, речные суда под парусами или  с  длинными  веслами.  Некоторые
пытались спастись бегством вверх по реке, но большинство держало курс  в
открытое  море.  Множество  каких-то  незнакомых  кораблей,  подгоняемых
ветром, входили в залив - огромные  суда  с  прямыми  круто  обрезанными
носами, такие же высокие, как гонщики. Они мчались, не обращая  внимания
на накатывающие волны, которые с грохотом обрушивались на  них,  обдавая
брызгами.  У  Мэта  перехватило  дыхание,  когда   он   внезапно   узнал
прямоугольные полосатые паруса.
   - Кровь и пепел, - пробормотал он, потрясенный. -  Это  же  проклятые
Шончан!
   - Кто? - воскликнула женщина с суровым лицом, стоящая в толпе  позади
него. Темно-голубое шерстяное платье отличного покроя указывало, что она
принадлежит к купеческому сословию, о том же  свидетельствовали  кожаная
папка с документами на грузы и значок  гильдии  на  груди  -  серебряное
птичье перо. Это Айз Седай, - убежденно заявила она. -  Я  всегда  вижу,
когда направляют.
   Дети Света разделаются с ними, как только прибудут. Вот увидите.
   Услышав эти слова, долговязая седая женщина в грязной зеленой жилетке
обернулась, поглаживая пальцами деревянную рукоять своего кинжала.
   - Попридержи язык насчет Айз Седай, ты, обирала проклятая,  не  то  я
сдеру с тебя шкуру и затолкаю Белоплащника прямо тебе в глотку!
   Мэт оставил их махать руками и орать друг на друга и,  выбравшись  из
толпы, помчался по набережной. Он увидел три - нет,  четыре  -  огромные
твари, они прилетели с юга и кружили над городом на гигантских  крыльях,
похожих на крылья летучей мыши. На их  спинах  сидели  люди,  видимо,  в
седлах. Потом появилась еще одна крылатая тварь, и еще. С крыш под  ними
внезапно с грохотом взметнулось вверх пламя.
   Теперь вокруг бежали все, толкая прорывавшегося по улицам Мэта.
   - Олвер! - кричал он, пытаясь перекрыть несшиеся со всех сторон крики
и стоны. - Олвер!
   Неожиданно все окружающие будто бросились ему навстречу. Толкаясь изо
всех сил, они почти тащили его за собой. Мэт упрямо сопротивлялся  этому
потоку и оказался на улице, откуда толпа спасалась  бегством.  От  того,
что он там увидел, у него заныло сердце.
   По улице  стремительно  продвигалась  колонна  Шончан,  больше  сотни
воинов в шлемах, похожих на головы насекомых,  и  доспехах  из  частично
перекрывающих друг друга пластин. Все  верхом  на  чудовищных  животных,
похожих на котов величиной с лошадь, но покрытых бронзовой чешуей, а  не
мехом. Наклонившись в седлах, с  пиками  и  голубыми  вымпелами,  Шончан
галопом устремились к Мол Хара, не глядя по сторонам. Хотя "галоп" -  не
самое подходящее слово; скорость этих зверей была  почти  такая  же,  но
они, казалось, перетекали с места на место.  Наступил  самый  подходящий
момент смыться - последний момент.
   И тут Мэт углидел... Когда конец колонны прошел  мимо,  в  глаза  ему
бросилось красное пятно, там, в толпе на улице, за перекрестком - Олвер!
- Мэт помчался вихрем, чуть не наступив на  пятки  последней  чешуйчатой
твари, и, протолкавшись сквозь толпу, увидел, как женщина с расширенными
от ужаса глазами схватила маленькую девочку в красном платье и  убежала,
прижимая ребенка к груди. Мэт, дико озираясь, пробирался вперед, плечами
отпихивая людей в стороны и сам ударяясь о них. - Олвер! Олвер!
   Еще дважды Мэт видел взметнувшийся над крышами столб огня и более чем
в дюжине мест уплывающий в небо дым. Несколько раз он слышал все  те  же
глухие раскаты, теперь гораздо ближе, явно не в заливе.  В  городе,  Мэт
был уверен.
   Много раз земля вздрагивала у него под сапогами.
   А потом улица опустела. Люди убегали во  все  стороны,  скрывались  в
переулках, домах и лавках, спасаясь от Шончан, скачущих на конях.  Среди
них были не только мужчины в  доспехах.  Эту  рощицу  копий  возглавляла
смуглая женщина в голубом платье. Мэт узнал  широкие  красные  полосы  с
изображением серебряных молний на ее юбках и корсаже. Серебряный  повод,
поблескивающий на солнце, тянулся от ее левого запястья к шее женщины  в
сером, дамани. Та бежала рядом с конем, на котором сидела  первая  -  су
л'дам. Бежала, точно ручная собачонка. В Фалме Мэт нагляделся на Шончан,
но невольно остановился в начале переулка, наблюдая. Неумолчный грохот и
вспышки  говорили  о  том,  что   в   городе   есть   люди,   пытающиеся
сопротивляться, и сейчас перед Мэтом развернулась картина одной из таких
попыток.
   Все разбегались, пытаясь укрыться, не только из-за Шончан. В  дальнем
конце улицы добрая сотня всадников опустила длинные остроконечные копья.
На них были мешковатые белые штаны и зеленые мундиры, на  шлеме  офицера
сверкали золотые шнуры. С громким кличем солдаты Тайлин  устремились  на
захватчиков.
   Числом они превосходили Шончан по крайней мере вдвое.
   - Проклятые идиоты, - пробормотал Мэт. - Не так надо. Эта су л'дам...
   Единственная реакция Шончан состояла в том, что женщина  в  платье  с
молниями указующе подняла руку -  так  направляют  в  полет  сокола  или
посылают вперед охотничью собаку. Золотоволосая женщина на другом  конце
серебряного повода сделала шажок вперед. Медальон с  лисьей  головой  на
груди у Мэта заметно похолодел.
   Улица внезапно взорвалась прямо перед офицером  защитников  Эбу  Дар,
камни мостовой, люди и кони с оглушительным грохотом взлетели в воздух.
   Воздушной волной Мэта сбило, во всяком случае возникло ощущение,  что
земля ушла из-под  ног.  Он  приподнялся  и  успел  увидеть,  как  фасад
гостиницы, стоящей на другой стороне улицы, внезапно обрушился в  облаке
пыли и обнажились внутренние помещения.
   Повсюду лежали люди и кони, окровавленные клочья людей и коней.
   Уцелевшие метались  вокруг  ямы,  занимавшей  половину  улицы.  Стоны
раненых  заполнили  воздух.  Меньше  половины  солдат  тайлин,  шатаясь,
поднялись  на  ноги,  изумленно  оглядываясь  и  спотыкаясь.  Некоторые,
схватив поводья тоже нетвердо стоящих  на  ногах  коней,  карабкались  в
седла и пришпоривали коней. Другие просто убегали пешком. Все  прочь  от
Шончан. Со сталью никто из них не побоялся бы встретиться лицом к  лицу,
но не с этим.
   Бежать, дошло наконец до Мэта, вот единственный разумный  поступок  в
подобных  обстоятельствах.  Бросив  взгляд  через  плечо,  он  увидел  в
переулке пыль и булыжники, громоздившиеся в кучу по крайней мере с  этаж
высотой. Он кинулся по улице,  обгоняя  убегающих  солдат,  держась  как
можно ближе к стенам и от всей души надеясь, что Шончан не примут его за
одного из солдат Тайлин.
   Зря он надел зеленую куртку.
   Су л'дам, по-видимому, была не  вполне  удовлетворена.  Лисья  голова
снова похолодела, и еще один взрыв  позади  швырнул  Мэта  на  булыжник;
мостовая, казалось, бросилась ему в лицо. У Мэта зазвенело  в  ушах,  но
сквозь звон он все же расслышал, как застонала  кладка.  Прямо  над  ним
начала клониться вперед оштукатуренная белая кирпичная стена.
   - Куда подевалась моя проклятая удача? - закричал Мэт. Только это  он
и успел. И еще понять - в тот момент, когда стена рухнула прямо на него,
- что проклятые кости в голове наконец-то замерли.

Глава 40

КОПЬЯ

   Со всех сторон вокруг Галины Касбан вздымались горы.  Ближайшие  были
лишь чуть выше  оставшихся  за  спиной  холмов,  но  за  ними  виднелись
заснеженные пики, а дальше еще более высокие. Однако она их не замечала.
Камни на склоне покрыли синяками ее босые ноги. Она  задыхалась,  легкие
работали с трудом.
   Солнце пекло голову, как и весь  этот  казавшийся  бесконечным  день,
высушивая текущий ручьями пот. Она не думала ни о чем другом, только  бы
поднять одну ногу, перенести вперед, поставить перед другой и так  снова
и снова. Странно, что, несмотря на стекающие с нее ручьи  пота,  во  рту
было совершенно сухо.
   Галина была Айз Седай меньше девяноста лет, седина даже не  коснулась
ее длинных черных волос, но почти двадцать лет она  возглавляла  Красную
Айя.
   Другие Красные  сестры  называли  ее  Верховной,  в  личных  беседах,
конечно; они считали ее равной Престол Амерлин. И все это  время,  кроме
первых пяти лет, она состояла и в Черной Айя. Выполняла свои обязанности
как Красная, но полностью подчинив  их  другим,  высшим.  Она  в  Высшем
Совете Черной Айя была второй после  самой  Алвиарин  и  одной  из  трех
знавших  имя  женщины,  руководившей  их  тайными  собраниями.  На  этих
встречах она могла назвать любое имя - даже  имя  короля,  -  зная,  что
отныне оно принадлежит мертвецу. Такое не раз случалось и с королями,  и
с  королевами.  Галина  погубила  двух  Амерлин,  дважды  способствовала
превращению самой могущественной женщины  в  мире  в  визжащую,  жалкую,
горящую желанием рассказать все, что ей известно,  помогала  представить
гибель одной из них так,  будто  та  умерла  во  сне,  и  видела  своими
глазами,  как  другую  свергли  и  усмирили.  Все  это  входило   в   ее
обязанности, как и необходимость истреблять мужчин, способных направлять
Силу. Сами по себе эти действия не доставляли ей удовольствия  -  важно,
чтобы была достигнута цель, - но она радовалась, что  возглавляла  круг,
который усмирил Суан Санчей. Конечно, все это означало, что сама  Галина
Касбан  -  одна  из   могущественнейших   женщин   в   мире,   одна   из
влиятельнейших. Должно было означать.
   Ноги у нее подкосились, и она тяжело рухнула на  камни,  не  в  силах
удержаться с помощью рук, крепко связанных за  спиной.  Когда-то  бывшая
белой  шелковая  сорочка,  единственное,  что  ей  оставили  из  одежды,
порвалась еще больше, когда Галина заскользила по каменистой  осыпи.  Ее
остановило дерево.
   Прижав лицо к земле, она не смогла сдержать рыданий.
   - Как? - хрипло простонала она. - Как могло такое случиться со мной?
   Спустя некоторое время она осознала, что все еще лежит; а ведь прежде
ее сразу ставили на ноги, не позволяя  ни  малейшей  передышки,  как  бы
часто она ни падала. Смаргивая слезы, Галина подняла голову.
   Айилки усеивали весь горный  склон,  несколько  сот  их,  вооруженных
копьями, рассыпались по нему среди безжизненных деревьев. Вуали, которые
в любое мгновение могли быть подняты, сейчас висели у каждой  на  груди.
Галине захотелось рассмеяться сквозь слезы. Девы! Подумать  только,  эти
чудовищные женщины называют себя Девами.  Жаль,  что  ей  сейчас  не  до
смеха. Хорошо хоть, что здесь нет мужчин - крошечная милость судьбы. При
одной мысли о мужчинах у нее мурашки начинали ползать по коже, а если бы
хоть один из них увидел ее сейчас, полураздетую...
   Она с тревожным ожиданием поискала взглядом Тераву, но большинство из
примерно семидесяти Хранительниц Мудрости стояли вместе, глядя на что-то
выше по склону. Оттуда доносилось бормотание. Наверно, что-то обсуждали.
   Хранительницы Мудрости. Они жестоко и очень умело обучили ее называть
их именно так; ни в коем случае не просто айилки или дикарки. Галина изо
всех сил скрывала свое презрение, но похоже, они все  равно  чуяли  его.
Конечно, невозможно полностью скрыть то, что испепеляет душу.
   Большинство Хранительниц Мудрости глядели в одну сторону, но не все.
   Свечение саидар окружало молодую хорошенькую  рыжеволосую  женщину  с
изящным ртом,  которая  не  спускала  с  Галины  больших  голубых  глаз.
Наверно, то, что этим утром к Галине приставили едва ли не самую  слабую
из них, было проявлением их презрения к ней. Микара вовсе не была так уж
слаба с точки зрения Силы - никто  из  них  не  был  слаб,  -  но,  даже
несмотря на жгучую боль в разбитом теле, Галина могла с  помощью  одного
небольшого  усилия  разрушить  сплетенный  ею  защитный  экран.  У   нее
неудержимо задергалась щека; так бывало всегда, когда возникала мысль  о
новой попытке бегства. Первая окончилась  плохо.  Вторая...  Содрогаясь,
Галина изо всех сил  сдерживала  рыдания.  Нельзя  предпринимать  больше
никаких попыток, пока она не уверена в успехе. Не уверена абсолютно.
   Хранительницы  Мудрости  распались  на   мелкие   группки,   провожая
взглядами Тераву,  а  женщина  с  соколиным  лицом  зашагала  к  Галине.
Внезапно, снова тяжело задышав, на сей  раз  от  мрачного  предчувствия,
Галина попыталась встать. Со  связанными  руками  и  ослабевшими,  точно
кисель, мышцами, она смогла лишь подняться на колени. Терава наклонилась
над ней, и ожерелья из резной кости и золота мягко  зазвенели.  Захватив
прядь  волос  Галины,  Терава  резко  откинула  ее  голову  назад.  Выше
большинства мужчин, эта женщина делала так, даже когда обе  они  стояли,
заставляя Галину  болезненно  выгибать  шею  и  смотреть  прямо  в  лицо
Хранительнице Мудрости.
   Терава была несколько могущественнее ее в Силе, а таких женщин не так
уж много, но не  это  заставило  Галину  затрепетать.  Взгляд  холодных,
глубоких голубых глаз погрузился в ее собственные и  сковал  ее  крепче,
чем грубая хватка; этот взгляд, казалось, раздевал душу Галины догола  с
такой же легкостью, с какой рука Хранительницы  Мудрости  удерживала  ее
голову. Она ни разу ни о чем не попросила никого из  них.  Ни  когда  ей
приходилось идти весь день без капли воды, ни когда они бежали часами  и
заставляли ее не отставать от них, ни даже когда их розги  исторгали  из
ее груди  стоны.  Но  безжалостное,  жесткое  лицо  Теравы,  бесстрастно
смотревшей сверху вниз, вызывало у Галины желание не  просто  просить  -
умолять. Иногда она даже просыпалась по ночам, растянутая между четырьмя
колами, к которым ее привязывали, просыпалась и начинала жалко подвывать
- ей снилось, будто вся ее дальнейшая жизнь проходит под властью Теравы.
   - Она на пределе, - сказала  Хранительница  Мудрости,  ее  голос  был
тверже камня. - Воды ей и ведите ее дальше.
   Отвернувшись, она поправила шаль, тут же забыв о  Галине  Касбан.  До
тех пор, пока снова не возникнет необходимость вспомнить о ней;
   Галина Касбан значила не больше какой-нибудь бездомной собаки.
   Галина больше не пыталась подняться; она уже знала, что имела в  виду
Терава, когда приказала:  "Воды  ей".  Таков  был  единственный  способ,
которым  ей  позволяли  пить.  Жажда  сводила  ее  с  ума,  и   она   не
сопротивлялась, когда мощная Дева взяла ее за волосы, как прежде Терава,
и отклонила голову назад.
   Она  просто  во  всю  ширь  открыла  рот.  Вторая   Дева,   с   грубо
зарубцевавшимся шрамом поперек носа и щеки,  наклонила  мех  с  водой  и
начала медленно вливать струйку в жаждущий рот Галины. Вода была  теплая
и безвкусная восхитительная. Она судорожно, с трудом глотала, держа  рот
широко раскрытым.
   Почти так же, как напиться, ей хотелось подставить под струйку  лицо,
чтобы вода бежала по щекам и лбу. Вместо  этого  она  старалась  держать
голову как можно устойчивее, чтобы ни капли не попало мимо рта.  За  это
тоже полагалась порка; однажды ее отхлестали  рядом  с  ручьем  в  шесть
шагов шириной за то, что один глоток воды пролился по подбородку.
   Когда мех убрали, та же Дева заставила Галину подняться,  потянув  за
связанные локти. Галина застонала. Хранительницы Мудрости подобрали юбки
руками, так что показались ноги над мягкими сапожками до колен. Не может
быть,  чтобы  они  собирались  бежать.  Нет,  не  после  такого  долгого
перехода. Не по горам.
   Хранительницы Мудрости вприпрыжку побежали по горному склону - легко,
точно по ровной земле. Дева за спиной Галины палкой ударила ее по  заду,
и она заковыляла, оступаясь на каждом  шагу.  Это  была  лишь  видимость
бега, Дева наполовину тащила ее за  собой.  Палка  опускалась  на  спину
Галины каждый раз, когда она спотыкалась. Она уже знала, что,  если  бег
продолжится всю оставшуюся часть дня, они поменяются - Дева, у которой в
руках палка, и та, которая тащила Галину. Карабкаясь вверх по склонам  и
часто скатываясь вниз,