нцвейг,  попадались
нечасто.
   - Ага, в вас заговорил журналист, да? Я скажу только, что для вас это
счастливый день. Николае намерен оказать вам такую честь,  о  которой  я
сам не могу говорить.
   - Но вы ведь скажете мне, не правда ли"?
   - Я скажу вам только то, что мне было  велено  сказать,  и  не  более
того. Остальное скажет сам Николае.
   Розенцвейг посмотрел на свои часы,  двадцатидолларовую  пластмассовую
штамповку, которые  находились  в  явном  противоречии  с  его  статусом
ученого, получившего международную известность.
   - Хорошо, у нас еще есть время. Для вашего визита он выделил тридцать
минут, так что имейте это в виду. Я знаю, что вы друзья,  и  вы  станете
просить у него прощение за то, что  пропустили  собрание,  но  имейте  в
виду, что ему нужно сказать вам очень многое, так что  на  извинения  не
стоит тратить много времени. Сегодня вечером он вылетает в Вашингтон для
встречи с президентом США. Кстати, президент предложил, что он  сам  мог
бы прилететь в Нью-Йорк,  но  как  вы  знаете,  Николае  очень  скромный
человек, он и слышать об этом не захотел.
   - Вы находите Карпатиу скромным?
   - Пожалуй, скромным в той же мере, в  какой  скромны  многие  лидеры,
которых  мне  приходилось  встречать,  Камерон.  Я  знаю   много   таких
общественных деятелей.  Но  большинство  политиков,  глав  государств  и
мировых  лидеров  поглощены  самими  собой.  Многим  из  них  есть   чем
гордиться, и,  как  правило,  их  достижения  связаны  с  отличительными
чертами их характеров. Тем не менее, я  никогда  не  встречал  человека,
подобного Карпатиу.
   - Да, он производит очень сильное впечатление, - признал Бак.
   -  Это  слишком  слабо  сказано,  -  продолжал  настаивать  на  своем
Розенцвейг. - Вы только подумайте, Камерон, ведь он  не  добивался  этой
должности. Занимая очень невысокий пост в  румынском  правительстве,  он
стал президентом республики, хотя еще даже не были назначены  выборы.  И
он отказывался от этой должности!
   "Да уж!" - подумал про себя Бак.
   -  Когда  месяц  тому  назад  Карпатиу  был  приглашен  выступить  на
Генеральной  Ассамблее  ООН,  он  чувствовал  себя  таким  смущенным   и
недостойным этой чести, что чуть было  не  отказался.  Но  вы  ведь  там
присутствовали. Вы слышали его речь. Я бы предложил  его  кандидатуру  в
премьер-министры Израиля, если бы знал, что он примет этот  пост.  Почти
сразу после этой речи генеральный секретарь подал в отставку  и  настоял
на том, чтобы Николае заменил его. Он был избран единогласно, с  большим
энтузиазмом, его признали главы государств почти всех  стран  мира.  При
этом, Камерон, новые идеи рождаются у него у него одна за другой!  Он  -
превосходный  дипломат.  Он  говорит  почти  на  всех  языках,  так  что
практически не нуждается в переводчике даже в разговорах с вождями самых
отдаленных от цивилизации племен Южной  Америки  и  Африки!  Однажды  он
произнес  несколько  фраз,  которые  мог  понять  только   австралийский
абориген.
   - Хаим, позвольте мне перебить вас, - вставил  Бак.  -  Вы,  конечно,
знаете, что в обмен на  отставку  с  поста  генерального  секретаря  ООН
Мвангати Нгумо будет предоставлена  ваша  формула  для  использования  в
Ботсване. По-видимому, тут не просто бескорыстие и альтруизм, но и...
   - Конечно, Николае говорил со мной об  этом.  Но  это  не  входило  в
формальное соглашение. Это был знак  личной  благодарности  за  то,  что
президент Нгумо сделал для Объединенных Наций за многие годы.
   - Но как он мог выражать свою  личную  благодарность  предоставлением
вашей формулы? Ведь она не была предоставлена больше никому и...
   - Я был просто счастлив предложить ее.
   - Вы были счастливы?!
   Голова  Бака  пошла  кругом.  Есть  ли  предел  способности  Карпатиу
воздействовать на людей?
   Старый ученый распрямил ноги и наклонился вперед, опершись локтями  о
стол.
   - Камерон, здесь все взаимосвязано.  И  это  -  одна  из  причин,  по
которой  вы  здесь.   Соглашение   с   бывшим   генеральным   секретарем
представляло собой эксперимент, своего рода модель.
   - Я слушаю вас, доктор.
   - Конечно, пока еще слишком рано говорить, но если  формула  окажется
там такой же эффективной, как  в  Израиле,  Ботсвана  тотчас  же  станет
плодороднейшей  страной  всей  Африки,  если  не  всего   мира.   Статус
президента Нгумо уже вырос у него на родине. Конечно, все  смущены  тем,
что он освобожден от своих обязанностей в ООН; но вместе с  тем  мировое
сообщество  согласно  в  том,  что  сейчас  настало  время  для   нового
руководства.
   Бак пожал плечами, но, по-видимому, Розенцвейг не заметил этого.
   - И каковы же дальнейшие планы Карпатиу по распродаже  вашей  формулы
взамен определенных благ?
   - Нет-нет, вы упускаете главное. Да, я убедил  правительство  Израиля
выдать лицензию на использование формулы генеральному секретарю ООН.
   - Ох, Хаим! Зачем? Что, Израилю  уже  не  нужны  миллиарды  долларов?
Обладание формулой сделало бы вас богатейшей страной на Земле и дало  бы
возможность решить мириады проблем. Но это было  бы  возможно,  если  бы
Израиль обладал исключительным правом на нее.  Как  вы  думаете,  почему
нордландцы совершили нападение на вас? Им ведь совершенно не нужна  ваша
земля! В вашей земле нет нефти. Им нужна была формула! Представьте,  что
было бы, если бы широкие просторы этой страны стали плодородными!
   Розенцвейг поднял руку.
   - Я понимаю вас, Камерон. Но деньги тут не играют никакой роли. Лично
мне не нужны деньги, Израилю не нужны никакие деньги.
   - Так что же такого  мог  предложить  Карпатиу  Израилю,  из-за  чего
сделка обрела смысл?
   - Камерон, подумайте, о чем молился Израиль с  самого  начала  своего
существования? Я говорю не о возрождении  страны  в  1948  году.  О  чем
избранный народ молил Бога от начала времен?
   У Бака кровь застыла в жилах. Ему оставалось только сидеть и  покорно
кивать головой. Розенцвейг сам ответил на свой вопрос.
   - Шалом. Мир. "Молитва о мире для Израиля". У нас  хрупкая,  уязвимая
страна. Мы знаем, что  Всемогущий  Бог  Своей  сверхъестественной  силой
защитил нас от нападения нордландцев. Вы знаете, что они  понесли  такие
большие потери, что их пришлось хоронить в общих могилах. Они нашли свое
последнее пристанище в кратерах,  образовавшихся  от  взрывов  их  бомб,
которые, благодаря Богу, не причинили нам ущерба. Некоторые останки  нам
пришлось предать огню. А обломков их ракет оказалось так много,  что  мы
использовали их как сырье для производства товаров. Камерон, - сказал он
со зловещими нотами в голосе, - столько их самолетов потерпело крушение!
Фактически  абсолютно  все.  В  них  до  сих  пор  сохраняется  горючее,
которого, по нашим оценкам, должно хватить на пять-восемь лет. При таких
условиях что может быть для нас более привлекательным, чем мир?
   - Хаим, но вы ведь сами говорили, что спас  вас  Всемогущий  Бог.  Не
может быть никакого другого объяснения случившегося в ту ночь. Если  Бог
на вашей стороне, зачем вам нужны сделки с Карпатиу?
   - Ах, Камерон, Камерон, - сказал Розенцвейг на этот раз уже с грустью
в голосе, - история показала, что Бог так непостоянен, когда речь идет о
нашем благополучии. Со времен сорокалетнего блуждания детей  Израиля  по
пустыне до шестидневной войны и нынешнего нордландского вторжения мы  не
можем понять Его. Он благосклонен к нам,  когда  это  соответствует  Его
предвечному замыслу, постичь который мы не в состоянии. Мы молимся, ищем
Его, пытаемся добиться Его милости, но порой приходим к  убеждению,  что
Бог помогает только тем, кто помогает себе сам. Конечно,  вы  понимаете,
что находитесь здесь по этой же самой причине.
   - Я тут ничего не понимаю, - ответил Бак.
   - Ну, хорошо, это только часть того, почему вы здесь.  Вы  понимаете,
что такого рода соглашение требует большой подготовительной работы...
   - О каком соглашении вы говорите?
   - Простите, Камерон, мне показалось, что вы уловили мою мысль. Вы  же
не думаете, что даже мне, несмотря на высокое положение в своей  стране,
и даже если речь идет о таком замечательном  человеке,  как  Николае,  -
легко убедить власти уступить лицензию на формулу?
   - Конечно, нет.
   - И вы правы. Некоторые встречи мне приходилось проводить  по  ночам.
Всякий раз, когда казалось, что мне  удалось  с  кем-либо  договориться,
потом  оказывалось,  что  кто-то  другой  переубеждал  его.  Нужно  было
уговаривать все новых и новых людей. Много раз бывало, что я в  отчаянии
готов был отказаться от всей затеи. Наконец -  наконец-то!  -  связанный
множеством оговорок и ограничений, я  получил  полномочия  приступить  к
разработке соглашения с ООН.
   - Вы имеете в виду Карпатиу?
   - Само собой разумеется. Не заблуждайтесь на  этот  счет.  Сейчас  он
олицетворяет Организацию Объединенных Наций.
   - Вы совершенно правы, - согласился Бак.
   - Составной частью проектируемого соглашения будет то, что я войду  в
руководство  в  качестве  советника.  Я  должен  стать   сопредседателем
комитета, который будет уполномочен принимать решения  о  предоставлении
лицензий на формулу.
   - И никаких денежных расчетов?
   - Никаких.
   - Израиль получит от ООН защиту от своих соседей?
   - Ох, Камерон, все гораздо сложнее. Вы знаете, что  проблема  формулы
связана  с  политикой  глобального  разоружения,  выдвинутой   Карпатиу.
Обращение любой  страны,  которую  будут  подозревать  в  том,  что  она
саботирует уничтожение девяноста процентов своих вооружений  и  передачу
остальных десяти ООН, даже не будет приниматься к рассмотрению.  Николае
поклялся, что  он  особенно  внимательно  будет  относиться  к  передаче
лицензий нашим ближайшим соседям и враждебно настроенным  странам,  а  я
там буду находиться для того, чтобы контролировать это.
   - Но здесь требуется нечто большее.
   - Безусловно, Камерон, но это самое главное. Если будет  осуществлено
всеобщее разоружение, Израиль  может  не  беспокоиться  о  защите  своих
границ.
   - Это все-таки очень наивно.
   - Не настолько наивно, как это может показаться на первый взгляд. Это
было бы наивно, если бы не было  в  наличии  фактора  Николае  Карпатиу.
Сознавая, что некоторые страны могут скрывать  свои  запасы  оружия  или
производить новые виды вооружений, договор между суверенным государством
Израиль и Советом Безопасности ООН, который будет подписан лично Николае
Карпатиу, предусматривает  решительные  санкции  к  странам,  нарушающим
договор. Любая страна, которая станет угрожать Израилю, будет немедленно
стерта  с  лица  земли  благодаря  использованию  всего  того   арсенала
вооружений, которым  будет  располагать  ООН.  Поскольку  каждая  страна
должна будет передать десять процентов своего оружия, вы  представляете,
какой будет огневая мощь этого арсенала.
   - Мне трудно представить, чтобы убежденный пацифист,  выступавший  за
разоружение на протяжении всей своей политической карьеры, мог  угрожать
стереть с лица земли какую-либо страну.
   - Это все слова, Камерон, -  ответил  Хаим.  -  Николае  -  настоящий
прагматик. Конечно, во многом он -  убежденный  идеалист,  но  прекрасно
понимает,  что  самый  надежный  способ  поддержания  мира  -  обладание
средствами для того, чтобы заставить соблюдать его.
   - И каков же срок действия этого договора?
   - Срок может быть установлен в соответствии с нашими пожеланиями.  Мы
предлагали установить срок в десять лет, но Карпатиу сказал, что ему  не
требуется право распоряжения выдачей лицензий на такой большой срок.  Он
заявил, что будет просить о предоставлении ему семи  лет,  по  истечении
которых нам в полном объеме возвращаются все права на формулу. Это очень
благородно с его стороны. Если  у  нас  возникнет  заинтересованность  в
продлении договора еще на семь лет, у нас будет возможность сделать это.
   "Вам совершенно не нужен этот договор о мире на семь лет", -  подумал
про себя Бак.
   - Хорошо, но какое отношение имеет все это ко мне?
   -  Вам  предназначается  замечательная  роль,  -   с   воодушевлением
откликнулся Розенцвейг. - Она нравится мне, потому что почетна для  вас.
Не секрет, что Николае считает вас самым  выдающимся  журналистом  мира.
Чтобы Доказать, что он не держит на вас зла за то,  что  вы  Пренебрегли
его последним приглашением, он намерен просить вас поехать в Израиль для
участия в процедуре подписания договора.
   Бак только покачал головой.
   - Мне кажется, это просто замечательно, - воскликнул Розенцвейг.

***

   Самолет Рейфорда совершил посадку  в  аэропорту  "О'Хара"  в  час  по
чикагскому времени. Он позвонил домой и услышал автоответчик:
   "Привет, Хлоя, - сказал он, - я  вернулся  раньше,  чем  предполагал.
Просто хочу предупредить тебя, что буду дома ровно через час и..."
   В этот момент трубку взяла Хлоя. У нее был ужасно расстроенный голос.
   - Привет, папа, - пробормотала она.
   - У тебя крупные неприятности?
   - Нет, просто я потрясена. Папа, ты знал, что у  Бака  Уильямся  есть
женщина?
   - Что!?
   - Это так. Они уже обручены. Я ее видела. Она  переносила  коробки  в
его  квартиру.  Маленькая  худощавая  девушка  с  прямыми  волосами,   в
мини-юбке.
   - Может быть, ты приехала по не правильному адресу?
   - Нет, это была его квартира.
   - Ты слишком спешишь с выводами.
   - Папа, послушай. Увидев ее с этими коробками, я настолько обезумела,
что проехала еще некоторое расстояние, потом остановилась на  стоянке  и
разревелась. Затем, около полудня я отправилась повидаться с ним в  бюро
"Глобол уикли" и увидела ее как раз в тот момент, когда она вылезала  из
своей машины. Я спросила ее: "Вы здесь работаете?" Она ответила: "Да,  я
могу вам чем-нибудь помочь?" Тогда я сказала: "Мне кажется, я видела вас
сегодня рано утром". Она ответила: "Может быть. Я была с  моим  женихом.
Вы кого-то хотите здесь увидеть?" Не говоря ни слова,  я  повернулась  и
ушла.
   - Но потом ты поговорила с Баком?
   - Ты смеешься! Я больше никогда не буду с ним разговаривать!  Подожди
минуту, кто-то звонит в дверь.
   Спустя минуту Хлоя вернулась.
   - Не могу в это поверить.  Если  он  думает,  что  это  может  что-то
изменить...
   - Что?
   - Цветы! И, конечно же,  без  записки.  Он  наверняка  видел,  как  я
уезжала и в каком состоянии. Приехав домой, ты  найдешь  их  в  мусорном
ведре.

***

   Примерно в два  часа  дня  Бак  с  Хаимом  Розенцвейгом  оказались  в
роскошной приемной генерального секретаря  ООН.  Хаим  что-то  оживленно
рассказывал Баку, но тот лишь делал вид,  что  внимательно  слушает.  Он
молча молился, так как не мог понять, было ли  охватившее  его  ощущение
зла чисто психологической  реакцией,  поскольку  он  знал,  что  Николае
Карпатиу рядом, или же этого человека  действительно  окружала  какая-то
демоническая аура, которую способны почувствовать  только  последователи
Христа. Бака согревала мысль, что Брюс сейчас молится за него. Вместе  с
тем он вдруг подумал, что напрасно не сообщил Рейфорду и  Хлое  о  своей
поездке. Обратный билет у него был на пять часов. Он должен был как  раз
успеть на запланированное  Брюсом  восьмичасовое  собрание.  Мысли  Бака
перешли к этому  собранию.  Он  подумал,  что  может  быть  Хлоя  примет
приглашение поужинать с ним вдвоем до собрания.
   - Так что вы об этом думаете? - спросил Розенцвейг.
   - Простите меня, доктор, - ответил Бак, - я отвлекся.
   - Камерон, не надо волноваться. Да,  Николае  был  раздражен,  но  он
намерен сделать для вас все самое наилучшее.
   Бак пожал плечами и кивнул.
   - Я говорил вот о чем. Мой дорогой друг ребе Цион бен-Иегуда закончил
свое трехлетнее исследование и меня не удивит, если он получит  за  него
Нобелевскую премию.
   - Свое трехлетнее исследование?
   - Вы совсем не слушали меня, мой друг?
   - Простите меня.
   - Когда мы будем у Николае, вы должны будете взять себя в руки.
   - Все будет в порядке. Обещаю вам.
   - Хорошо. Так слушайте: Еврейский институт  изучения  Библии  поручил
ребе Циону бен-Иегуде в течение трех лет провести исследование.
   - Какое исследование?
   - Библейских пророчеств относительно Мессии, чтобы мы,  евреи,  могли
бы узнать его, когда он придет.
   Бак был потрясен. Мессия уже пришел, а евреи его не узнали. Когда  он
явился в первый раз, они его не  узнали.  Что  мог  сказать  Бак  своему
другу? Если бы он назвал себя "святым времен скорби", как  Брюс  называл
уверовавших после восхищения, он только навредил бы себе. Розенцвейг был
доверенным  лицом  Карпатиу.  Конечно,  Баку  хотелось   ответить,   что
подлинные исследования мессианских пророчеств могли привести  только  ко
Христу. Но он просто спросил:
   - В чем состоят основные пророчества о Мессии?
   - По правде  говоря,  -  ответил  Розенцвейг,  -  я  не  знаю.  Я  не
принадлежал к числу религиозных евреев до тех пор, пока Бог не уничтожил
нордландские Военно-воздушные силы. Да и сейчас не могу сказать,  что  я
набожен. Я всегда относился к мессианским пророчествам так  же,  как  ко
всей Торе. Символически. Раввин синагоги, которую  я  время  от  времени
посещал в Тель-Авиве, говорил, что не имеет значения, верим ли мы в Бога
как  в  существо  или   как   в   понятие.   Это   соответствует   моему
гуманистическому мировоззрению.  Религиозные  люди,  евреи  или  другого
вероисповедания, редко способны произвести на меня  лучшее  впечатление,
чем атеист с  добрым  сердцем.  Доктор  бен-Иегуда  был  моим  студентом
двадцать  пять  лет  тому  назад.  Он  всегда  был  правоверным  евреем,
ортодоксальным, но все же не фундаменталистом. В конце  концов  он  стал
раввином, но совсем не потому, что я научил его этому.  Я  всегда  любил
его. Недавно он сказал мне, что  завершил  свое  исследование,  что  это
самый законченный и благодарный труд, который  ему  приходилось  делать.
(Розенцвейг  сделал  паузу.)  Мне  кажется,  вы  удивляетесь,  почему  я
рассказываю вам все это.
   - Честно говоря, да.
   - Я добиваюсь того, чтобы  раввин  бен-Иегуда  был  зачислен  в  штат
Карпатиу.
   - В качестве кого?
   - Духовного советника.
   - А он подыскивает себе духовного советника?
   - Он еще даже не подозревает об этом,  -  сказал  Розенцвейг,  громко
засмеявшись и хлопнув себя по бедрам, - Однако пока что он доверял  моим
оценкам. Поэтому и вы здесь.
   Бак удивленно поднял брови.
   - Я-то думал, это оттого, что Карпатиу считает  меня  лучшим  в  мире
журналистом.
   Розенцвейг наклонился к нему и сказал заговорщицким тоном:
   - А почему, вы думаете, он в этом убежден?

***

   Рейфорд никак не мог дозвониться Хлое из телефона  в  автомобиле.  Но
наконец ему это удалось.
   - Я хотел узнать, не захочешь ли ты выйти пройтись со своим  стариком
вечером? - спросил он, думая, что ее нужно как-то развлечь.
   - Не знаю, - ответила она. - Спасибо, папа,  но  мы  ведь  собирались
пойти на собрание к Брюсу в восемь часов, верно?
   - Я бы хотел пойти, - ответил Рейфорд.
   -  Давай  останемся  дома.  У  меня  все  нормально,  я  только   что
разговаривала по телефону с Брюсом, хотела узнать, будет ли Бак.
   - И что?
   - Он не уверен, но надеется, что будет. А я надеюсь, что нет.
   - Хлоя!
   - Я боюсь сказать что-нибудь лишнее, папа.  Не  удивительно,  что  он
стал холоден со мной, раз у него в жизни появилась эта, не знаю, как  ее
называть. Но цветы! К чему они?
   - Но ты же не знаешь, что цветы были от него.
   - Ох, папа, если они были не от тебя, значит от Бака.
   Рейфорд рассмеялся.
   - Мне следовало подумать об этом.
   - Я тоже так считаю.

***

   Хетти Дерхем подошла  к  Баку  и  Хаиму  Розенцвейгу.  Они  сразу  же
поднялись.
   - Мистер Уильямс, - сказала она, обнимая его, - я не видела вас с тех
пор, как перешла работать сюда.
   "Нет, видела, - подумал про себя Бак. - Только совершенно не  помнишь
об этом".
   -  Генеральный  секретарь  и  мистер  Планк  примут  вас  сейчас,   -
обратилась о